Хроника Изумрудной Рощи

      — Ух, наставник, к вам теперь не проберешься!       Громкий яркий голос отвлек Хальсина от трактата по темномагическим проклятьям. Алая, как кровь, и горячая, как печка, бывшая воительница Зариэль имела нрав веселый и бойкий. Как ей удалось, пройдя через все муки ада, сохранить добродушие и непосредственность юной девушки для верховного друида оставалось загадкой. Они познакомились не так давно, но она уже успела запасть ему в душу. «Отважна, как тигр, и хороша, как богиня, — заявил Ретт, храбро целуя ее в плечо. — Уилл ради нее с легкостью пожертвовал честью!..»       Страдания Клинка Фронтира, из-за своей доброты и праведности превращенного в дьявольское создание, наставник имел несчастье лицезреть собственными глазами — Ретт почти силой вывел колдуна «пробежаться по торговцам». Юноша был молчалив и мрачен, не поднимал взор и почти не отвечал на вопросы. Ретт же, напротив, был свеж и весел, рассыпался в бесконечных комплиментах торговцам и товарам. Выменяв у кузнеца клинок подороже, он протянул его Уиллу со словами:       — Добрая награда для доброго воина. Ах, да! Карлах, где там наше адское железо?..       Больше Клинок Фронтира в Рощу не возвращался, а вот Карлах наведывалась частенько. Ретт неизменно брал вместе с ней Гейла и Шэдоухарт, а Карлах в свою очередь неизменно брала с собой Шкряба. Пес трусил около ее ног и смиренно ждал у входа в подземные помещения, если отряд заглядывал к первому друиду по делам.       Но не в этот раз. В этот раз Шкряб с большим удовольствием облизал ему ладони.       — Мы только от Даммона, наставник, — заявила Карлах, сверкая глазами, и протянула к нему руку. — Чувствуете? Чувствуете?! Я не горю! Не сжигаю все вокруг, не крушу все, что вижу, если сильно рассержусь! Я в себе! Я в себе-е!       — Безмерно рад это слышать, дитя мое, — искренне улыбнулся Хальсин. Разве может быть наказание ужасней, чем невозможность наслаждаться этим миром? Особенно для такого трепетного создания. — Впрочем, замечу, что некоторых твоя… горячность и раньше не останавливала.       — Ох, Ретт, — Карлах со смехом закатила глаза. — Чертов ублюдок сведет меня с ума! В нем столько энергии, столько драйва, столько силы, что позавидует любой дьявол! Я его обожаю, — она сверкнула зубастой улыбкой. — Мефи меня раздери, он невероятен!       Невозможно сказать точнее! После того, как гоблиншу допросили в лагере, первый друид испросил разрешение у главаря отряда забрать тварь в Рощу. «Я же сказал, наставник, — криво улыбнулся Ретт с Большака, попивая вино. — Она ваша». А сам отправился проверить подземный ход, о котором упоминала лазутчица. К великому счастью всего друидского круга, он отыскал там живых и относительно здоровых охранников — и не только их.       «Гоблины пытались их подорвать, — объяснял парень после, умывая лицо в его латунном тазу. — Загнали в скальный «колодец» и кинули несколько бомб. Думали, прибьет, но хрен там. Молодцы крепкие, укрылись за щитами и спрятались в укромном уголке меж сталагмитов. Со статуями дела обстоят хуже. Большая часть турелей деактивирована. Кроме того, везде натянуты растяжки и заложены мины. Я запустил туда Астариона, но даже он еле ноги унес. Сказал, больше не полезет — его понять можно — а других ловчих у меня нет. Можно попробовать использовать заклинания, но ловушек так много, что у любого волшебника кровь пойдет носом — если даже у Гейла пошла!.. Придется вам разбираться самим… но если что, обращайтесь. Чем смогу, помогу».       Если бы все было так просто… Глядя в светлые, кристально-чистые голубые глаза, наставник исходил от сомнений. «Что это было тогда, во время допроса?» Хотелось бы, что бы это было просто игрой, очередным хорошо отрепетированным представлением. Но нет! Хальсин точно что-то ощутил. Что-то злое, темное, неестественное. Может быть, Ретт хорошо вжился в роль, но этого мало, чтобы завоевать доверие такой твари, как Сазза. «Не признала, добрый господин!» Почему «господин»? С чего бы ей его признавать? И еще этот недуг…       Хальсин постарался изобразить на лице безмятежную улыбку.       — Луч света в наше темное время, — мягко промолвил он.       — Гребанный прожектор, — расхохоталась Карлах, запрокинув голову. — Мы тут с Гейлом за припасами, а Ретт пошел проведать свою певичку. Сказал, как все сделаем, вас позвать. Говорит, у него к вам дело.       — Я встречусь с ним сразу, как закончу свое, — с достоинством заверил Хальсин, поборов порыв немедленно броситься на встречу к молодому воину. — Где он сейчас?       — Где-то на скалах, близ моря, — пожала плечами Карлах. — Курит, балдеет. Листает чего-нибудь. Они с эльфенком и Гейлом без книг жить не могут.       — Правда? — удивился Хальсин. — Ни разу не видел, чтобы он читал.       — Да он перед сном обязательно глянет с десяток страниц, — хохотнула Карлах и начала загибать пальцы: — У нас распорядок такой: сначала ужин, потом стирка, потом умывание, вечерний отдых и отбой. Как луна взойдет, все должны разбежаться по палаткам. Спать необязательно, — девушка чуть пританцовывала, весело улыбаясь, — но желательно. Наутро тебя завалят работой по самые ноздри. Ретт не позволяет отлынивать.       — И все… терпят подобное? — удивление Хальсина только усилилось.       — А чего там терпеть? — фыркнула Карлах. — Ничего особого он не просит. Воды натаскать, еды найти, лежаки вытрясти, мечи наточить и все такое. Астариона, если сильно раскапризничается, он за вином посылает или за еще чем-нибудь таким. Живем, наставник.       «Живут. Так легко и просто». Небольшой отряд в большом мире, полном опасностей и приключений. Дневная охота и ночные бдения, бесконечные споры и дружеские пересуды, близость к природе и Отцу-дубу… Хальсин все бы отдал, чтобы хотя бы день пожить так, как жили они. Даже заточил бы все ножи и вытряс все спальные мешки, если бы его попросили! «Все это лишь праздные мечты». На его плечах Роща и друидский круг, сохранность священных идолов и безопасность людей под его кровом. Ему нужно назначать караульных, отсылать лазутчиков, принимать шпионов. Не далее как вчера один из дятлов сообщил, что внушительный отряд гоблинов направился по Всхожей дороге к «Приюту Вокин», и Хальсин долго раздумывал, стоит ли посылать туда птицу с предупреждением…       — Эй, наставник, — позвала Карлах, заглядывая ему в глаза. — Вы в порядке?       — Да, дитя мое, — пробормотал Хальсин. Видимо, беспокойство отразилось у него на лице. — Просто вспомнилось кое-что. Не знаешь ли, по какому делу хочет поговорить со мной Ретт?       — Понятие не имею, — Карлах пожала плечами. А потом немного смутилась. — Может… из-за того, что мы с вашей заместительшей немного… много поцапались?..

***

      Золотая нить посверкивала в пушистой бахроме, стоило Ретту повернуть голову. На нем была полураскрытая рубаха в цвет красного платка на лбу и плотно прилегающие штаны мягкого темно-коричневого полотна с золотистым узором по поясу; кожаные сапоги на нем явно не новые, но отменно вычищенные. В одной руке он держал трубку из дерева (на редкость грубо вырезанную), а в другой — пожелтевший от времени пергаментный свиток. Клубы душистого дыма бросали тени на его лицо, молодое закатное солнце обагряло его кожу. Голубые глаза, потемневшие в приближающихся сумерках, отливали кобальтовой синевой.       От вида такой красоты страшно говорить, но и молчать невозможно.       — Здесь не так давно обитали сирены, — брякнул Хальсин.       Собственный голос показался ему до того грубым и неприятным, что он поморщился. Ретта это, конечно, не смутило (есть ли хоть что-то в сем мире, что может его смутить?). Уголки полных губ медленно поползли вверх.       — Я знаю, наставник, — хмыкнул он. — Мы с ребятами их перебили.       «Когда только успели?» Молодому воину неймется: то совершит отчаянную вылазку в сожженную деревню (добыв там кучу припасов), то выберется на разведку к горному хребту, где недавно видели дракона, то возьмется разгонять приспешников гоблинских вождей. Первый друид не сдержал усмешки.       — После того, как распугали все здешние гнолловы стаи? — произнес он.       Это история грозит стать притчей во языцех. Часть ее Хальсин видел своими глазами, иначе бы никогда не поверил.       Командир Зевлор предложил ему встретиться на вершине подъемных ворот. Стояла полуденная жара, настроение у всех — и тифлингов, и друидов — было тягостное, и переговоры шли вяло, больше напоминая обмен жалобами двух дряхлых старцев. Первый паладин и первый друид довольно быстро нашли общий язык, Хальсин почти не сомневался, что в любое другое время они с легкостью достигли бы взаимопонимания. Но ему в затылок дышала Кага со всем друидским кругом, а Зевлору — его сержант и толпа измученных от усталости и страха беженцев. Стена из разногласий, обид и склок росла и крепла с каждым днем, что бы ни делали два старых предводителя.       И вот, когда очередная беседа в который уже раз за последние недели зашла в очередной тупик, с севера послышались истошные визги и лающие вопли. «Гноллы!» — вскричали дозорные, и ужас охватил всех, кто в тот миг был рядом с воротами. Стая двуногих гиеноподобных тварей вылетела из ближайшей чащи быстрее, чем друиды и тифлинги успели схватиться за оружие. Впрочем, оно совсем не пригодилось. Вместо того чтобы атаковать ворота, гноллья рать очертя голову кинулась в сторону ближайших скальных пещер. И неслась она так, словно за ней гнался легион демонов, возглавляемый Мефистофелем самолично.       Что ж… в какой-то мере так и было. По первой Хальсин решил, что мерзкие твари, отступая, подожгли лес, но, как оказалось, нет. Оказалось, что громадный огненный шар, от которого гноллы улепетывали со всех полусогнутых ног, это Ретт со своими товарищами. Они промелькнули перед воротами так быстро, а изумление всех присутствующих было так велико, что подробностей тогда никто не запомнил. Их рассказали уже позже красные и задыхающиеся от смеха дозорные.       Усадив Астариона себе, а Гейла Карлах на плечи (попутно применив заклинание холода), парень попросил волшебника окружить их пламенем, как ореолом, и, тихо подкравшись с подветренной стороны, бросился на ничего не подозревающую гноллью стоянку. Он и воительница Ада размахивали секирами и орали, как все грешники преисподней, волшебник раскидывался огненными зарядами направо и налево, а белокурый эльф, дико хохоча, подгонял отстающих арбалетными болтами и стрелами. Как контрапункт всей этой вакханалии, через некоторое время недалеко от пещер прогремел оглушительный взрыв (дым от которого виден даже сейчас!).       Впрочем, бояться не было нужды. Уже ближе к вечеру дозорные имели счастье видеть весь отряд, мирно шествующий обратно в лагерь. Черные от копоти и красные от крови, они в нестройный тон распевали игривые трактирные песенки. Астарион, как ему говорили, так и сидел у Ретта на шее, погоняя его как лошадь, и Ретт то и дело подкидывал его, заставляя повизгивать и посмеиваться.       Хальсин был уверен, что история с сиренами была не менее красочной и захватывающей.       — Нет, — ответил Ретт, подставляя лицо последним солнечным лучам. — До этого. Случайно забрел сюда, пока навещал Альфиру. Эти кровожадные курицы едва не утащили мальца. Пришлось вмешаться.       Вечерний прибой шелестел у песчаного берега. Ретт сидел на камне близ края скалы, и волосами его играл морской ветер. Густые, чуть вьющиеся, отливающие червонным золотом, они каскадными волнами спускались ему на плечи. Пропустить бы их сквозь пальцы, зарыться носом, вдыхая мускус, сталь и соль… От Ретта пахнет так, как положено воину: оружием, потом и кровью. А теперь еще табаком и морем… Он спас ребенка. Он спас их всех и уже не один раз — неважно острым мечом или метким словцом. Несравненный, невероятный человек. «Отец-дуб, успокой мою душу, — взмолился Хальсин, прикрыв глаза. — Пусть гармония воцарится меж телом и разумом. Этот мужчина прекрасен, как демон — и, как демон, хитер и, вне всяких сомнений, опасен». Одна эта мысль приносила бессчетное количество мук.       Сильванус, ну почему он так скрытен, так молчалив, почему лжет, глядя прямо в глаза! Ему нужно излечение, но он не позволяет себя излечить. Ему известно, каковы истинные мотивы гоблинов — Хальсин был уверен! — но он не рассказывает об этом. Кто он? Друг? Враг? Нечто похуже?..       — Мне не нравится ваш взгляд, наставник, — мягко улыбнулся Ретт, выдыхая дым. — Настойки предложить не смогу, только табак, а он такое себе излечение.       — Карлах рассказала мне про вашу ссору с Кагой, — произнес Хальсин. Он здесь по делу, не стоит забывать. — Ее слова резкие, вне всяких сомнений…       — …однако не лишены смысла, верно? — улыбка молодого воина стала шире. — Честно говоря, я давно этого ждал. Удивительно, что это случилось только сейчас. Я бы пригласил вас присесть, — он вздохнул. — Но если вы считаете меня предателем…       — Делать выводы, не расспросив обе стороны, — величайшая из возможных ошибок, — твердо перебил Хальсин и присел около Ретта на нагретый солнцем камень. — Ты не отрицаешь, что поведение твое подозрительное?       — Нет, — коротко ответил Ретт. — Я понимаю вашу тревогу, я бы на вашем месте тоже ее ощущал. Вы должны защитить своих людей и уберечь беженцев. Любые сведения будут вам в руку, — он выдохнул дым, пристально глядя Хальсину в лицо. — И все-таки я вынужден настаивать на своем. Я не могу сказать вам больше, чем уже сказал.       — Почему? — спросил Хальсин, с трудом скрыв охватившую его досаду. Так значит все-таки…       Ретт глядел на море. На его лицо набежала тень, но взгляд остался острым, как у хищной птицы.       — Я убежден, что моя откровенность принесет больше вреда, чем пользы, — сказал он наконец.       — Ложь во благо? — сардонически хмыкнул Хальсин.       Ретт обернулся рывком, и глаза его вспыхнули огнем.       — Я не говорил всей правды, но никогда не лгал, — ледяным тоном отчеканил он. — Не знаю, что наплела эта гадюка, но перед вами я… мы в долгу. Вы — наш хозяин, наш покровитель. Без вас этот месяц мы с ребятами жили бы впроголодь и в вечном страхе. Последнее, что я бы себе позволил, это обманывать вас.       В тоне его было что-то… что-то такое, что заставило сердце сжаться. Его тон был слишком пылким, слишком страстным. Так мог бы защищать свою честь чересчур щепетильный паладин, но Ретт не паладин и уж точно не щепетильный. Как искренне звучала его злость! «Отец-дуб, я снова поддаюсь. Легко, как молодое деревце ветру». Или скорее старое, иссохшее, лишенное последних сил. «Он может защитить нас, может нам помочь. Если мы доверимся ему… Но можем ли мы ему довериться?!»       Ретт перевел дыхание, и его лицо снова исказила кривая улыбка. Он посмотрел на свою трубку.       — Ну и дрянь, — хмыкнул он.       — Грубая работа, — согласился Хальсин. — Ее бы стоило отшлифовать, покрыть орнаментом, пчелиным воском, может быть, лаком. Привкус можно отбить особым средством, я умею его…       — Я вообще-то про табак, — со смешком сказал Ретт — и в его глазах снова появился тот странный блеск! — Не знал, что вы смыслите в обработке дерева. А как же любовь к растениям?       — Баланс нужно хранить во всем, — ответствовал Хальсин. — Олени поедают кору в пору холодов, бобры используют древесину для своих хаток. Мы те же дети Отца-дуба и нам позволено столько же, сколько нашим братьям. Что плохого, если умершее дерево вновь оживет под чьими-то умелыми руками?       — Умеете вы убеждать, наставник, — Ретт смотрел на него не мигая. — Так вы вырезаете по дереву? Ни разу не видел.       «А я — как ты читаешь, точишь меч или посылаешь своего эльфенка за вином».       — Совсем нет времени, — со вздохом признался Хальсин.       — А что вырезаете, если не секрет? — Ретт покусывал краешек мундштука, ухмыляясь чуть игриво, как мальчишка.       — Утварь, украшения, — улыбнулся Хальсин и, мгновение помявшись, выдал: — И уток. Я люблю уток.       — То-то их развелось на озере тьма-тьмущая, — расхохотался Ретт и, спрятав трубку за пазуху, заявил с неподражаемой прямотой: — До чего вы прекрасный мужик, господин наставник! Даже когда обвиняете меня во лжи.       «Нет. Это просто невозможно. Такой человек не может лгать, не может предавать или обманывать!» Конечно, может. Их сотни, подобных ему. Но что Хальсину эти сотни, когда есть он? Что ему холодный человечий разум, когда в венах бурлит горячая звериная кровь? Хальсин положил ладонь на плечо Ретта и крепко сжал.       — Расскажи мне все, — почти взмолился он.       — Не могу, — ответил Ретт, враз погрустнев, и отвернулся к морю. — Не хочу взваливать на тебя еще одну ношу.       — Объясни хоть, что это за ноша, — Хальсин мягко, но неумолимо повернул его к себе. — Прошу тебя, Ретт, дай мне повод довериться тебе!       В голубых глазах снова что-то мелькнуло. Ретт поморщился, протер лицо рукой. Закат неумолимо гас, море темнело, и его фигура все больше размывалась в зыбком мраке. «Как он юн, — с нежным изумлением отметил Хальсин. — Ему едва ли больше тридцати». Обнять бы его, прижать к себе и испросить ответы совсем другими способами! Но нет. Ретт не позволит. Да и с чего бы? У него есть Карлах. Лаэзель. Этот его, эльфенок… Додумать ему было не суждено.       Шумно втянув носом воздух, Ретт повернулся и поцеловал его ладонь.       — Вы правы, — произнес молодой воин, глядя ему в глаза. — Это просто свинство, пользоваться вашим доверием, ни капли его не заслужив. Надо это исправить.       Мягко оттолкнув враз ослабевшую ладонь, Ретт встал и отошел к краю скалы, мрачно поглядывая на темнеющие воды. Вытянув шею, глянул вниз и глубоко вздохнул, словно собрался сигать прямо с утеса в море.       — Я вас чего позвал-то, — хрипловато произнес он. — Предупредить. Завтра наш лагерь опустеет. Мы снимемся, едва займется день, и двинемся к горному перевалу. Там пробудем около недели. Может, больше. После того, как я вернусь, — «если вернусь», — говорил его тон, — мы снова встретимся. Тогда вы узнаете, правду я говорил или лгал. А я, — снова этот прямой неумолимый взгляд, — сможете ли вы меня исцелить или нет.