***
В большой походной палатке, помимо главаря отряда и его людей, Хальсин с изумлением встретил командира Зевлора с сержантом и незнакомую богато одетую женщину. Темнокожая и темноволосая эльфийка в летах представилась как советница Флоррик. — Обратите пристальное внимание на эту даму, мой господин, — с ухмылкой заявил Ретт, целуя ей ручку. — Перед вами правый кулак правого кулака. Сила в силе. — Вижу, по остроте ваш язык не уступает вашему мечу, друг мой, — сдержанно улыбнулась Флоррик. — Режет по живому. — Госпожа Флоррик советница моего отца, — пояснил Уилл. Он бросил на Ретта взгляд равно строгий и веселый. — Боюсь, я не представился вам должным образом, господин наставник. Я — Уилл Рейвенгард, сын герцога Улдера. Мой отец — командир Огненных Кулаков во Вратах Балдура. — Сколько титулов, — посетовал Ретт, подмигнув закатившему глаза Астариону и тонко улыбнувшейся Шэдоухарт. — Устанешь перечислять. С вашего позволения, дорогие собратья по ганзе, буду говорить я… от имени вашего, разумеется. — Валяй, — махнула Карлах. — Наше позволение в твоем распоряжении, — заявил Гейл. — Лишнее слово — лишний язык, — заявила Лаэзель. — Помни о моем мече, воин. — Никогда бы не посмел забыть, моя китрак, — ласково улыбнулся Ретт и развел руками. — Прошу за стол, господа и дама. Половина ночи за спиной, а обсудить надо многое. Верные други, не сообразите нам вина?.. Посередине палатки стоял стол — точнее, некое его подобие, составленное из коробок, ящиков и бочек, накрытых сверху несколькими широкими тонкими досками и застеленных грубым ветхим покрывалом. На всем этом лежало несколько карт, стопка книг и стояла пара подсвечников с подтекающими огарками. Света было немного, но Ретт наотрез отказался использовать для освещения магию: «Нас могут увидеть». Флоррик одобрила это решение. — Не так давно мы пригрели парочку послушников из храма Латандера, — сообщила она, принимая у Уилла кубок с подогретым вином. — Они утверждают, что герцога Рейвенгарда выдало чрезмерное использование следящих и защитных чар. Культисты Абсолют слетелись на них, как стервятники на гниющий труп. — Культисты? — нахмурился Зевлор, отставив свой кубок. — Прошу простить нам миг промедления, госпожа советник, — произнес Хальсин, тщательно подбирая слов. К своему кубку он даже не притронулся. — Мой круг в абсолютной осаде. Орды гоблинов и стаи гноллов патрулируют дороги, ведущие в Изумрудную Рощу. Больше того, они забредают в леса, пробираются в пещеры и на самое побережье. Ни птица, ни зверь больше не чувствуют себя в своем доме хозяевами. Стало почти невозможно отправить весть во внешний мир. Надеюсь, хоть часть наших посланий достигла герцога? — Только самое первое — о неспокойных дорогах, — мрачно кивнула Флоррик. — Тот дятел был на удивление красноречив для птицы. Более — ни одного. Боюсь, мы тоже попали в осаду. — Прискорбно, — хмуро произнес Хальсин. — Как себя чувствует Великий герцог? — Хотела бы я об этом знать, — сухо произнесла Флоррик. — Герцог похищен, — бросил Ретт и, выдержав паузу, произнес: — Потому госпожа Флоррик здесь. И вы, командир. И вы, первый наставник. Думаю, не нужно говорить о том, как я рад, что вы пришли. Хлебнув вина в абсолютной тишине, молодой воин утер рот рукавом и громко продолжил, брезгливо скривившись: — Боги знают, как мир в вас нуждается — ведь в нем творится дьявол не разберет что! Наутилоид валится с небес, вечно воющие гоблины сбиваются в армию, гноллы шастают средь бела дня, драконы без зазрения совести летают над Побережьем мечей… «Иллитиды подселяют в головы людей личинок. Холод и тьма спускаются с горных хребтов, отравляя все живое. В густых тенях слышны шепоты мертвецов, по ветру разносится гнилостный запах трупного яда…» — …и это только начало, я чую. Так не годится, господа. Надо что-то с этим делать. — Как, — прохрипел Зевлор, тяжело сглотнув, — как простые наемники смогли одолеть Великого герцога? Кто это были? — Дроу и гоблины, — ответствовала Флоррик. — В основном дроу. И это были явно непростые наемники. На их доспехах был вот этот знак. Тонкой рукой советница извлекла из-под одной из разрисованных карт небольшой кусок пергамента. На кремово-бежевой бумаге красной краской был выведен нечеткий, размытый символ — череп на нескольких полосах. — Адова сера, — выдохнул Зевлор. — Тот же, что рисовали на скалах гноллы! — Тот же, что носил дроу, который напал на меня, — прохрипел Хальсин. — У Саззы, нашей пленницы, тоже был такой, в виде амулета, — хмуро кивнул Ретт. — В бою его сорвали, но мы успели его подобрать. Благодарю, Шэдоухарт. Послушница Шар изящно кивнула, а Ретт вытащил из-за пазухи тот самый амулет. Серебряный череп без челюсти на нескольких полосах, заключенный в тонкий треугольник. В пустых глазницах плавали огоньки свечей. — Итак, на Побережье мечей возник новый культ, — сухо проговорила Флоррик. — Любопытно, кто его глава? Напоминает знак некроманта… «Слава Госпоже! Слава Абсолют!» Кем бы могла быть эта… это существо, какое вся эта шваль так рьяно чтит? На уме у Хальсина было одно имя. Впрочем, не успел он собраться с духом и выдать его, как слово взял Зевлор: — Нам известно едва ли больше вашего, госпожа. Культисты, какие нам встречались, называли своим лидером некую Абсолют. Якобы та приведет их к славной победе в огне и крови. — Кем бы она ни была, с фантазией у нее полный порядок, — хмыкнул Ретт. — Абсолютно не не запоминающееся имя. Нам с товарищами добавить нечего. Многие из тех, кто пытались нас убить, вопили «Во славу Абсолют!» и другие более… замысловатые словеса. Прозрачно-голубые глаза остановились на Уилле. Колдун, едва различимый во мраке, беспокойно поерзал. Виски сдавила знакомая тяжелая боль, и Хальсин откашлялся. И едва не подскочил, когда услышал прямо в голове знакомый голос: «Не говори о личинках. Не говори об иллитидах. Не говори о Торме. Ничего». Одним лишь титаническим усилием воли первый наставник не обернулся к Ретту в праведном гневе. Зверь внутри рычал и рвался наружу. «Доверься мне, — взмолился Ретт, и натиск его стал как будто более… мягким, осторожным. — Прошу». Судорожный вздох вырвался из груди помимо воли. — Супротив усилиям, что прилагают наши враги, — низким голосом произнес первый наставник, глядя на всех и ни на кого в равной мере, — некоторые из моих разведчиков смогли проникнуть во вражий стан. Вся эта зараза обосновалась в заброшенном храме Селунэ, чтобы плодиться там и множиться, отравляя землю, воду и воздух. Деревня неподалеку от храма выжжена дотла, жители перебиты или взяты в плен, и сама Мать-природа вопиет от злости и мучений. Их ведут трое вожаков: богомерзкая жрица Кишка, чудовище-хобгоблин Дрор Рагзлин и кровопийца-дроу Минтара. Под их началом сотни гоблинов, десятки багберов, огров и прочей рвани. — Быть может, это просто разбойничья шайка? — задумчиво протянул Зевлор и тут же поспешно добавил: — Громадная и сложно организованная, несомненно, но, тем не менее… — Давно ли дроу объединяются с гоблинами? — поинтересовался Ретт. — А с хобгоблинами? Какая остроухая темнокожая мамзель потерпит, чтобы ей командовал краснорожий голозадый чурбан?.. — Я бы не потерпела, — тонко улыбнулась Флоррик. — …Нет, командир. Тут что-то посерьезнее романтиков с большой дороги, — покачал головой Ретт. — Кроме того, не забывайте о герцоге, — напомнила Флоррик. — Его утащили не гоблины, а дроу. И не вшивые наземные доходяги, а тонко обученные асассины. — Был ли предложен выкуп, госпожа? — спросил Ретт. — Прошла уже целая неделя. — Нет, — произнесла Флоррик, поджав губы. — Ничего. Ни предложений, ни угроз. Я отправила по следу похитителей отряд кулаков, но он еще не вернулся, — она примолкла на миг. — Странно, от него давно нет вестей. — Куда отправился отряд? — спросил Зевлор. — К Лунным башням… — ответила Флоррик. «Не говори, — ударило в виски со смесью неистовой силы и щемящей мольбы. — Не говори ничего!» Рот наполнил вкус крови — кажется, Хальсин невольно прикусил себе язык. Пришлось приложиться к кубку, чтобы притупить боль и отбить привкус. — Проклятые земли, — процедил Зевлор. — Отравленная пустошь. Что дроу могло понадобиться в тех краях? — О том мне поведают разведчики, — произнесла Флоррик и добавила чуть устало: — Я очень надеюсь. На совете повисла холодная тишина. Ни ветра из леса, ни тепла от свечей. Пожухлые карты точно опавшие листья — по-своему красивые, однако же мало кому интересные. Люди Ретта помалкивали, сержант переминалась с ноги на ногу. Зевлор хмуро разглядывал что-то на дне кубка, Флоррик пронзала взором невидимую точку на горизонте. Первый наставник и молодой воин украдкой обменялись взглядами. — Будет ли уместно заявить, — произнес Ретт наконец, — что мы в… очень тяжелом положении? — Вполне, моя радость, — отозвался Астарион. — В таком случае, — продолжил Ретт, — из него нужно выбираться. Потихоньку. Советница Флоррик, вы сказали, отряд кулаков двинулся к Лунным башням. Выходит, путь туда более-менее свободен?.. Командир Зевлор, сколько у вас боеспособного народа? Кто хоть немного может меч или копье держать? Как там Ролан, не против встать плечом к плечу с бродягами и недоучками?.. Наставник Хальсин, простите мне мою непереносимую наглость, но как вы смотрите на то, что я намерен похитить у вас вашего заместителя? Госпожа Кага — невероятная женщина, и она мне очень, очень нужна…***
Ближе к утру похолодало, и дыхание вырывалось изо рта паром. Шерстяной плащ был как никогда в руку, как и подогретое вино. Хальсин как раз допивал кубок (сильно разбавленный кипяченой водой) на вершине утеса, когда услышал за спиной знакомые шаги, а затем и знакомый голос: — Вижу, мой подарочек таки пригодился. От плаща пахло пряно, смесью приправ и трав — Ретт вез его в мешке с ингредиентами для настоек и зелий от самого горного хребта. Запах будоражил и пьянил, о любом другом Хальсин и мечтать не мог. И все же даже он — конкретно сейчас — не мог перебить сосущей тревоги. — Ты солгал им, — негромко, с укором произнес Хальсин, обернувшись. — Отнюдь, — не согласился Ретт, мотнув головой. — Я умолчал, это другое. — Тебе это свойственно, — суховато заметил Хальсин. — Не говорить всего. — Если бы я сказал все, — помолчав, проговорил Ретт, — меня не то что слушать — слышать бы перестали. Не знаю как Зевлор, а Флоррик точно ощетинилась. Сейчас не самое лучшее время, чтобы разбазаривать союзников. Любых, а уж таких, как она — особенно. Мировая женщина, оба Рейвенгарда ей жизнью обязаны. Я не хочу ее терять. — Мы бы уговорили ее. Я бы встал на твою сторону, — заявил Хальсин, всплеснув руками — вылив заодно немного вина на грудь. — Ах ты, черт… — Не сомневаюсь ни мгновения, — мягко улыбнулся Ретт и забрал у него кубок. Единым махом допил остаток и утер потемневшие губы. — Давай не будем об этом. Кобылка уже ушла со двора. Сам Уилл признал, что не может сказать наверняка, как дражайшая советница отнесется к нашей… склизкой проблеме. Молодой воин поднял глаза к бледнеющему горизонту, и Хальсин приметил под ними отчетливые темные круги. Сильное загорелое тело била мелкая дрожь, а линия плеч и шеи была заметно напряжена. — Отец Леса, — резко выдохнул Ретт и, сдавленно зевнув, протер лицо рукой. — Как же погано… Согревающее заклинание сорвалось с губ быстрее, чем вдох. Хальсин провел рукой от золотистой макушки до кушака-пояса и невольно улыбнулся, когда Ретт снова зевнул — на этот раз сладко, как ребенок. — Мне необходимо переговорить с Зевлором, — невнятно произнес он. — Завтра утром, я слышал, он будет свободен, — заверил Хальсин. — И еще встретиться с Флоррик до того, как она отправится к Лунным башням, — продолжил Ретт, разминая плечи. — Может, все-таки испрошу у нее несколько кулаков. Ну, хотя бы «кулачков». — Ты способен на многое, — заявил Хальсин. Прозрачно-голубые глаза знакомо блеснули. «Мы одни», — внезапно осознал Хальсин. Ни зверей, ни друидов, ни друзей, ни врагов. Только они вдвоем и дикие испытания на горизонте. И Ретт, уставший, измотанный… измотанный?.. и раздраженный, и открытый, как книга, читай и читай. Руки сами собой сжали чужие и потянули — к себе, ближе, еще ближе… Ретт отпрянул. Наваждение развеялось. — Нет, — выдохнул молодой воин и быстро добавил: — Не сейчас. — Понимаю, — кивнул Хальсин, даже не пытаясь скрыть огорчение — абсолютно такое же плескалось в глазах напротив. — Приляг, Ретт, поспи. А то еще немного и будешь напоминать изголодавшегося вампира. — И то верно, — хохотнул Ретт, почесав подбородок, и поцеловал его руку. — Скажи только — сильно сердишься на меня? — Нисколько, — «Я боюсь за тебя». — Пока что. Однако же, если не перестанешь темнить, начну. — Справедливо, — серьезно кивнул Ретт — и поцеловал опять, уже другую. — Только знай, все это во имя плана. Великого плана. — Коим ты, как я вижу, не намерен делиться, — произнес Хальсин, приподняв бровь. Ретт смерил его нарочито надменным взглядом. — Быть может, намерен, — скучающим тоном протянул он. — Быть может, нет. Встреть меня завтра… сегодняшним вечером в своих покоях. Там и решим.