Амалия. Простая жизнь и непростая судьба.

Саша почувствовал этот взгляд шедшего навстречу барина. Не впервой ему ловить такие. Слишком уж разные были они с сестрой. И если его внешность позволяла окружающим не задавать вопросов о его происхождении, то внешность Анны позволяла получать ответы даже не задавая их. Достаточно был черных пружинистых волос и оливкового отлива кожи. Он бы не за что не пошел за сестрой к Голодецким, если бы не просьба отца. Этим летом Сашка Соколов должен стать самым примерным сыном. И все для того, чтоб слепой отец не ходил нацепив боевые медали, унижаться к земским чинушам, прося для сына места в коммерческом училище. Хватило с Сашки и земской школы. Он уже все решил и переговорил с кем нужно, по осени уедет в Ярославль учиться на приказчика. И письма нужные у него уже есть да и чуйка, как говорил купец Митрофанов, держащий на Покровской, скобяной лабаз тоже имеется. Одно только нужно, разрешение отца. Просто сбежать и порвать с семьей парень был не готов. Ради этого, он терпел даже столь любимые отцом воскресные походы в церковь. И ладно бы, выбрал какую скромную маленькую церковь, коими был богат Ростов. Нет, бывший канонир, Соколов Семен Николаевич молится ходил исключительно в Кремль, при полном параде и боевых наградах, как будто мог видеть себя своими уже слепыми, изувеченными глазами. Кем же был Семён Николаевич? Он и сам не знал. Как ни странно, помнил только одно, что родом он из местечка Иваново, что в Белaруси. Ни матери, бедной нищей вдовы, ни прежней жизни он не помнил. Да и куда ему пятилетнему, было ее помнить. Нет, его не украли и сдали в кантонисты хаперы, коими пугали малышей все еврейские мамы. Его сдали свои, по разнарядке. Община решила, что пятилетний сын нищей вдовы - достойная альтернатива уже женатому сыну богача, во многом за счёт которого, кормились еврейские бедняки Иваново. Пятилетний Шимон в вопросах веры отцов оказался некрепок, да и палки дядьёв из кантонистской школы весьма наставляли на нужный духовный лад. Так через полгода на свет появился Соколов Семен Николаевич. Птичьи фамилии, как он потом узнал были такой забавной придумкой, абы отличать жидов крещенных от другого православного люда. Служил Семён верой и правдой, что царю, что отечеству. Как и полагалось, до 18 лет провел в кантонистской школе, где стал лучшим в выпуске. Потом стал мотать двадцатипятилетнюю солдатскую лямку. Уже десять лет как отслужил, службой не тяготился. Ни дома ни семьи у него не было, никто нигде его не ждал и ему тосковать было не за кем. Но вот в 77- ом случилась русско-турецкая война. Тяжелейшее ранение и полное списание со службы. Правда с небольшой пенсией. В то время, он еще что то видел, как видит человек в сгущающихся сумерках. Вот тогда он почувствовал, насколько большая Россия и насколько мал, он, Семён. Не зная куда податься, он решил вернуться в родное местечко. Денег, на нормальную дорогу не хватало, и путь занял у него добрых три месяца. А там, никто даже не вспомнил его истории. Да и знаться с выкрестом, никто не хотел. Единственное место, где его принимали - была корчма. Куда ходили и евреи, и белорусы с поляками. Там он обратил внимание на всеми шпыняемую служанку, сиротку Двосю, приходившуюся дальней родней хозяйке корчмы. Прижитая от какого то польского шляхтича Двося, рано осталась без матери и была принята "милосердной" тетушкой в качестве няньки, поломойки, подавальшицы и девочки для битья, если тетушка была в плохом настроении. Так нашли друг друга два неприкаянных человека. Несмотря на разницу в возрасте и тяжёлое увечье жениха, Двося согласилась стать женой Семёна. То, что для этого она должна была перейти в православие ее тоже не очень волновало. Помаявшись по свету, в итоге решили осесть в Ростове, его присоветовал Семёну случайно встреченный им однополчанин. Он же помог снять у своей родни, небольшую комнатку, на втором этаже двухэтажного здания, на углу Покровской улицы. Там, у Евдокии и Семёна родилась Анна, а спустя три года и Александр. Еще будучи хоть немного зрячим, Семен Николаевич освоил нехитрое ремесло изготовления краски для финифти. Удивительно, что когда он окончательно ослеп, навык свой не утратил. Пузырьки, расставлены были всегда в строгом порядке, за которым сначала следила Евдокия, а потом подросшая Анна, а сам Семён, утверждал, что теперь смешивает ингредиенты не на глаз, а на запах. Евдокия тоже без дела не сидела. Конечно полностью ослепшего мужа и двоих детей одних дома не оставишь, поэтому она брала стирку на дом. Со временем Анна стала ей помогать со стиркой. А в сезон приезда в усадьбу Голодецких, ходила туда убирать дом, или как сейчас помогать с разного рода заготовками. Такая жизнь была по душе всем домочадцам, всем кроме Сашки. Который был иным внешне и как со временем оказалось и внутренне. Сначала, маленький Саша даже не задумывался насколько внешне он отличается от своей семьи. Будучи постарше, выходя с матерью и сестрой за покупками на рынок, он ловил насмешливые и недоуменные взгляды торговок. Однажды, он задержался у прилавка с сахарными петушками, в то время как мать сестрой ушли вперёд. Лишних денег на сладкое в семье не было, поэтому он и не просил. Просто разглядывал горящих на солнце, краснобоких красавцев. - Малой, на держи, порадуйся сиротинка, - замотанная в пуховый платок торговка протягивала ему сахарного петушка со сколотым хвостиком, - ты посмотри Митрофановна последние дни наступают, коль православное дитя этим отдают. Семилетний тогда Сашка вспыхнул. Тогда он ещё не понял кто такие "эти". Но обида за то, что его приняли за сироту и то, что в утешение ему дают ломаный леденец, встала комом в горле. - Не надо, тётенька, прошептал Саша, и кинулся вслед за матерью. - Иж какой, гооордааай, - полетело вслед мальчику, - на Митрофановна, Степке твоему гостинец будет, - протянула она безхвостого петушка товарке. Потом, уже в школе, когда Сашка встал на защиту забитого и всеми затюканного очкарика Коли Перфильева и позволил сказать признанному лидеру класса, сыну писаря в управе Димочке Яковлеву, что тот ведет себя не по-христиански, он услышал, что кому кому, но не ему поучать кого-либо христианским ценностям. "Жид крещенный, что вор прощенный" припечатал напоследок Яковлев. И даже презираемый классом Перфильев смеялся вместе со всеми . В тот день, от отца он узнал историю своей семьи. И тогда же он принял решение, что с него, Соколова Александра Семёновича, начнется новая история. В ней не будет места, слепому отцу, который гордиться тем, что положил здоровье за того, кто отнял у него дом, корни, здоровье предоставив взамен два блестящих кругляша и мизерную пенсию. За мать, говорящую со смешным якающим акцентом, совершенно безграмотную, умеющую различать только две буквы "Ж и пол-Ж". Пусть положения по рождению у него нет и как ни выказывай он прилежания и послушания в учебе, не будет. Для таких как Яковлев, он всегда будет "прощенным вором". Единственным выходом, который он видел - это пойти по торговой части, сделать капитал и уехать туда, где мало кого будет интересовать его сословное происхождение. С тех пор после школы, он шел на Покровскую. Помогал приказчикам, присматривался к купцам. Зарабатывал свои первые деньги. Малую часть - отдавал матери, большую копил. Копил отчаянно, чтоб уехать из опостылевшего Ростова и больше никогда сюда не вернуться. И первой остановкой в длинном, намеченном пути был Ярославль. - Ольга, ваше упрямство иногда не знает предела, - раздраженно проговорил Василий Александрович, видя как жена уже целый вечер отказывается с ним говорить. Даже сейчас, она сидела за туалетным столиком и сосредоточенно расчесывала волосы, считая количество раз. - Восемьдесят один, восемьдесят два, - продолжала Ольга, будто не слыша мужа. Он знал, что расчёсывала она их ровно сто раз , и дождавшись нужной цифры уже набрал воздуха для следующей фразы - Не могли бы вы, милостивый государь, потрудиться и принести из гостиной газету, - внезапно обратилась к нему жена. Ничего не понимающий Голодецкий исполнил ее просьбу, правда принеся газету он не знал куда ее положить, настолько странным этот предмет был в женском будуаре. - Благодарю, а теперь не будете ли вы столь любезны, посмотреть, какой на газете год? - без тени иронии продолжила Ольга. - Так, кажется я понял. Вы пытаетесь сказать, что я ретроград и никак не подхожу к веяниям современности и наступающего нового века? И это я? Отец, замужней дочери, которая к тому же студентка? - Василий Александрович, не стоит так кипятиться, но согласитесь, ваши предрассудки относительно бедной Анечки слишком отдают мрачным средневековьем, - Ольга Францевна подошла к мужу сзади и мягко приобняв положила голову на его плечо. На начинающего было закипать Василий Александрович, снизошёл покой, - Ольга, в народе есть мудрость. Веками проверенная. Не зря, говорят, что у них глаз черный. Позавидуют и посыплются горести. Нет, пусть подальше от дома держаться. Особенно, когда Маша со Стасей тут. Мало детских болезней дурным глазом накликать можно. - Ведьмы, черный глаз - все это глупости Василий, а Анна девушка прилежная и работящая. Если за работу берется - ни на что не отвлекается. За это и ценю. Найдёшь другую такую, тогда и разговор будет. На этих словах она повернула рычажок газового освещения и комната погрузилась в полумрак летней ночи. Осторожно скрипнул ключ в запираемой двери. Сегодня муж остаётся у нее. Даже спустя годы, Ольга помнила давнее материнское наставление, не ложиться спать в ссоре с супругом .