Высшее право — право на смерть

— Мистер Поттер, — он почти не видел растворяющуюся в темноте коридора фигуру профессора, чей голос переливался сотней полутонов даже когда он не использовал его в полную силу, говоря тихо и вкрадчиво, опасаясь быть услышанным кем-то лишним. — Как мне понимать вашу просьбу? Гарри разглядывал собственную грязную мантию, местами превратившуюся в ошметки, и теребил рукав, безнадежно волнуясь. Безнадежно волновался он последние полтора года, приняв это состояние за абсолютно естественное. — Профессор, сэр, я... Понимаю, как это звучит... — Это звучит ровно как то, чем является, мистер Поттер. — его голос опустился еще на пару полутонов, и, хотя Гарри не видел сейчас его лица, он мог с точностью сказать, что складка между бровей стала глубже и губы сжались в тонкую недовольную линию. Лицо, которое он почти не видел последний год, часто и плотно контактируя с профессором, ставшим своеобразным главой сопротивления после всего, что случилось в этой затянувшейся войне. Гарри втянул в себя воздух с легкой ноткой истеричности. Да. Он знал, как это выглядит, он знал, что не имеет права на этот поступок, знал, что это будет предательство, худшее из возможных. А еще знал, что не может ничего иного. Он исчерпал себя, не оставив внутри ничего, кроме единственного эгоистичного желания и тонн вины, боли, сожалений и разочарования в себе, поглощающих его с каждым днем. Он смертельно устал от себя, и знал, что это становится невозможно скрыть или игнорировать. — Я... — и хотя он замолчал, проглотив несказанное, нерешительно замер, не готовый услышать от себя то, что крутилось в голове так много раз, не готовый столкнуться с доказательством собственной никчемности, эта тишина смеялась над ним, выкрикивая его измученную душу так громко, что хотелось зажмуриться, закрывая уши руками. Профессор порывисто шагнул к нему ближе, и Гарри, нерешительно поднявший голову на звук, едва не вскрикнул от силы разочарования в сверкнувших в сумраке глаз. Профессор стоял над ним, напряженно разглядывая, выискивая неозвученные ответы на незаданные вопросы, и Гарри внезапно ощутил себя еще более жалким, чем мгновение назад. Наконец, найдя, что искал, или напротив, не обнаружив этого, профессор отшатнулся от Поттера, и его лицо, обычно наполненное оттенками настроений, превратилось в глухую маску. — Я никогда не сомневался в вас, Поттер, — обычно полный яда голос в этот раз оказался безразлично-пуст, и, внезапно, это оказалось болезненней тысячи привычных оскорблений. — Достойный сын своего отца. Рука в брезгливо-пренебрежительном жесте протянула ему запрошенный предмет, и Гарри вцепился в него с жадностью и ужасом одновременно, внезапно перестав осознавать происходящее, как реальность. Сердце громко и больно стучало в груди, и Гарри сунул хрупкий дар в карман, боясь, что тот выскользнет из взмокших ладоней. Не смея поднять глаз снова, Гарри видел лишь его ботинки, удаляющиеся столь быстро и решительно, что он не смог бы остановить их хозяина даже если бы имел на это силы. Сил не было даже на то, чтобы остановить самого себя, методично разрушающего все, что когда-либо имело значение. Когда в темноте растворилось даже эхо его шагов, Гарри тряпичной куклой свалился на пол и с удивлением осознал, что его трясет, а из глаз льются слезы. Истерика с запоздалым осознанием совершенного захлестнула его, и он, неспособный бороться, полностью растворился в самоуничтожении и жалости к себе. Он никогда не думал, что настолько слаб. Дрожащими руками нащупав склянку — последний подарок профессора, — он, мало осознавая себя и свои действия, опрокинул в себя все содержимое и закашлялся, пораженный мерзостью вкуса. К счастью, язык онемел достаточно скоро. Тело обмякло, и Гарри расслабленно распластался на полу, с приглушенным интересом разглядывая утекающий потолок. Сознание утекало тоже, и ощущение покоя, которого он был лишен так долго, стало истинным освобождением. Гарри улыбнулся легко и безмятежно, выдохнув в последний раз. Мир заволокло тьмой. *** Просыпался он медленно и плохо осознавая себя. Справедливости ради, он и не собирался просыпаться больше. Но сознание настойчиво выталкивалось на поверхность, мозг оживал и требовал действий. Гарри упрямо отказывался открывать глаза, упоенно продолжая отрицать жестокость реальности. Реальность, не любящая, когда ее игнорируют, ответила осыпавшейся штукатуркой с низкого потолка и грохотом чьих-то ног над головой. — Поттер! Вставай! Рефлексы сработали раньше мысли, и Гарри кубарем свалился с кровати, перекатившись по полу, отученным до бессознательного движением перетекая в боевую стойку. Беспалочковое невербальное акцио не сработало, и мозг, лихорадочно обрабатывающий странную обстановку, сначала решил, что его палочку сломали. А потом заметил расплывающиеся и нечеткие, но до боли знакомые очертания помещения, в котором он оказался, и Гарри, испугавшийся собственных предположений, нерешительно взглянул на свои руки. Воздух из легких куда-то испарился, горло сжалось, и последние мысли вытекли из головы. Это не Упивающие нашли его бездыханное тело и откачали, справедливо считая несмерть худшим наказанием и пыткой. Это не профессор отказался исполнять его просьбу, отдав вовсе не жидкую смерть, а зелье сна. Все было бы гораздо проще, если бы все было так. Гарри на ощупь опустился на кровать, чувствуя, как балансирует на грани безумия и очердной истерики. Это просто судьба в очередной раз посмеялась над ним. Потому что теперь Гарри снова восемь и он снова живет в чулане под лестницей, даже не догадываясь о прекрасном и ужасном волшебном мире, что подарит ему мечту, а после растопчет ее с особым старанием. Гарри снова восемь, и все, что он видел, произойдет только через десять лет. Гарри снова восемь, и он снова вынужден жить.