Высшее право — право на смерть

      Первая неделя проскользнула куда-то мимо сознания, окутанная туманом. Тело, казалось, движется совершенно бессознательно, выполняя несложные и монотонные домашние дела чисто механически. Потому что голова — та самая известная дурная голова Поттера — была занята другим.       Для начала... Потребовалось неожиданно много времени на полноценное осознание изменившейся реальности.       Нельзя сказать, что это — в смысле, очередная не-смерть, — была в полной мере удивительна. Скорее, подла и до отчаяния неприятна.       Его загнали в самую отвратительную и изощренную ловушку из всех возможных. Призрачное ощущение окончательно выскальзывающего из нервно потеющих ладоней контроля преследовало его, выжидая момент, когда Гарри наконец покажется, что он смог отвлечься, чтобы заново накрыть его волной удушающего ужаса и леденящей паники. Или наоборот? Сложно разобраться в ощущениях, когда не получается дышать.       На то, чтобы принять произошедшее и справиться с ним, времени ушло и того больше. Дни окутались туманом воспоминаний о еще не наступивших тяжелых месяцах.       На странно притихшего ребенка Дурсли среагировали соответственно странно.       В самом же деле, Гарри подобное вовсе не было свойственно. С детства он был шустрым неубиваемым мальчонкой с непокорным взглядом, словно у дворового щенка, что никак не может вместить в свою маленькую продуваемую всеми ветрами голову несправедливость и жестокость этого мира, а оттого просто отказывается принимать правила игры и раз за разом весело виляет хвостом.       Видеть Гарри словно провалившимся внутрь себя было непривычно и, положа руку на сердце, неприятно. Петунья недовольно поджимала губы и пыталась давать ему больше работы по дому — в конце концов, простая и понятная работа руками лично ей всегда помогала справиться со всеми бедами вроде одолевающих голову мыслей. Потухший, смотрящий сквозь предметы в пустоту взгляд зеленых, таких похожих на сестринские, таких знакомых и родных глаз откровенно пугал и поднимал в душе что-то вроде вины. Петунья, как и все люди, а особенно взрослые, просто ненавидела чувствовать себя виноватой. Это раздражало и она невольно злилась сильнее: да почему, черт возьми, она вообще должна об этом думать? Взмахивая выбившимися из аккуратной прически прядками, она порывисто отворачивалась к окну, ища успокоение в аккуратном садике, ее гордости. Пока помогало.       Жаль, что не помогало Гарри. Поручаемая ему работа с растениями совсем не ладилась: взяв в руки кусачки, он порой вздрагивал и надолго замирал, чтобы потом бросить инструмент и тихо разрыдаться, уткнувшись в свои колени. Испуганная Петунья несколько раз затаскивала его в этом состоянии в дом, несдержанно шипя, чтобы, не дай бог, не привлечь внимание соседей к происходящему, и ругаясь. Гарри, икая и давясь вдохами, слегка пришедший в себя, обычно сбивчиво шептал извинения и ужом выворачивался из хватки тонких женских рук, прячась в чулане. Что делать с неприятным, горьким осадком жалости и непонимания, Петунья не знала.       Совсем скоро просить что-то сделать в саду она перестала.       Вернон, занятый работой, газетами и прочей выматывающей взрослой жизнью, и то не смог не ощутить незаметно проникшее в их идеальный дом изменение. Это было досадно. Жена стала дерганнее, у нее чаще стала болеть голова, она отворачивалась и кусала губы — и где та привычная улыбка и пожелание хорошего дня? Все чаще, сидя за телевизором, он чувствовал, что в воздухе зависло странное напряжение. Это нервировало, а возвращаясь домой, измотанный рабочим днем, мужчина хотел банально немного отдохнуть.       Мальчишка прятал глаза и молчал, подавая голос только на прямые вопросы. Смотреть на его нелепо трагичное лицо было неприятно, и Вернон все чаще отсылал его в комнату или куда еще. Казалось, что когда мелкий Поттер исчезает с горизонта, дышится легче. И Петунья волнуется немного меньше.       Дадли приуныл и за завтраками хмуро поглядывал на кузена, ставшего совсем неинтересным. Поймать его стало сложнее, но совсем не потому, что он убегал — просто Гарри постоянно был занят какой-то чепухой или исчезал со всех радаров в неизвестном направлении, или запирался в своем глупом чулане. А если удавалось, то потасовка ничем не отличалась от бесполезного пинания камней. Так камни хоть стучат прикольно! А этот только охает, хватаясь за бока да прячет мутные глаза. От такого становится так неприятно, что хочется помыть руки и, возможно, даже голову. Правильно папа говорил, Поттер совсем ненормальный. Ну его... к черту.

***

      Стоя в ванной примерно через полтора месяца после того дня, как оказался тут, Гарри, пожалуй, впервые посмотрел на себя в отражении.       И как-то невпопад понял, что это все действительно не скверное заклинание иллюзии и не горячечный бред.

***

      Что-то надо с этим делать.       Да.       Определенно.       Гарри вытирал пыль, совсем не обращая внимания на то, чем заняты руки, и напряженно думал.       Ему... повезло, наверное, попасть в лето. Которого, говоря откровенно, почти не осталось. Осень неумолимо проглядывала сквозь желтеющую крону деревьев и осыпающиеся листья вокруг стеблей цветов.       Осень означала... Школу.       Мерлин! Мог ли он когда-нибудь подумать, что будет говорить "школа" и иметь ввиду не Хогвартс? Магический мир поглотил его. Пожалуй, полностью. Гарри, очарованный сказкой, радостно бросился в этот омут с головой и без остатка. Маггловский мир... Маггловский. Удивительно, как легко, естественно и быстро он отсек себя от магглов.       Задумчиво повертел в руках книжку, протирая торцы от неизменно липнувшей к бумаге пыли.       И в какой только момент все это успело стать ему настолько чуждым? Или просто никогда и не было родным?       Как все вокруг странно...       Снова разболелась голова — так случалось всегда, когда в голову начинали лезть воспоминания, всем скопом, одним огромным мерзким комком, придавливая, размазывая Гарри в тонкий и беспомощный блин.       Он зажмурился, запрещая себе вспоминать. Достаточно дней, проведенных в рефлексии, когда он полностью позволял памяти поглотить и вести себя. Стыдно. Ему стыдно за столь многое, в конце концов, он делал вещи куда менее красивые, чем беспомощные рыдания на земле под окнами кухни, но за это стыдно почему-то было по-другому и как-то особенно. Будто не имел права показывать этим людям свое уродство.       Черт.       Потрясая своей глупой — верно говорил Профессор, — головой, он представил, как выметает все эти мысли оттуда. Показалось, что стало легче. Ну, в конце концов, возможно, за те месяцы ему удалось... Неважно. Все это неважно.       Что на самом деле важно, так это...       Сполоснув тряпку он аккуратно выжал ее и сложил на место. Дверь чулана скрипнула за спиной и он со вздохом опустился на матрас.       Важным, действительно важным было решить, как он пойдет в школу.       День рождения тихо прокрался мимо. Гарри о нем даже не вспомнил.

***

      Определенно, это не могло быть просто так.       Такие вещи не случаются просто так.       Да никакие вещи не бывают просто так — Гарри узнал об этом слишком поздно, и сожаления все еще ворочаются в груди.       Сколь тяжелыми эти сожаления могут стать, стоит призракам неслучившегося прошлого предстать перед ним? Живым — пока еще, — и губительно наивным? Хотя последнее, конечно... Относится далеко не ко всем.       Гарри со вздохом еще раз попытался пригладить волосы, сам не зная, зачем он это делает. Иллюзия аккуратности в облике — возможно, сказалось то, как он провел эти полтора месяца? — придавала спокойствия. Никогда раньше не замечал за собой подобного. На самом деле, чаще всего он в принципе не смотрел в зеркало дольше трех секунд. Никогда не было важным.       Как интересно поворачивает жизнь...       Возможность всегда быть чистым после исчезнувшего из истории, но не из его головы тяжелого года, когда значимость подобных вещей испарилась, высохла вместе с кровью и слезами, и никто лишний раз не тратил силы даже на заклинание, внезапно вдохновляла. Это изменение отчего-то ощущалось сильнее всех прочих, олицетворяя остальные.       Чистота. Подчеркнутая чистота вокруг — всего, абсолютно всего, так ярко контрастировала с последними воспоминаниями, что захватывало дух. Кажется, именно это в первую очередь помогло ему осознать, что все действительно изменилось.       И теперь он держался за эту чистоту. Ее утеря казалась почти возвращением туда...       Еще раз вздохнув и кое-как уговорив проклятые кудри успокоиться и не торчать, словно воронье гнездо, он поправил старательно подогнанную им самим одежду, немного ношеную, но неизменно качественную по ткани, и вышел из ванной.       — Прихорашиваешься по полчаса, словно девчонка!       Кузен недовольно щурился, облокотившись на перила.       Они почти не разговаривали. С тех пор как, убедившись, что игра "гоняй Поттера" превратилась в унылый кисель, Дадли перестал приставать к нему с тычками и подначками, у них как-то и не случалось общих тем или причин для разговора. В те редкие случаи, когда все же приходилось переброситься парой фраз, Гарри смотрел на мальчишку рядом так, будто это было чем-то ужасно удивительным, и ребенок неизменно терялся.       Гарри постарался взять себя в руки.       — Извини.       Получив обычное фырканье на обычное извинение, Гарри посчитал ритуал завершенным и хотел уже было двинуться к лестнице, как оказался остановлен совсем уж неожиданной репликой.       — Мама купила мне какую-то гадость для волос. Она пахнет цветами и, бе, только подумай, в нелепой упаковке с какими-то блестяшками! — Дадли по-детски выражал свое возмущение надутыми губами и притопыванием, — Я не знал, как от нее избавиться,       Кузен впервые за долгое время нарушил его личное пространство, опустив тяжелую ладошку на плечо Гарри в чем-то, смутно напоминающим объятие.       — Но раз уж ты у нас такая, — он скорчил гримасу, — девчонка, я побуду хорошим братом и сделаю тебе подарок! За... за прошедший день рождения, вот!       Легонько толкнув его, Дадли сбежал вниз по лестнице, обернулся и показал язык — видимо, для дополнительного утверждения ролей.       — Ненормальный!       Крикнув это напоследок в конец ошарашенному Гарри, ребенок исчез за дверью.       "Ладно", подумал тогда Поттер, "это почти хорошо".

***

      Учебные дни тянулись скучно и мало осмысленно. Неожиданно, но простенькая зарядка, гель для укладки и крепкий черный чай, совершенно случайно ставшие его маленькой утренней традицией, значительно помогали не терять почву из-под ног. Обращал ли он внимание раньше, насколько бытовые мелочи влияют на жизнь? Ну... Едва ли. В его голове, на самом деле, было недостаточно места, чтобы туда влезали настолько бесполезные мысли.       Медленно, но верно складывался план. Ему нужно все подготовить — в первую очередь себя, — к возвращению. Если можно это назвать возвращением.       Закрывшись в чулане, он нервно мерял пространство шагами. Он боялся. Было бы замечательно растянуть эти дни и никогда больше не слышать о таком слове, как магия. Но даже если он всеми силами будет отрицать существование магического мира, тот существовать не перестанет. Как и Волдеморт, и все пока еще не случившиеся друзья, знакомые, наставники.       В конце концов, ему уже ясно дали понять, что у него нет права сбегать.       Еще страшнее было бы рисковать и проверять на прочность нервы судьбы, раздражая ее повторением глупых ошибок, которые столь щедро позволяют исправить.       Так что Гарри сделал последний неуверенный шаг, вдохнул поглубже и прошептал ломким, внезапно осипшим голосом:       — Кричер!..

***

      Что ж, с чего-то надо начинать.       Стоя в библиотеке — на самом деле, только малой ее части, недовольно открывшейся Наследнику не по крови из неправильного времени, — он комкал край футболки ладонями, уговаривая себя не вспоминать.       Пока еще все живы. И останутся таковыми, если он сможет взять себя в руки.       С ворчанием вместо хлопка появился Кричер, в бесхитростной заботе принесший юному хозяину чай. Гарри, отвлеченный от своих мыслей чем-то столь привычным и приятным, улыбнулся настолько искренне, что бедный эльф смог только крякнуть и раствориться, пробормотав что-то невразумительное.       Совершенно не аристократично выхлебав чай, — хорошо, что эльф не видел, — Гарри вытащил небольшой том с ближайшей полки.       Позже Кричер нашел его спящим прямо на полу, облокотившегося на стеллаж и уронившего книгу на колени.       Юному хозяину совсем не подобало спать подобным образом. Впрочем, как и в доме грязных магглов, простите глупому эльфу его тавтологию. К сожалению, ослушаться приказа, благоразумно выданного ему заранее, старый Кричер не мог, а потому с недовольной гримасой устроил хозяина в его паскудной и недостойной постели. И снова исчез.