***
Астарион роется в своих-чужих вещах. Попадаются знакомые мелочи, особенно те, от которых он уже успел избавиться раньше. Похоже, здесь они еще не добрались до Врат Балдура — Горташ еще жив, Орин еще жива, Касадор Зарр еще топчет землю. Он не находит дневника — потому что его другое альтер эго не вело его, как и он сам. Смысл, если через бумагу тебе могут вывернуть душу, как выворачивали кожу, перед этим нарезав её полосками так, чтобы кровавая изнанка оказалась снаружи, перекрученная в некий причудливый узор — ему никогда не объясняли смысла подобного «искусства». Астарион сидит у костра и смотрит на огонь. К нему совершают паломничество — каждый, кому Хальсин объяснил ситуацию, приходит спросить о чем-то своем. Решился ли другой Гейл взорвать сферу? Смогла ли Шэдоухарт до конца следовать за учением Шар? Правда ли, что Влаакит водила всех за нос все эти годы? Астарион старается отвечать, но каждый раз запинается. Тав отговорил Гейла от смертельной выходки, Тав убедил Шэдоухарт думать своей головой, Тав докопался до истины, заставив Императора перестать говорить загадками. Он прежде словно не замечал, сколько решений принял за прошедший год — особенно непростых, в которых на одной чаше весов были жертвы, а на другой еще больше жертв. И, может, даже он был в половине этих решений дураком, но везучим и не эгоистичным. Никогда не рвался пожинать лавры, от заслуженной славы прятался, а то и вовсе уходил в тень, позволяя другим делать то, что они умели делать лучше него. Первым ложился под ледокол сомнительного хирурга, который надеялся достать червяка из чужой головы. Не тот сорт лидера, который ломится в драку впереди всех: скорее, тот, кто прикроет спину и в подходящий момент горячей рукой на лопатке вольет в тебя заряд магии, стягивающей раны и останавливающей кровотечение. — А вы там… нашли лекарство? — в конце концов спрашивает Карлах. — Вроде того, — кивает Астарион. — Нам удалось убрать все личинки. Да. Все. Так что в моем родном мире я больше не могу находиться под солнцем. Мы искали способ, как это исправить, и нашли проклятую книжку. Я не знаю, сколько времени уйдет там на то, чтобы разобраться, как она работает, но пока что я попользуюсь телом моего двойника, — он вздыхает. — Надеюсь, он будет бережен с моим.***
Все это уже было. Беженцы под городом такие же. Убийства в городе — аналогичные. В пути Астарион строит теории имени Тава — неужели ему удалось избежать заражения? Их обоих схватили в Вратах Балдура, Астарион как раз собирался пройти к ночлежке затененными закатом улицами, кутался в свой плащ, когда щупальце настигло его (и еще какого-то стражника рядом). А плащ остался лежать на земле — непонятно, почему так получилось. Торговец рядом с рощей заломил за новый неадекватную цену. Они тогда расплатились деньгами, найденными у скелетов в странном храме. Как давно это было. Плащ успел протереться до дыр и потеряться, когда они очередной ночью убегали от стаи голодных тварей, похожих на помесь волков и пауков. Они теперь путешествовали ночью. Тав поставил вопрос ребром, готовый в случае чужого отказа идти дальше только вдвоем, но группа так и не раскололась, хотя Лаэзель и закатывала глаза изо всех сил. Карлах вовсе стукнула себя кулаком в грудь с воплем, что раз уж они в самом Аверно побывали, то такая мелочь вовсе ничего не значит — ночью так ночью! Так они и шли, полагаясь на зрение и тусклый свет луны, а перед рассветом разбивали палатки, чтобы отдохнуть. Астарион обычно лежал в своей, слушая, как снаружи разводят костер, готовят завтрак, который скорее ужин, как едят, наверняка щурясь от первых солнечных лучей. Постепенно разговоры затихали, уступая усталости. Тав почти нырял в их общую палатку, надежно задергивал полог. Он приносил с собой вино, но Астарион предпочитал то, что разбавляло чужую кровь. Несколько глотков из подставленной шеи, прежде чем касание заставит рану затянуться, пара поцелуев на сон грядущий. Даже во сне Тав обычно как бы пытается защитить его от солнца, закрывает собой, закутывает в покрывала — свое и чужое. Астарион первое время чувствовал себя куколкой бабочки, но потом привык. Сейчас нет надобности, но он все равно заматывается, прежде чем впасть в транс. Эльфы — даже мертвые — к сожалению, не спят. Они даже снов нормальных не видят — в трансе мозг Астариона лихорадочно просчитывает варианты отличий в этом мире и в итоге приходит к мысли, что разумнее всего просто пойти в нижний город и спросить у родителей Тава, где их сын. Может, тот будет недалеко и они смогут встретиться. В целом этот план до прекрасного прост. Он просто сделает вид, что ему нужно узнать что-то связанное с его божеством, и погрузится в тембр чужого голоса на следующие двадцать минут, прежде чем Тав спохватится, что слишком увлекся. — Зачем ты ищешь этого человека? — спрашивает Хальсин. — Вероятнее всего, наш Астарион никогда с ним не пересекался. — Я хочу убедиться, что с ним все в порядке, — честно признается вампир. — Что он… не последователь Абсолют. Не умер в Лунных Башнях. Не… что-либо еще. Мне будет достаточно такой уверенности, чтобы дальше ждать, пока меня вытащат отсюда. — А… если ты застрял здесь навсегда? Астарион смеется. — Нет, исключено. Я подозреваю, что все дело из-за разницы во времени. Может, с «моей» стороны перенос уже начался, просто меня отсюда еще не вытянуло. — Ты… действительно в этом уверен, — признает друид. — Я не понял. Вы что, совершенно не соскучились по моему двойнику? Я обижен за него! — Я не могу сказать, что нам его не «не хватает», но в сравнении стало видно, насколько вы разные. Ты кажешься более… зрелым. Астарион фыркает. — Вероятно, так. Ты видел его — мою — спину? — Нет. Ну конечно же. — Кто-то видел спину этого Астариона?! — спрашивает вампир громче, чтобы все услышали. Отрицание. — Он вам не рассказал, конечно же. Он все еще вам не верит, наверняка ждет, что вы проткнете его колом в какой-то момент. — Мы бы ник… — Все так делали. Все последние двести лет его — моей — нашей — жизни! Он вам не скажет, я скажу, потому что я уже снял с себя эти оковы. Двести! Лет! Пыток! — он повышает голос, чтобы все услышали. — И рабства в худшем его проявлении. У рабов обычно хотя бы остаются их мысли, у вампирских рабов нет права даже на них. Двести лет ожидания, что вот-вот завтра ты надоешь своему «хозяину» и он сделает последнюю пытку летальной. Особо… изощренной. Я был там. Я пережил это. Я избавился от этого. Это тело без паразита станет таким же уязвимым, но душой я уже свободен. Я… — Вздох. — Больше не жду удара в спину. Моя спина прикрыта. Была. Он уходит подышать к речке, пока остальные переваривают новые сведения. Его двойник, наверное, попытался бы разорвать ему горло за это: подумать только, он только что продемонстрировал всем свое уязвимое место. Вывалил свою неприглядную историю, более того, в привычной гиперболизированной манере. Хотя нет, масштаб как раз правильный, просто для него пытки и издевательства стали обыденностью. Серые будни, в которых ты сперва давишься тухлой крысой, а потом орешь на дыбе, пока Зарр полощет тебе мозги на тему твоего несовершенства. Изо дня в день, из ночи в ночь. Опять, опять и опять. Астарион тыкает веткой в текущую воду.***
Астарион без труда находит дом Тава — он абсолютно такой же, как и в его мире. Сюда Тав привел его познакомиться с родителями: его отец старше Астариона в два раза, а мать похожа на сына только глазами — больше ни у кого вампир не видел настолько темно-серых, почти черных глаз. Он стучит в дверь. Паразит позволяет ему входить без спроса, но он хочет быть вежливым. Отец Тава выглядит иначе, чем в его памяти. Старше в два раза — его лицо осунулось, под глазами залегли тяжелые темные тени. — Я вас слушаю, — хмуро говорит он пришельцу. — Я… Ищу вашего сына. Я друг Тава, но мы давно не виделись. — Астарион растягивает губы в улыбке, но выходит неубедительно. — Кто там? — доносится из дома. — Спрашивают дорогу. — Эльф закрывает дверь, оставаясь снаружи. — Вы с ним… давно виделись? — Довольно-таки, — осторожно говорит Астарион. — Что-то случилось? — Тав исчез. Никто не знает, где он. Астарион чувствует, как его грудь сдавливает серебряной скобой. — Когда было нападение иллитидов? — Нет. За полгода до этого. Он вроде как пошел в таверну и… исчез. — В какую… таверну? — Астарион судорожно выдыхает. — Что-то на Драконьем перекрестке, я не помню, есть ли у нее название. — С-спасибо, — вампир кивает. — Мне… я. Мне жаль. — Пожалуйста, сообщите, если узнаете что-либо. — Да, да. — Судорожный кивок. — Да. Обязательно. Он едва успевает зайти в переулок подальше от чужих глаз, чтобы закусить рукав дублета и закричать. Драконий перекресток. Драконий. Перекресток. Будь он проклят. Хальсин планирует потратить время на то, чтобы разобраться с новым свитком, закусывая новые знания ореховыми конфетами, но его планы рушатся, не успев реализоваться. — Собирайтесь, — говорит Астарион. Он выглядит злее и нестабильнее, чем его альтер эго когда-либо прежде. — Мы. Идем убивать Касадора Зарра.***
В этот раз проще в некоторых аспектах: Астарион знает, где кольцо с печаткой, где словарь, как открыть дверь. Он немного удивлен, когда понимает, что пришел сюда снова в тот же день — трупы аристократов усеивают пол зала для приемов. Касадор Зарр хочет вознестись — в этой и во всех прочих вселенных. Есть надежда, что не преуспеет ни в одной. В подземельях Астарион почти бежит к камерам пленников. В прошлый раз они стали для него неожиданностью — сборник грехов его прошлого, изобилие жертв, в которых он на какое-то короткое мгновение, но искал тепла и принятия, прежде чем бросить на съедение древнему чудовищу. Себастьян тоже здесь, но Астариону интересен не он. Его взгляд выцепляет фигуру, сидящую под стеной. — Тав. Полуэльф чуть поднимает голову, но тут же роняет обратно. Его глаза больше не черные, но выглядят еще мертвее, чем когда-либо. Астарион не удивится, если он находится под давлением воли Зарра — тот наверняка унимал самых несговорчивых силой. — Подожди немного, я скоро вернусь, — обещает вампир, не уверенный, что его слышат. — Вернусь и выпущу тебя. Всех. — Ты врешь, — говорит Себастьян. — Касадора невозможно убить. — Это он так считает. Астарион уже убивал его один раз. В этот раз он сделает это с еще большим удовольствием. Они не допускают старых ошибок. Вместо приветствия Касадор получает болт в шею, который отбирает у него несколько драгоценных мгновений. Их более чем достаточно, чтобы вырвать из его рук посох и отправить ментальную оболочку вампира в полет с платформы, прежде чем тот превратится в туман. Астарион открывает гроб, из которого Зарр планировал восстать новым существом, и, вытащив его на пол, наносит десяток ударов ножом за себя и еще десяток за Тава, пачкаясь чужой кровью, слизывая её с пересохших губ. В прошлый раз этого оказалось достаточно, чтобы перестать быть всего лишь отродьем, в этот раз он делает это специально. Он мог бы выпить своего мучителя полностью, но опасался, что переймет от него какие-то чужие мерзкие черты. С помощью посоха он открывает ворота клеток. Для семи тысяч отродий и здесь найдется место в Подземье, но одно из них Астарион хочет увидеть еще раз. Тав все еще сидит там, хотя остальные уже разбрелись под управлением братьев и сестер Астариона. Астарион падает перед ним на пол и перепачканными кровью руками касается чужого лица, размазывая её по незаживающим ранам, нанесенным для ритуала, рисуя еще одну полосу поверх той, что вытатуирована на подбородке. — Я… — выдавливает Тав. — Тебя знаю. — Да, — кивает Астарион. — Я… он… — Все будет хорошо. У него больше нет власти над тобой. И надо мной. Ни над кем. Он умер. Тав облизывает губы. Его трясет — он голоден, он никогда не ел даже крыс. Астарион накормит его, как только они выберутся отсюда — в поместье точно есть запасы крови в исписанных рунами флягах. Он как-то украл одну, но не успел даже открыть — за этот проступок с Астариона сняли почти всю кожу. — Я… чувствую. — Да. Да, милый. Это свобода. Все буд***
— Астарион! Его трясут. — Астарион! Ну, давай же! — А что, если не получилось? Вдруг он пуст? — Гейл, молчи. — Это не невозможный вариант. — Не каркай! Астарион открывает глаза. — Ура! — Тав улыбается. — Ты знаешь, кто я? — Да. Его сдавливают в медвежьих объятиях. Тав смеется, он рад. Один его глаз черный, второй — искусственный, на лице нет ран. Он рад возвращению Астариона и, похоже, для этого уничтожил несколько мощных артефактов. — Ты вернулся! Ты не представляешь, что здесь было. Абсолютно безумные три дня… Астарион зарывается лицом в чужую грудь и позволяет слезам течь. Он дома.