Давай изучать анатомию.

Мужчина странно поглядывает на дверь в свою святая святых и находит в себе силы лишь на тяжелый вздох. На концах пальцев всё ещё есть четкое, но на деле фантомное, ощущение белого халата студента, "отпечаток" его плеч и, в конце концов, человеческое тепло парня, что отчетливо дает понять, что он живой, настоящий дышащий, желающий чего то глубокого чем просто выполнить запланированное на ближайшие несколько дней, недель месяцев или даже лет. От этого лакомого кусочка остаётся послевкусие сладкого ванильного крема в перемешку с дорожкой чего то запрещённого и металлическим привкусом крови, которая, вероятнее всего, была до одури прекрасной, что по результатам анализов, так и по внешнему виду с самим вкусом. Альбедо он увидел таким ещё в начале июля, парню сразу же вручили аттестат и мать, долго не думая, повела дочь чуть ли не за ручку в это учебное заведение, приговаривая что то вроде "Вот, вот, смотри, именно сюда же мы хотели, да, ты помнишь? Да конечно помнишь, у тебя и выбора другого никогда не было, чтобы помнить и хотеть еще чего то." Тогда, просматривая очередной пакет документов от абитуриентов светловолосый удивился, прекрасно припоминая блондина с матерью. Молчаливый, явно ничего не желающий парень, что хотел в то утро только поспать лишний часик в своей кровати, а не сидеть в коридоре, ожидая, когда же можно будет уже подойти, сесть и дать решать за себя всё матери, как обычно. Возможно парень тогда не хотел ловить всех этих взглядов, возможно ему хотелось не сдавать чертову химию с биологией и не подавать документы именно в медицинский, возможно он бы мог вообще уйти после девятого класса, съехать от матери и работать на вебке. В конце концов, такие как он всегда будут в топе уж точно. Безразличные, возможно даже не тронутые, битые, но не сломленные , держащиеся буквально на соплях, своих наушниках или же оформляющие свой акк в телеграме так, чтобы получить полное душевное умиротворение и постараться прожить с ним ещё хоть сутки. Всем он казался каким то бесполым существом, с нестандартными чертами лица и привычкой говорить о себе в мужском роде, которая вылилась в непонимание, со стороны окружающих, тем более, когда в тот момент копия его паспорта всем осветила четкое и понятное слово из трех букв в графе о поле ."Жен". Так было легко, так было проще, какая разница, что подумают другие, он просто родился с дефектами, с кем не бывает, это ведь могло случиться с кем угодно, так? Природа наделила его мужским типом скелетом, отсутствием молочных желёз и работающей женской репродуктивной системой, что вообще не вписывалась сюда во всех возможных смыслах. В классе часто поднималось непонимание того, почему он вместе с девочками ходит на осмотр у гинеколога и к странным вопросам о звезде на шее добавлялось всегда еще парочка глупых вопросов о том насколько он вообще "парень" и что такого ему там проверяют. Было много вопросов со стороны учителей, часто его водили к директору за какую то странную "пропаганду" никому не нужных ценностей, просто из за того, что по документам он девушка, а говорит о себе в мужском роде. Всё это нервиловало и вынуждало чуть ли не вылепливать себя самостоятельно, не надеясь даже на то, что мать сможет хоть как то заступиться за него. Руки вечерами в ванне обхватывали ребра, сжимали до красна, давили, в попытках сломать, пальцы хрустели, но сами тоже не спешили ломаться, скорее наоборот, по позвоночнику от каждого хруста пальца бежали мурашки, заставляя кости только крепнуть от этого блаженного звука, что заглушал любую тревогу и боль, если они его всё же достигали. Было страшно выходить из дома, зная, что за его пределами всё будет по старому, всё было так, как и вчера, позавчера, неделю назад, две или же месяц назад. Ничего никогда не менялась, вся его жизнь была монотонной рутиной, коей, в принципе, и осталась, ничего не меняется в расписании даже после смены учебного заведения. Это было цикличным безумием и назвать как то иначе данное явление было невозможно. Так же цикличным безумие он называл поведение своих одноклассников. Всё это прекрасно читалось в его лице, Альбедо даже не скрывал этого, выдавая всю информацию о своей жизни, кроме дефекта, как открытая книга, которой хотелось закрыться, но закрыться она не могла, надеясь найти хоть какое то утешение помимо самого себя в этом мире. Никто не читал даже его "пролог", объясняющий что вообще происходит, почему он такой и что с ним стоит сделать, чтобы дело не дошло до самовыпила. А вот Дотторе прочитал пролог, залез на первую главу, спустился до второй и даже начал пролистывать страницы третей, понимания что пытается всем донести парень своим ежедневным выражением лица, уставшими глазами и мыслями, которые никто по сути и не слышал. А если и слышал, то воспринимал как фоновый и никому не нужный шум, что в одно ухо влетал, а через второе вылетал, даже не зацепляясь за мозговые извилины, оставляя хотя бы словечко от его хода мышления. Мужчина тоже ничего не слышал, мог лишь догадываться о том, что такого интересного могло происходить под этой светлой макушкой и черепной коробкой, какие насекомые вились, ползали и мельтешили меж извилин и отделов его мозга, вызывая странные действия, как видимые, так и не очень. Но это всё было не важно, почему то Дотторе думал, что наверстать упущенное труда не составит, достаточно будет провести трепанацию черепа, открыть своему взору этот склизкий, но довольно важный, пудрового оттенка орган, а после, убедившись, что с ним всё в порядке, снять перчатки, постараться достать его прямо голыми руками со всем человеческим трепетом, что вообще есть у преподавателя, ещё раз осмотреть и после положив на стол с белой скатертью взяться за скальпель. Разделить его на части, своими же руками разорвать его на два полушария, после начать делить каждое на доли и понимать, сколько всего теряют другие, игнорируя Альбедо, предпочитая думать, что он лишь никому не нужна мошка, что молчит и не может даже элементарно ответить сколько будет два плюс два, но на деле всё было наоборот. За сутки парень понимал и осмыслял в разы больше информации чем кто либо другой из его группы. Но запоминалась ли эта информация.. Вопрос, конечно, уже другой. *** Мужчина не спеша собирается ближе к четырем домой. Он вышагивает по пустому коридору, ловко обходя швы меж черно-белых плиток, совсем как в детстве и сейчас, видимо, предпочитает не изменять своим традициями, даже наоборот, старается как то беречь, но другим шибко не показывать, создавая крайне интересную дымку "загадочности", что лишь пускала пыль в глаза и не давала его нормально оценить как человека и, в конце концов, как личность. За всей серьёзностью и возможной строгостью скрывались поистине наивный детский интерес ко всему живому и точно такой же, не самый привычный для взрослого человека, ход мыслей, которые вполне удачно маскировался и прятались под тонной размышлений в голове. Каждая мысль проходила так называемый отбор, будто где то между лобной долей и височной находился специальный аппарат, пропускавший через себя множество букв, что складывались в ещё более большое множество слов, а те, в свою очередь, формировали уже нужные мысли, не позволяя протиснуться бредовым. Никогда этот крошечный аппарат в голове не давал сбоев, но сегодня он не то чтобы прям дал сбой.. Аппарат задымился, в связи с чем, его пришлось выключить да побыстрее. И во всём виноват блондин. Парень, а точнее что то между двух полов, вынудило его перегреться, зажевать пару словечек между шестерёнками, а возможно даже и мыслей, что были готовы к отправке в мозг, заставило перестроиться на другой лад и вдруг построить приоритет немного в другом направлении, так же перестроив и алгоритм действий, тем самым напугав двуполое создание природы, над которым та, видимо, заметно решила поиздеваться. Зандик предпочитал не думать почему это природа решила так поиздеваться над этим жалким существом, он думал о том, как бы быстрее оказаться дома, прижаться к толстой металлической двери, засунуть ключ в замочную скважину, прокрутить его два раза по часовой стрелке, а после потянуть на себя, перешагнуть через порог и снова прижаться к двери, но уже чтобы закрыть её. В квартире никого не будет, лишь относительная чистота, порядок и соседская ругань. Молодая семья уже долгие три года треплет нервы соседям по этажу, соседу с низу, то есть ему,собственным двойняшкам и самим себе. Но сегодня было тихо. Это его не особо волновало, но по большей части было просто непривычно. Относительно просторный "коридор" освящается светом закатного неба через кухонное окно, что уже полно холодных оттенков и во всю кричит о том, что ночь сегодняшняя будет даже холоднее этих мудрёных цветов. Ветки деревьев уже гнутся во все стороны и чуть ли не узлом завязываются от порывов ветра, в самой квартире как то уже не так тепло и уютно, как было летом или в середине весны. Будто с началом осени всё живоё уходит, точнее, буквально выбегает за его порог, разбегаясь по более комфортным и тёплым квартиркам, заселяясь во влажных и приятых темных углах, залезая под шкафы, на холодильники и за шторы, прячась максимально укромно и стараясь сделать так, чтобы остаться лишь чем то ночным "померещилось" и ничем более, чтобы молча унести с собой буквально в могилу все тайны и секреты, что были услышаны в окружении почти что голых бетонных стен и теней. Мужчина не спеша нащупывает выключатель на стене, в ванной загорается одинока лампочка и озаряет хоть какую то попытку создать уют в доме, которым здесь даже никогда не пахло. Запах домашнего тепла, который обычно приносили на себе гости выветривался слишком быстро, даже если окон не открывать, а само тепло, как правило пыталось не окутаться все окружающие себя предметы, скорее наоборот, сберечь себя, сжимаясь посильнее и уменьшая свой радиус. Какой то странный серый коврик на плиточном полу выглядел скудно, одиноко и ничем не примечательно, он не привлекал, а скорее пугал, собственно как и одна зубная щётка в стакане, почти пустой тюбик зубной пасты, станок для бритья и такая же одинокая мочалка с единственной парой бутылок шампуня. На своё отражение он предпочитает даже время не тратить, в конце концов, что такого он там не видел? Это лицо преследует его уже почти лет сорок и возможности сменить его на какое нибудь другое и более привлекательное нет. Да и зачем это надо? Для кого? Для мыльной пены на его руках, что покрыла буквально всё и натёрлась даже меж пальцев? Для струи воды, что постоянно как то неудачно брызгала на его штаны? Для самого себя, чтобы жизнь стала проще? Конечно нет. Никому это нахрен не сдалось, уж больно не практично нынче лицо менять, тем более под новое лицо нужно подготовить и новое "я", что до этого не повторялось. А тому и своего единственного себя было вплоне достаточно с головой. Влажные руки всё так же проводят по стене, ища выключатель, буквально на минуту погружая квартиру в полумрак и на ощупь ища уже другой выключатель, что при нажатии озаряет мягким желтоватым свечением кухню. Гарнитур, холодильник, плита, раковина, мусорное ведро и обеденный стол с четырьмя стульями. Зачем ему четыре стула знать может только сам господь бог, но даже тот часто молчит, когда ему задают вопросы о своём не самом удачно творении в лице Зандика, который даже отрицал существование творца своего, являясь приверженцем теории о том, что зарождение жизни шло постепенно и долго, путем такой же долгой эволюции, что затянулась не на одну сотню тысяч лет, но сейчас то.. в конце концов итог этой "эволюции" смотрит на полки холодильника, думая что бы такого сытного закинуть в рот, в попытке унять урчание желудка. Взгляд его вдруг переходит на окно. Какие то отголоски летнего солнца всё ещё пытаются пробиться через серые облака, залезть в этот уголок мрака и тьмы, попытаться согреть и "переставить тему с тёмной, на светлую", но всё тщетно. Тучи довольно быстро закрывают все возможные источники ярких проблесков большой звезды и в голове завелась мысль. Точнее, она буквально въелась туда, будто кто то намертво закрутил её в светлую голову шуруповёртом, проходясь через волосы, кожу, череп и вонзая конец шурупа прямо в мозг, доводя до кровоизлияния и быстрой кончины. Перед глазами преподавателя было не уходящее солнце, а угасающий студент Альбедо, которого он сегодня видел первый раз в жизни.