Шторм

Внутри что-то дикое, штормовое. Время вывешивать в порту Баккипа предупреждение: осторожно, волны могут унести вас дальше, далеко-далеко, в те берега, где даже драконы — чужие, не настоящие. Унести настолько далеко, что родной дом забудется. Да, внутри — огонь и засуха, остужаемая лишь редкими, судорожными вздохами. Неправильная сухость, накрывшая прежде дождливое место. Или наоборот? Орошил дождь пустыню, сухую и так давно живущую, что зачерствевшую без эмоций. Лишь теперь, глядя в юные, но уже замёрзшие глаза, что-то шевелится внутри. Завязывается неправильное, томное чувство, где-то далеко внизу, там, о чем говорить запрещается в приличном обществе, и щеки опаляет стыд. Нельзя. Разве это нормально? Его Изменяющий так мал, даже его ухаживания за той девушкой ещё романтичны и полны юношеской горячности, покрыты розовыми отблесками. Лишь на пробу, так аккуратно, он поддается чувству. Под одеждой жарко и неудобно, но в темноте собственной спальни люди позволяют себе и не такое. Тепло накрывает его всего, когда он начинает двигать рукой, осторожно и неловко. Кусает подушку и прячет в ней лицо, хотя и стыдиться не перед кем. Чувство запретности, тайны, заставляет почему-то ещё сильнее выгнуться в груди, невольно задрать бедра кверху и двинуться навстречу движениям. Безмолвно, лишь сбитые вздохи намекают на происходящее. Да и то, вдруг человек в горячке? Горячке из-за собственных мыслей и чувств, навиваемых лишь одним образом. Из сновидений и пророчеств, с тренировочных площадок и коридоров замка. Мысли расплываются, под пальцами становится влажно и скользко, в горле вибрируют стоны, которые все же удается сдержать. Ещё не настолько с ума сошел, всё же. Но хочется, хочется сойти окончательно, чтобы рядом было такое же горячее тело и мокрые, пошлые звуки, можно было вцепиться в чужую кожу, а не промокшую от пота простыню, поцеловать жарко и яростно, глотая чужие слова и чувства. Тело прогибается ещё больше, то ли уходя, то ли подталкивая к прикосновениям, и он понимает что остановиться уже не сможет, хотя и не понятно что будет дальше, к чему ведёт эта истома? Были ли правы все любовные романы и шептания служанок? По бедру стекает холодная капля пота, разгорячённое тело потряхивает от таких контрастов, и всё скатывается в наслаждение. Мир за стенами лишь помеха, сейчас только образ перед глазами и собственное неуёмное желание, обжигающее внутренности, комок в паху, выгибающиеся пальцы на ногах. Так грязно, так мокро, так запретно и плохо, что даже хорошо и до одури восхитительно. Тепло нарастает, вот, ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть... До чего-то, Шут и сам не знает до чего, лишь ускоряет движения и все сильнее сжимает зубами подушку. Чуть-чуть, ещё... И проваливается куда-то, перед глазами темнеет, все тело содрогается и он грудью продается вперёд. Остаётся лишь пронизывающее всю его суть удовольствие, на пару секунд затмевающее и вымывающее штормом все мысли и чувства. Бедра без сил опускаются на кровать, и лишь сейчас, через пару секунд, он осознает. Отвратительно. Разнеженное, лёгкое тело теперь собирается в комок, напряженный и полный ненависти к себе. Между ногами до противного холодно от влаги, в горле собирается комок. Хочется плакать от стыда. Как он мог? Так непотребно думать о своем Изменяющем, опошлить всю их связь, свести до плотских утех. От вра ти тель но. Заснуть в этот день не получается, всю ночь в ставшей неуютной постели он ворочается и тихо всхлипывает, отнюдь не от удовольствия. Как он мог надеяться? Особенно зная что у Фитца уже есть его любовь, зная с кем он будет проводить ночи. Так наивно и грустно быть влюбленным в человека, который не подарит тебе ни единого цветка, не оставит букета. Ни черного, ни белого. Так отверженно корить себя за такую слабость, но что человек может сделать против своих чувств?