Трое мерзких

      Три кантона Швейцарии окружают Фирвальдштетское озеро — Ури, Швиц и Унтервальден. Три силуэта величественно ступают по лесистым берегам. В самом богатом кантоне Швейцарии расположена небольшая резиденция высокопоставленного господина. Это не Версаль, да и не Франция. Цуг — таинственная и средневековая табакерка. Элитные люди, жирная пища, дорогие обувь и одежда. Смех, сплетни, совершенство. Архитектурными изысками глаза не удивишь. Обывателей подталкивает интерес заглянуть за каменные стены.       Как скажет однажды Эйнштейн: «Всё относительно». В соседнем Бааре швейцарцев не привлекает «Адский» грот с залежами туфа и травертина. Господа и дамы выбирают Цуг. Здесь, среди однотипных архитектурных построек, на ровной каменной кладке между семьями немцев и французов живут утром, днём и вечером три человека. Не считая прислуги, что обхаживает их. Слуги — это дополнение образов. Готовить, чистить, подавать и уносить — удел низших слоёв. Верх пирамиды обладает властью брать, управлять и гнобить.       Перед представлением главных героев хочется отдать должное рассказчику. Мужчина он или женщина — никто не знает. Предположительно, если верить нечестивому зрителю, история разворачивается в Швейцарии, но это не точно. Как часто вы, уважаемые, видите на страницах книг Швейцарию? Вероятно, редко. Позвольте остановить свой выбор на Швейцарии — мне так хочется. Время колеблется от 17-о века до 20-о, возьмём середину — ни вам, ни мне. За двадцатью окнами всегда поздний вечер. Кровати ожидают разгорячённые тела и секреции. Ночь — правительница резиденции. Под музыку звучат немецкие, французские и итальянские языки.       Является ли рассказчик действующим лицом, наблюдателем или лжецом — никто не знает. В какое слово он вложил неточность и сколько действий опустил — неизвестно. Пусть он и обманывает вас — просто поверьте ему. Такая у рассказчика задача. Место и время действия отходят на второй план. С бóльшей вероятностью смею отметить, что у истории есть смысл. За физиологией мы не видим философии. Увы. Запомните, деньги наполняют не карманы, а покупают желания. Золотые монеты открывают двери в глубины запретной неизвестности. Слова — это воздух. Без воздуха человек не может существовать.       А существуют ли в действительности три господина, проживающие в резиденции Фирвальдштет?       Во главе соснового стола восседает фюрст Кóзимо. Фамилия это или имя — гости не задаются вопросом. Богатство, сила и мужская красота таятся в небесно-голубых глазах Козимо. Лишь единицам позволено увидеть его без чёрных круглых очков. Белоснежные локоны спадают на выбритые виски. Прямой пробор порой теряется — укладка меняется. Фюрст Козимо избегает солнечного света. Белая кожа подчёркивает аристократизм. Мужчины в Швейцарии мечтают походить на Козимо. Мускулистые ноги скрываются под брюками и сапогами для верховой езды. Узкую талию и широкую грудь фюрст подчёркивает пиджаками и кафтанами. Женщины в восторге от камзолов без рукавов. Дорогие вещи Козимо приобретает в Англии и Франции. Возможно, где-то между Англией и Францией прячется Швейцария.       По вторникам — короткие мундиры и камзолы. В среду Козимо надевает кожаный плащ и отращивает щетину на подбородке. Четверг — день сюртука. Солнце всходит и заходит. Ни свет, ни тьма не скроют шрам от левого уголка губ до мочки уха. Глубокая линия — холодная и грубая. Поцелуи Козимо горячие.       Фюрст слушает Моцарта, но предпочтение отдаёт Сальери. За сигаретой в мундштуке восхищается Гёте, а в одиночестве не отрывается от Джейн Остин. Каждое воскресенье служанка Эльфрида покрывает ногти на его левой руке чёрным лаком. По субботам на три часа Козимо снимает маленькие серьги-кольца из ушей.       Если вас интересуют параметры фюрста, вот держите. Не будем обращаться к старинным единицам измерения, ни вы, ни рассказчик не любит заглядывать в подсказки. Рост: 176 сантиметров, вес: 75 килограммов. Среднего телосложения мужчина и выше среднего возраста. Ему — 50 лет.       — В кого нас превращает ночь? — обращается к гостям Козимо, вставляя сигарету в мундштук. — В наивных спящих или в убитых симулянтов?       Голос фюрста — дорогой табак, сладкое вино в хрустальном бокале, тёплая шерсть и струящийся шёлк.       Сегодня на ужин в резиденцию Фирвальдштет пожаловала семья барона Фритша. Сам Фритш и его миледи Каролина бывали ни раз в апартаментах Козимо и Клюзé, а вот их дочь леди Герта сидит за сосновым столом впервые. Козимо не вкусит молодую особу. Леди Герта, забывая приличие, раскрывает рот от удивления, услышав волнующий голос фюрста.       Треск камина за спиной барона Фритша не заглушает беспрерывные гудящие звуки Клюзе. Петиметр, сидящий по правую руку от миледи Каролины, нюхает табак и громко дышит. Золотая табакерка на столе периодически открывается и закрывается. Служанка Хаберль обновляет бокал господину. Эсквайра Клюзе я представлю вам позже.       — Или ночью мы превращаемся в безответно влюблённых? — Козимо смотрит на женщину на другом конце стола.       Она пьёт вино. Когда не пьёт вино, обводит ногтями ободок бокала и любуется леди Гертой. Представляет, как снимет заколку, и волнистые волосы упадут на узкие плечи, как развяжет пышное платье — нетронутая мужскими руками красота околдует мрачную душу герцогини.       Лань под красным соусом, куропатки под шафраном, запечённый поросёнок — внутри колбаски из мочевого пузыря и матки, жаркое из соловья, приправленное имбирём и корицей. Никаких овощей. Овощи и зелень — еда бедных. Клюзе пачкает жирными пальцами пятую салфетку за ужин. Служанка Хаберль подаёт ему шестую. Тонкие губы эсквайра пожирают яблочные пироги. Клюзе первый. Клюзе необходимы силы. О нём позже, напоминаю. Короткие пальцы разрывают на части разваренную осетрину. Служанка Хаберль обновляет бокал господину и краешком салфетки вытирает масло с усов.       — В ночи скрываются тёмные души, — миледи Каролина разрезает колбаску и кидает улыбчивый взгляд на Козимо. Отличия колбаски на её тарелке и колбаски в брюках Козимо — цвет, толщина, размер, содержимое, вкус. Миледи пробовала фюрста ни раз: на язык, на глаз, на грудь.       — В ночи правда, дорогой Козимо.              Клюзе не следует этикету. Он чавкает, ковыряется раздвоенным языком в зубах и пьянеет от половины графина.              Голос Клюзе — колтун на шее полудохлой собаки, неудачно вырванный заусенец, покрытая жёсткими волосами шкура свиньи, бочка наикислейшего вина.       — Ты удивителен, Клюзе, — герцогиня стучит по бокалу обручальным кольцом, чем заставляет напрячься Козимо. — Твой грязный рот способен выплёвывать не только кости, шутки и гадкие признания, но и чистую правду, — она аплодирует, белые ногти сияют ярче скатерти.       Голос герцогини — цветок, подаренный рыцарю, твид без саржевого переплетения нитей, иней на стекле в полночь.       Разрешите представить герцогиню Шартрéз. Если вы знаете, как выглядит фюрст Козимо, можете предположить, с какой женщиной он вступил в брак? Представили? А теперь увидьте Шартрез: стройная, подтянутая, с идеальными формами. Высокая, на четыре сантиметра ниже Козимо. Изгибы её тела восхищают опытных женщин и невинных девушек. Мужчины облизываются, когда видят грудь под распахнутыми камзолами. Герцогиня предпочитает оголяться сверху и только избранным позволяет положить руку на гениталии. Светловолосому подавай и супругу со светлыми волосами. Шартрез отправиться бы на войну с такой причёской — приняли бы за бравого солдата. В резиденции никто не занимается причёской герцогини. Шартрез курит кисэру и прилизывает белые волосы воском. Шартрез курит кисэру, пока слуга Талéр покрывает белым лаком длинные ногти.       Бедный мальчик Талер. Герцогиня потешается над ним, прохаживаясь по комнате в одном платочке на шее. Она ласкает себя, разжигает плоть, и мальчик Талер не в силах устоять перед божественной наготой герцогини — он подсматривает за ней в щель и стирает ладонь в кровь. Он топит семя в багровой жидкости, наблюдая Шартрез за поцелуем с женщиной. И сегодня восемнадцатилетний Талер заплачет от счастья, когда Шартрез скинет с себя чёрный жилет, явив взору груди, до которых ему никогда не дотронуться. Мальчик-слуга наполняет герцогине бокал, засматриваясь на алые губы. На бароне Фритше серый галстук. Глаза Шартрез — агат цвета холодной стали.       Отмерьте от пола вверх 172 сантиметра, наделите тело 64-я килограммами. По секрету талия герцогини: 78 сантиметров. Да, и самое главное: Шартрез — 44 года.       Мужчину покоряет не внешность женщины. Двенадцать лет назад Козимо влюбился в Шартрез. Он женился на ней, потому что его пленили высокие скулы и лёд в серых глазах. Двенадцать лет супруги спят в раздельных комнатах. По ночам Козимо думает о ней. По ночам Шартрез курит кисэру.       — Я отвратителен и невероятен одновременно! — Клюзе разводит руки в стороны. — Шут и шлюха совокупляются под моим мундиром. Простите, сегодня на мне нет юбки, поэтому стройные волосатые ножки миледи и леди не увидят.       — Вы носите женские юбки, лорд? — внезапно вспыхнувшую любознательность леди Герты останавливает прохладная рука. Герцогиня гладит её по кисти.       — Я не лорд, леди. Я — эсквайр, — Клюзе показывает на себя. — Так повелось. Знатный род заполучил одного господина в лице моего любимого кузена Козимо, — он кивает круглым подбородком на фюрста. — Что до меня? Какой из меня лорд?! — громкий голос Клюзе заставляет леди Герту подпрыгнуть на месте. — Ростом не вышел, личиком красивым не вышел. Из матки не той вышел.       — Я всегда недолюбливал твою мать, Клюзе, — Козимо вытаскивает сигарету из мундштука и тушит в пепельнице. Его не волнуют поведение и слова эсквайра. Знаки внимания герцогини леди Герте раскрывают швы на левой щеке. — Поэтому и убил её.       — А я — твоего отца, моего дядюшку, — Клюзе кивает, поджав тонкие губы. — Жёнушку мне не подобрали, юная леди, да я и не горел желанием. Богатство? — он указывает на Козимо. — Всё досталось этому пройдохе! Я всего лишь присосался к его благородию, как младенец к соску, — Клюзе кладёт руку на грудь, но через мундир не удаётся прощупать барбеллу. — Так вкусно и долго. Почему бы и нет? Маменька с папенькой не пожалели меня: сломленного, неказистого, безногого, юродивого. Козимо вдохнул в мои поганые лёгкие золотой воздух. Спасибо, что не излился золотом!       — Как ты себя ведёшь, Клюзе? — Козимо бросает на кузена озлобленный взгляд — Клюзе чувствует его через чёрные очки. — Леди Герта первый раз в резиденции, в моём доме, если ты забыл. Своими невоспитанностью, отсутствием приличия и вонючим языком…       — Языками, — Клюзе вытаскивает язык, демонстрируя леди Герте раздвоенную плоть — гордость пресмыкающегося. — Хотел стать змеёй в юности, но природа одарила меня удавом, — он поднимается из-за стола, табакерка убегает со скатерти и виснет на цепочке, ударяясь о колено. Эсквайр хватает себя за гениталии, в сжатый кулак еле помещается бугор под брюками. — Верно я говорю, барон Фритш?       Барон Фритш недоумевает, ищет поддержку у миледи Каролины и фюрста. Леди Герта не знает о связи её семьи и резиденции Фирвальдштет.       — Сядь, — Козимо указывает на стул, обитый бархатом. — Ты уверен, что война лишила тебя ног, а не мозгов?       — Пальчиками в чулочках не могу пошевелить, чего не скажешь об извилинах в мозгу, но я не жалуюсь, кузен. Туфли на каблуках превосходно смотрятся на моих культах. Не переживай, хоть бегать у меня особо не получается, на ногах я стою уверенно, как и танцую.       — Из-за неуместных танцев ты лишился стоп. Я дал тебе крышу над головой, шлюх и еду, а взамен получаю неуважение.       — Лучше бы я подох на поле битвы, чем жрал эти помои, — Клюзе стучит по столу табакеркой и принимается засовывать в нос нюхательный табак.       Кто же такой Клюзе? Скажу сразу: «Клюзе» — это фамилия. Так ли он уродлив, как говорит сам? Эсквайр обделён ростом, но награждён крепким телосложением. Не так высок, как бы хотелось. Широкие плечи и грудная клетка возбуждают мужчин. Живот у Клюзе твёрдый. Мускулы покрывают тело от шеи до лодыжек. Изящных рельефов и кубических форм вы не увидите, но глаз порадуется мелкой растительности на коже и проколотым соскам. Мужественность эсквайра в волосатом лобке, причёска настолько густая, что вылезает из исподнего. Чёрный пигмент закрашивает руки, плечи и шею Клюзе. В перерывах между битвами юный кузен Козимо предпочитал изучать своё тело. Клюзе отрицательно относится к боли — повидал на веку достаточно. Железные куски служат локтевыми суставами. Железные пластины замещают косточки на кистях. Стальные толстые кольца на безымянных пальцах — под одним нарисованное иглой. Клюзе испытывает разрушительные чувства к одному человеку за столом.       О Клюзе можно рассказывать много. Поверьте. Он допускает к себе только одну женщину — служанку Хабéрль. Она причёсывает ему усы каждое утро и красит чёрным лаком ногти на руках. Хаберль укладывает волосы господину — мажет вазелином и заверяет, что появляющиеся залысины — вовсе не залысины, а высокий лоб. Гардеробом служанка тоже занимается. Они вдвоём с господином долгое время расписывали, что и в какой день ему носить. Белая короткая шуба — любимая вещь петиметра у Хаберль. По вечерам служанка растирает опухшие культи, а Клюзе в это время лежит на подушках с эвкалиптовой маской на лице. Ни Шартрез, ни Козимо не знают, что происходит в комнате эсквайра. От душевной боли Клюзе плачет. За сильными руками и мускулистыми бёдрами — мужчин привлекает грубость господина — Клюзе таит бренность израненной материи.       Клюзе действительно воевал, его травмы настоящие. В лицо Козимо он говорит о недовольстве и зависти. По вечерам — подслушивает через стену прерывистые стоны. В парной работе засматривается не на среднего, а на нижнего. Жаль, в карий глаз эсквайра никто не смотрит, кроме служанки Хаберль. С герцогиней Шартрез Клюзе никогда не спорит и лишний раз не разговаривает. Выбор кузена не оспаривает.       Клюзе — это толстая дверь, которую не выбить. Рост: 168 сантиметров, вес: 86 килограммов. Мужчины умоляют Клюзе не останавливаться. Будь эсквайр купцом, прохожие обходили бы стороной одноглазого, а он бы закрывал лицо руками, прячась от детских насмешек над пиратской повязкой. Резиденция Фирвальдштет делает из Клюзе храброго солдата в военном мундире или петиметра в белых кюлотах и чулках. Клюзе — 42 года.       — Наше время, — Шартрез встаёт из-за стола и берёт за руку леди Герту. — Пойдём.       Юная Фритш прощается глазами с матерью и отцом. Через считанные минуты её телом завладеет женщина. Женщина, которая старше родной матери. Слуга Талер покорно остаётся на месте. Он поднимется на второй этаж чуть позже, когда в столовой не останется ни одного человека.       Барон Фритш достаёт из кармана пиджака мешочек. Золотые монеты с грохотом опускаются на пустую тарелку Козимо.       — Благодарю, — Козимо убирает мешок в карман брюк.       — Дорогой фюрст, — миледи мнёт салфетку, — я с превеликим уважением отношусь к герцогине, но как мать волнуюсь за дочь.       — Шартрез не сделает больно леди Герте. Не переживайте, миледи. Всё обговорено. Вашей дочери понравится.       Клюзе расслабляется на стуле, откидывая руки на спинку. Юная леди покинула стол, а значит можно снять с правого глаза чёрную повязку. Служанка Хаберль подливает в бокал. Клюзе выпивает. Следующий глоток произойдёт через час.       — Сначала вы, — Козимо обращается к эсквайру и барону, — потом мы, — он смотрит на миледи, — а после все вместе.       — У тебя или у меня? — Клюзе расстёгивает верхние пуговицы сорочки. Барон Фритш воодушевляется появлению чёрных волос на груди эсквайра.       — В моей комнате, — ровным голосом отвечает Козимо.       — Осетрина невкусная, слишком разваренная. Тонкая кость чуть не встала поперёк горла, — Клюзе цокает правой стороной языка.       — Не хватало еще, чтобы ты упал лицом в разорванную осетрину, и торчащая кость проткнула твой здоровый глаз.       — Обо мне никто не позаботится в резиденции, за исключением Хаберль, мой любимый кузен, — Клюзе цокает левой стороной языка и подмигивает белым глазом служанке.       — Пора, — фюрст взирает на барона.       — В ночи правда.       С этит словами Клюзе покидает столовую и тяжёлой походкой через гостиную направляется к лестнице. Золотая табакерка на цепочке стучит по правой коленке. Барон Фритш благодарит Козимо и следует за Клюзе.       — Не волнуйтесь, — Козимо кладёт руку на кисть миледи Каролины. — Ведь это не в первый раз, — он приподнимает уголки губ, фюрст не улыбается. — У Вас будут особые пожелания?       — Нет, фюрст Козимо, — она смущается и краснеет то ли от тёплой руки господина, то ли от его голоса. — Я сделаю всё, что Вы попросите.       — Барон платит мне, чтобы я удовлетворил Вас. Я не делаю в комнате что-то нечеловеческое.       — Вы делаете всё правильно, — миледи переворачивает кисть ладонью вверх и переплетает свои пальцы с мужскими.       — Извините эсквайра. Он не такой, как я.       — Эсквайр Клюзе пришёлся по вкусу моему супругу.       — Питаю надежды, что в эту встречу мне удастся удовлетворить и Вас, и Вашего супруга.       Держась за руки, фюрст Козимо и миледи Каролина поднимаются на второй этаж, где за двумя закрытыми дверями слышны лесть изо рта барона и стоны возбуждения леди.       Ночь приближается.