A priori

      Просыпаясь с самого утра, я уже чувствую, что сегодня день будет несколько другим. В нём есть что-то особенное, словно наполненное волшебством. Утренние поцелуи перед работой Чонгука уже стали приятным ритуалом, в котором мы друг другу не отказываем — это настоящий грех. И сегодня, благодаря решению мужчины провести работу удалённо, мы сполна смогли этим насладиться.       Пока Чонгук принимает утренний душ, я уже готовлю нам завтрак, параллельно разговаривая с мамой по телефону. Рассказываю ей все накопившееся за пару дней новости, не забывая о переезде к Чонгуку. И так приятно чувствовать её поддержку, даже на расстоянии, — конечно, не без ноток беспокойства. Мне уже не терпится познакомить её с Чонгуком в реальности, потому что заочно они уже успели познакомиться.       Как-то в один из дней я, лёжа в кровати, говорила с ней по видеосвязи, а он, только зашедший в комнату, из-за нашей небольшой заминки, подумал, что разговор закончился и тут же, как только лёг рядом, с ходу притянул меня в свои объятья, целуя в щёку. Лично для меня знакомство было немного неловким, — Чонгук всё равно не спешил выпускать меня из своих рук, но, в целом, я увидела, что они нашли коннект, потому что после я по большей части молчала, слушая незатейливые вопросы от мамы и спокойные, уравновешенные ответы Чонгука на них. Это не могло не радовать.       Звонок заканчивается с искренними пожеланиями хорошо провести сегодняшний день, и уже спустя минуту, когда стола касаются тарелки с омлетом и чашки с чаем, Чонгук показывается из душа. Его белая футболка красиво липнет к ещё немного влажному подкачанному телу, а с волос капают редкие капли воды. Он либо специально каждый раз так выходит из душа, чтобы меня вывести из равновесия, либо же не догадывается о том, как сексуально выглядит.       Чонгук подходит вплотную, так что я ощущаю жар его тела. Очередной контраст температур вызывает у меня мурашки. Он оставляет лёгкие поцелуи-бабочки по всему моему лицу, вызывая этим смущённый хохот, а после благодарит за завтрак и садится напротив.       — Давай приготовим что-то на ужин вместе? — спрашивает Чонгук, принимаясь за еду.       — Это хорошая идея. Есть предложения? — тут же откликаюсь я, уже перебирая возможные варианты в голове.       У меня никогда не было прям тяги к готовке, но если я начинала, мне нравилось. Но с Чонгуком мне всегда хочется готовить и даже убирать в доме — что я, кстати, ненавижу. Мы всё делаем вместе, распределяя лишь фокус задач, с которыми должны справиться. И что самое главное — мы не как работы делаем всё, только бы сделать. Мы много разговариваем в процессе, смеёмся и прерываемся для кратких объятий и поцелуев.       — Как насчёт роллов? — заинтересованно хмыкает мужчина, и я улыбаюсь, сразу же распознавая в этом потаённое желание сделать это. Он ведь любит это блюдо, и я, которая никогда особой тяги к нему не чувствовала (впервые именно с мужчиной попробовала, с помощью доставки на ужин в один из вечеров), соглашаюсь.       — Отлично, — восклицаю я, и Чонгук довольно улыбается. — Только у нас нет всех продуктов, поэтому, пока ты будешь занят, сбегаю в магазин, — уверенно киваю я, в голове составляя список покупок.       — Я могу выделить двадцать минут на то, чтобы пойти с тобой, — чуть возмущённо хмурит брови тот, и я ласково усмехаюсь, протягивая руку, чтобы потрепать его ещё немного влажные волосы.       — Я знаю, но не стоит. Магазин ведь рядом. И за эти двадцать минут ты успеешь многое сделать, — с улыбкой объясняю, а Чонгук в ответ смиренно вздыхает и качает головой, что-то там бурча себе под нос. — И я тебя люблю, — по-доброму усмехаюсь я.       — А я больше, — так по-детски хмыкает он, и я задаюсь вопросом: как он в одно мгновенье может быть таким вот милым, а в другое — заставлять меня дрожать от его языка, хозяйничающего у меня во рту?       — Будем спорить? — игриво склоняю голову к плечу.       — Не сейчас, — уклончиво отвечает Чонгук, подмигивая. Я чувствую, что за этими словами что-то скрывается. Нечто, что заставляет внутри томительно ожидать.       Дальше мы кушаем молча, погружённые в свои мысли. Чонгук, зная, как я не люблю мыть посуду, как и все разы до этого, забирает у меня губку и делает это сам, пока я, обнимая его со спины, утыкаюсь лицом в лопатки и рассказываю о разговоре с мамой, у которой в следующем месяце отпуск, и она на неделю хочет приехать сюда. Чонгук, конечно же, не против, даже предлагает всякого рода варианты развития событий, что приятно греет душу.       Потом мы расходимся по разным точкам: Чонгук в свой рабочий кабинет, специально оборудованный в доме, а я — в магазин. В нём в это субботнее утро не очень много людей, наверное, большинство ещё спит, поэтому я довольно быстро пробегаюсь между стеллажами, складывая в корзину всё, что нужно, не забывая вместо вина взять гранатовый сок, согласованный с Чонгуком.       Возвращаюсь в квартиру с небольшим пакетом. Оставив покупки на кухне, нахожу зарывшегося в бумаги Чонгука на том самом месте, где ненадолго и прощалась. Вижу, что он очень сильно погружён в документы, даже не замечает моего прихода. Подхожу, опуская руки на его напряжённые плечи, начиная слегка разминать. Чонгук тут же от облегчения шумно вздыхает, прикрывая глаза, и откидывает голову назад, упираясь затылком мне в живот.       — Прости, что не встретил. Что-то слишком погрузился в дело, — выдыхает тот, и я наклоняюсь, клюя его губы в утешающем жесте.       — Давай я помогу тебе скреплять документы и складывать их в папки? — предлагаю я, переживая из-за загруженности мужчины. Я прекрасно знаю, сколько это отнимает сил и времени. Чонгук открывает глаза, смотря на меня снизу вверх, и отрывает одну руку от своего плеча, поднося к губам, оставляя на ней нежный поцелуй. Прямо на запястье, где висит браслет.       — Если тебе будет несложно, — говорит, и я ласково улыбаюсь, поглаживая его гладко выбритую щёку. Присаживаюсь рядом на подставленный мне Чонгуком стул и принимаюсь сосредоточенно за дело, зная, как важно тут ничего не перепутать.       Время проходит довольно быстро. Но к тому времени, как на улице начинает понемногу сверкать, мы заканчиваем. За это время мы успели сделать довольно много, всего лишь пару раз отрываясь, чтобы перекусить. Сразу из кабинета мы перебираемся на кухню, включаем на фоне музыку, зажигаем свечи вокруг и принимаемся за готовку, которая нас немного тормошит, возвращая весёлое настроение.       Наши голоса звенят, а глаза — сверкают.       В этом есть нечто особенное.       Нет необходимости высказывать всю любовь — кое-что можно попридержать в себе, бережно хранить, выражать не словами. Лучше — поступками, прикосновениями, ласками, поцелуями. Один страстный поцелуй может сказать больше любых слов. Одно нежное прикосновение порою доказывает недоказуемое. Одна горячая ласка иногда объясняет необъяснимое.       Любовь многогранна. Она у каждого своя. Чужая может показаться странной, но для её обладателя она остаётся самой очаровательной. В любви нет теорем, уравнений, задач. Любви не нужно учить. Просто чувствовать внутри. Где-то в области сердца…       Как только я откладываю в сторону нож после разрезки, беру в палочки получившийся ролл и протягиваю Чонгуку, который чуть наклоняется, тут же захватывая его губами, пробуя, пока я заинтриговано ожидаю вердикта. Он довольно мычит, удовлетворённо хмуря брови, тем самым показывая, как вкусно, а после — делает для меня то же самое. Мы даже не садимся за стол, кушая вот так вот стоя, запивая всё это кисло-сладким соком.       На улице уже темно, но мы, занятые друг другом, совсем этого не замечаем. В колонках начинает играть «Ed Sheeran — Give Me Love», и Чонгук лукаво улыбается, прежде чем отступить на шаг, склониться в поклоне и протянуть мне руку в приглашающем жесте.       — Потанцуете со мной? — в атмосфере прошлых веков спрашивает он, смотря на меня исподлобья с хитрым прищуром.       — Я не очень хороша в танцах, — тихо предупреждаю я, прежде чем подыграть. — Ведите, — и, облизывая губы, подаю свою руку, тут же оказываясь притянутой к крепкому телу. Чонгук устраивает свободную руку у меня на талии, а я — на его плече. И совершенно нет дела, что мы в обычной домашней одежде — это вовсе не имеет значения. Мы медленно начинаем двигаться из стороны в сторону, смотря чётко друг другу в глаза.       Остальной мир не так важен.       У Чонгука прямая спина, сменившийся взгляд. Так смотрят на любимую девушку. Так смотрят на ту, которой дарят танец. Так не касаются временной партнёрши и едва знакомой девушки, встреченной в зале. И так не сбивается дыхание от простого контакта бёдер, что разрывается спустя две секунды. Это чувственнее и интимнее, чем секс. Это больше, чем странные пробы.       Любовь — это танец, самый красивый, самый завораживающий танец на свете. Настоящей любви не нужны слова, для неё важно присутствие. Танец — это близость, а близость — это любовь. Танец — это мера и такт переполняющего тебя, сдерживаемого и льющегося через край чувства…       Пропасть между нами с каждым новым аккордом раскрывается лишь сильнее. В какой-то момент я оказываюсь сбоку от Чонгука на вытянутой руке. Медленное раскрытие рук и безмолвное кружение вокруг своей оси в его руках… Тройка поворотов уничтожает дистанцию между нами. Резко, выбивающе весь дух изнутри. Заставляет рвано выдохнуть в лицо скопившееся напряжение. Мы неосознанно останавливаемся, переставая двигаться, когда наши губы оказываются в жалких миллиметрах друг от друга. Мы дышим горячо и поверхностно, всеми фибрами души ощущая, как атмосфера знатно повысила свой градус.       Между нами — электрическое поле высокого напряжения — осязаемое, мерцающие и сводящее с ума.       Песня сменяется на «Tove Lo — Talking Body, by SoMo», только разогревая и так до предела нагретый воздух. И весь мир в этот миг схлопывается до одного человека. Нас словно целый день держали на цепи, не давая прикоснуться друг к другу.       Я не знаю, кто первым сокращает расстояние. Я помню лишь неистовый и страстный поцелуй. Я с ума схожу от того, какой Чонгук горячий, как сильно, но при этом аккуратно прижимает к себе, словно боится, что я в один момент исчезну. Поцелуй становится глубже, так мы ещё не целовались. Так развязно, так мокро, так дерзко и так голодно. Но у меня нет ощущения неправильности, — я поддаюсь навстречу.       Я чувствую, как сладко тянет у меня внутри, вырывая из груди тихий полустон-полувсхлип, который Чонгук ловит в свой рот. Мужчина медленно ведёт по моему телу ладонями, словно собирая все мурашки, и останавливается на моих ягодицах, чуть сжимая их. Ноги подкашиваются от переполняющих меня эмоций из-за таких откровенных прикосновений, и Чонгук тут же подхватывает меня на руки, быстро поворачиваясь вокруг своей оси, и одним движением усаживает на стол, становясь между моих мелко дрожащих ног. Воздух из лёгких выбивает, как после мощного удара. Я хватаюсь за шею Чонгука, как утопающий за спасательный круг, и окольцовываю ногами его талию, скрещивая лодыжки на пояснице.       Мы наконец-то дорываемся и укрощаем первое жгучее желание. Поцелуй становится более спокойным, не таким быстрым, но всё ещё остаётся глубоким и мокрым. Немного утихомириваем пыл.       Чонгук с влажным звуком отстраняется, оставляя между нашими губами жалкое расстояние, и смотрит мне в глаза своими затопленными чёрными зрачками, в которых плещется возбуждение. Я гулко сглатываю: мне до безумия нравится, как я на него влияю.       — Ты позволишь мне зайти дальше? — до ужаса хриплым голосом спрашивает, посылая по моему телу импульсы тока. Удивительно, что, несмотря на его состояние в чонгуковых глазах, я вижу чёткое «дай хоть малейший отрицательный знак, и я тут же сделаю шаг назад». Чонгук именно из того типа мужчин, которые мир к ногам любимой девушки положат. Я даже не могу описать то, насколько это для меня ценно.       Мне кажется, что даже мой громкий вздох неконтролируемо дрожит вместе со мной. Не от страха — от возбуждения. Это именно тот момент, когда чувствуешь, что готов. Как раньше к поцелую, так и сейчас — к чему-то большему. У меня совсем нет страха, потому что я доверяю Чонгуку. Больше, чем можно представить. И я хочу не меньше.       — Позволю, — выдыхаю я, но Чонгук не спешит действовать, давая возможность передумать. Мы смотрим в глаза друг другу несколько долгих секунд, но у меня в голове лишь непоколебимая уверенность. Чонгук прислоняется своим лбом к моему и, всё так же не отводя взгляда от мои расфокусированных глаз, шепчет такое разбитое:       — Твои глаза — чашка зелёного чая, а я в ней — сахар. Думаю, ты понимаешь, что со мной стало.       И это не просто слова, это, прежде всего — действия.       У меня теряется дар речи, но Чонгук и не ждёт ответа.       — Хочешь, я наберу ванну? — интересуется, вернув себе самообладание. Я закусываю губу и киваю. Даже в такой момент Чонгук не спешит и думает, прежде всего, о комфорте.       Я стараюсь сильно не смущаться, когда раздеваюсь, залезая в тёплую, специально настроенную Чонгуком воду. Он, к слову, вообще-то, и не смотрит, давая мне привыкнуть — понимает мои чувства, и это греет душу. Мужчина раздевается следом, и я неловко поглядываю на него, в очередной раз подмечая все достоинства его тела, которые ощущала раньше под одеждой. Он залезает в воду позади меня, и я опираюсь спиной на его грудь.       Чонгук поливает мои плечи водой, нежно ведя подушечками пальцев по рукам вниз, пока не достигает моей ладони. Он скрепляет наши пальцы, после оставляя нежные поцелуи на плечах, шее и открытом участке спины. Специально отклоняю голову, открывая Чонгуку больший доступ к его неистраченной нежности, которую он всегда жаждет мне подарить. Внутри меня сидит некое волнение, предвкушение, и Чонгук это понимает, пытаясь расслабить. Никогда раньше не подумала бы, что это сработает, но сейчас я просто превращаюсь в состояние желе.       В какой-то момент меня захватывает совершенно неконтролируемое, почти что болезненное желание поцеловать Чонгука. Я, не теряя времени, поворачиваюсь к нему лицом. Чонгук тут же приникает к моим губам, словно чувствует то же самое. Он целует глубоко, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, усиливая приятные ощущения. У меня в голове от этого пульсирует и шумит кровь. Мне до безумия нравится целоваться с Чонгуком.       Я опускаюсь губами ниже, мажа ими по кадыку мужчины, чувствуя сразу, как он гулко сглатывает, и одновременно с этим прохожусь руками по его груди вниз, слегка царапая кожу ноготками. Слышу сверху шумный выдох, и это заставляет меня быть чуть смелее и увереннее. Веду носом у уха, вдыхая терпкий, как будто усилившийся запах Чонгука, дурманящий мне разум и слегка прикусываю мочку. Сейчас слышится низкий, тихий стон.       Почему-то именно этот момент кажется мне той самой точкой невозврата.       Спустя пару минут мы, не особо вытершиеся от воды, оказываемся в спальне, включая лишь настольную лампу, слегка освещающую пространство. Кровать прогибается под весом двух льнущих друг к другу тел. Чонгук без остановки покрывает моё тело поцелуями, пока я роняю тихие стоны. Мужчина — словно не в силах насытится, а я — выдержать эту сладостную пытку.       — Ты так дрожишь… это ломает все тормоза, буквально рушит, — выцеловывая линию челюсти, хрипло шепчет Чонгук мне на ухо. Следом — слегка прикусывает пульсирующую жилку на шее, тем самым вырывая у меня громкий стон, наполненный одновременно смущением и желанием большего.       — Боже…       Чонгук аккуратно разводит мои ноги чуть шире, прижавшись между ними ближе, а после скользит руками выше по бёдрам, без остановки мнёт их, сжимает и гладит. Так, чтобы было на грани. Я притягиваю его за шею к себе, прося поцеловать ещё раз. Чонгук тут же отвечает, сплетая наши языки, и, протискивает ладонь под меня, надавливает на поясницу, вжавшись своим пахом в меня. Я прогибаюсь, ощущая рельефное тело Чонгука близко к себе как никогда.       В моей голове совершенно не остаётся никаких мыслей.       — Чонгук, я больше не могу, — изнутри рвётся хныканье. Я конкретно плавлюсь, изнывая от действий мужчины. — Чонгук… — пытаюсь дозваться я. И как только Чонгук отрывается от мокрых поцелуев на моём животе и показывает, что слушает, я продолжаю: — Войди в меня, — собирая слова, кружащиеся в голове, в кучу, говорю я. Чонгук не спешит выполнять просьбу: мажет губами по моим щекам, прикрытым векам и даже носу и, только утолив эту жажду, пристраивается.       Его член входит в меня медленно и осторожно, сопровождаясь поцелуями куда придётся. Чонгук сильный, тяжёлый и властный, но одновременно с тем его движения максимально аккуратные и нежные. Он ни за что не сделает мне больно, и это добивает. Первый толчок такой же и вызывает неконтролируемый стон у нас обоих. Мой — дрожащий и громкий, а чонгуков — низкий и хриплый. У меня из-за него глаза закатываются. Мне нравится слышать, как ему хорошо.       Я жмурюсь, всхлипывая от безумного чувства заполненности. Чонгук, дав немного привыкнуть, начинает двигаться ритмично и глубоко, плотно прижимаясь, так, чтобы кожа к коже. Я снова скрещиваю ноги за его спиной, давя пятками на его ягодицы, призывая быть ещё ближе — хотя куда уж ещё ближе, сама не знаю. Зарываюсь руками в его волосы, слегка оттягивая их, и массирую голову, слыша удовлетворённое урчание.       Он без остановки спрашивает, как я себя чувствую и всё ли мне нравится, я согласно мычу, и он просит дать знать об этом громче — он хочет слышать сладкие стоны, которые просто размазывают его. Это, чёрт возьми, в равной степени смущает и возбуждает. Я, перебарывая стеснение, даю ему желаемое, видя, как меняется его взгляд. Это подводит к грани.       Приятная нега подходит к краю стремительно, и я вскрикиваю, чувствуя ни с чем не сравнимые ощущения первого оргазма. Я неконтролируемо сжимаю Чонгука в себе, он тут же выходит из меня, хлюпая собравшейся смазкой, и следом кончает с тихим стоном в мою шею, щекоча её дыханием. Тело становится словно ватным, я не могу пошевелиться, видя под закрытыми веками мерцающие огоньки.       Чонгук целует меня в шею и губы, прежде чем подняться с меня и лечь рядом на другой (и чистой) стороне кровати. Он ни на мгновение не даёт мне почувствовать себя одиноко и холодно — тут же притягивает к себе, целуя в лоб. Я, медленно приходя в себя, прижимаюсь ближе, приподнимаю голову, упираясь подбородком в плечо, и смотрю в его сверкающие глаза, которые неотрывно смотрят в ответ.       — Всё хорошо? — с нотками беспокойства спрашивает Чонгук. — Как себя чувствуешь? — я вижу, как ему важно услышать правдивый ответ. Без лести и попыток не задеть.       — Отлично, — успокаиваю я его, смущённо кусая и облизывая губы. Он тут же клюёт меня в них, вызывая яркую улыбку на лице.       Я ёжусь, когда тело остывает и его окутывает прохлада комнаты, которая следом начала терять жар. Чонгук, замечая это, сразу же тянется к одеялу, сбившемуся в ногах, и накрывает им нас. Из-за теплоты, которая окутывает меня, я начинаю ощущать сонливость.       — Знаешь, я, уже говорил, но… как только увидел тебя, узнал твой взгляд, ощутил мощнейшее дежавю в своей жизни, — признаётся Чонгук, шепча куда-то мне в макушку. — Это было немое озарение, вспышка, прошибающая до дрожи, до холодного пота. Я смотрел в твои глаза, и у меня было такое чувство, что это со мной уже происходило. Словно перед тем, как я был рождён, мне показали всю мою жизнь и всё, что я из неё запомнил — твой взгляд в мою сторону, — спокойно и размеренно говорит Чонгук.       Я каждый раз думаю, что его слова уже не смогут поразить меня глубже. Что никакие другие слова не смогут превзойти сказанные в прошлый раз.       Ошибаюсь. Ещё как могут.       Моё сердце заходится в бешеном ритме.       — Обещай, что это навсегда, — прошу я, чувствуя, как в уголках глаз собираются счастливые слёзы. Я всегда очень чувствительна, а сейчас — особенно.       — Обещаю, — слетает с губ так легко, словно он уже давно всё для себя решил. Я улыбаюсь уголками губ и приникаю к его губам в чувственном поцелуе.       Я понимаю — у него в душе и на сердце уже давно отпечатаны эти слова.

* * *

      — Чонгу-у-ук, ну я же сделать причёску пытаюсь, — стараюсь говорить недовольно, но то и дело прорывает на хохот — мне просто весело с его ненасытности, а ещё щекотно. Нам скоро выходить, чтобы успеть на начало бала для учителей, а он никак не может оставить мою шею в покое, хорошо хоть условились, что без меток, я всё-таки в открытом платье.       — Делай, — не переставая целовать, бурчит Чонгук. И мне бы по-хорошему остановить его, отойти и со всей строгостью сказать прекратить меня отвлекать, но я совершенно противоположно отклоняю голову в сторону, открывая для его исследовательских губ бо́льший доступ.       Всё это: предательский жар в груди, желание взлохматить ему волосы и почувствовать его губы на своих — ещё месяц тому назад не входило в мои планы. Я не видела в своей жизни такого будущего. Не могла на него рассчитывать. Сейчас же я осознаю каждую частичку своего тела, когда он только лишь смотрит на моё отражение в зеркале, стоя позади, и всё так же бессовестно продолжает целовать.       Мне трудно продолжать спорить, когда меня целует любимый мужчина.       Я в пропасти.       — Ты пытаешься меня съесть, что ли? — хмыкаю я, подавляя в себе стон, когда он слегка, так, чтобы не оставлять следов, прикусывает быстро пульсирующую жилку. Чонгук нашёл и запомнил моё чувствительное место, а теперь умело этим пользуется.       — Можно полюбить душу, не зная тела, а потом сходить с ума, прикасаясь к телу любимой души, — по-философски выдаёт многозначительный ответ Чонгук, оставляя последний поцелуй на плече, а после отстраняется. — Давай помогу заколоть, — забирая из моих рук заколку, продолжает. Я не могу сдержать улыбку, когда Чонгук осторожно, чтобы не потянуть волосы, тем самым причиняя боль, закалывает их на затылке. Выходит даже лучше, чем у меня. Хотя я со скептичным взглядом говорю себе, что это только потому, что меня нагло отвлекали.       Я осматриваю мужчину, любуясь. На нём в тон моему образу леопардовая атласная рубашка, верхние две пуговицы которой расстёгнуты, открывая вид на чуть загорелую кожу и острые ключицы. Сверху длинный лёгкой ткани пиджак непривычного кроя, обвязанный на талии кожаным ремнём, подчёркивая тем самым её тонкость. Из-под рукава на запястье виден наш парный браслет. Чёрные штаны-карго с несколькими карманами хорошо облегают подтянутые крепкие бёдра, а мужские оксфорды дополняют образ.       А после пробегаюсь взглядом по себе, подмечая, что леопардовое платье на флисе с кожаным широким ремнём на талии смотрится просто отлично. В ушах длинные свисающие серьги, на пальцах — несколько колец и неизменно — такой же браслет на запястье. А кожаные ботфорты на каблуке выглядывают из-под разреза, доходящего до бедра на платье сбоку, — Чонгук оценил, хищным взглядом пробегаясь по моим ногам.       — Там будут и другие мужчины, разве у тебя нет желания как-то скрыть меня от их взглядов? — с любопытством интересуюсь. Я знаю, что ответом в любом случае послужит уверенное «нет», но услышать это, желания меньше не становится. Мужчины, который имел бы что-то против моего облика, даже рядом со мной не было бы.       — Зачем мне тебя прятать? — усмехается, выгибая бровь. — Пусть видят, что такая драгоценность рядом со мной, а не с ними, — добавляет, разворачивая меня к себе лицом.       Он урывает себе последние минуты дозволенности, пока я ещё не накрасила перед выходом губы, а потому целует, медленно проникая языком внутрь. Он ласкает им мой язык и нёбо, заставляя хотеть просто остаться дома. Но как только я позволяю себе об этом подумать, Чонгук отстраняется, облизывая губы и довольно, хитро улыбается, прямо-таки посмеиваясь над моим разочарованием, отразившемся на лице.       — Я тебе это ещё припомню, — наигранно обиженно дуя губы, угрожаю я, а после показательно громко звякаю замком сумочки, выуживая оттуда помаду, и под цепким взглядом мужчины наношу её на губы.       — Очень этого жду, — ухмыляется тот, прищуривая глаза.       Несмотря на мои опасения опоздать, мы приезжаем вовремя. Чонгук, помогая вылезти из машины, снова окидывает меня восхищенным взглядом с ног до головы, тем самым выбивая из моей головы все дурацкие мысли. В зале играет приятная мелодия, постоянно сменяющая друг друга — я знаю их порядок, потому что сама составляла. И когда двери в главный зал открываются, то мы входим внутрь, следом ловя заинтересованные взгляды уже присутствующих там людей.       К нам тут же подбегает сверкающая улыбкой госпожа Сон. Она складывает руки бабочкой на груди и с искренней радостью в глазах осматривает нас с Чонгуком, только подошедших к барному округлому столику.       — Ну, до чего же хорошо смотритесь… — восторженно шепчет та, и я смущённо опускаю голову, чувствуя ладонь Чонгука, обнимающую меня за талию. — Комиссар Чон, берегите мою девочку как зеницу ока, — с серьёзным лицом, не потерявшим своей дружелюбности, говорит она, смотря прямо в глаза Чонгуку. Я, чувствуя его взгляд на себе, поднимаю голову, сталкиваясь с пронзительным взглядом чёрных омутов.       — По-другому и быть не может, — уверенно говорит, заставляя моё сердце биться о рёбра в попытке попасть прямо к нему в руки. Госпожа Сон кивает, получив удовлетворяющий её ответ.       — Вы же позовёте меня на свадьбу? — с весёлыми нотками в голосе спрашивает та, видно, что для того, чтобы меня смутить, а от Чонгука услышать ответ на скрытый вопрос.       — Обязательно, — с улыбкой кивает Чонгук.       — Что ж, буду ждать весточки. Веселитесь, — она оставляет нас, но я не успеваю и рта открыть, как к нам уже подходит госпожа Вон — учительница литературы, с которой у нас ещё с прошлого года натянутые отношения. У нас просто слишком разные взгляды на жизнь.       — Яуль. Рада тебя видеть, — с наигранной улыбкой говорит та, но не задерживается на мне взглядом, тут же заинтересованно осматривая Чонгука. Я мысленно закатываю глаза — едва сдерживаюсь. — Не познакомишь нас? — сверкая глазами, выгибает бровь. Я слышу в её голосе претензию. Чонгук же смотрит на неё совершенно безэмоциональным взглядом и, видимо, чувствует моё напряжение, прижимая к себе ближе.       — Вон Дживон — учитель корейской литературы. Чон Чонгук — мой молодой человек, — из оставшейся капли вежливости представляю я, надеясь, что она поскорее уйдёт. Обычно я со многими людьми умею сойтись, могу найти к ним подход, потому что максимально неконфликтная и первая не лезу на рожон, но есть такие особы, с которыми по-другому просто никак, они выводят меня из себя.       — А у тебя хороший вкус на мужчин, — с всё той же улыбкой хмыкает Дживон. Я набираю побольше воздуха в лёгкие и молчу на её жалкие попытки меня задеть. Музыка в очередной раз сменяется на «Within Temptation — All I Need», и на лице женщины тут же появляется лукавая улыбка. — Господин Чон, не хотите потанцевать? — хлопая ресницами, спрашивает та, кивая на небольшой танцпол.       Я выдыхаю сквозь зубы — насколько меня бесит её манера поведения. Поэтому в стенах школы я всегда старалась как можно меньше с ней встречаться. Она, впрочем, тоже всегда меня избегала, но сейчас, видимо, уж очень ей нравится мой мужчина.       — Хочу, — уверенно говорит Чонгук, окидывая её холодным, как вода из колодца, взглядом. А после поворачивается ко мне — его взгляд тут же меняется: тает. Протягивает мне ладонь и уголками губ улыбается. — Потанцуем? — с игривыми нотками спрашивает. Я, не раздумывая, вкладывая свою ладонь в его и отзеркаливая его игривость, отвечаю «с удовольствием». — Извините, но танцы — это вертикальное выражение горизонтальных желаний. А такое желание у меня присутствует всегда только по отношению к моей девушке, — говорит, вызывая у Дживон охуевание последней степени, и уводит меня в центр зала, где уже танцуют другие пары. Я открываю рот в шоке, двигаясь с Чонгуком просто на автомате. Я чувствую, сколько разных эмоций внутри, мысли разбегаются, и я не могу ни на чём сосредоточиться. — Выдохни, — усмехается Чонгук, заставляя меня вскинуть голову.       — Я в шоке, — отрезаю я. У чувствую одновременно и смущение, и гордость от его слов. Зная Чонгука, спокойно можно воспринимать всё сказанное за очевидную реальность. Да даже не зная — его аура не даст в этом усомниться.       — Я вижу, — снова усмехается мужчина. И я делаю так, как он сказал: набираю воздух в лёгкие и выдыхаю. Становится легче.       — Ты так меня до сердечного приступа доведёшь когда-то, — по-доброму закатывая глаза, шепчу я, крутясь с Чонгуком в зале. Я не замечаю, что другие пары одна за другой уходят из центра, становясь у стены, чтобы посмотреть на нас. Мужчина хитро облизывает губы и наклоняется к моему уху.       — Нет, разве что до исступления, — специально понижая голос, говорит тот, заставляя меня покраснеть.       — Прекрати!.. — пищу я, испытывая желание зарыться лицом в его шею. Чонгук же в ответ тихо посмеивается.       Музыка подходит к концу, и я в этот момент оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто нас не слышал, и замечаю, что танцуем-то мы одни. Чонгук на последних аккордах останавливается и, поднимая ладонь, лежавшую на моей талии выше, кладёт её на лопатки, помогая мне наклониться назад, сделав полукруг, и плавно подняться к нему. Близко. Прямо как в день нашей годовщины.       Губы горят от того, как сильно хочется поцеловать, но мы оба понимаем — не здесь. Именно поэтому надолго нас не хватает, и когда все отвлекаются на праздничный торт, мы уходим, под благословляющий взгляд госпожи Сон, замечающие сие «преступление». Мы со смехом садимся в наш Карлман Кинг и уже спустя недолгие полчаса оказываемся в той части моря, где находится огромный каньон.       Это место на самом деле очень популярно среди жителей всей Южной Кореи, но нам везёт — сегодня здесь нет никого. Машина останавливается почти у самого края. Мы прибыли как раз вовремя — садится солнце, окрашивая всё вокруг в ярко-оранжевый цвет. Я обожаю закат — это волшебное время перед появлением звёзд на ночном небе.       Мы выходим из салона и останавливаемся впереди капота. Нам не нужно лишних слов — мы одновременно поворачиваемся друг к другу, зная, что сейчас нам нужно только одно. Коснуться друг друга. Чонгук притягивает меня к себе за талию, а я окольцовываю руками его шею. Мы тут же сливаемся в таком долгожданном и чувственном поцелуе.       Истинная любовь не нуждается в объяснениях. Глубокий взгляд, нежное прикосновение рук, тесные объятья и горячий поцелуй понятны без слов. Просто души встречаются на губах влюбленных.       Чонгук отрывается от моих губ и сталкивает нас лбами, потираясь о мой нос своим.       — Выходи за меня?.. — и это опять то ли утверждение, то ли вопрос. И кому надо то показательное вставание на колени, тирада признаний, когда здесь такой искренний шёпот? Я смотрю в его глаза и вижу там целую Вселенную. Мою Вселенную.       Как я вообще могу думать об отказе?       Я счастливо улыбаюсь и активно киваю несколько раз. И хохочу, когда такой же ярко улыбающийся Чонгук поднимает меня на руки, начиная кружить на месте.       Ещё месяц назад я и не могла и подумать, что всё обернётся вот таким образом. Наша судьба всегда непредсказуема. Человек может стать тебе близок и за три дня. А тот, кто живёт рядом с тобой годами, может так и не узнать, какой твой любимый цвет. Удивительно, не правда ли?       — Знаешь, какое самое невероятное число на свете? — сидя на капоте машины, спрашивает Чонгук, на руках которого сижу уже я. Спокойствие этой ночи окутывает нас со всех сторон.       — Какое? — с любопытством интересуюсь.       — Двадцать одна тысяча пятьсот девяносто три. Потому что когда двое думают об одном, то максимум через пять недель они поймут, что через девять месяцев их будет уже трое, — я улыбаюсь, прикрывая глаза, и утыкаюсь лбом в его щеку.       — Я так люблю тебя, — я готова говорить это вечно.       — И я люблю тебя, Яуль, — Чонгук тоже готов говорить это вечно.       В жизни каждого из нас каждый день происходит сотня выборов и не бывает их хороших или плохих. Просто каждый из выборов создает другую жизнь, другой неповторимый мир. Но каждая жизнь заслуживает того, чтобы её прожить, каждая тропа — чтобы быть пройденной.       И я понимаю, что это не конец. Потому что любовь — самая сильная из всех страстей, потому что она одновременно овладевает головой, сердцем и телом. Прожить без неё можно, но есть ли в этом смысл?       В конечном итоге, мы, и только мы сами творцы своей судьбы.       Передо мной будет стоять ещё куча выборов, и я всегда буду делать его в пользу мужчины, потому что знаю — Чонгук априори моя судьба.