Отче

      Гарри так беспокойно спал, что невольно подумал, будто привык спать с Томом. Ночью с субботы на воскресенье Гарри задрых, как медведь в берлоге зимой. В постели с врагом, блядь. И ничего даже не тревожило.       Утром он обнаружил себя придавленным Томом, длинная нога которого была закинута на Гарри, рука собственнически прижимала к себе, а кудрявая голова нагло таранила висок. От тела Тома исходил сильный жар, что Гарри даже вспотел.       В прошлую же ночь Том разговаривал во сне. Он бормотал что-то невнятное и явно его тревожащее. Гарри не разобрал ни единого слова, но догадывался, что ему грезилось. Сигнальные чары Кей тоже срабатывали несколько раз. Ей по-прежнему снились кошмары, и было удивительным то, как они с Томом синхронизировались. Гарри пребывал в уверенности, что медальон является крестражем, и снять его следовало как можно скорее.       Сегодняшнюю ночь Гарри провёл, барахтаясь в бесчисленных простынях, кровать ощущалась огромной для одного человека, и сон не шёл. Без Тома, закидывающего ноги, оказалось некомфортно.       Джинни вернулась рано утром. Гарри находился в ванной и из-за шума воды не слышал, как она вошла в комнату.       Полотенце, которым вытирал волосы, выпало из рук, едва Гарри увидел белое лицо жены, смотрящей на экран его телефона.       Сердце ёкнуло и провалилось куда-то вниз.       Джинни подняла глаза, явно потрясённая увиденным.       — Гарри, — сел её голос, — ты мне изменяешь? Что это за фото?       Она развернула к нему экран. Гарри не нуждался в очках или линзах, чтобы понять, какое именно изображение ему показывают. Он, тупой идиот, не удалил фотку с засосами и укусами Тома с той самой обоюдной дрочки в исповедальной кабинке.       Вдох наполнил до отказа лёгкие. Голова слегка закружилась.       — Джинни, я хотел поговорить с тобой сегодня…       Джинни неожиданно залилась слезами, телефон выскользнул из рук на стол, она осела на пол и закрыла лицо ладонями. Гарри растерялся. Он думал, она будет кричать, ругаться, но не плакать.       — Джин, я… Прости меня, я должен был сказать тебе раньше, — залепетал он, опускаясь рядом.       — Кто она? — сдавленно вырвалось у неё. — Та секретарша с работы? Впрочем, не важно! Не отвечай!.. — плечи снова затряслись от рыданий.       — Джин… — Гарри ощущал себя ничтожеством и полным кретином.       — Я беременна!.. — в сердцах выкрикнула Джинни и зарыдала сильнее. — Я потому и отправилась в Англию, чтобы провериться у семейного целителя, здесь я никого не знаю. Я думала, что болею чем-то, а задержка оказалась беременностью! — она захлёбывалась рыданиями, размазывая влагу из носа и глаз.       Гарри проглотил язык, глаза вытаращились в одну точку, а пальцы рук онемели.       — Мы же не предохранялись да и хотели своего ребёнка. Судьба посмеялась над нами!.. — кажется, у Джинни началась истерика, и Гарри отмер.       — Подожди, подожди, — положил руки ей на плечи. — Ребёнок — это хорошо, да… Мы так хотели…       — Что теперь?! Что теперь делать?! — Джинни скинула руки Гарри. — Какой же ты мерзавец! Мне противно! Не прикасайся ко мне!       Она вскочила на ноги и выбежала из комнаты.       — Джинни!..       Гарри услышал, как хлопнула дверь её кабинета. Он ринулся было следом, но притормозил.       Ей нужно успокоиться, а ему подумать.       Внутри всё умерло — чувства, эмоции, желание жить. Окрасилось бесцветным. Покрылось пылью. Гарри придётся глотать эту пыль, давиться, выискивать хоть одну цветную полоску среди серости и стараться жить дальше. С нелюбимой женщиной.       Он всегда мечтал о детях и семье. Вселенная наконец исполнила его желание, и конечно же в «нужное» время. Хотя, кто знает, может, это время как раз таки самое нужное?       Будучи сиротой, Гарри не мог допустить мысли, чтобы его ребёнок вырос без отца. Он в лепёшку расшибётся, но станет хорошим папой и нормальным мужем. Закончит это безумие с Томом, потому что похоть не может управлять сознательным и взрослым человеком, а кроме похоти Гарри ничего не испытывал к нему.       Конечно, если Джинни устроит такая жизнь, и она оставит ребёнка. Гарри не хотел, чтобы та избавлялась от малыша. А какой, кстати, срок? Он даже не успел узнать. Жить вместе можно и без любви; сколько семей так существуют, в конце концов? Воспитать детей, показать им хороший пример семьи, а потом уже можно будет и развестись. Так, наверное, правильно?       Гарри не знал, как правильно. И никто не мог ему подсказать. Но он знал, что без родителей жить плохо. В неполной семье тоже.       Он поговорит с Джинни, и они примут решение. Но для начала Гарри расстанется с Томом, тот лишь тянет его в бездну, у которой даже дна нет, чтобы убиться насмерть, ты только падаешь, падаешь, падаешь — так низко, что кажется невозможно уже падать, но ты продолжаешь.       Неудивительно, что зеркало-артефакт показало грязную душу Гарри. Она такая и есть.       Его грехов не отмолит ни один святой отец. И уж тем более Том.

***

      Гарри расстался, если это можно так назвать, с Томом по телефону. Встречаться лично, честно говоря, струсил. Изначально вообще хотел написать сообщением, но подумал, что будет выглядеть слишком незрело и неприлично. Том был ошарашен новостью и ничего толком не сказал, а Гарри, воспользовавшись его замешательством, быстренько положил трубку, написав вдогонку, чтобы тот не искал с ним встреч. Дежавю какое-то.       Том названивал десятки раз и даже присылал пару сообщений. Гарри удалял не читая, и не отвечал на звонки. Он вырывал Тома из своей жизни как выкорчёвывают сорняки. Том же, как репейник, цеплялся в самое уязвимое место, где его хрен выдернешь, Гарри предчувствовал, что так просто не отделается, но пока стояло относительное затишье, можно продолжать решать что-то дальше.       — Я подумаю, — сказала Джинни на предложение не разводиться и воспитывать общего ребёнка. — Но аборт уже сделать нельзя в любом случае.       Глаза были заплаканы, но держалась она стойко. Сильная девочка. Его малышка. Так он раньше её называл. Казалось, это было в прошлой жизни.       Том стёр шрам с его лица, стерев вместе с ним самого Гарри.       Джинни, кстати, не заметила; Гарри опустил низко чёлку, благо было привычно. Он всегда прятал за волосами свой шрам, а теперь скрывал его отсутствие.       — Джинни, я порвал с… левой связью, — сообщил Гарри. — Измен не будет, клянусь.       — Почему, Гарри?.. Почему ты изменил?       Она больше не плакала. Наверное, теперь никогда не будет плакать, подумал Гарри. Глаза Джинни зияли обугленной мёртвой пустыней. Красные, воспалённые, с припухшими веками, а внутри — кладбище несбыточных надежд. Чёрное-чёрное.       И в том виноват Гарри.       Он не знал, какое она примет решение, и сожалел о том, что не нашёл в себе решимости оборвать всё, пока не зашло слишком далеко.        Теперь поздно.       — Я изменил тебе с… мужчиной. Я — гей, Джинни, — признался Гарри. — Или, наверное, бисексуал.       Джинни подумала, он шутит, но кто стал бы шутить в такой ситуации? Она это быстро поняла. Кладбище в глазах стало ещё чернее.       Она молча вышла из комнаты, и прежний мир окончательно рухнул. Ниточка, что связывала Гарри с прошлым — светлым и лёгким, безжалостно оборвалась. Впереди ждали лишь мрак и бессилие. Что бы ни решила Джинни, Гарри примет беспрекословно.

***

      Работа помогала отвлечься, но и там не было никаких сдвигов: сектанты притихли, наркоторговцы попрятались, а новый напарник бесил. Мерзкий склочник. Гарри не доверял ему, и слежка за Томом незримо висела неразрешимым вопросом. Гарри мог доверять только Паулю, но тот отсутствовал.       Когда Гарри позвонил ему, узнать, как дела, то показались странными звуки на фоне.       — Пауль, почему у тебя так шумно?       — Я пока перебиваюсь в ночлежке. Деньги отваливаю юристу, пару дней кантовался у друзей, но у них своя семья.       — Почему ты не позвонил мне? Какая на хуй ночлежка? У меня огромная вилла, места всем хватит!       — У тебя жена, дочь. Неудобно, — мялся Пауль в трубке.       — Я поговорю с Джинни, но не думаю, что она будет против.       Так наивно считал Гарри, но когда спросил Джинни, той снова стало плохо — она решила, что Пауль и есть тот, с кем изменил Гарри.       Впрочем, от правды была недалека, Гарри мог бы изменить и с ним, если б тот оказался геем. Он кое-как убедил её, что Пауль натурал.       — Джин, я, конечно, подлец, но не настолько, чтобы поселить у нас своего любовника. Это мой коллега, попавший в беду. Я рассказывал тебе.       Видимо, Гарри казался убедительным, и Джинни согласилась.

***

      Пауль явился с одним рюкзаком вещей и обещал ненадолго. Гарри же разрывался между Джинни и Кей. Последняя была недовольна тем, что они уехали от Тома и что вернулась Джинни.       — Папа, почему ты не можешь жениться на Томе и остаться с ним жить? Он мне нравится больше.       — Милая, я люблю твою маму, — наврал Гарри.       — Она мне не мама, — отрезала Кей. — Я хочу второго папу. Том подходит.       — Нет, детка. И маме ни слова, где мы жили, Тому это не понравится.       Кей не хотела, чтобы Тому не нравилось, и пообещала молчать.       — Ты красивый, — сказала она Паулю, когда тот раскладывал вещи в комнате, оставив дверь незапертой. Кей вошла к нему и остановилась неподалёку, изучающе разглядывая, словно диковинную зверюшку.       — Спасибо, крошка, — улыбнулся он ей. — Ты тоже.       Кей продолжала глядеть на него в упор, не отводя глаз, даже когда Гарри обнаружил её здесь.       — Мама тебя обыскалась. Пора ужинать. Пауль, идём тоже.       — Когда я вырасту, то женюсь на тебе, — уверенно сообщила Кей Паулю.       — Э-э-э, — обалдел тот.       — Детка, во-первых, не женюсь, а выйду замуж, я тебе уже говорил, а во-вторых, Пауль слишком взрослый для тебя. Как Том, помнишь? — объяснил Гарри.       — Том мне не нужен. Лучше бы он был моим папой. А муж — это тот, кто главный. Я не хочу быть женой и подчиняться, поэтому это Я женюсь, — отрубила Кей. — Ты же волшебник? — снова обратилась к Паулю. — Думаю, ты не сильно все-таки состаришься.       — Странные у тебя понятия о семье, — пробормотал Гарри. — Кажется, стоит многое пояснить.       — Давай вернёмся к разговору, когда ты подрастёшь, — миролюбиво произнёс Пауль. — Может, я тебе уже разонравлюсь.       — Хорошо, — согласилась Кей.       — Тебе же нравился какой-то мальчик! — вспомнил Гарри.       — Он глупый, — фыркнула Кей. — И не такой красивый.       — Ладно, — устало вздохнул Гарри. Они уже проходили через это. — Идёмте ужинать.

***

      Гарри занялся поиском специалистов по артефактам и проклятиям, Росси помог ему, дав несколько контактов проверенных людей.       Один из специалистов, которого выбрал Гарри, пытался что-то сделать с медальоном в течение часа, но ничего не вышло. Возиться дольше было невозможно — Кей устала.       — Приходите каждый день, будем пробовать столько, сколько девочка высидит, — сказал синьор Понсетти, главный артефактор Лаборатории. — Пока что мы даже примерно не знаем, что с ним.       Гарри сокрушённо кивнул.       — Папа, зачем нам нужно изучать мой кулончик?       — Чтобы ты могла снять его в любое время. Мы просто удостоверимся, что ты в безопасности.       Кей удовлетворилась ответом, Гарри подумал, что она доверяет ему. Это здорово.       Ещё Гарри ежедневно справлялся о состоянии мальчика Умберто. К сожалению, пока не удавалось что-либо разузнать, его психическое состояние оставляло желать лучшего, и менталисты его не трогали.       Гарри осознавал, что продолжать держать мать в неведении относительно сына жестоко, но ещё более жестоко не воспользоваться возможностью подлечить мальчика и не выяснить, где же его сестра. Вдруг она жива?       Кей тоже переживала по поводу пропажи своей ящерицы, Гарри понимал её — дочь так привязалась к своим питомцам, но рассказывать жуткую правду он не собирался, даже взрослому разуму было тяжело осознать степень безжалостности того человека, превратившего ребёнка в животное, заставив так страдать. Конечно, у Гарри не шло из головы то, что похититель оказался волшебником. Жестоким, равнодушным и с отсутствием эмпатии. Сотворить подобную вещь с ребёнком… — это точно вне понимания Гарри.       Конечно же на ум приходил Том. Только Волдеморт был таким жестоким, не жалея ни детей, ни стариков. К тому же Умберто и Франческа были магглами. Неужели он причастен к этому? Но для чего? Забавы ради? Мелковато как-то для Тёмного Лорда.       Чтобы понять преступника, нужно догадаться о мотивах, и на этот счёт соображений у Гарри не имелось.       Всё, что произошло, навалилось на него тяжёлым, просто неподъёмным грузом. Мысли в голове были рваными, как остатки половой тряпки, Гарри путался в них. Но самым страшным и невыносимым ощущался осадок в сердце, когда думал о предстоящей семейной жизни во имя ребёнка. Стыд, вина и мучительная несвобода, что ожидала ближайшие годы. Клетка, в которую Гарри заточает собственную жизнь. И не только свою, но и Джинни.       Может, с рождением ребёнка всё изменится? Говорят, стоит только взять на руки своего новорождённого младенца, как тут же напитываешься любовью. Может, Гарри захочет жить ради него и с Джинни, да хоть с самим дьяволом?       Так должно быть. Так правильно. Семья — это правильно. Он этого всегда хотел.       Теперь пожинай плоды, Гарри.       Ни одна мысль не могла надолго задержаться в его распухшей от адской боли голове. Кей, Умберто, похититель, Джинни, будущий ребёнок и… Том.       Прошлая неделя казалась сном. Поездка в Венецию, прогулка на гондоле, жаркий секс в церкви, оставивший следы не на коже, а в сердце, ночи, проведённые в одной постели — всё сон, иллюзия, морок, оборвавшиеся суровой реальностью. Как будто окатили ледяной водой разгорячённое тело.       Это такое наказание за поступки. Гарри знал, что заслужил. Впрочем, разве заветная мечта о семье и детях может служить наказанием, если так хотел этого? Столько лет мечтал? Столько потратил времени, средств и нервов, бегая по целителям?       Получай, о чём просил небеса.       Получай.       На, Гарри, бери.       Бери дар богов, не отказывайся.       Ты хотел, хотел, хотел.       Ты хотел нормальную семью, а не блядство под гулкими сводами церкви. Ты хотел быть нормальным, а не подстилкой заклятого врага, пусть и ничего не помнящего.       Ты хотел, Гарри, — ты получил. Ты же везунчик. Что попросил, то тебе и дали.       Глотай, не подавись.

***

      Гарри рассказал всё Паулю. Он просто не мог больше носить это в себе, да и тот видел напряжённые отношения между Гарри и Джинни.       — Да, непруха у тебя, шеф.       — Какой я тебе шеф, — отмахнулся Гарри. — Мы даже не на работе.       — Привычка. Слушай, я, конечно, хреновый советчик, но мне кажется, оставаться рядом с нелюбимым человеком — не самая лучшая идея, даже ради ребёнка. Ты же можешь навещать его, проводить время, не думаю, что твоя жена запретит. Ты можешь принимать участие в его жизни, у многих получается. Но зато будешь свободен и, возможно, счастлив. Гарри, тебе же не нужна женщина, а ты хочешь связать с ней жизнь ради ребёнка. Малыш всё равно останется твоим, если ты пожелаешь и сумеешь сохранить отношения с Джиневрой.       Пауль говорил слова, которые хотелось слышать. Хотелось им верить, как и в то, что счастливая жизнь возможна и в разводе.       — Решение будет принимать Джинни, — ответил Гарри. — Я уже предложил ей остаться вместе. Сделаю так, как захочет она. У меня больше нет права выбирать, я слишком виноват.       — У тебя есть право выбирать, даже несмотря на то, что ты накосячил, — резко сказал Пауль. — Не думаешь, что испортишь ваши жизни ещё больше? Что всё вообще полетит к хуям? Почему ты считаешь, что этот вариант — лучший? Может, он худший из всех вариантов? Вы с женой можете вообще возненавидеть друг друга, проживая вынужденно вместе. А вдруг она повстречала бы кого-то, кто полюбит её больше, чем ты? Ребёнок вырастет и уйдёт от вас. А вы останетесь с поломанными судьбами из-за своего неверного выбора. Подумай над этим, Гарри.       — Ладно.       С Паулем было комфортно. Привычно пахло крепкими сигаретами, чёрным кофе и лосьоном после бритья. Гарри осознал, что скучал по нему, пока тот отсутствовал на работе. Даже по тупым шуткам скучал. Новый напарник Матео совсем не походил на него, такой омерзительный и заносчивый.       Гарри в Италии был одинок, Рон и Гермиона далеко, да и поняли бы разве его поступки? Джинни им тоже не чужая.       А Паулю плевать на высокую мораль, и он не ждёт её от Гарри. Зато может выслушать и не осудить. Гарри нуждался в нём.       — А что случилось с квартирой?       — Хрен знает. Меня явно хотят оставить на улице, сейчас с юристами вместе бодаемся с бюрократической машиной, но, суки, дорого берут за свои услуги. Выйду из отпуска, возьму дополнительные смены.       — Я могу помочь с деньгами, — искренне предложил Гарри.       — Хорошо, спасибо, если что, знаю, к кому обращаться, — шутливо сказал Пауль, но глаза остались серьёзными. — Правда, мне совсем не хочется тебя напрягать. И я постараюсь съехать побыстрее.       — Живи, сколько нужно.       — А как твой епископ воспринял расставание?       Гарри запустил пальцы в волосы.       — Не знаю точно. Думаю, он зол. На звонки и сообщения я не отвечаю. Но, чувствую, мы ещё встретимся.

***

      Джинни согласилась сохранить брак и совместно воспитывать детей. Гарри испытывал двойственные чувства по поводу её решения: Пауль заронил в него частичку сомнений, но Гарри не мог пойти на попятную.       Кей пока ничего не сообщали о прибавлении в семействе, и Гарри склонялся к мысли, что новость ей не понравится. Она, будучи наедине с Гарри, канючила по поводу того, что хотела бы Тома вместо Джинни. Гарри даже пришлось приструнить её, прекращая нытьё. Он ещё поговорит с Росси, как лучше преподнести новость.       От Тома не было больше ни слуху ни духу, звонки прекратились, оставляя Гарри в покое. Он ходил на работу, показывал медальон Кей специалистам, корпел над данными о сектантах и пытался не думать и не вспоминать о Томе Реддле. Даже стало казаться, что тот был дурным сном, ночным кошмаром. Лишь только кривая ваза Кей, с которой та носилась как с писаной торбой, напоминала о венецианских выходных.       Гарри совершенно не хотелось возвращаться домой, он больше не чувствовал себя там комфортно, не воспринимал это жилище домом, поэтому с работы шёл пешком, игнорируя аппарацию и общественный транспорт. Шёл медленно, мелкими шагами, отвлекаясь на городские пейзажи, с каждым пройденным метром расстояние до виллы сокращалось, а тяжесть на душе увеличивалась.       Он не сразу заметил высокую фигуру под сенью раскидистого дерева у ворот.       Том ждал с выражением лица, не сулящим ничего хорошего, а бархатный голос прозвучал желчно.       — Надо поговорить, милый.