ride

Сириус буквально одержим байками. Всё началось с какого-то маггловского журнала, который жестоко разорвала на мелкие куски Вальбурга, нашедшая его под кроватью у сына. Регулус не знает что там было, но такого крика он долго не слышал. Не слышал, пока старший брат не сбежал из дома, поселившись у лучшего друга. Мать рвала и метала, крича не то на стену, не то на портрет сына, который вскоре был выжжен с семейного древа. 1978 год был наполнен слезами. Слезами, которые Регулус глотал, пока до крови искусывал губы, сжимал запястья так, что на них оставались следы от ногтей. Лишь бы Вальбурга не услышала. Он рос в, казалось бы, любви. Да, в сравнении с Сириусом-позором-семьи-Блэком, он был и вправду хорошим сыном. Не открывал лишний раз рот, не перечил родителям, не попал в Гриффиндор. Разве что, встречался с Джеймсом Поттером, которого так сильно ненавидела мать. Слёзы текут не то от злости, не то от горя, когда он оказывается выставленным из дома. В кармане ни гроша, а в руке лишь чемодан, наполненный школьными принадлежностями, наверняка где-то на дне завалялось несколько блестящих галеонов. «Нужно оставить их на черный день», — мелькает в голове мысль. А у самого лишь два варианта, идти к Джеймсу словно брошенный подранный кот, где его наверняка на смех поднимет любимый братец, или скитаться на улице, считая дни до верной голодной смерти, которая будет мерещиться ему за каждым углом, готовая забрать в свои холодные объятия словно костлявый дементор. Он стоит у Дома Поттеров, на улице, из затянувших небо таусинных туч, льёт дождь. Регулус готов был голову на отсечение ставить, что именно сейчас, стоя под проливным дождём, в промокшей, наверняка местами с грязными каплями от луж, мантии с несколькими звенящими монетами в кармане, он выглядит до ужаса жалким. А у крыльца горделиво стоят два байка с яркими рисунками на них. Сириус, на удивление, не смеётся над ним. Изо всех сил старается сделать серьёзное лицо, словно он самых хороший брат, который не бросал своего младшего на растерзание матери, больше похожей на огромного коршуна, готового растерзать братьев как маленьких беспомощных мышек. Он ободряюще, хотя это слово совсем не подходит для этой ситуации, хлопает по плечу, оставляя его на попечение Поттера, уходит из комнаты. И Джеймс остается рядом. Неужели у него нет никаких других дел? Он позволяет Регулусу до пугающе побелевших костяшек сжимать его одежду, пока они сидят вплотную друг к другу, а старший поглаживает его по непослушным волосам. Объятия это называется, так? Разочаровывало лишь то, что о том, что это такое, Блэк узнал до жути поздно, когда начал шугаться любых попыток прикосновения к нему; когда движения рукой в его сторону расценивались, как попытка сделать больно, оставить очередной синяк, который будет ярким пятном сиять на его коже ещё не меньше недели. Чёртова Вальбурга. Он уживается в доме Поттеров. Его, конечно, нельзя сравнить с поместьем Блэков, но отчего-то в нем было и теплее, совсем не хотелось кутаться в одеяла, и спокойнее. Особенно хорошо было тогда, когда рядом был единственный ребенок Юфимии и Флимонта. Джеймс любил ненавистные Регулусу прикосновения, всё время норовил быть ближе, будто невзначай коснуться его руки, мягко уместить собственную ладонь на талии парня. А Блэк будто и не против. Объятия Джеймса в тысячи раз уютнее, чем автоматические, холодные, безэмоциональные, сухие объятия матери, которая сжимала его где-то в районе пояса своими морщинистыми руками, нарочито громко и звучно рассказывая какому-то чопорному старичку с помятым котелком, светло-серая клетчатая ткань которого совершенно не подходила под весь остальной костюм. Она говорила о каждом успехе своего младшего сына, чуть ли не лопаясь от гордости, но словно, чтобы сохранить лицо постоянно добавляя что-то в духе «это, конечно, далеко не идеал, но вскоре он станет ещё лучше». Любовь греет не только сердце, но и всё вокруг. Наверное, именно по этому в доме Поттеров было так тепло, что Регулус готов был своими собственными руками выкинуть свои свитеры, аккуратно сложенные в стопку в его чемодане, отдать все одеяла миссис Поттер, которая так любезно предоставила ему аж два, когда он трясущийся от холода зашёл в их дом. Мотор ревёт, оглушая Регулуса. Ревёт, рычит будто какой-то ужасный зверь гнался за ними и готов был словить их, лёгким, ничего не значащим и почти незаметным взмахом когтистой лапы закинуть в клыкастую пасть, из которой отвратительно пахло бы не то рвотой, не то кровью. Даже шлем не спасал от этого звука, хотелось как можно ближе прижаться к Джеймсу, который виртуозно выруливал между машинами, водители, которых яростно сигналили им вслед, выкрикивая оскорбления. Холодное железо, на котором они сидели словно вдруг стало самой податливой и мягкой глиной оттого, что Поттер лишь взялся за руль. Традиция ночных поездок вчетвером была великолепна, конечно, но как же Регулусу нравилось выбираться в ночной город с одним лишь Джеймсом, чтобы без стыда сжимать его талию, пока парень выруливает в тёмный двор, откидывая совесть на второй план, кусать губы возлюбленного, прижимаясь к нему всем своим телом, пытаясь ещё хоть на одну лишнюю секунду ощутить тепло Поттера. Они заходят в какой-то мотель. Словно они за секунду попали в один из фильмов, которые когда-то смотрел Сириус на кассетах, подписанных аккуратными буковками. Регулус поклясться мог, что видел, как пыль летает в воздухе полутемного помещения, освещаемого одной лишь шумящей лампой и периодически мигающим светильником к стойки ресепшена. Джеймс громко шоркает ногой, чтобы привлечь внимание мужчины, склонившегося над какой-то книжечкой с подранными страницами, исписанными мелким-мелким почерком, больше похожим на одну длинную линию с витиеватыми закорючками, цепляющими собой кляксы, поставленные ручкой. Работник поднимает голову, показывая им свои влажные глаза, обрамлённые глубокими морщинами, смотрящие, кажется совсем не двигаясь, прямо на них. — Чем могу помочь, молодые люди? Скрипящий голос отдается эхом по помещению, бьётся о стены и проникает глубоко-глубоко в голову младшего, прямиком в череп, к самым мозгам, хватаясь за них прямо до боли, заставляя Блэка сморщить нос. Лампа продолжает жужжать, слово стараясь изо всех сил добить его, заставить жмурить глаза от боли. Джеймс неловко кашляет, чуть прикусывая губу, словно старик одним взглядом мог понять, зачем они сюда прибыли. — Нам бы комнату, — он делает паузу, смотрит на Регулуса, пытаясь найти своеобразную поддержку. — На ночь. Он кивает медленно, словно кукла, которую за затылок держит маленький ребенок, от неумения двигая слишком медленно, неестественно и слегка подрагивая. Седые, будто измазанные маслом волосинки, которые можно было легко пересчитать, легонько дёрнулись на голове мужчины. Всё таким же мерзким голосом он произнес цифру. Рука Джеймса дрожала, пока он опускал на стойку одну измятую, кажется слегка порванную, банкноту и несколько монет, которые, падая на поверхность, ударялись и разбавляли столь напрягающую тишину. Ключи звенят в руках старшего, пока они идут по темному коридору, словно этот звук может отвадить всех потенциальных маньяков, готовых прямо сейчас появиться из-за угла, напасть на них и самым жестоким образом растерзать. Дверь открывается со скрипом и с ним же закрывается, пока Джеймс быстрым движением притягивает Блэка за талию. Только когда тёплые руки Поттера пробираются под рубашку парня, Регулус осознает, как же холодно ему было в этом помещении. Наверное даже стены в этом мотеле до невозможности промерзлые, прямо в как в его родном доме, но об этом слизеринцу знать не придется. Он лопатками касается кровати, которая на удивление оказывается довольно приятной. Правда, до тех пор, пока в голове Блэка не мелькает мысль о том, что могло происходить в этом номере до них. Джеймс целует его так, как никогда ещё не целовал. Даже когда они запирались в ванной старост, шугаясь каждого шороха, словно маленькие детишки, разбившие мамин любимый чайный сервиз, прячущиеся под кроватью от её криков, прислушиваясь к каждому стуку в коридоре, чуть ли не бросаясь в слезы от мыслей, что это шаги разъяренной родительницы. Руки Поттера, чуть подрагивая, расстёгивает белую рубашку Регулуса, наверняка она будет вся мятая валяться на полу. Руки греют ещё сильнее, жара давит на него со всех сторон, заставляя шумно глотать воздух, чтобы хоть как-нибудь заполнить лёгкие, которые вдруг оказались совсем пустые, чтобы не задохнуться прямо в руках Джеймса. Блэк едва удерживается от того, чтобы закатить глаза, когда рубашка и впрямь летит на пол, приземляясь комком. Он действительно может представить, где и какого размера складки он увидит, когда они будут собираться домой. А Джеймс не думает останавливаться, медленно спускается ниже, пока его отчего-то горячие губы и не менее горячее дыхание обжигают светлую кожу Регулуса, пока возлюбленный выцеловывает, кажется, каждый миллиметр кожи, с особым трепетом останавливаясь на родинках. Блэк чувствует, как зубы юноши мягко цепляют его бледную кожу, наверняка оставляя на ней яркие пятна, которые будут алеть на его груди ещё несколько дней. Тихие вздохи стало сдерживать всё труднее, они готовы были ломать ребра, разрывать кожу лишь бы вырваться наружу. Ладони Поттера вдруг перестали касаться его разгоряченного тела, когда он вдруг перестал его целовать, что-то зашуршало. Стало леденяще-холодно. Регулус приоткрыл глаза. Тусклая желтоватая лампа ослепила его, словно втыкая в глаза иглы, насколько стало больно. Он даже не сразу обратил внимание на Джеймса, который быстрым движением снял свою кофту, которая мгновенно улетела к валяющейся на полу рубашке. Звякнула пряжка ремня. Джеймс быстрый, словно неуправляемый ураган. Резкие движения рук, сжимающих бёдра партнёра, рваные поцелуи, длящиеся лишь по несколько секунд, пока губы успевали лишь дотронуться друг до друга, языки переплетались совсем слегка, но даже такими почти невесомыми прикосновения доводили Регулуса, который отчего-то именно сейчас был до жути чувствителен, до тихих высоких стонов. Всё тело Поттера было будто наэлектризовано, иначе отчего тело его возлюбленного так бурно реагировало на касания? Казалось, он неуправляем, пока быстро спускался ниже, целуя, прикусывая кожу. Словно необузданный океан, разъяренный, с пушистыми волнами, гонимыми бурным свистящим ветром, который не может остановить ничего. — Тише-тише. Ничего, кроме тихого шёпота Регулуса, обжигающего ухо. Низкий, бархатистый голос мгновенно успокаивает бурю, бушующую внутри Джеймса. Словно самый верный пёс делает свои огромные карие глаза насколько виноватыми, что Блэк даже слегка приподнимает уголки губ, которые тут же распахиваются, хватая воздух, пока рука его возлюбленного сжимается на паху, сдавливая пальцами член парня сквозь ткань штанов. Пальцы Джеймса до странного ловкие, они как-то слишком быстро цепляются за пряжку ремня, тянут его, за пару секунд избавляются от него, хватаются за молнию на брюках. А Регулус заворожен. Взгляд не может оторвать от лица парня, который сосредоточен даже больше, чем тогда, когда он сидел над нуднейшими эссе по Истории Магии. Джеймс хмурит свои густые брови, пока стягивает брюки возлюбленного вместе с нижним бельем вниз, останавливается, жадно оглядывая тело Регулуса, опуская взгляд все ниже и ниже. Блэк цепляется руками за широкую, спортивную спину возлюбленного, оставляя на коже небольшие царапины. «Кошак», наверняка прошипит Джеймс утром, оглядывая собственное тело в зеркале. Он уже выучил наизусть поведение своего парня. По фырчит, словно ему никогда не нравились эти царапины, словно он не кичился ими каждый раз, попадая в раздевалку перед очередной игрой, после которой Регулус будет выцеловывать синячки на коже возлюбленного. А потом он подойдёт к Поттеру, обнимая сзади, чуть приподнимаясь на носочках и умещая острый подбородок на плече парня, вглядываясь в его сияющую, кажется и вправду до ушей, улыбку. Он скулит, словно самый настоящий, жалобно мяукающий кот. А Джеймс медленно проталкивает уже влажные и прохладные от липкой смазки пальцы внутрь него. Регулус еле держится, чтобы не сомкнуть ноги, сжимая парня в себе, прикусывая губы. А Джеймс останавливается, давая возлюбленному время привыкнуть, успокоить эмоции, рвущиеся наружу, шепчет что-то на ухо, мягко поглаживая по голове. — Котёнок, — он шепчет отчего-то тихо, боясь не то потревожить кого-то, не то нарушить спокойствие Регулуса, едва расслабившего мышцы. А сам Блэк нагло ухмыляется. Котёнок или кошак. У Джеймса по-другому просто не бывает. Сначала ласкает, прижимая к своей груди, раскрывая и собственное и его сердце нараспашку, вываливая оттуда всё самое сокровенное, нежно поглаживая по спине. А потом громко смеётся, цокает языком и подзывает к себе звучным «кошак». Поттер начинает двигаться, медленно разводя пальцы, надавливает на простату, массируя её, заставляя Регулуса буквально сжиматься в его руках. Он прикладывает ладонь ко рту, пытаясь заглушить звуки, так отчаянно рвущиеся изнутри, другой рукой сжимая простынь. Джеймс не останавливается, смотрит прямо в глаза. А в них бушует что-то непонятное, неизведанное даже для Блэка, который смотрит на него с минимального расстояния, вглядываясь, щурясь, словно где-то в глубине тёмных расширенных зрачков написаны все-все чувства, все-все мысли. И нежность мешается с похотью. Они точно попадут в ад и будут гореть синим пламенем за всё то что неисвовалось в их телах. Регулус чуть выгибается в спине, не будь Джеймс так сильно сосредоточен, он бы наверняка выкинул едкое «ну точно кошак», когда парень мягко массирует железу, чуть надавливая на неё подушечками пальцев. Поттер жмётся к нему, прижимается к оголённой коже живота, оставляя короткие поцелуи, словно пытаясь успокоить парня, сделать так, чтобы он затих хоть на несколько секунд. Пальцы с громким хлюпаньем выходят из Регулуса. Пустота мгновенно охватывает его, ему хочется скулить, умолять Джеймса, лишь бы только он вошёл в него вновь, вновь заполнил его, вновь надавил на простату, заставляя стонать, шумно хватать воздух ртом, сжимать простыни, спину Джеймса, оставляя на ней яркие красные полосы. Он шепчет. Шепчет что-то еле разборчивое, что-то едва похожее на отчаянное «пожалуйста», почти неслышимое сквозь громкие вздохи. — Что «пожалуйста»? — Поттер усмехается, глядя прямо в глаза Регулусу, что покраснел, кажется, до кончиков пальцев, пряча лицо в ладонях. — Ну же, не прячься, — насмешливо произносит он, чуть хрипловатым голосом, — Что ты хочешь? Издевается, по-другому и не скажешь. Регулус запускает руку в волосы парня, сжимает их, тянет на себя. Изо рта Джеймса вырывается не то тихий рык, не то хриплый стон. Тараторит, просит прекратить, сжимая бёдра да аж до побеления кончиков пальцев. Блэк вновь слышит, как шумно хлюпает смазка, парой неловких движений Джеймса щиколотки младшего оказываются на его плечах. Слышит тихое шуршание упаковки. Парень надел презерватив. Чувствует, как головка члена касается колечка мышц, мурашки от внезапной прохлады бегут по внутренней стороне бедра, он не может сдержать тихий вздох. Когда-то он услышал, что глаза могут многое рассказать о человеке, дать заглянуть в самую глубь его души, которую никогда в жизни ты больше не сможешь разглядеть, заглянуть хоть на самую малую долю секунды. Он привык видеть в глазах Джеймса ту нежность, что была необычна для его друзей, его родителей, что удивляла Сириуса каждый раз, когда он вдруг без предупреждения врывался в комнату, где «миловались» его брат и его лучший друг. А сейчас нежность пропадает, стремительно сменяется страстью, да кажется такой неконтролируемой, что его взгляд аж заволакивает туманом, Поттер смотрит будто сквозь него, пока взгляд бегает с одной части тела на другую, пытаясь навсегда запечатлеть такого разгоряченного Регулуса в своей памяти. Блэк сдавленно стонет, до жгучей боли прикусывая нижнюю губу пока пенис медленно входил внутрь него. Он сжимается, отвык уже от пьянящего ощущения заполненности. Джеймс что-то сбивчиво шепчет, мягко проводя ладонью по талии возлюбленного, пытаясь успокоить его, утихомирить нарастающие внутри эмоции, готовые с громким треском разламывать рёбра лишь бы вырваться наружу. Поттер не двигается, замирает, прислушиваясь к каждому шороху со стороны своего парня, давая ему возможность привыкнуть. А сам чувствует себя как чёртов девственник, готовый кончить только от того, как напряжённый Регулус сдавливает его внутри стенками сфинктера. И стыдно становится, пока он сжимает кожу на бедрах Блэка, оставляя яркий след пальцев на ней, уже сам готовый скулить, молить младшего о разрешении двигаться. — Продолжай, — голос Регулуса хрипит, пока он в перерывах между рваными вздохами тянется к уху Поттера, лишь бы попросить, лишь бы он продолжил и больше не останавливался. Джеймс слушается. Он послушный пёсик, по-другому не может, позволить себе не может ослушаться. Он медленно входит глубже, на всю длину, вновь останавливается, глядя в глаза Блэка. А младший рычит, царапается, прикрывает глаза. — Двигайся, — слова почти неразборчивы, — Джейми, прошу. В голове что-то взрывается, а тормоза, сдерживающие его за мгновение отключаются. И вправду начинает двигаться, вскользь проходится по простате, а с каждым толчком силы всё стремительнее и стремительнее покидают тело Регулуса. Руки, чуть дрожа, медленно опускаются со спины возлюбленного на кровать, а рот не способен воспроизводить что-то отличное от тихого скулежа. Джеймс близок, очень близок к оргазму. Он наклоняется ниже, пытается поцеловать возлюбленного, но тело не слушается. Губы даже двигаться, кажется, перестали, лишь едва-едва касаются губ Блэка, оставляют слишком смазанный и мимолётный поцелуй ближе к левому уголку. Они стонут в приоткрытые рты друг друга, а рука Поттера тянется к паху парня, сжимая его член, быстро двигается, пока стоны Регулуса становятся всё более надрывными. Вместе с внезапным громким стоном на ухо, Джеймс чувствует, как пальцы пачкаются тёплой вязкой жидкостью. Одни только эти вещи заставили его чуть содрогнуться от волны удовольствия, пронизывающей всё его тело. В глазах мелькают яркие звёзды, а все его конечности вдруг словно на мгновение отказались работать, пока он выгибал спину, а всё внутри сжималось. Поттер едва удерживается на локтях, чтобы не навалиться всем своим телом на Регулуса. Он мальчик сильный, может и посильнее его будет, особенно вся мощь его тела была видна во время квиддича. Но отчего-то в глазах Джеймса он казался совсем маленьким, хрупким. — Я люблю тебя. Кончиком пальца Блэк мягко ведёт по шее возлюбленного от одной яркой отметины к другой, рисуя прекрасной красоты узоры линиями меж каждым алым засосом на его коже. Им явно не хватало таких совместных поездок.