Из всех звёзд

Как легко почувствовать себя счастливым? Стоит лишь оказаться рядом с особенным для тебя человеком, с тем, кто одной лишь своей улыбкой способен осветить всю тьму внутри тебя, проложить дорожку из цветов к твоему израненному и закрытому ото всех сердцу, и быть рядом в то самое: в горе и радости, в болезни и здравии. С тем, кто всем сердцем, как и ты сам, любит тебя в ответ, до такой степени, что хочется сжать это любимое чудо в объятиях и ни на секунду не выпускать из рук. Хуа Чэн не знал, что может быть таким тактильным, пока не встретил своего особенного человека. Простые прикосновения к Се Ляню приносили неимоверное наслаждение и восторг, поцелуи кружили голову, а сладостные ночи в сплетении тел заставляли бабочек в животе задыхаться от любви. Все существо было пропитано нежностью к этому омеге, а внутренний альфа был счастливым, словно дитя, которому подарили самый заветный подарок. Се Лянь и впрямь являлся настоящим подарком судьбы, неимоверной благодатью в его дрянном существовании, и Хуа Чэн поклялся любой ценой сделать любимого самым счастливым человеком в мире. И, похоже, ему и впрямь удается. Погруженную в темноту ночи гостиную освещал лишь экран телевизора, что тихонько проигрывал незамысловатый фильм. Се Лянь удобно устроился у него в руках, что бережно прижимают к груди, трепетно и так привычно поглаживая голову и спинку, уже порядком задремавшего на его плече омегу. Фильм уже давно смотрится в пол глаза, а большее внимание занимает каштановая макушка, на которой с частой периодичностью оставляют поцелуи. В квартире слегка прохладно, на спину омеги накинуто одеяло, а под ним его греет Хуа Чэн. Идеально. Внутренний альфа влюбленно порыкивает, что иногда вырывается и на физическом уровне, и в тихом звуке телевизора можно услышать эти милые рыки взрослого альфы. Но все звуки и голоса из телевизора затихают в один момент, воздух в груди застывает, а инстинкты встают на дыбы, прошибая по всему телу мурашки. Грудью он чувствует вибрацию, а вмиг напряженным слухом вслушивается в тихие звуки, что исходят, как говорят, из самого сердца омеги. Он мурчит. Се Лянь – его омега, мурчит при нем, для него! Хуа Чэн не верит своим органам чувств. Но проходит секунда, другая, а ласкающая слух и тело мелодия не прекращается. Это не описать словами. Единственный глаз распахнулся до такой степени, что аж заслезился. Прерывистый выдох и глубокий вдох удалось сделать с трудом из-за накативших эмоций. Руки, что на мгновение застыли, слегка трясясь, продолжили мягкие поглаживания. А Се Лянь не переставал мурчать. Губы буквально приросли к любимой макушке, лишь на миг отрываясь, и тут же припадая вновь, оставляя все новые и новые трепетные поцелуи. И не удивительно, что только сейчас вспомнился давний момент, что произошел еще в средней школе. Громкий гул подростков заполнял каждый угол кабинета. Довольно продолжительная перемена вызывала у Хуа Чэна головную боль, не давая вдоволь выспаться после ночной смены на стройке. Прикрытая тетрадью голова, тяжелым грузом лежащая на парте, гудела, а голосящие во всю одноклассники, хвастающиеся небылицами, порядком поднадоели. Без энтузиазма и вообще против своей воли, он вслушивался в громкие голоса: — Да гонишь ты! — на весь кабинет вещал ломающийся подростковый голос. — Нифига! Отвечаю, так было, — под громкий хохот компании, убеждал кто-то второй. — Да моя мама врач по сущностям. Так вот, для тебя, дубины, рассказываю. Чтобы омега замурчал тебе, он должен пиздец, как сильно тебя любить и доверять. Да он должен быть готов за тебя умереть и быть уверенным, что ты сдохнешь за него в ответ! Неуч. Рассказывай свои сказки младшеклашкам, ни за что не поверю, что омега замурчал для пятнадцатилетки. Мама говорит, альфы в продолжительном и счастливом браке не всегда удостаиваются мурчания своих омег. А ты про кого втираешь нам? Спор разрастался и становился все громче, а голова Хуа Чэна гудела все сильнее. — Да помурчите уже друг-другу и завалитесь! — буквально прорычал он, смиряя слишком громких спорщиков нетерпеливым взглядом красного от напряжения глаза. — Пф, — закатил глаза один из парней, но печально известного одноклассника решил не провоцировать, лишь замолкая и отходя, пробурчав: — Для кого-кого, а для тебя ни одна омега уж точно никогда не замурчит. Запугаешь бедолаг до смерти. На чужие слова было плевать, он и так знал, что навряд ли когда-то дождется хоть крупицу тепла, будь то альфа или омега. Уловив благостную тишину, Хуа Чэн вновь уронил голову на парту, благополучно продремав до самого конца занятий. Это оказалось лучше любых представлений. Омега походил на большого довольного кота, даже робкая улыбка на губах пробиралась сквозь дрему. Цветочный феромон уже давно пропитал стены, полы, каждую частичку и все пространство квартиры, вплетаясь в самую ее суть, и в гармонии с ароматом альфы – терпким и насыщенным подожженным деревом, словно стоишь посреди пепелища некогда леса, создали тот самый «дом». И сейчас запах костра был настолько насыщенным, выдавая волнение и счастье своего обладателя, что невольно можно было начать задыхаться от фантомного дыма. Но Се Лянь лишь расслабленно продолжал нежиться в самых теплых и родных объятиях, тихонечко мурча в полной тишине квартиры, ибо Хуа Чэн тут же выключил звук в фильме, и мило причмокивая губами, вызывая еще большую неконтролируемую улыбку у альфы. Одно лишь существование этого ангела в его жизни вызывало любовь и трепет, а в такие моменты, когда Се Лянь в его руках, накормленный и расслабленный, весь такой нежный и обнимательный, сердце буквально обливалось медом, а в единственном глазу чуть ли не выскакивали сердечки. Се Лянь тихонечко завозился, не прекращая мурлыкать, и в свете мелькающего экрана поднял прищуренный сонный взгляд, встречаясь с черным завлекающим, таким родным омутом. Его ноздри затрепетали, и лениво подтянувшись чуть выше, омега в прямом смысле промурчал: — Ты так приятно пахнешь. И уткнулся прохладным носиком прямо в ароматическую железу Хуа Чэна, все не прекращая вибрировать, а у альфы случился очередной приступ нежности и любви, что он готов был запищать как маленькая омежка, но лишь прерывисто выдохнул, еще крепче прижимая к себе своего мальчика. — Я так тебя люблю, солнце. И очередной поцелуй потонул в каштановых волосах, уже крепко заснувшего, но так и не прекратившего мурчать, омеги. А Хуа Чэн еще долго не мог согнать влюбленную улыбку с лица, и сам того не заметив, заснул лишь через несколько часов. А наутро омега краснел и смущался после рассказа о своем ночном, неосознанном, но таком правдивом, проявлении чувств. И уже словами тогда признался, что он за Хуа Чэном и в огонь, и в воду, и жизнь за него отдаст. А Хуа Чэн и сам за омегу хоть в рай, хоть в ад, лишь бы улыбка с любимых губ не сходила во век.