***
Таким образом, даже когда завершились финальные сражения и встречи на высшем уровне с павшими лидерами Галеа и самим королем Бун-Намом остались в прошлом, последние дни войны прошли под бой удивительно домашнего барабана. Маленькие проблески шипящих, свистящих светлячков счастья, живущих среди звезд в слишком темном мире. Вселенная заглядывает в метафорическую оконную раму, чтобы посмотреть. Проблески доктора с прищуренными глазами, внимательно прислушивающегося деревянным слуховым рожком к биению сердца младенца, уютно устроившегося в своей берлоге. — Со всех сторон малыш слышится четко, ваши величества, и поскольку мы можем точно определить момент зачатия до сцепки, вы уже прошли более половины пути, королева Сиэль. Мои поздравления, — глубочайший вай. — Но здорового ли размера ребенок? Выпуклость живота все еще настолько аккуратна, что мы можем скрыть беременность свободной одеждой даже на такой стадии. Тихий смешок лекаря. — Я не акушер, но поскольку это первые роды у королевы, мышцы живота остаются подтянутыми и неповрежденными. Только в последние месяцы он внезапно располнеет, до краев наполненный созревшим плодом. Не утруждайте себя, ваше величество, ибо я полагаю, что ваш альфа был бы очень чувствителен к любой возникающей проблеме… А теперь, будущий папа, вы хотите послушать сердцебиение?***
Проблески ликующего маленького зеленоглазого монстра, шумно протискивающегося между Солярисом и Сиэлем на их спальном коврике однажды ранним утром, когда король, раздраженно надув губы, проворчал: — Что там между тобой и Наронгом, Галф? — Прошу прощения? — все еще в полусне. — Эти таинственные взгляды, которыми вы обмениваетесь с тех пор, как приехали, — не думайте, что я не вижу. Вы были вместе на острове во время осады. Вы путешествовали сюда вдвоем, и теперь что-то скрываете, я не прав? Фырканье младшего с затуманенными глазами. — Ты обвиняешь меня в том, что у меня роман с твоим самым верным слугой? Надутые губы становились с каждой минутой все более заметными, а голос Мью перешел в хныканье: — Не произноси этих слов! — Разве не ты сочинил эту запутанную историю, пока спал? — поддразнивает Галф, наслаждаясь дрожью тепла, вызванной такой игрой власти. — Остановись, Си-Си. Месть. Румянец вспыхнул на щеках омеги при упоминании ласкательного имени. — Не называй меня так, альфа… только когда ты внутри меня. Горячий язык метался, словно желая поглотить, — облизывал ухо, посасывал мочку — воздух внезапно отяжелел от туоксута, когда полуобнаженные тела крепко прижались друг к другу в бесплодном, капризном разочаровании. — Не… называй меня… так, — отрывистый ответ Мью. — Не сейчас, когда ты пахнешь так сладко. Внимание отвлечено, по крайней мере на время, от каких бы — или чьих бы то ни было — секретов, которые действительно хранил остров Клочан-ан-Айфир.***
Проблески Сиэля с явно пьяным кузеном Эсеном в ту ночь, когда было объявлено, что война окончена, и их двойные земли вернулись свободными. Младший нежно прижимался к плечу старшего у пылающего праздничного костра, вытирая слезы смеха в мерцающем абрикосовом свете, в то время как Апо горячо бормотал: — Он не может этого сделать. Сола нужно остановить, кузен. Твой ребенок не может быть Жемчужиной. Монгкул… даже гребаный Бусаба… будут разрушены через неделю, если когда-либо на трон взойдет лидер с таким восхитительным именем. Король Жемчужина… Король Жемчужина… ха-ха! — Ш-ш-ш, — выдохнул Галф между смешками. — Тише, По.***
И проблески, позже, той же головокружительной ночью, когда гуляки все еще веселились, короля и королеву, бесшумно крадущихся в уединение мерцающего леса — руки теребят одежду, движение поцелуев создавали хаос, когда они спотыкались и кружились, — пока они не смогли идти дальше, не смогли больше ждать. — Я… мокрый для тебя, Солярис… хааа. — Положи руки на ствол дерева, — команда альфы. Звук расстегивающейся пряжки ремня, который с глухим стуком приземляется там, между раздвинутых ног омеги, на покрытую веточками и мхом землю. Затем альфа срывает нижнее белье и входит в младшего в экстазе со стиснутыми челюстями. Дикие и быстрые толчки сзади, шлепки кожи, когда Сиэль кончал снова и снова под ним — глаза закатились, он до крови прикусил руку, которая любовно заглушала его крики… — Мммммпфхх…***
Проблески, только проблески, и в такие моменты — потея от страсти друг к другу душной, последней долгой летней ночью — кто может отличить светлячков от падающих звезд над головой? Свет — это любовь.