Жертва

В крепкий утренний сон Гермионы внезапно вторглись бодрые трели дверного звонка. Поначалу приняв надоедливый звон за будильник, она поморщилась, перевернулась на другой бок и подтянула одеяло повыше, бормоча: «Сейчас-сейчас». Однако, когда, смолкнув на десяток секунд, он затрезвонил с новой силой, мозгу пришлось не только воспринять сигнал извне, но и обработать его и прийти к неутешительному выводу: деваться некуда — нужно вставать. Глаза механически распахнулись, словно кто-то невидимый потянул за тонкую леску, привязанную к ресницам, и девушка почти рывком скатилась с дивана. Голова от таких выкрутасов ожидаемо закружилась. Гермиона зажмурилась, прижала ладонь ко лбу, но звонок продолжал трезвонить, и она поволокла себя по коридору, полностью положившись на мышечную память, потому что ее мозг, кажется, продолжал дремать. Прищурив один глаз и заглянув в глазок другим, Грейнджер с удивлением обнаружила за дверью молодого парня, почти мальчишку, одетого в комбинезон и кепку в цветах одной известной курьерской фирмы. Обычно Гермиона заказывала продукты на дом один раз в две недели, но пока не успела оформить на сайте новую заявку (а стоило бы, ведь, кроме затвердевших круассанов, принесенных Джинни несколько дней назад, в доме ничего не осталось). Бытовую химию Грейнджер тоже привозили, но ее запасы она как раз недавно пополняла. Прокручивая все это в голове, девушка открыла дверь с твердым намерением огорошить несчастного, который пешком поднимался на ее почти пятый этаж по лестнице зря, но тот и слова не дал ей вставить: — Доброе утро, мисс, — слишком энергично для восьми утра поздоровался парень, казалось ничуть не задетый долгим ожиданием; ему пришлось поспешно сделать шаг назад, чтобы Гермиона смогла распахнуть дверь на лестничную клетку. — Доброе, — не слишком приветливо отозвалась она, прислонившись левым плечом к косяку и подавляя зевок. — Думаю, вы ошиблись адресом. Я ничего не заказывала. Он осмотрел ее заспанное лицо, потом перевел взгляд на дверной проем, словно на деревянных балках должны были быть вырезаны точные координаты, и, не обнаружив ничего подобного, забрался рукой в большой карман на груди своего комбинезона и извлек оттуда планшет. Порывшись в нем, вслух проговорил ее адрес и закончил вопросом: — Верно? — Да, — слегка удивленно подтвердила Гермиона. Она опустила глаза и не заметила у его ног никаких пакетов, но, поскольку площадка была хоть и узкой, однако вытянутой в длину, девушка выглянула из квартиры, шагнув босой ногой на жесткий коврик, и увидела огромную плетеную корзину, полную белых роз, около стены. — Вы мисс Гермиона Грейнджер? — продолжал допытываться работник службы доставки, пока девушка шокированно взирала на этот грандиозный букет, больше напоминающий небольшую грядку, если бы розы росли не на кустах. Когда она молча кивнула, он без промедления наклонился, и взялся за ручки по обе стороны, «обняв» корзину обеими руками, и, прежде чем поднять свою ношу, вопросительно посмотрел на Гермиону снизу вверх. Она спохватилась и пропустила его, шагнув обратно внутрь квартиры. Парень двигался до того неуклюже, что в девушке невольно проснулось нечто похожее на сестринские чувства — или даже скорее покровительственные, которые она испытывала по отношению к Гарри и Рону, поэтому она направляла его, следя, чтобы не завалился под весом цветов. Повинуясь указаниям, он отнес их в гостиную, и Грейнджер выдохнула только тогда, когда курьер, пыхтя и отдуваясь, опустил корзину на паркет — на вид она весила примерно столько же, сколько сама Гермиона, если не больше. Грейнджер подписала протянутую накладную и, порывшись в сумочке, протянула чаевые. — Ваш богатый поклонник позаботился об оплате, но кто я такой, чтобы отказываться от денег? — легкомысленно спросил курьер и спрятал пять фунтов в заднем кармане, однако конец фразы девушка пропустила, озадаченная ее началом. — Поклонник? — скептически уточнила она, по новому кругу разгоняя в сознании мысль, что цветы ей доставили по нелепой ошибке. Паренек раскрыл рот, чтобы ответить, но внезапно закрыл его, хлопнул себя по лбу и начал выискивать что-то в необъятном кармане на груди, невольно вызывая у Гермионы воспоминания о заклятии незримого расширения. Вскоре он протянул ей обычный кремовый конверт с заломленным краем и вышел из квартиры, вместо прощания отсалютовав форменной кепкой. Пожалуй, только юноша в нежном возрасте шестнадцати лет мог позволить себе такое беспардонное общение с клиентами. Оставшись в одиночестве, Грейнджер немного повертела конверт в руках, стоя около входной двери. Смутные предположения, впрочем не подкрепленные никакой логикой, начинали проклевываться в ее разуме. Она ощупала гладкую бумагу, чувствуя кончиками пальцев картонку прямоугольной формы. «Приглашение? Поздравительная открытка?» — предположила Гермиона, направляясь в мастерскую. Там девушка взяла канцелярский нож с длинного стола, тянувшегося вдоль двух окон, и аккуратно срезала край конверта, придерживая его большим и указательным пальцами, чтобы не скользил. На бумаге с серебряным тиснением по краям красивым почерком было выведено лаконичное: «В благодарность за картину. Д. М.». Левая бровь девушки слегка приподнялась. Она вполне допускала мысль, что кто-то вроде Малфоя способен на подобный джентльменский жест, но никак не планировала становиться точкой приложения его щедрости. Грейнджер не спеша возвратилась в гостиную и взглянула на огромный букет, заполнивший всю комнату нежным цветочным ароматом. Ей никогда не доводилось почувствовать себя девушкой из романов, ради которых совершали подобные вещи, поэтому не могла насладиться моментом в полной мере из-за своей подозрительной натуры, привыкшей все подвергать анализу, но было.. приятно. Глупо отрицать. Цветы были все, как на подбор, свежими, еще не до конца распустившими бархатные лепестки. Она села около корзины в позу лотоса, протянула руку и коснулась шелковистой поверхности одного бутона — бунтаря, выбившегося из общей массы плотно набитых роз, — и снова опустила взгляд на открытку. В задумчивости она перевернула ее и на другой стороне увидела еще одно сообщение, от которого глаза буквально полезли на лоб: «Не хочешь поужинать? Впиши ответ, и я его узнаю». В первую очередь Гермиона задумалась о том, кто зачаровал открытку, если Малфою было запрещено колдовать. Потом, оставив этот чисто практический вопрос на его совести, она, рассматривая ее и так и этак, попыталась взять в толк, зачем он вообще решил благодарить ее за картину, если лучшей благодарностью служили галлеоны, перечисленные им на счет благотворительного фонда? И почему воспользовался помощью маггловского курьера, а не, например, домовика? И наконец: какого черта? Именно последний вопрос заставил Гермиону потянуться к барной стойке, которая находилась прямо над ее головой, и слепо пошарить по ее поверхности в поисках простого карандаша, чтобы впоследствии написать короткое и ясное: «Нет, но спасибо за приглашение». И, подумав, добавить: «Откуда у тебя мой адрес?» Представив самодовольную ухмылку, которая наверняка расцвела на лице Драко, девушка невольно поджала губы и выпрямилась, словно за ней кто-то наблюдал. Она подозревала, что все было до ужаса примитивно: он спросил адрес у Джинни, с которой в последнее время контактировал из-за аукциона, и та охотно клюнула, сочтя его уловку рыцарским порывом. Уизли всегда горячо поддерживала начинания подруги, видела в ее картинах порой даже больше, чем та хотела изобразить, и считала ее чуть ли не новой Мэри Кессет — это и усыпило ее бдительность. Она радовалась, что Гермиону наконец-то оценили по достоинству. Но сама Грейнджер была полна сомнений. Почему-то ей и в голову не приходило, что поступок Малфоя мог быть в какой-то мере даже искренним: ведь он открыто заявлял, что в первую очередь печется о своей репутации, и это вполне могло быть продолжением кампании, начатой им на аукционе. Однако, придя к этой мысли, показавшейся ей похожей на правду, она искоса взглянула на розы, невольно вспомнив, как Рита Скитер, являясь незарегистрированным анимагом, превращалась в жука, чтобы добыть сенсацию. Возможно, кто-нибудь из светской колонки «Пророка», обратившись клопом, смотрел на нее прямо сейчас и уже продумывал статью, в самых двусмысленных выражениях описывающую ее сдержанную реакцию на столь щедрый подарок. Гермиона не поленилась встать и сходить за волшебной палочкой и использовать Гоменум Ревилио, но заклинание не выявило следов чужого присутствия. Тем временем на открытке снова проступили чернила, Малфой писал: «Я так и подумал, поэтому подготовил запасной план. У меня есть билеты в галерею «Тейт Британ» на частную выставку Гейнсборо и Рейнольдса. Что скажешь?» Девушка сдавленно охнула и прикрыла правой рукой нижнюю часть лица, при этом едва не выколов себе по невнимательности глаз. «Британская галерея Тейт» — художественный музей с самым крупным собранием британского искусства, и порой в его стенах устраивались своего рода встречи для избранных, невозможность попасть на которые с улицы придавала им налет исключительности. Грейнджер, на данном этапе своей творческой жизни увлекавшаяся портретной живописью, слышала о выставке двух выдающихся портретистов, на которой будут представлены работы из частных коллекций, но даже не мечтала попасть на нее, поскольку она была из разряда тех самых «вечеринок для снобов», куда вход обычным смертным был заказан. «Молчание — это согласие?» «Молчание — золото. А то, что ты делаешь, — это шантаж, — нацарапала девушка, и от раздражения, из-за которого она с силой вжимала грифель в бумагу, буквы получились жирными и толстыми; под руку попался карандаш с пометкой «9b» — самый мягкий из возможных. — Скажи честно, ты собираешься привести с собой репортеров? Им тоже билеты смог достать?» Написав это, Гермиона почувствовала себя помешанной. Но в конце концов, она имела право знать, почему Малфой проявлял в отношении нее неуместную настойчивость, верно? Это не паранойя. Ожидая нового сообщения, она пыталась убедить себя в этом. «И в мыслях не было, — последовал ответ, к которому через несколько секунд добавилось то, что заставило Грейнджер закатить глаза: — И мне не нужно было ничего доставать — меня на подобных мероприятиях всегда принимают с распростертыми объятиями». Не хватало только надменного «Ну, тебе, конечно, не понять». «Тогда зачем?» — выработанная с детства привычка дотошно раскладывать все по полочкам, прежде чем принимать решение, не давала оставить вопрос открытым. Девушку вполне удовлетворил бы ответ: «Я хочу появиться на странице светской хроники „Пророка“ в твоем обществе, чтобы выжать максимум из покупки твоей неумелой мазни». Грубо, зато правдиво. Поразительно, как один и тот же человек одновременно может быть и честным, и бесчестным, но Драко удавалось оставаться мерзавцем, с которым хотелось иметь дело, — вряд ли существовало более точное описание для этого человека. Несмотря на то что в магическом мире он по-прежнему являлся нежелательной персоной номер один, с ним не могли не считаться, и Гермиона тоже не могла просто пренебречь им по целому ряду причин. Во-первых, она на самом деле хотела попасть на выставку. Кроме эстетического удовольствия, девушка могла получить несколько действительно полезных знакомств. Когда еще представится такая возможность? Во-вторых, объективных причин отказываться просто не было. Конечно, Гарри и Рон будут шокированы, но те времена, когда они открыто грызлись с Малфоем, остались запертыми в стенах «Хогвартса» и уже покрылись пылью. Гермиона во многом могла им уступить, со многим могла согласиться, что она и делала почти всегда, но даже у нее существовал некий предел, за которым здравый смысл перевешивал светлые чувства. Она не могла и не хотела идти на поводу у детской неприязни, основания для которой показались бы разумными разве что первокурснику, но точно не взрослым людям, какими они все и являлись. В каком-то роде это было для нее делом принципа. В дополнение к предыдущему пункту, сплетни, которые могли за этим последовать, Грейнджер ничуть не беспокоили, поскольку курсировали бы строго в границах магического мира, а ее собственное инфополе давно сменилось. В-третьих, причина, из-за которой хотелось добровольно записаться к психотерапевту и поговорить о своей критически низкой самооценке, — Гермиона чувствовала себя обязанной оказать Драко ответную услугу, потому что в глубине души не считала, что ее довольно посредственный пейзаж стоит такой прорвы денег. И, наконец, в-последних — ладно! — ей было попросту любопытно, на что еще Малфой способен, когда ему что-то нужно. Выяснить ее адрес, разобраться с маггловской службой доставки (это вызывало особое недоумение), позаботиться о нанесении на записку Протеевых чар — все это требовало времени и усилий, которые человек вроде Драко Малфоя не стал бы тратить впустую. Это, мягко говоря, интриговало. Но он огорошил ее в очередной раз, на этот раз избитым: «Ты мне интересна». Грейнджер пренебрежительно фыркнула, причем вслух, этим резким звуком будто утрамбовывая свое поднявшееся на дыбы смятение. На мгновение — всего на мгновение — тщеславное удовлетворение обожгло ее изнутри, но оно тут же уменьшилось и скукожилось до размеров сухого перечного зернышка. Это пошловатое «ты мне интересна» словно прибило возвышенную натуру Гермионы к земле своей обыкновенностью. Если говорить откровенно, ее не удивляла мысль, что Малфой мог банально захотеть закрутить с ней интрижку. Сплетни о нем ходили самые разнообразные, подробности его похождений регулярно появлялись на страницах газет. Знаки внимания со стороны такого видного молодого человека были чем-то экзотическим, тешили самолюбие, которое за период затворничества успело покрыться паутиной, но глобально Грейнджер это скорее претило, чем льстило. Она хотела бы, чтобы интерес относился не к ней, а к «Неизбежности», потому что именно «Неизбежность» была ею, как и все, что выходило из-под ее руки. Покупка им картины и приглашение на выставку дали пищу ее богатому воображению, и теперь, после минутного удовольствия, оно мучилось жестокой изжогой, которая усиливалась угрызениями совести — Гермиона чувствовала стыд за то, что так по-глупому замечталась. Но по-другому она не могла, потому что попросту не умела. Ловушка собственного разума, в которую она уже не раз попадалась. Подсознательно Грейнджер всегда была нацелена на высокие результаты, воспринимала в качестве положительного исхода только первое место, однако, даже достигая его в какой-либо области своей жизни, не испытывала ни капли удовлетворения, — она понимала это только теперь, задним числом, но что-то необъяснимое тяготило ее столько, сколько она себя помнила: некий внутренний дискомфорт преследовал неотступно, толкал в спину, заставляя двигаться вперед едва ли не против воли. В этой вечной погоне за успехами, борьбе за звание «лучшей» напрочь стиралась ее личность. В виски будто вживили два буравчика, которые, стоило остановиться и облегченно выдохнуть, сверлили череп с двух сторон, вырезая прямо на кости: «Недостаточно». От постепенно приходящего осознания, что у этой гонки не существует финиша, путь становится все более изматывающим. Война окончательно сбила волочащуюся из последних сил Гермиону с дороги, оставив ее плестись среди аутсайдеров. Поначалу это приводило ее в отчаяние. Но, как известно, трудности даются людям, чтобы стать лучшей версией себя. Пришлось утереть слезы и осмотреться по сторонам. Увиденное настолько поразило Грейнджер, что ей ничего не оставалось, как начать делиться своими чувствами, иначе она просто лопнула бы от их избытка. Наверное, это можно назвать синдромом главного героя, но ей было необходимо за что-то зацепиться и придать своей жизни значимость хотя бы искусственно, иначе, оставшись со своими впечатлениями наедине, она могла сойти с ума. Занимаясь живописью, демонстрируя мир через призму того, как видит его сама, Гермиона и себя словно создавала заново. Лепила нового человека, которым хотела быть, которым могла стать, когда переживет то, что произошло, который не просто слепо идет вперед, а имеет цель и видит, но которым пока не чувствовала себя полноценно. По этой причине слова Малфоя, несмотря на всю свою обыкновенность, метили точно в центр мишени. В глубине души Грейнджер очень хотела, чтобы ее заметили. Поэтому пусть точный ущерб оценить было пока сложно, они уже задели ее по касательной: девушка раздумывала над тем, какой ответ дать, а сомнения, как известно, — это уже половина на пути к решению. «Ну так что ты думаешь об этом?» — написал Драко, снова подбрасывая дров в костер ее любопытства. На следующий день Гермиона стояла напротив портрета Джорджианы Кавендиш в «Бритиш Тейт», пытаясь не выглядеть слишком уж восторженной, поскольку где-то рядом находился владелец картины — настоящий британский пэр, нынешний герцог Девонширский. До этого она перетекала от одного полотна к другому, задерживаясь у каждого не менее чем на пять минут и прилагая недюжинные усилия, чтобы сохранить на лице покойное выражение, соответствующее обществу, в котором оказалась, но возле герцогини Девонширской застряла надолго. Женщина, изображенная на портрете кисти Гейнсборо, всегда интересовала ее. Необыкновенная личность, которую сломало равнодушие мужа и придворная жизнь, полная пороков. Грейнджер столько раз видела эту картину в книгах по искусству и впервые — прямо перед собой. Было в этом что-то невероятное, как воплотившаяся в реальность мечта. Однако мечты хороши ожиданием; осуществив их, мы часто испытываем разочарование. Но в этот раз ничего подобного не произошло: в реальности Джорджиана оказалась еще лучше, чем на фотографиях и репродукциях. Она взирала с полотна с некой иронией, приподняв бровь и немного поджав губы, что выдавало в ней насмешницу, казалась в меру высокомерной, как человек, сознающий собственное исключительное положение, но не кичащийся им, и все-таки в опущенных уголках глаз читалась грусть — она-то и заставила Гермиону задержаться возле работы. Малфой все это время тенью следовал за ней, отставая на полшага, и девушке было приятно, что он проявлял такую тактичность, поэтому она находилась в прекрасном расположении духа. Они почти не разговаривали между собой, поскольку на выставке принято обсуждать экспонаты, а замечания Драко по поводу них были краткими и точными, в отличие от пространных восхищений Гермионы, которые она старалась выплескивать порционно, но тем не менее между ними чувствовалось понимание двух людей, смотрящих на одну и ту же вещь и думающих по поводу нее одно и то же. Но как только они вышли из галереи и направились к выходу по пустующим переходам музея, неловкость навалилась на Грейнджер с такой мучительной силой, что она смяла в руке проспект с перечислением картин, представленных на выставке. Пока она лихорадочно размышляла, что бы такого сказать, лишь бы прервать молчание, они спустились в главный холл. Было около девяти вечера, начинались сумерки, однако из-за того, что день был ясным, все пространство залило мягким оранжевым светом. Солнечные лучи отражались от верхних этажей, в то время как нижние постепенно окутывал полумрак. Оказавшись на свежем воздухе, Гермиона и Малфой миновали колоннаду, бросающую длинные и четкие тени на переднюю часть здания, главную лестницу, фигурно остриженные кустарники, напоминающие гигантские кубики сахара, и остановились на тротуаре перед музеем. В этот момент и в этом месте Гермиона собиралась поблагодарить Драко и распрощаться с ним. Она настояла, чтобы они встретились в городе, несмотря на то что он знал ее место жительства и мог забрать из дома, и считала справедливым, что они разойдутся здесь. Это создавало некоторую дистанцию, в пределах которой девушка чувствовала себя безопасно, что было весьма кстати, если вспомнить ее метания перед встречей. «Это не свидание», — уверяла она себя, тщательно укладывая волосы и собираясь дольше обычного. Однако теперь, когда не-свидание подошло к концу, Грейнлжер не могла произнести ни слова и даже себе не призналась бы, что ждет. Чего именно? Она и сама не знала. Но даже дыхание, кажется, замерло на губах Гермионы, которые она чуть приоткрыла, собираясь произнести дежурное: «Было приятно провести время». — Ты напряженная, — внезапно заметил парень, не просто рассматривая ее с ног до головы — сканируя глазами. — Замерзла? Замечание несколько сбило ее с толку. В музее действительно выдерживалась температура около двадцати градусов, что плохо сочеталось с ее тонким льняным платьем, однако на улице было около двадцати семи, несмотря на вечер, поэтому Грейнджер чувствовала себя вполне комфортно. — Нет, — качнула головой она, но машинально прижала левый локоть к боку ладонью противоположной руки, стремясь закрыться от его пристального взгляда. — Тогда прогуляемся? — вскинул бровь Драко, и то, что должно было быть вопросом, прозвучало как утверждение. Желудок сжался и ухнул вниз, но Гермиона восприняла это как последствия своей внезапно развившейся социофобии. Будь на его месте любой другой человек, ее первым порывом все равно было бы скрыться от внешнего мира в своей уютной норке на мансардном этаже и переварить впечатления. Несмотря на то что все прошло лучше, чем Грейнджер ожидала, в обществе Малфоя она чувствовала себя как замерзший человек, которому вручили свитер, оказавшийся слишком колючим, — он был необходим, чтобы согреться, но все-таки его хотелось поскорее снять. Человеку, постоянно пребывающему в тревоге, трудно отличить предчувствие беды от настоящей беды, вот и она томилась от безосновательных переживаний. Он не позволял себе ничего лишнего, был учтивым, но ее социальная батарейка тревожно мигала красным светом. Однако любопытство снова оказалось сильнее, и Гермиона кивнула раньше, чем успела действительно подумать о том, что делает. — Почему тебя так привлекла «Скандальная герцогиня»? — спросил Драко, когда они спустились к Темзе и медленно зашагали вдоль набережной. Задай он любой другой вопрос, тот не смог бы лучше разрушить густое смешение, царившее в мыслях девушки, но этот был безобидным и одновременно с тем живо затрагивал ее интересы, поэтому глаза Грейнджер буквально загорелись: — Ты видел, какой воздушной выглядит ткань ее платья? И этот кружевной воротник! Не так-то просто добиться подобной реалистичности, — заговорила она, осознавая степень детализированности работы, но потом спохватилась и исправила: — И я бы назвала ее несчастной герцогиней. Драко небрежно хмыкнул и своим обычным снисходительным тоном произнес: — Ты ведь в курсе, каково приходилось в то время обычным людям? Не заработал — умер от голода. У нее же было все, чего только можно пожелать, но она не воспользовалась этим и скатилась на дно. Не в буквальном смысле, конечно, но она сама привела себя к смерти. Гермиона немного помолчала, глядя на лодопрокаточную станцию под крытым навесом, к которой они приближались. На волнах покачивалось всего несколько суден — многие хотели встретить закат на воде. Она пыталась подобрать слова, потому что невольно вспомнила о его матери, которая, возможно, тоже была заложницей своей фамилии. Да, Нарциссе Малфой удавалось справляться гораздо лучше, чем Джорджиане Кавендиш, но, если так подумать, между маггловской и волшебной аристократией было много общего. Девушка оценивала их судьбы с эмоциональной точки зрения, однако, возможно, существовали аспекты, которые стороннему наблюдателю понять не дано, поэтому она ограничилась нейтральным: — Она делала все, что могла, исходя из своих жизненных обстоятельств. — Играла в азартные игры, принимала опиум и пила алкоголь? — иронично усмехнулся Малфой, и столько чистого, неразбавленного яда было в его голосе, что девушке захотелось поежиться, несмотря на то что солнце все еще припекало. — Все, что от нее требовалось, — быть хорошей женой и родить наследников. Сейчас магглы пытаются выдать это за работу, раньше это было обязанностью, но, как по мне, и то и другое — долг. Долг, который существует, чтобы его исполнили любой ценой. — Она стала законодательницей мод и постоянной гостьей на страницах светской хроники, — возразила Гермиона, заранее предполагая, что Драко не сочтет это достойным аргументом. — А еще развратницей, позорившей мужа, и банкротом, — отразил он, самоуверенно взглянул на нее, словно подначивая к спору, и девушка не удержалась и вспыхнула: — Он тоже изменял ей с Элизабет Фостер, и их дети жили с ними, в отличие от ее дочери, которую отправили в чужую семью. Кроме того, у него был ребенок еще до брака, и она приняла его, как родного, хотя это и являлось позором в глазах церкви. Разве это честно? — Нет, — не стал спорить Малфой, однако его взгляд словно упрекал ее за то, что не понимает очевидных вещей. — Но она родилась той, кем родилась, и должна была вести себя в соответствии с возложенными на нее обязанностями. В то время роль женщины состояла в том, чтобы произвести на свет наследника, услаждать взор своего мужа, быть послушной ему и вести себя в соответствии с интересами рода. — Видя, что Гермиона полна негодования и собирается возражать, он опередил ее вопросом: — Честно ли это? Как я сказал — нет. Но только если судить с позиции людей, живущих в двадцать первом веке. Тогда она позорила мужа, родителей, церковь и даже страну, но больше всех — себя саму. И вот это не теряет актуальность никогда. Грейнджер понимала, что различаются не столько их позиции, сколько жизненный подход. В голове Малфоя находился какой-то свод законов, знакомиться с которым она не имела ни малейшего желания, поскольку даже услышанного было довольно, чтобы осознать, что он идет вразрез с ее собственными принципами. Гермиона придерживалась человеколюбивой позиции, в которой каждый имел право жить так, как считал нужным, пока не вредил остальным. И хотя Драко пытался быть объективным — отрицать это девушка не могла, — но он все равно казался закостенелым со своими утверждениями о том, кто что и кому должен. Наверняка в мэноре хранился какой-то заверенный кровной магией документ с обязанностями, которые возлагались на плечи наследника семьи Малфой. Подумав об этом, Гермиона почувствовала нечто похожее на жалость, и именно это помогало ей быть терпеливой к нему. — Родители отдали ее в чужую семью почти подростком. Муж не понимал и не хотел даже пытаться понять. Общество давило по поводу наследника, и она теряла одного ребенка за другим на нервной почве. — Она попыталась спокойно объяснить свою позицию, но в голосе отчетливо слышалось сдерживаемое раздражение. — Ничего удивительного, что она поддалась порокам придворной жизни: в ее ситуации это был единственный выход. — Не единственный, а самый простой, — почти мягко исправил ее Драко, но в сочетании с острым взглядом, которым он прикипел к ее лицу в ожидании реакции, это выглядело двусмысленно: он словно подложил ей пуховую подушку, в которой предварительно спрятал несколько отравленных иголок, и ожидал, пока они вопьются ей в затылок. Все внутреннее негодование Грейнджер сконцентрировалось в глазах. Будучи по своей натуре крайне эмпатичным человеком, что однажды привело ее к активизму в отношении прав эльфов, и, кроме того, женщиной, она чувствовала в себе острое желание вступиться за другую женщину, хотя опыт подсказывал, что доказать что-то Малфою невозможно. Он попросту мыслит другими категориями. Поэтому она выдохнула, чтобы успокоиться, и только потом спросила: — В итоге ты осуждаешь то, как она справлялась, я правильно понимаю? — Я ничего не осуждаю. Понятия не имею, с чего ты это взяла. Мы просто дискутируем, нет? — Он снова взглянул на нее (вести беседу на ходу было действительно неудобно), но на этот раз Гермиона не заметила ничего похожего на двойное дно в его словах и поведении и снова почувствовала себя параноиком и к тому же истеричкой. — Я, наоборот, считаю, что лучше запомниться как человек вздорный, конфликтный, берущий свое, в конце концов, незаурядный, чем просто как несчастный. Так ты ее назвала? В том, чтобы люди считали тебя жертвой, нет ничего достойного. Гермиона покрепче сжала в кулаке ремешок сумки. Она вообще не поняла, как они оказались в этой точке и почему все перевернулось с ног на голову, хотя разговор начинался совершенно безобидно. Чувство такое, словно ее обвели вокруг пальца, только девушка никак не могла взять в толк, в чем именно. Поневоле Грейнджер снова задумалась о том, что ей действительно не стоило морочить голову себе и Малфою и высовываться из дома. И чего она так завелась, в самом деле? — Может, кофе? — Голос Драко выдернул ее из самоуничижительных мыслей. Он кивком указал на кофешоп, мимо которого они как раз проходили. На неоновой вывеске был изображен узнаваемый логотип известной сети кофеен, но это было крошечное заведение — из тех, где напитки берут только с собой. — Да, пожалуй. Парень придержал дверь и пропустил ее вперед. Девушка-бариста, поглощенная экраном телефона, при их появлении подняла глаза и тут же соскользнула с высокого стула за стойкой, оправляя форменный передник и всем своим видом выражая готовность услужить. Гермиона обратила внимание, что на Малфоя всегда так реагируют. В том обществе, в котором они оказались на выставке, было не принято выражать заинтересованность открыто, но она постоянно чувствовала, что за ними наблюдают, поэтому держала спину прямо, чуть ли не до боли сдвинув лопатки. Некоторые мужчины и женщины в дорогих нарядах подходили, чтобы переброситься с Малфоем парой слов и представиться ей, и держался он с ними, словно с давними знакомыми, однако при этом так, будто все они должны ему денег — вежливо, но словно находился на другом уровне. Точно так же он вел себя с работницей кофейни. Возможно, и с Гермионой тоже? Эта мысль показалась ей крайне неприятной. — Латте? Капучино? — спросил он так, будто не сомневался в том, что она из тех людей, кто не способен выдержать не разбавленный молоком кофе. — Или холодный кофе? Обычно Грейнджер пила американо, когда хотела проснуться, но бодрилась не из-за кофеина, а из-за его горького привкуса, однако сейчас подобной необходимости не было. Ей просто внезапно захотелось ненадолго прикинуться кем-то другим — кем-то, кто способен удивить Малфоя, кого он не читал бы так легко, кто не пресмыкался и не улыбался бы заискивающе. Она уже собиралась заказать американо, но, открыв рот, произнесла другое: — Почему сразу не молочный коктейль? Или, постой, просто подогретое молоко. Такого ты обо мне мнения? — Гермиона словно тянула время, но почему-то выбор напитка в данный момент казался ей очень важным. — Я о тебе самого высокого мнения, и его не способен испортить твой вкус к кофе, — вскинул бровь Драко, и его откровенно иронический взгляд заставил ее стушеваться. — Так я беру капучино? Грейнджер немного приподняла подбородок, стремясь придать себе уверенный вид, отвернулась от него и обвела глазами пространство за спиной девушки, где на грифельных досках мелом был представлен ассортимент вместе с ценами. Она чувствовала, что Малфой наблюдает, и буквы расплывались перед ней, поэтому, стремясь отвести от себя столь пристальное внимание, она обратила свое на самую яркую надпись, которая прямо-таки кричала, чтобы посетитель заметил летнее предложение, и обратилась к бариста: — Фраппе, пожалуйста. Это был некий компромисс с самой собой, но выглядело так, словно Гермиона заказала именно этот напиток в качестве протеста. Малфой как-то странно ухмыльнулся, словно иного не ожидал, но ее план сработал: он отвлекся от нее и добавил к заказу обычный черный кофе. Пока он расплачивался, девушка взглянула на свое отражение, искаженное железной вставкой, расположенной в основании кофе-машины, и машинально коснулась спинки носа указательным пальцем. Она надела линзы, но без очков чувствовала себя почти обнаженной, настолько к ним привыкла. Сместив взгляд вправо, Грейнджер увидела, как парень приложил черную карту к аппарату, и в этот момент обнажилось его оплетенное татуировкой запястье. Впрочем, разглядеть ее в подробностях она не успела — рукав пиджака быстро скрыл изображение. Драко был одет в костюм свободного кроя из легкой ткани, и она была готова поспорить, что он маггловский — слишком современно выглядел. Вообще-то, если подумать, ничто не выдавало в нем принадлежности к магическому миру, и от этого ее интерес разгорался только сильнее, пересиливая все остальные эмоции по отношению к нему. — Откуда у тебя такие обширные познания? — подозрительно спросила она, как только они оказались вне зоны слышимости бариста. Теперь, после пережитой на набережной недоссоры, они словно сблизились, и Грейнджер чувствовала, что могла спросить прямо: — Доставка цветов, карточка маггловского банка, да и твоя одежда.. А еще я заметила татуировку. — Кажется, ты очень пристально меня разглядывала, — заметил Малфой, обернувшись и посмотрев на нее снизу вверх, поскольку успел преодолеть несколько ступенек, и сделал глоток. — Нет, серьезно. Это вдвойне странно, учитывая твое происхождение.. Произнеся это вслух, Гермиона споткнулась не только словесно, но и буквально, потому что уже занесла ногу, чтобы начать спускаться, но резко остановилась. Она чуть завела левую руку за спину, восстанавливая равновесие, и одновременно с этим Драко подался вперед, словно собирался поймать, хотя движение ее было до того мимолетным, что девушка надеялась, он просто его не заметит. Щеки обожгло жаром — то ли из-за собственной неуклюжести, то ли из-за сказанного ранее. Не то чтобы она опасалась, что тема неравенства поднимется из глубин прошлого и станет для них камнем преткновения, но она все равно была окружена неким флером запретности. Это была очень неловкая тема. Конечно, Грейнджер не ждала, что он сейчас скажет что-то вроде «Не тебе говорить о происхождении, грязнокровка». Это было бы так же неуместно, как в современном маггловском мире назвать черного ниггером. Порой такие вещи совершаются в детстве по глупости и незнанию, что и происходило в школе, но сейчас они оба должны отдавать себе отчет, что уместно, а что — нет. — Обстоятельства меняются, — сказал парень, выпрямившись, и несмотря на то, что стоял ниже, во взгляде проступила давящая надменность, вплоть до враждебности, возносящая его над ней. — Ты тоже собиралась стать первой женщиной-министром, но теперь едва ли имеешь отношение к магическому миру. Он будто продолжал вести ни к чему не обязывающую светскую беседу, даже предложил руку, чтобы помочь ей спуститься, но Гермиона почувствовала, как невидимая петля оплела ее шею и слегка затянулась. Такое себе предупреждение: не лезь куда не просят, иначе я поступлю так же, и тебе это не понравится. Из-за своей повышенной чувствительности девушка легко улавливала подобные невербальные сигналы и принимала их к сведению. Во время прогулки они разговаривали об искусстве, Лондоне, погоде и других отвлеченных вещах, словно были двумя незнакомыми людьми, только прощупывающими почву для будущего общения. Так все и началось — с чистого листа. Грейнджер толком не знала Малфоя. В школьные времена они общались преимущественно оскорбленями, на старших курсах и вовсе едва перекинулись парой слов, но уже в тот первый вечер она смутно чувствовала или скорее предчувствовала, что несмотря на то, что это ощущалось как начало, он уже держал в руках какую-то частичку нее и не собирался возвращать. Впечатлительная натура Гермионы безбожно паниковала, но ничего не могла поделать: ее будто затянуло в водоворот, сопротивляться которому не было ни сил, ни смысла. Девушке на самом деле нравилась ее рутина, пусть в ней и было нечто серое и безнадежное, словно больше она не увидит ничего нового. Она точно знала, что сказать сокурсникам, чтобы поддерживать с ними приятельские отношения и не оттолкнуть своей скрытностью, но и не подпускала их к себе слишком близко; она привыкла к своим курьерам по расписанию, бардаку в мастерской, тесной гостиной и дозированному общению с друзьями; свыклась с тем, что никогда и никому не сможет открыться в полной мере, и даже считала это вполне нормальным. Унылая неидеальность окружающей действительности не причиняла боли, ведь перед Гермионой открывался дивный новый мир, когда она рисовала, — почти такой же, как настоящий, только лучше. Жизнь ее была вытоптанной колеей, которая позволяла двигаться по накатанной и не сбиваться с пути, и Малфой однозначно в нее не вписывался. Он выбивался, однако Грейнджер соврала бы, если бы сказала, что не ждала, когда он даст о себе знать снова. Когда после прогулки по освещенным и очень ухоженным аллеям парка «Виктория Тауэр Гарденс» Драко отвел ее на парковку, расположенную у входа на Ламбетский мост, и раскрыл перед ней дверь блестящего черного автомобиля, Гермиона почти не удивилась. Она плохо разбиралась в машинах, но запах кожи в салоне и то, как мягко она тронулась с места и как быстро набрала скорость, просто кричали: «Дорогущая тачка». Девушка больше не задавала вопросов относительно его маггловских привычек, опасаясь ответных расспросов, но впоследствии каждый раз отмечала их с удивлением. Впрочем, со временем шокирующий эффект сгладился. Иногда Грейнджер попросту забывала, что имеет дело с волшебником, хотя постоянно замечала, как обыденные вещи ставят Малфоя в тупик. Например, социальные сети или подписка на «Нетфликс». Будучи консервативным по своей сути, он считал все это чем-то наподобие низкопробного комбикорма, которым магглов пичкают, чтобы те, сытые и довольные, поменьше смотрели вокруг и задумывались над тем, что видят. Гермиона спорила и громко называла это прогрессом, вызванным глобализацией, и приводила в пример его собственный бизнес, который единой сетью охватывал все континенты и пробирался все дальше. Драко разбивал ее аргументы, говоря, что, делая зелья более доступными, упрощает существование многих людей, в то время как бесконтрольное потребление пустой информации, никак не влияющей на их жизнь, превращает их головы в помойки. Он и слышать не хотел, что среди хлама можно отыскать звезды, потому что, как и в случае с Джорджианой Кавендиш, был сосредоточен на общем, а не на частном — таков был Малфой. И такова была Гермиона, которая стремилась понять всех, и его в том числе, потому что сама очень хотела быть понятой. В конечном счете она довольствовалась тем, что, несмотря на недовольство, он приобрел смартфон специально, чтобы быть на связи с ней. Драко ворвался в ее жизнь, как внезапный тайфун, который не смог бы предсказать ни один метеоролог. И это было захватывающе. Каждый день все больше. Будто летишь с отвесного обрыва, дыхание покинуло легкие вместе с криком, но вместо того, чтобы бояться разбиться, постепенно попадаешь под влияние бурлящего в крови адреналина, а потом, благополучно приземлившись в воду и оказавшись на берегу, поднимаешься на гору за новым гормональным всплеском. Перед каждой новой встречей с Малфоем девушка испытывала волнение, смешанное с предвкушением, сходное с тем, что накрывает спортсмена за секунду до выстрела сигнального пистолета. Что ждало ее на этот раз? Он был оригинален в своих ухаживаниях, знал о самых интересных событиях города и будто читал ее мысли, всегда безошибочно выбирая для свидания то место, которое ей понравится, и, если поначалу Гермионе не пришлось по вкусу то, как Драко видел ее насквозь, со временем это стало главным его достоинством в ее глазах. Причем он сам умудрялся оставаться для нее замысловатой головоломкой, разгадать которую без подсказок не представлялось возможным. В Малфое таилось все неизведанное, что могло манить к себе девушку без особого опыта в любви. Грейнджер старалась не слишком поддаваться воображению, даже боялась своей фантазии, но постепенно ее бдительность заснула под низкий приятный голос, который он никогда не повышал, даже когда говорил весьма неприятные для нее вещи. — Пока ты бежишь от воспоминаний, они все время будут тебя догонять, — снова завел Драко набившую оскомину тему, в то время как Гермиона просто наслаждалась переплетением их пальцев в кармане его пиджака. Они прогуливались по уединенной улочке старого Лондона после посещения вечернего сеанса в кинотеатре, и девушка в который раз отказалась заглянуть в заведение, принадлежащее Забини, поскольку не хотела столкнуться там с кем-нибудь из знакомых, которые, по словам самого же Малфоя, регулярно его посещали. — Тебе нужно преодолеть свои страхи, они тебя сдерживают. Это место не имеет никакого отношения к волшебному миру. Мы сходим туда, и ты увидишь, что все твои проблемы оттого, что ты не умеешь отстаивать свои границы с невоспитанными идиотами. Никто из моих друзей, если они вообще там окажутся, не станет задавать тебе неудобные вопросы. Та настойчивость, с которой Драко тянул ее на эти посиделки, поначалу казалась ей очаровательной — он хотел официально представить ее своим друзьям! — но теперь вызывала раздражение. Гермиона ведь объяснила, пусть и в весьма общих фразах, почему не хочет дразнить себя воспоминаниями, еще когда парень предложил это впервые. — Меня полностью устраивает моя жизнь, я не хочу ничего в ней менять. Я ценю твое желание помочь, но у меня и без того все более чем в порядке. Я перешагнула через прошлое и иду дальше, — произнесла она со всей возможной твердостью, надеясь, что это сможет убедить его. — Тебе не кажется, что твоя любовь к рисованию — это чистой воды эскапизм? — Нет, мне так не кажется, — ответ Грейнджер прозвучал уверенно, однако где-то внутри она была согласна с таким утверждением, просто в отличие от Малфоя не видела в этом катастрофы. — Ты всегда была довольно практичной и приземленной, но потом как-то очень резко сменила свои интересы. Тебя не устраивал мир, который ты видела вокруг себя, поэтому ты решила создать новый. Вот только проблема в том, что он не совсем реальный, — он не пытался смягчить смысл того, о чем говорил, но явно подбирал слова, и это умиряло ее досаду на него. Гермиона действительно считала, что сделала достаточно, чтобы излечить себя. Побег в ее случае был самым действенным лекарством, и она принимала его, осознавая все последствия. Это совсем не то им, что в ужасе прятать голову под подушкой, испугавшись монстра в углу. Она нашла смелость подняться с постели и выбежать из детской в освещенную гостиную, где родители смотрели телевизор, — довольно ироничное сравнение, учитывая, что в реальной жизни обратиться к ним Гермиона не могла даже в самых смелых фантазиях. Однако Малфой, судя по всему, считал, что нужно с боевым кличем садануть по выключателю, встретиться с монстром лицом к лицу и устроить над ним кровавую расправу. — Возможно, в твоих словах есть доля истины, — с некоторой горечью в голосе согласилась она. — Пусть он не совсем реальный, но зато контролируемый. Он остановился около палисадника, между прутьями забора которого на улицу выглядывали ветви кустов смородины, тем самым заставив остановиться и ее. Чуть склонив голову, прижался сухими губами так осторожно, словно опасался, что от более интенсивного прикосновения Грейнджер рассыплется. Это был не первый раз, когда он ее целовал, но каждый раз она таяла, как сливочное масло под солнцем. Мягко придерживая ее подбородок пальцами свободной руки, Драко слегка надавил горячим языком на нижнюю губу Гермионы. Позвоночник прошил электрический импульс, но, как только она машинально приоткрыла рот и потянулась к нему, он тут же отстранился. — Пока тебя что-то пугает, ты не свободна, — вкрадчиво сказал он, скользя взглядом по раскрасневшемуся лицу девушки, и, остановившись на глазах, доверчиво смотревших на него, бережно заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос. — Это не значит, что тебе не может быть страшно. Может, просто нужно научиться идти навстречу своим страхам, чтобы они тобой не управляли. Но ты не должна бояться, потому что я буду рядом. Ты можешь на меня положиться. Сознательная часть разума Грейнджер тут же нарекла эти слова излишне громкими и амбициозными, но, впрочем, не особенно упорствовала. Девушка была тронута и в каком-то смысле даже поражена. Подавшись вперед и спрятав нос в малфоевской ключице, она обвила его руками и зажмурилась, стараясь не конфузиться. До этого Гермиона не позволяла себе подобного, но сказанные Драко слова значили для нее гораздо больше, чем все широкие жесты и дорогие подарки, которые он делал до этого (возможно, даже больше, чем ей того хотелось бы), — горло прямо-таки сдавило от эмоций. Мягко посмеиваясь, он обнял ее плечи и не упустил возможности горячим шепотом на ухо прокомментировать ее развязность, отчего Гермионе захотелось стукнуть его, но этот момент определенно вошел в копилку самых романтичных в ее жизни. Конечно, Джинни обо всем знала. Она не то чтобы одобряла то, как подруга окончательно пропала со всех радаров из-за Малфоя, но и не препятствовала этому, называя происходящее неплохой встряской. Она не считала, что намерения парня серьезны, однако говорила, что Грейнджер «просто необходимо разбитое сердце». На закономерный вопрос «И что мне с ним делать?» Уизли только закатывала глаза, как бы говоря: подрастешь — поймешь. Гарри и Рон, с которыми Гермиона за две недели виделась всего однажды, на дне рождения Поттера, восприняли новости скептически. Один глядел исподлобья, другой откровенно психовал, но оба понимали, что не могут ничего ей запретить, и, кажется, от этого злились еще больше. Однако и они не относились к увлечению подруги сколько-нибудь серьезно и заранее готовились рано или поздно бить Малфою морду. Все считали ее влюбленной дурочкой. Но несмотря на то, что Грейнджер действительно пребывала в каком-то розовом дурмане, ее ни на секунду не покидало критическое мышление. Она все еще была в состоянии отличить игру от реальности. И пусть рассудок уплывал каждый раз, когда от Драко приходило очередное сообщение, она все еще контролировала себя. Думала, что контролировала. Вечеринка в честь дня рождения Джинни тоже проходила на Гриммо, только с гораздо большим размахом, нежели это было с Гарри, который, как обычно, был готов стараться для кого угодно, только не для себя самого. Дом был украшен гирляндами, выглядевшими весьма потрепанно, потому что Поттер отыскал их на чердаке самостоятельно. Кикимер не собирался обслуживать этих «недоволшебников, оскверняющих дом великой чистокровной семьи», однако совсем отказать хозяину, которого искренне уважал, домовик не мог, поэтому, ворча и ругаясь, позаботился о выпивке и закусках. Гермиона запаслась воздушными шарами и специальными неоновыми светодиодными лентами в ближайшем супермаркете. В итоге убранство вышло настолько разношерстным, что только атмосфера и хорошее настроение гостей спасали эту вечеринку. Собственному портрету Джинни очень обрадовалась — прямо-таки до радостных визгов. Рон, конечно, не упустил возможности заметить, что на картине сестра гораздо красивее, чем в жизни, за что получил от нее подзатыльник, а Фред умолял не показывать полотно их матери, иначе та вывесит его на самое видное место в «Норе» и каждый раз, собираясь на семейные посиделки, они будут получать передозировку «Джинни Уизли», а им по горло хватало одной — настоящей. Однако сама Джинни не постеснялась выставить картину на каминной полке в главной гостиной Поттера, предварительно освободив ее от статуэток и свечей, которые сама же когда-то туда ставила, и пригрозила оставить ее на этом месте навсегда, чтобы тот до конца жизни смотрел и кусал локти, что когда-то ее потерял. Гарри сделал вид, что ранен до глубины души: они не упускали случая подколоть друг друга по старой памяти. Дом был полон бывших сокурсников, которые разбрелись по комнатам и выпивали, играли в настольные игры, танцевали и общались, вспоминая былые дни. Гермионе стоило огромных сил не казаться молчаливой и отстраненной, но морально она готовилась к этому вечеру несколько месяцев, поэтому держалась неплохо. Не явиться вовсе было бы чуть ли не оскорблением — этого Грейнджер не могла себе позволить. В какой-то момент она засела в малой гостиной второго этажа вместе с Гарри и Роном, игравшими в покер с Джинни и Невиллом. После трех первых партий девушка спустилась в кухню, чтобы налить для всех пунша. Анджелина курила в открытую форточку, но при ее появлении затушила сигарету в пепельнице, взгромоздилась на кухонный шкафчик и принялась болтать ногами, убеждая, что она ничуть не пьяна. Слушая ее бессвязные речи, Гермиона только посмеивалась. Заглянув на верхнюю полку, она отыскала серебряный поднос, поставила его на стол, вернулась за стаканами, и в этот момент в кухню вошел кто-то еще. Обернувшись через плечо, Грейнджер увидела Лаванду и кивнула ей. Браун некоторое время постояла у стола, рассматривая этикетку на лимонаде, словно оказалась здесь совершенно случайно и не следовала за Гермионой от самой гостиной, когда увидела, как та спускается с лестницы, но во время паузы в монологе миссис Уизли-Джонсон не выдержала: — Гермиона, это правда, что ты встречаешься с Драко Малфоем? Грейнджер как раз начала разливать пунш в стаканы из чаши и едва не пролила его на стол от неожиданности, но быстро овладела собой. — Мы не встречаемся. «Просто видимся каждый день, проводим вместе все свободное время и иногда целуемся», — добавила мысленно. — В «Пророке» написано иное, — стояла на своем Лаванда, словно все, что попадало на его страницы, автоматически становилось непреложной истиной. Сев на стул так, чтобы оставаться в поле видимости Грейнджер, она многозначительно добавила: — Но еще в начале лета ходили слухи о его помолвке с Асторией Гринграсс.. — Где Гринграсс и где наша Гермиона? — бесцеремонно влезла в диалог Анджелина, ожидавшая, пока Гермиона поднесет ей выпить. — Героиня войны и дочь преступника. Ясное дело, что он переметнулся, как только выдалась такая возможность. Тот еще прохвост! Все знают, что он очень хочет восстановить репутацию семьи и готов ради этого на все, но он все еще закоренелый консерватор и сам же все портит. По ее тону было совсем непонятно, осуждает она Малфоя или одобряет его действия. Еще месяц назад сама Гермиона рассуждала о нем в тех же выражениях, но теперь, узнав лучше, сочла за лучшее промолчать. Как будто хотя бы одна из девушек нуждалась в ее комментариях. — Ты права, — кивнула Лаванда с важным видом, словно слова Анджелины на самом деле заставили ее задуматься и взглянуть над ситуацию под другим углом. — И все-таки среди чистокровных принято заводить серьезные отношения только друг с другом — так они удерживают капиталы в рамках семей, будто сейчас времена войны Алой и Белой розы. Не то чтобы я следила за их личной жизнью, но это всем известно. За чем она следила, так это за сменой эмоций на лице Гермионы. Ей доставляло видимое удовольствие наблюдать отголоски раздражения, которые та не сумела скрыть. Но Грейнджер сама сказала, что они не встречаются, поэтому растянула губы в неискренней улыбке и протянула: — Правда? Я обязательно уточню это у него на будущей встрече. На этом она почти всучила Анджелине наполненный стакан, подхватила со стола поднос и оставила их, зная, что Джонсон не станет перемывать ей косточки за спиной, а значит, факультетским сплетницам придется довольствоваться этим коротким диалогом, который Браун им перескажет во всех подробностях. Гермиона считала, что вполне доходчиво дала понять, что Драко занят. Вопрос серьезности их отношений все еще оставался открытым даже для нее самой, и Лаванда невольно вскрыла его перед Грейнджер во всей его неприглядности. — А где Невилл? — поинтересовалась девушка, по очереди обойдя всех присутствующих в гостиной, раздав им стаканы и только сейчас заметив, что один остался лишним. Она вернула его на поднос и оставила тот на подоконнике, поскольку все остальные поверхности были завалены грязной посудой. — Полумна утащила его искать мозгошмыгов в кладовке на третьем этаже, — сообщил Рон с таким выражением лица, что не оставалось сомнений в том, что считал причину, по которой Лавгуд выманила парня из комнаты, выдуманной. — Брось, это же Невилл и Луна, — прыснула Джинни, на мгновение прикрыв нижнюю половину лица веером карт. — Они действительно лазят в пыли и ищут каких-нибудь вымышленных тварей. — Такая ты у меня невинная, сестренка, — вздохнул Уизли с притворным умилением. — Получается, зря я грешил на этого оболтуса? — Он прищурился, смерил Гарри оценивающим взглядом и заключил: — Ну да, что-то я лишнего хватил, предположив, что он уже не девственник в свои всего-то двадцать. — Я тебе припомню это завтра на полигоне, — пригрозил Поттер, впрочем, довольно вяло — судя по тому, как парень буквально растекся по дивану, препираться ему было попросту лень. — Выглядишь уставшим, — заметила Гермиона, усевшись на подлокотник кресла Джинни. — И озабоченным, — прибавила девушка, не отрывая сосредоточенного взгляда от своих карт. — Причем не в том смысле, как если бы я говорила о Роне. — Знала бы ты, что у нас творится, ты бы не стала говорить такие оскорбительные глупости, — вопреки своим же словам ничуть не обиделся ее брат. — Ты видела эти круги у меня под глазами? Все от ужасного недосыпа. — Снова всю ночь развлекался с какой-нибудь загонщицей «Гарпий»? — ехидно уточнила она и указала подбородком на стол: — Вскрываемся? — Она ловец, — поправил Уизли и с самодовольной ухмылкой, относящейся то ли к позиции очередной своей временной девушки в команде, то ли к комбинации карт, которую швырнул перед Джинни, объявив: — Стрит-флеш. — Иди ты! — возмущенно вскрикнула она и со вздохом призналась: — У меня сет. — Не расстраивайся. Счастливый в картах несчастлив в любви, — утешил Рон, забирая у нее карты и принимаясь тасовать колоду, пока девушка делала вид, что проигрыш ее ничуть не задел. — У нас правда завал. Просто Гарри всегда все принимает слишком близко к сердцу, а я умею совмещать работу и личную жизнь. Они оба сейчас были на побегушках в Аврорате, но все равно их продвижение по карьерной лестнице можно было назвать головокружительно быстрым. После школы авроров, где Гарри и Рону постоянно делали поблажки из-за их прошлых заслуг, они попали на настоящую службу, на которой строгий начальник не давал спуску даже героям войны. Робардс обходился с ними крайне сурово, и эти постоянные щелчки по носу были тем, в чем они остро нуждались, потому что из-за всеобщего обожания после войны стали зарываться. В общем, в Аврорате Гарри и Рон проходили настоящую школу жизни, но, несмотря на все сложности, оба были в восторге от своей работы и не променяли бы ее ни на что другое. — Ну и что там у вас происходит? — Джинни подалась корпусом вперед, ее глаза впились в парня в предвкушении сенсационных новостей. — В магическом мире появилась наркота, — как бы невзначай обронил Рон, наслаждаясь тем, что знает кое-что, куда его вездесущая сестра еще не успела сунуть свой любопытный нос. — Это конфиденциальная информация, — поспешил оборвать его Гарри, обеспокоенно нахмурившись, но его бывшая девушка уже закатила глаза и откинулась в кресле, сложив руки под грудью, как бы говоря: «Всего-то?» — Она и была. Тоже мне удивили. В «Пророке» регулярно печатаются статьи, просвещающие людей о вреде аконита. Не то чтобы это имело какой-то эффект.. Ну, это вы и сами знаете, — закончила она ядовито, намекая на выборочный характер надзора за торговлей этим веществом, известным всему магическому миру. Аконит являлся порошком, изменяющим сознание человека, который его принимал. При должной степени очистки он не вызывал привыкания, и именно по этой причине ему еще не объявили войну. Поэтому и потому, что стоил он баснословных денег, что делало его недосягаемым для огромного количества людей. Таким образом его потребление было контролируемо и не превращалась в эпидемию. Но, возможно, кто-то изобрел более дешевый способ его изготовления? — Нет, настоящая наркота, — поморщился Гарри еще до того, как Гермиона успела высказать свое предположение вслух. — Химия. — Да ладно? — выпучила глаза Джинни, резко выпрямившись. — И как вы узнали об этом? Взяли кого-нибудь с поличным в Лютном переулке? — Получили заключения от патологоанатомов Мунго. Достаточно заключений, чтобы обратить на них внимание. Люди один за другим умирают от передозировок. Новый наркотик, видимо, дешевый. Почувствовав первую эйфорию, они не знают меры — и вот итог, — с досадой проговорил Поттер, нервным жестом взъерошив волосы на затылке. Было видно, что эта тема на самом деле не дает ему покоя. Неудивительно, что маггловские изобретения проникают на волшебный рынок и далеко не всегда они несут с собой пользу. Гермиона считала это довольно закономерным, и тем не менее что-то заставило ее спросить: — И как их в таком случае распространяют? — В том и проблема — мы понятия не имеем. Авроры дежурят на всех магических улицах, люди из Отдела тайн сбиваются с ног и шерстят лавки с ядами и зельями: в случае с аконитом они обычно отправляют подставных покупателей, которым даже намекать не нужно, чтобы приобрести его, достаточно продемонстрировать, что ты при деньгах. Но нет. Эта сеть работает как-то иначе.. — Может, они используют какие-то другие маггловские способы? Интернет? — прищурилась Гермиона, глядя на опустевший столик и в задумчивости водя пальцем по брови, а поймав скептический взгляд Гарри, уронила руку на бедро и сказала, будто защищаясь: — Ну а почему бы и нет? Если они протащили в волшебный мир наркотики, почему бы не воспользоваться и другими благами технического прогресса? — Для этого им как минимум нужны телефоны, — не согласился тот. — Даже если они у них есть, нельзя просто взять и начать обыскивать людей. Это вопрос личной свободы. По крайней мере пока, — вздохнул парень. — Но если продолжится в том же духе, министерство пойдет и на это. — Зато с лавками проще. Существует множество способов легально устроить обыск, сославшись на какой-нибудь пункт договора аренды, подписанного пару веков назад. Благо в архивах этого добра хватает. Поэтому скоро мы будем шариться в лавках твоего бойфренда. — В голосе Рона явственно звучала злая насмешка, на которую Гермиона постаралась не обратить внимания. Она не думала, что он всерьез мог подозревать Драко в каких-то махинациях, просто пытался ее задеть, и испытывала по этому поводу единственное желание: закатить глаза. — Что ж, уверена, ты долго ждал возможности пообщаться с ним и пребываешь в восторге от открывшейся перспективы, — небрежно заметила она, и Джинни не выдержала и расхохоталась, увидев гримасу отвращения на лице брата. Спустя несколько дней Гермиона все-таки решилась посетить заведение Забини, однако к этому ее подтолкнул не здравый смысл или желание угодить Драко, а банальная ревность. Ну и стечение обстоятельств. Все эти дни она старалась стереть из памяти колкие слова Лаванды относительно Астории, но это было выше ее сил. Они с Драко виделись каждый день, и все время Грейнджер вглядывалась в его черты, пытаясь отыскать следы скрываемой тайны. Это раздражало, потому что она искренне хотела доверять ему. Если бы она не увидела их взаимодействие своими глазами, подозрения продолжили бы грызть ее изнутри, как стая термитов, нагнетая обстановку до тех пор, пока напряжение не вылилось бы в ряд мелких ссор, повода которых Малфой так никогда и ни за что не узнал бы — для этого Гермиона была слишком горда. Одному богу известно, как бы все это закончилось бы, если бы она не решилась на вылазку. Время близилось к ночи; готовя себе какао, она, пока грелось молоко, без задней мысли отстучала сообщение в диалог с Малфоем в мессенджере и спросила, где тот находится, а тот в ответ прислал геолокацию. Закусив губу, девушка перешла по ссылке в приложение с картой города и увидела, что место под названием Shadow Side расположено в Сохо — самом тусовочном квартале Лондона. Спустя полминуты телефон снова звякнул: «Я не могу заехать за тобой, потому что прилично набрался, но могу послать водителя», что можно было смело расценивать как очередное приглашение присоединиться. Несмотря на то что Гермионе девятнадцать, в плане тусовок она настоящая невежа. В ее шкафу просто не было подходящих вещей, поэтому она потратила кучу времени в поисках наряда, выходящего за рамки повседневности. Перебирая вешалки, она словила себя на том, что отбраковывает большую часть своего гардероба просто по причине того, что одежда, по ее мнению, не понравилась бы Драко. Обычно Грейнджер предпочитала комфортную женственность, но с некоторых пор ее стиль начал меняться, и все чаще она останавливалась на одежде, позволявшей выглядеть взрослее. Малфой был старше нее всего на два года, однако порой эта разница ощущалась девушкой как пропасть, которую она неосознанно стремилась преодолеть. Чтобы не смотреть на него снизу вверх, она все чаще выбирала каблуки; чтобы соответствовать его вкусам, заглядывала на сайты модных домов и пыталась повторить то, что на них видела. На этот раз Гермионе ничего не оставалось, кроме как остановиться на простом бархатном черном платье на тонких бретельках. Оно было ужасно коротким, и, чтобы уравновесить образ, обычно она надевала плотные черные колготки, белый гольф и оксфорды — так наряд получался более чем игривым, но крайне пристойным. Для того чтобы сделать его более подходящим для вечера, Грейнджер, поразмыслив, выбрала черные мюли на небольшом каблуке, украшенные атласным бантом, которые даже не надевала ни разу, — другой обуви на каблуке, кроме тех бежевых туфель, в которых она была на аукционе, просто не было. Собрав передние пряди и скрепив их заколкой с таким же элегантным бантом, чтобы открыть лицо, Гермиона дополнила свой дневной макияж стрелками и нанесла на веки блестки, потому что и без того провозилась слишком сильно, чтобы делать его повторно. Вскоре водитель провез ее на мерседесе Малфоя мимо сияющей огнями внешней стороны здания клуба, заехал в переулок и провел к черному входу, где передал на попечение охранника — еще одного сурового мужчины в черном костюме, который грозил лопнуть на его широких плечах. Тот буркнул что-то похожее на приветствие, и они пустились в долгий путь по лабиринту внутренних коридоров с блеклыми стенами и ковровой дорожкой асфальтового цвета. С потолка свисали металлические лампы, они озаряли служебные помещения холодным светом, делающим снующий по черной ковровой дорожке персонал, которому приходилось то и дело извиняться перед Грейнджер за свою неуклюжесть, похожим на измотанных жизнью людей. Охранник открывал перед ней все двери и пропускал вперед, и девушка очень старалась поспевать за ним в обуви, оказавшейся крайне неудобной, потому что рядом с таким здоровяком чувствовала себя мошкой и стремилась побыстрее избавиться от его общества. Наконец, они поднялись по боковой лестнице на второй этаж. За простой деревянной дверью Гермиона ожидала обнаружить грохочущую электронную музыку и светодиодные огни, но «Теневая сторона» оказалась совсем не такой, какой она ее представляла. Девушку вывели из подсобного помещения возле барной стойки, за которой бармен разливал текилу по стопкам. Идя по залу уже в сопровождении официанта, она вертела головой по сторонам, рассматривая довольно аскетичный бар в стиле нуар с камерным оркестром и столиками, где люди могли выпить и спокойно поговорить. — Я уж решил, ты все-таки выбрала лечь спать, — с расслабленной улыбкой прищурился Драко, как только Гермиона поднялась по ступенькам на небольшое возвышение, расположенное в отдалении от сцены и музыкантов. Затянувшись сигаретой, он мазнул по ее телу откровенным взглядом и медленно выдохнул дым в сторону. Секундный триумф, который она испытала, заметив, как загорелись его глаза при виде нее, прошел, и кусок ткани, облепляющий тело, показался слишком тесным и откровенным. Малфой поманил ее пальцами, приглашая сесть рядом с собой, и, когда она вложила руку в его ладонь, немного приподнял ее, как бы демонстрируя, и объявил во всеуслышание: — Гермиона Грейнджер, мне думается, в представлении не нуждается. Поэтому, господа, прошу, занимайтесь своими делами и не обращайте на нас внимания. Теодор Нотт едва отвлекся от своей пассии, чтобы бросить приветствие, а Блейз Забини широко улыбнулся, обнажая белоснежные зубы, и отсалютовал стаканом, но сразу отвлекся на разговор с официантом, который сопровождал Гермиону, давая ей возможность сесть и выдохнуть. Пэнси и вовсе скользнула по ней незаинтересованным взглядом и тут же отвернулась, полностью сосредоточившись на бокале белого вина. Грейнджер не вызвала в ней ни капли интереса. Обещанный клуб оказался довольно солидным заведением. В условно огороженном закутке находились кожаные диваны, расположенные как бы по трем граням куба, но не вплотную, а в некотором отдалении от края платформы. С трех сторон это свободное пространство было заполнено растениями в бетонных кадках, таким образом создавая иллюзию уединенности. Подобные островки оказались разбросаны по всему залу и своим входом были направлены в центр. С места Гермионы танцпол был как на ладони: по черно-белому плиточному полу даже не танцевали, а будто плыли пары. На деревянной сцене певица в блестящем наряде обволакивала зал своим бархатным контральто, в то время как оркестр, расположенный за ней, мурлыкал что-то расслабляющее. Драко был оживлен больше обычного, но Гермиона списывала это на опустевшую бутылку виски, стоявшую на небольшом столике справа от нее. Кроме того, он выглядел иначе. В черных джинсах и свободной майке Малфой должен был бы казаться моложе своих лет, но он словно сбросил привычную личину, и перед ней предстал кто-то совершенно незнакомый. Наконец она увидела татуировку целиком: это был рукав со змеями, обвивающими руку от запястья до плеча, на фоне змеиной же чешуи. Композиция не оставляла практически ни единого миллиметра чистой кожи, однако черная метка все равно выбивалась из нее, перетягивая на себя внимание, — слишком свежая на фоне обычных чернил, поблекших от времени. Свободные пиджаки и блейзеры, которые обычно предпочитал Драко, как оказалось, скрывали широкие плечи и развитые мышцы рук и груди. Обычно уложенные волосы находились в беспорядке, словно парень специально запустил в них руку и поворошил ею. «Или это сделал кто-то другой?» — мелькнуло в голове Грейнджер, напоминая о причине ее посещения этого места. Она стрельнула по сторонам глазами, желая осмотреться, но гигантские фикусы мешали сделать это незаметно. — Ты сегодня такая элегантная и важная малышка. Мне нравится. — Обычно Драко не разговаривал с ней в таком тоне. Несмотря на то что Гермиона чуть скривила губы, выражая недовольство, в глубине души ей была приятна похвала. Он положил свою будто обугленную из-за татуировки левую руку на коленку девушки и, наклонившись к ее уху, обдал его горячим дыханием: — Как жестоко с твоей стороны было скрывать это от меня. Хотя обстановка разительным образом отличалась от того, что Грейнджер себе навоображала, в воздухе буквально витал дух свободы и нагловатой развязности. Она была почти уверена, что Малфой немного не в себе из-за выпитого алкоголя, но его зрачки были в полном порядке, лишь немного увеличены из-за приглушенного освещения. Алкоголем от него почти не пахло, только сигаретным дымом и почти выветрившейся туалетной водой, просто он был до крайности расслаблен, в отличие от нее. — Прекрати, — настойчиво попросила Гермиона, когда рука Драко сместилась выше, отчего она вся покрылась мурашками и свела колени, затрудняя движение его ладони. — Твое поведение неуместно. — Оно как никогда уместно, — возразил парень, не растерявшись и чуть сжав ее бедро. Тогда она положила ногу на ногу, таким образом окончательно поймав его в ловушку. Малфой поймал ее недовольный взгляд и прищурился: — Разве я делаю что-то неприятное? — На нас все смотрят, — громким шепотом возмутилась девушка, проигнорировав вопрос. Захотелось набросить что-нибудь на голые плечи, но вместо этого она расправила их, чтобы почувствовать себя увереннее. — Ну и пусть смотрят. Что с того? — спросил Драко с налетом раздражения, вновь потянувшись к сигарете, которая до этого момента, забытая, тлела в его руке. Когда он отнял руку, вместо облегчения Грейнджер почувствовала себя виноватой, поэтому сама прислонилась к его боку, переплела их пальцы и заглянула в глаза: — Не злись, ладно? Ты прав, мы в баре, но это не повод забыть о.. забыть о приличиях. — Я не злюсь, — бросил он, глядя куда-то поверх ее головы, но руку не отнял. — Тогда почему не смотришь на меня? Парень резко опустил глаза и мгновение пристально смотрел на нее, одним зрительным контактом сбивая с нее спесь. Потом моргнул, и взгляд его словно переменился, став откровенно скучающим. Для Гермионы все эти перемены были будто щелчки по носу, призванные держать ее в тонусе. Она вечно находилась в напряжении. — Просто ты такая, — он сделал паузу, неопределенно поведя в воздухе рукой и уронив на пол пепел, — неженка. Обычно мне это нравится, но сейчас я, наверное, слишком много выпил, — поскольку его тон снова изменился, стал похож на обычный, в ушах Грейнджер эти слова звучали почти как извинение. — Ты так напряжена, будто зашла в клетку к волкам. Успокойся, ладно? Гермионе было не по себе, но она чувствовала, что, если скажет об этом вслух, станет еще хуже, только не понимала почему. Ее словно зажало в тисках между собственным дискомфортом, который она пыталась игнорировать, и Малфоем, настроение которого накатывало на нее приливными волнами и грозило утянуть за собой. — Наверное, мне тоже стоит выпить, и тогда мы будем лучше понимать друг друга, — неуверенно улыбнулась девушка. Как что-то совершенно естественное, Грейнджер делала то, что было для нее неестественным: приняла из рук официанта коктейль, выбранный Драко, выпила его, надеясь, что, если тело расслабится, а язык развяжется, это облегчит их взаимодействие. Странное настроение Малфоя будто подгоняло ее в спину. Но, несмотря на то, что выпивка разгорячила ее, змея беспокойства свернулась внизу живота и уравновешивала этот эффект его своей ледяной шкурой. Нотт со своей развратно одетой девицей совсем позабыли, что находятся в общественном месте. Сидя полубоком, она перебросила через него ногу, и парень елозил ладонью по ее обнаженному из-за задравшегося платья бедру, периодически сжимая до того, что на коже оставались белые следы от пальцев. При этом он нашептывал ей что-то на ухо, от чего девушка краснела и хихикала. Гермиона убеждала себя не быть ханжой, но такие открытые излияния чувств ее смущали и вызывали нечто похожее на высокомерное отвращение. Но что удивляло еще сильнее — все вели себя так, словно ничего из ряда вон не происходит. Драко и Блейз обсуждали какие-то рабочие вопросы, и Гермиона невольно осталась наедине с коктейлем, к которому прикладывалась машинально, чтобы хоть чем-то занять себя. Стремясь смотреть на парочку слева как можно меньше, она была вынуждена рассматривать мрачную Пэнси, сидевшую в противоположном конце дивана Забини, у самого входа на платформу. Паркинсон скользила отсутствующим взглядом по танцполу, полностью погруженная в свои мысли, и болтала в воздухе босой ступней, положив при этом ногу на ногу. Ее черные лодочки валялись на полу в творческом беспорядке. Теперь Грейнджер понимала, почему Малфой сказал, что здесь ей не станут задавать вопросов, — всем было плевать. Всем, кроме одного человека, который демонстрировал к ней чистый, едва ли не научный интерес: — Если он тебе досаждает, ты мне так и скажи, я мигом вызову охрану, — внезапно обратился к Гермионе Забини. — У нас здесь приличное заведение. — С таким длинным языком, как у тебя, не устаю поражаться, как ты вообще все еще жив, — закатил глаза Драко, не дав ей и рта раскрыть. — Я просто умею найти ему достойное применение, в отличие от тебя, — многозначительно сказал его друг и неожиданно серьезно обратился к Грейнджер: — Или ты со мной не согласишься, Гермиона? — Я не.. — запнулась она, однако не теряла надежды не покраснеть. Судя по тому, как над ухом хмыкнул Малфой, миссия была провалена. Его тяжелая рука легла на ее плечи, и даже такой крошечный жест поддержки с его стороны вселил в нее уверенность. — Я уже говорил сегодня, что ты много пиздишь? — беззлобно спросил он и ответил сам себе: — Не важно. Повторю еще раз. Навык создает мастера. — Серьезно, ты можешь пересесть сюда, если хочешь пообщаться с настоящим джентльменом. — Блейз положил руку на гладкую спинку дивана, кивая на место рядом с собой, и в этот момент, прямо как птенец под крыло, туда опустилась Астория. — Это место уже занято, — очаровательно улыбнулась она Забини, но, когда Гринграсс перевела взгляд на Гермиону, а точнее куда-то в район ее шеи, где покоилась рука Малфоя, той почудилось в нем нечто враждебное. Впрочем, возможно, это свет упал на лицо таким предательским образом. Грейнджер не могла отказать себе и не рассмотреть ее. Астория была черноволосой красавицей с хрупким, даже субтильным телосложением и белоснежной кожей. Она была одета в топ-корсет, украшенный вшитыми стразами, отбрасывающими крохотные радуги, который открывал ее острые плечи и красивые ключицы, и широкие брюки — настолько длинные, что за Гермионой с ее ростом они волочились бы по полу, но с ростом Гринграсс они делали ее ноги бесконечными. — Я отлучусь ненадолго, — бросил Тео и, поднявшись, положил руку своей скорее раздетой, нежели одетой спутнице на талию. — Здесь становится многолюдно. Астория презрительно фыркнула. — Только посмотрите, какая звенящая пошлость.. Хоть бы меня постыдился. — Ты же не станешь волновать сестренку перед свадьбой? — вскинул брови Нотт с таким видом, словно не сомневался в ее согласии. — Все мы понимаем, что это просто баловство. Правда, милая? — обратился он к девушке, вплотную прижимавшейся к нему. — Правда, милый, — растянула губы в сладострастной улыбке та, растекшись щекой к плечу парня и преданно глядя на него снизу вверх. — Не стану, но только потому, что обожаю ее, — довольно жестко ответила Астория, этим невольно вызывая в прислушивающейся к их разговору Гермионе симпатию. — А ты сгоришь в преисподней за то, что не можешь удержать член в штанах. Она знала, что сестер Гринграсс было две. Кроме Астории, была еще Дафна, которая казалась довольно спокойной и дружелюбной, когда у них были совместные уроки со слизеринцами. Было тоскливо наблюдать, как друзья Нотта сообща покрывают его измену. И что даже родная сестра Дафны считает это чем-то в порядке вещей, хотя и осуждает. По мнению Грейнджер, это было недопустимо, никто не заслуживал быть обманутым, но.. «Но это не мое дело», — мысленно осадила она себя, сложив руки под грудью и в глубине души желая сжаться в одну точку и исчезнуть. — Где ты пропадала весь вечер? — услышала девушка голос Забини, повернулась к ним и успела заметить, как Астория молча стрельнула глазами наверх и с лукавым видом приподняла уголки губ. Парень покачал головой: — Не понимаю, что ты там забыла. Это какие-то последствия не прожитого вовремя пубертата? — А что там находится? — спросила Гермиона, потому что ей надоело быть молчаливым слушателем, хотя уже смутно подозревала, каким будет ответ. — Кабаре, — сказал Блейз прежде, чем кто-то еще успел ответить, и таинственным тоном добавил: — На теневой стороне много чего можно найти, не только этот бар. — Как высокопарно ты называешь стрип-клуб, — хмыкнул Драко, и девушка искоса посмотрела на него. Уловив ее движение, он повернул голову и пояснил: — Это здание полностью принадлежит Блейзу. На первом этаже — ресторан, на втором — бар, на третьем.. Ну, некоторые называют это клубом по интересам, другие — борделем. Выбирай название по своему вкусу, суть не меняется. — Мы с Тори с тобой категорически не согласны, — возразил Забини, изображая вселенскую обиду. — Ребята, а там работают и парни, и девушки, занимаются настоящим искусством. Наблюдая за ними, будто смотришь на жизнь как она есть, со всеми ее красками. Даже Грейнджер, которая совсем его не знала, был очевиден сарказм, но Гринграсс восприняла его слова всерьез: — Мне нравится смотреть на них, — воодушевленно кивнула она. — До чего же они раскрепощенные и свободные. Их отношение к себе и к миру завораживает. Для них не существует условностей и преград.. — Правда так считаешь, дорогая? — с каким-то даже умилением уточнил Блейз, но девушка снова не заметила подвоха: — Думаю, чтобы выбрать такую работу, нужна огромная внутренняя свобода. Гермиона будто раскололась надвое: ее тело как ни в чем не бывало прижималось к боку Драко, однако разум находился в агонии. Тот словно не замечал ее напряжения, расслабленно прислушиваясь к разговору друзей и поглаживая большим пальцем ее обнаженное плечо. Кажется, его забавляла эта стычка, в то время как у девушки внутри все переворачивалось от того, с какой неосведомленностью, граничащей с безразличием, они обсуждают эту откровенно спорную тему. — Это буквально их униформа, Астория. Твоя наивность просто шокирует, причем в плохом смысле. Я думала, ты умнее, — внезапно вступила в разговор Пэнси, и Грейнджер по-хорошему удивил ее желчный тон. Она сама стиснула зубы, лишь бы не сказать что-нибудь резкое. — Им нужно выглядеть довольными жизнью, иначе они не получат денег. Тебе этого не понять, поскольку ты никогда не нуждалась. Если тебя так вдохновляет эстетика проституции, попробуй хотя бы на одну ночь оказаться на их месте. Уверена, Блейзи не откажется нанять тебя. Готова поспорить, чужая шкура покажется крайней неудобной, как только ты ее примеришь. — Так говоришь, словно ты когда-либо имела отношение к нужде, — прищурилась Астория, однако желания последовать предложению Паркинсон не выказала. Было видно, что ее задел скорее сам факт того, что ей возразили. К такому девушка не привыкла. — Откуда тебе знать, что твой взгляд — верный? Осведомленность в том или ином вопросе не делает тебя в нем специалистом. — В этот момент она коротко взглянула на Драко, словно пытаясь снискать его одобрение, однако тот не смотрел в ее сторону. — Ты даже не общалась с ними. Между прочим, они соревнуются, кто больше заработает, берут от жизни все и наслаждаются каждой секундой.. — А что им еще остается? — иронично вскинула бровь Пэнси, одним этим мимолетным жестом прикончив все ее аргументы. Гермионе захотелось сбежать от этого разговора. Их равнодушие душило ее. Внутри все кипело от возмущения, и девушка чувствовала, что готова взорваться. Она шепнула Драко, что ей нужно отлучиться, подозвала официанта и попросила проводить ее в уборную. Стоя напротив зеркала и глядя на свое отражение, Грейнджер задавалась вопросом, что она, черт возьми, забыла в этом месте? Атмосфера удушливой раскованности, достаточно осязаемой, чтобы ощупать ее руками, была совсем не про нее. Она буквально давила на плечи, но вместо того, чтобы пригвоздить ее к дивану и заставить наслаждаться, вызывала желание пулей вылететь на улицу и вдохнуть чистый ночной воздух. Побывав в этом рассаднике порока, Гермиона чувствовала себя запачканной. Хотелось плеснуть в лицо водой, но на нем был макияж, поэтому девушка ограничилась тем, что намочила руки и шею. «Конечно, люди могут отдыхать, как им угодно, — убеждала она себя, указательным пальцем, обернутым в бумажное полотенце, поправляя потекшую тушь. — Но это не для меня». Выпитый коктейль будто превратился в помои, к горлу подкатила тошнота. Но куда больше дискомфорта вызывал Драко, который являлся неотъемлемой частью этого. Грейнджер на мгновение зажмурилась, надеясь, что, когда откроет глаза снова, что-нибудь в окружающем мире изменится. Не вышло. Все та же бежевая плитка, ряд кабинок и ее затравленный взгляд. Она думала, что, убедившись в равнодушии Драко по отношению к Астории, успокоится, но во взглядах девушки крылась целая история, которую захотелось узнать, и в итоге все, что получила Гермиона, — ворох новых поводов для беспокойства, для того чтобы обхватить который, не хватило бы длины ее рук. Попав в «Теневую сторону», где Малфой был как рыба в воде, ей впервые с того самого аукциона пришла в голову мысль, насколько же они разные, несмотря на все точки пересечения. Буквально противоположности. Убедить себя, что он здесь всего лишь случайный гость, как она, не выйдет. Вспоминая обо всем, что она сегодня видела и слышала, Грейнджер чувствовала сильнейшее внутреннее отторжение, вот только никак не могла понять — к нему? К себе? Девушка как ошпаренная вылетела из туалета, едва не снеся с ног собиравшуюся войти уборщицу в форменной одежде. Извинившись, она размашисто зашагала по коридору. Поплутав немного, Гермиона нашла ту самую боковую лестницу и уже на ходу отстучала Драко сообщение, что почувствовала себя плохо и едет домой. У нее не было ни сил, ни желания возвращаться в бар, чтобы попрощаться как следует — ни секунды она не выдержала бы в этом месте. Гермиона спускалась по ступеням, глядя в экран телефона, но в какой-то момент они неожиданно для нее закончились, а земля оказалась несколько ниже, чем можно было рассчитывать. Девушка пребольно подвернула ногу из-за незафиксированной пятки, каблук с противным хрустом отошел от подошвы. Она стиснула зубы, втягивая через них воздух, и медленно выдохнула, умоляя себя не расплакаться. Это было последней каплей. Грейнджер потянулась, сняла туфлю, взглянула на каблук, который держался на честном слове, и без сожалений доломала его окончательно. Девушка не могла опуститься на всю стопу, шла на носочках, чтобы не хромать, и, если не опускать взгляд на ее ноги, было совсем незаметно, что она наполовину босиком. Держа туфлю в одной руке, а каблук — в другой, она двинулась в путь, мечтая только об одном: побыстрее оказаться дома. Остановив официантку, Гермиона честно призналась, что заблудилась, и попросила показать ей, где выход. Видимо, вид у нее был довольно жалкий, потому что девушка тут же засуетилась и принялась предлагать вызвать такси, хотя ждать его пришлось бы минимум минут двадцать, но та отказалась и твердо стояла на своем. Поскольку Гермиону явно не восприняли как посетительницу ресторана, расположенного на нижнем этаже, девушка, к ее облегчению, провела ее через холл к главному входу, минуя зал по периферии. Оказавшись снаружи, она с каким-то мстительным чувством размахнулась, чтобы швырнуть испорченную обувь в ближайшую урну, но остановила себя. Можно забрести в какой-нибудь темный двор и починить каблук магией, однако она опасалась наткнуться там на плохую компанию. Но чтобы поймать машину на оживленной в этот час улице, следовало выйти из квартала или хотя бы приблизиться к его границам, поэтому идти предстояло долго. Опустив руки с несчастными обломками туфель вдоль тела, Грейнджер приняла решение просто начать шагать и посмотреть по обстоятельствам. Однако стоило Гермионе сойти с тротуара на пешеходный переход, как чужое прикосновение обожгло кожу запястья, и ее утянули обратно. Она резко обернулась, собираясь выдернуть руку и припечатать потревожившего ее человека уничижительным взглядом, но увидела хмурого Драко в окружении гогочущей толпы, обтекающей его с двух сторон, поскольку загорелся зеленый свет светофора. — Ну и что это было? — Вопрос девушка почти прочла по губам. — Я устала, — буркнула она, нагло глядя прямо ему в глаза, как человек, который очевидно врал. Выйдя из здания, Гермиона будто выбралась из-под купола, за пределами которого нейронная цепочка «импульс — эмоция» работала без участия одобрения мозга. Это даровало приятное чувство потери контроля, которого она была лишена в баре, где была вынуждена следить за каждым своим словом и жестом. Выпустить пар ей было необходимо — внутри все бурлило, как вода в кипящем чайнике. — Ты могла просто сказать, и мы бы ушли вместе. — Говоря это, он склонился прямо к ее уху, поскольку было слишком шумно. — Мне показалось, что там тебе интереснее. — Гермиона правда старалась, чтобы голос не звучал ядовито, но зря напрягалась, потому что ее выдал взгляд — обиженный и ожесточенный. Всего мгновение Малфой казался удивленным этой внезапной вспышкой. Похоже, до этого момента он действительно считал, что она ушла из-за плохого самочувствия, и, спустившись, проявил заботу. В гневе поджав губы, парень молча схватил ее за руку и ринулся поперек движения толпы, пробиваясь через людей до тех пор, пока они не оказались на относительно спокойном участке с торца здания. — Что конкретно задело твою тонкую душевную организацию? — Несмотря на колючий тон и пронизывающий взгляд, а может и благодаря им, этому Драко Гермиона могла противостоять. Он был ей знаком. Буря внутри нее начала затихать под весом постепенно просачивающегося на поверхность чувства вины, которую девушка пока не была готова признать окончательно, однако следующие его слова снова взбаламутили ее: — Алкоголь? Сигареты? Нотт с со своей шлюхой? Что именно заставляло тебя вести себя, как высокомерная стерва? Грейнджер натурально задохнулась от возмущения и, вырвав у Малфоя свою руку, отошла на несколько шагов, остановившись напротив. — Я вела себя тихо, как мышка, лишь бы ненароком не задеть твою душевную организацию! — Она обличюще ткнула на него пальцем на слове «твою», ставя логическое ударение. — Да, мне не понравилось, что вы покрываете измены своего дружка, и да — мне было до тошноты мерзко слушать эти разговоры о проституции. Тебе бы больше понравилось, если бы я начала высказывать то, что думаю по этому поводу на самом деле? — Поэтому ты повела себя, как испорченный ребенок, — перебил Драко; в его взгляде отражались мигающие огоньки с улицы за спиной Гермионы, мешая рассмотреть выражение глаз, но голос кипел от сдерживаемого раздражения. Следующие слова из его уст прозвучали почти оскорблением: — Я понимаю, что ты у другая. Ну так могла бы попробовать донести свою особенную точку зрения, а не сбегать в надежде, что за тобой погонятся. Считаешь это адекватным поведением взрослого человека? — Я предупредила тебя о своем уходе, — буркнула она, однако уже чуть менее вызывающим тоном. — Ты мне соврала, — припечатал он. — Думаешь, мне в кайф поднимать половину персонала на уши, чтобы тебя найти? — Я в состоянии добраться до дома сама, — возразила Грейнджер, опустив подбородок вниз; с каждой секундой она все больше осознавала собственную ошибку и уже была готова добровольно вывесить на себя табличку: «Виновна». Чувствовал это и Малфой. Он приблизился к ней, заставляя узел в животе натянуться до предела. — Ты написала, что плохо себя чувствуешь. Я серьезно должен был просто оставить это без внимания? Гермиона чувствовала себя провинившейся школьницей, которую отчитал разозленный преподаватель. В силу отсутствия опыта она долго не могла понять, где допустила ошибку, но, когда ее ткнули в нее прямо носом, ужаснулась себе. Произошедшее предстало перед ней совсем под другим углом. Какая же она незрелая идиотка! Грейнджер сделала первый неуверенный шаг, позабыв про отсутствие одной туфли, и тогда Малфой обратил внимание, что с ней действительно что-то не так. Скользнул глазами от подрагивающих ресниц к неприкрытым щиколоткам, одна из которых под его взглядом сиротливо прислонилась к другой. Раздувая ноздри, потому что злился ужасно, парень опустился на колено и ощупал ее лодыжку. Собираясь заверить в том, что все в порядке, Гермиона положила руку на его плечо и чуть сжала, побуждая подняться. Она хотела сообщить о своем плане починить обувь с помощью магии, как только окажется в подходящем месте: — Все в порядке, я просто.. — начала Гермиона, но вовремя прикусила язык, когда парень резко вскинул на нее голову. Она не могла сказать точно, что именно было во взгляде Драко, но точно видела: он подумал о том же. Прочел ее мысли безо всякой легилименции. И если бы только она озвучила их вслух, это унизило бы его достоинство. Внутреннее чувство подсказало Грейнджер, что поступать так не то что жестоко по отношению к нему, а даже опасно. — Снимай обувь, — приказал он, выпрямляясь. Девушка замялась, но ненадолго. — Вообще-то.. да, сейчас же лето, асфальт нагрелся за день. Так мне будет идти гораздо легче, — легко согласилась она, суетливо стремясь как-то искупить свои промахи. Однако, когда Гермиона выскользнула из обуви, он зашвырнул ее в ближайшие кусты, не заботясь об отсутствии мусорного бака, поднял девушку на руки и принялся пробираться обратно к переходу через гогочущую толпу. — Куда мы? — растерялась Грейнджер, поджимая ноги, чтобы ненароком не задеть кого-нибудь. — Мы в Сохо, — сказал парень, сосредоточенно глядя перед собой. — Здесь можно купить новую обувь даже в пять утра. Бутик люксового парижского бренда призывно горел приглушенным светом, выгодно отличавшимся от дешевой подсветки ближайших баров. Консультантки оценивающим взглядом окинули Гермиону, одетую в платье из известного масс-маркета, не убирая с лица профессиональную улыбку, но при виде Драко, который в своей одежде никак не тянул на обладателя безлимитной банковской карты, на их лицах отразилось замешательство. Он поставил ее на гладкую плитку и небрежно махнул на сияющие стойки с одеждой, игнорируя присутствие работниц: — Подбери что-нибудь, чтобы дойти до дома. — Он пересек магазин и безобразным черным пятном рухнул на белоснежный диван. Грейнджер встретилась с сомневающимся взглядом консультантки, отделившейся от остальных и приблизившейся к ней, в голове которой происходили какие-то математические расчеты. Не мог человек вести себя так развязно в роскошном магазине, где они оба казались не к месту, если при нем не было средств, причем внушительных. Возможно, она почувствовала бы себя гораздо лучше, увидев бирки на одежде Драко. Однако работать ей предстояло именно с Гермионой. — Добрый вечер. Чем могу помочь? — улыбнулась девушка, изображая пластиковую любезность. В этот момент, стоя босиком посреди вылизанного бутика, как манекен, случайно привезенный из более дешевого магазина, чтобы его переодели в соответствии с требованиями нового заказчика, Грейнджер четко осознала, что в своем стремлении сбежать от реальности они с Малфоем похожи. — Принесите что-нибудь удобное, пожалуйста, — устало вздохнула она. — У меня пятый размер.