***
Тэхён довольно много времени проводил за книгами, только вот того в равной степени интересовали как учебники по грамоте или магическим дисциплинам, так и дурацкие любовные романы, ну, те самые — про принцесс, запертых в замках, и все в том же духе. Они как-то сразу договорились о том, что если Тэхён что-то не понял или чем-то заинтересовался, то спрашивал сначала у Чонгука, а не шел кошмарить попавшихся на пути студентов. А то ведь вопросы возникали самые разные, от «откуда берутся дети?» до сложнейшей формулы магического преобразования неживой материи в живую. Чонгук никогда не знал, каким будет следующий, и ох как частенько впадал в ступор, затрудняясь подобрать слова, чтобы объяснить очевидные вещи. Так и сегодня: томно вздыхающий и периодически утирающий слезы в уголках глаз Тэхён, который был занят чтением любовного романа, поднял голову и задумчиво приложил палец к губам. Чонгук делал домашнюю работу, сидя за столом и, периферическим зрением заметив телодвижения своего фамильяра, спросил: — Что? — М? — тот вскинул на него взгляд. — О чем таком размышляешь, спрашиваю, — пояснил Чонгук. — Может, я смогу подсказать? — Думаю, что сможешь, — Тэхён отложил книгу на кровать и, подойдя к Чонгуку, нагло уселся на его колени, начисто игнорируя тот факт, что он вообще-то пытался учиться. — Расскажи мне, что такое ревность? Я уже в которой книге натыкаюсь, но везде описывается по-разному… вот и не могу понять. Чонгук смирился с тем, что в ближайшее время ему домашнюю работу не доделать и, отложив письменные принадлежности, приобнял Тэхёна за талию. — Ну… эм… Как бы объяснить-то? Когда ты любишь человека и видишь, что он уделяет внимание кому-то другому, то возникает ревность. — Это что-то похожее на злость? — озадаченно уточнил Тэхён. Черт. Что ж так сложно-то? — Не совсем, — Чонгук вздохнул. — Это что-то, сродни собственничеству. — Тэхён захлопал глазами. — В любом случае, это плохое чувство, неприятное, оно может возникать вместе со злостью, тогда это что-то нездоровое, или вместе с грустью, например. Понимаешь? — Не-а, — Тэхён внимательно смотрел на его лицо, а еще ёрзал, зараза, на его бёдрах, при этом будучи одет в одни только несчастные тонкие штаны. Заставить Тэхёна носить белье — что-то из разряда невозможного. — Эм, ну давай на примере попробуем разобрать? — Давай! — тот обрадованно подался еще ближе, проехавшись своей пятой точкой прямо по члену Чонгука, к счастью, еще мягкому, но что-то подсказывало ему, что это ненадолго. В общем, надо поскорее удовлетворить чужое любопытство и ссадить Тэхёна со своих коленей, чтобы сбежать в душ — удовлетворять кое-что другое. — Вот смотри: ты же меня любишь, так? — Люблю! — без капли сомнений и с такой искренностью, что у Чонгука под рёбрами ёкнуло. Этот фенек убивал его своей непосредственностью, часто ставя в неудобное положение, или вот как сейчас — вызывая трепет и приливы нежности. — Кхм, — он прокашлялся, гася в себе вспыхнувшее желание прижаться к притягательным губам Тэхёна своими. — Ну вот представь, что у меня на коленях будет сидеть кто-то другой, а ты это увидишь. Как ты отреагируешь? — Но ты же мой человек. Зачем тебе сажать на свои колени еще кого-то? — Незачем, ты прав. Но мы же сейчас просто представляем такой вариант. Что бы ты почувствовал в этом случае? Тэхён некоторое время помолчал, а затем поджал губы, сверкая на него недовольными глазами. — Мне даже представлять это не нравится, — тот нахмурился так сильно, что между бровей пролегла морщинка. — Мне было бы неприятно. А еще я бы разозлился на тебя. И обиделся бы. И стукнул еще! — аж пыхтя от недовольства. — Ну вот, это и есть ревность. Как ты и сказал, ты считаешь меня своим человеком и… — Что значит «считаю»? — снова ёрзая, на этот раз куда активнее. — Ладно-ладно, — Чонгук нервно хохотнул и поспешно затараторил дальше, боясь нарваться на очередной скандал, — я твой человек. И тебе не понравится, если я буду уделять кому-то повышенное внимание, как и то, если это самое внимание я сам начну получать от кого-то. — Верно, — согласился Тэхён. — Ты мой, ясно? — Ясно, — покладисто согласился Чонгук. — Так что даже думать не смей еще с кем-то целоваться. — Не посмею, — искренне ответил он. Как можно хотеть целовать кого-то еще, когда рядом есть Тэхён? — Докажи! — требовательно дуя губы. — И каким же образом мне это сделать? — сдерживая рвущийся наружу смешок, поинтересовался Чонгук. — Меня целуй. И сейчас. И потом. Много-много раз. Он не стал отпираться, самому же хотелось. Мягко накрыл губы Тэхёна своими и скользнул языком между, прижимая к себе теплое тело. Целовал неспешно, наслаждаясь моментом, ловил частое дыхание и негромкие стоны, стремительно твердея в нужных местах. Чёрт. Кажется, душа ему не избежать.***
На следующий день его выловила Юна — лекарь, которая училась на курс старше, и всучила опешившему Чонгуку… вазу. Он, естественно, ничего такого не ожидал, а потому замер истуканом, озадаченно глядя на предмет в своих руках. — Это что? — Ваза, — как ни в чем не бывало ответила девушка. — Это я понял. Нахрена она мне? — Не тебе, а Тэхёну. Он спрашивал. Юна ушла, а ничего не понимающий Чонгук поволок свою ношу в комнату, желая получить ответы на мучавшие его вопросы. — О, принес! — Тэхён, который прежде сидел на кровати, стоило Чонгуку войти, вскочил на ноги и, выхватив у него вазу, выбежал в коридор. А он перевел взгляд на стол, на котором лежал огромный букет цветов. Хм… Все интереснее и интереснее. Стоило Тэхёну вернуться обратно с уже наполненной водой вазой, Чонгук как бы невзначай поинтересовался, сложив руки на груди. — От кого цветы? На самом деле, на его Тэхёна заглядывались многие, что было совершенно неудивительно — тот прекрасен. У самого Чонгука до сих пор порой перехватывало дыхание от восхищения, он осознавал, насколько ему повезло, что это создание пришло именно на его зов. И, конечно же, стоило им выиграть то соревнование, оставив всю группу позади, по академии мгновенно разнеслись слухи. Тэхёном заинтересовались. Разглядели внешность, прочитали про дар и… начали ухлестывать. Чонгук пытался донести до фенека, что далеко не все подкатывают к нему с добрыми намерениями, но это чудо был настолько наивным, что ему просто не хотелось ломать чужую веру во что-то хорошее. — От… — Тэхён поставил цветы в воду и повернулся к Чонгуку. — От тигренка. Красивые, правда? — Тигренка? — скептически заламывая бровь. Это что еще за ласковое прозвище? — Ну тот, которого я тогда одолел, помнишь? Одолел? Тэхён вообще о чем? И тут дошло — соревнование же! — А, это тот, который застрял в магической ловушке, а ты потом гордо прошелся по поверженному врагу? — он хохотнул. — Ага, — покивал Тэхён. — Он самый. — И с чего он тебе цветы дарить начал? — прищурившись, спросил Чонгук. — Извинялся так, — простодушно ответил Тэхён. — Сказал, что ему неловко за тот раз, что я мог серьезно пострадать и все такое… И цветы подарил. — Угу, — буркнул он, — понятно. — Ты не злишься, да? — подлетев к нему, Тэхён приблизил свое лицо и внимательно-внимательно так посмотрел. Чонгуку не то чтобы нравилось, что какие-то там… тигренки дарят его фамильяру цветы, но это же не повод вываливать свое недовольство на Тэхёна, так? Именно поэтому он, состроив максимально спокойное выражение лица, ответил: — Нет, конечно. Тэхён надул губы. — И ты не против, если цветы будут стоять здесь? Ну… букет красивый. А это комната и его, и Тэхёна. Куда тому еще этот веник ставить? — Не против. — И тебя ничуть не раздражает, что я его тигренком называю? На самом деле раздражает еще как. Только вот он же не рабовладелец какой, чтобы указывать Тэхёну, кого и как он должен называть. Чонгук, правда, однажды вмешался, когда Тэхён ляпнул одному второкурснику, что тот «настолько большой, что ему нужно два стула»… Пришлось потрудиться, чтобы донести до своего фамильяра, что говорить прямо о каких-то недостатках внешности в открытую не принято, и людям обычно это не нравится. А Тэхён… ну тот просто не считал это недостатком и правда переживал, что стул под бедолагой сломается, и тот рухнет. — Это даже мило, — натянуто улыбнувшись, ответил Чонгук. — Мило? — Тэхён поджал губы, явно недовольный его ответом. — Мило, значит? Знаешь что, Чон Чонгук? Иди ты… к черту! Ой-ёй. Кажется, он только что умудрился в очередной раз обидеть своего фамильяра, но вот незадача — совершенно не понимал, что именно сделал не так. — Эй, — позвал мягко, — что стряслось? Я сказал что-то такое, что тебе не понравилось? — Нет, — буркнул тот и демонстративно отвернулся. — Ну не злись, пожалуйста, — осторожно касаясь чужого плеча. Однако Тэхён дернулся, скидывая его руку. Похоже, дело серьезное. — Давай, ты мне расскажешь, где я накосячил, м? Чтобы я мог хотя бы оправдаться. Его фамильяр был обидчивым. Только вот это не было каким-то поведением напоказ, не было желанием потрепать ему нервы или еще что-то в этом духе. Тэхён только начал познавать тонкости человеческих взаимоотношений и порой воспринимал все слишком буквально, из-за чего между ними возникали конфликты и недопонимания. — Уходи. — Послушай, я… — У тебя пара, уходи. Вот жеж! Но у него и правда вот-вот должна была начаться пара, прогуливать которую было сильно нежелательно. Чонгук подумал, что может быть стоило дать Тэхёну немного времени, чтобы успокоиться, а потом попытаться еще раз понять, чего такого страшного он натворил за один короткий диалог. — Хорошо. Но я вернусь после, и мы продолжим разговор, слышишь? — Угу, — глухо ответил тот, так и не обернувшись. Чонгук вздохнул. И поспешил в учебный корпус, времени до начала занятия оставалось все меньше, а бежать от общаги было прилично.***
Всю глупость своего поступка Чонгук осознал уже позднее, когда пришел с учебы и не обнаружил Тэхёна в комнате. Разволновался, конечно, помня о том, в каком тот был настроении, когда он уходил, но особого значения не придал — его фамильяр вполне мог где-то прогуливаться. Всерьез беспокоиться он начал спустя еще час. Тэхён не приходил, и Чонгук, у которого в голове начала биться паническая мысль, что его фамильяр опять нашел неприятности на свою очаровательную пушистую жопку, отправился на поиски. И, честное слово, готов был обойти каждый этаж, заглянуть в каждую дверь, даже собирался оббежать территорию вокруг академии, но, к счастью, первым делом зарулил к Юнги и Чимину. К ним Тэхён периодически захаживал, сдружившись с обоими. — Тэхён не заходил? — сразу с порога выдал Чонгук, ничуть не смутившись того факта, что застал эту парочку за эм… ну, если не интимным, то довольно личным занятием. Юнги лежал, устроив голову на коленях Чимина, а тот перебирал его волосы, массируя голову. — А я все гадал, когда ты явишься, — протянул Чимин, не отвлекаясь от поглаживаний. — Можно вот без этого, а? — не сдержал раздражения Чонгук. — Просто скажи мне, куда этот непоседа ушел? — Он был расстроен, Чонгук, — строго заметил друг, глянув на него с укором. — Очень расстроен. И, разумеется, при условии полного сохранения тайны, сказал нам, что хочет посидеть на крыше. Думаю, он рассчитывал, что мы тебе скажем, так что хватит тупить, и иди мирись со своим фамильяром. — Да мы и не ругались… — начал было Чонгук, но потом понял, что незачем им что-то объяснять, а лучше и правда поспешить к Тэхёну. — Спасибо. И, захлопнув за собой дверь, бегом рванул по коридору, свернув на лестницу, поспешил вверх, перескакивая через ступеньку. На крыше проводились некоторые пары, так что дверь туда не особо запиралась. Да и студенты, даже если умудрятся свалиться вниз, в состоянии или долевитировать себя до земли, или создать что-то мягкое, на что можно приземлиться. В общем, переживать за их целостность стоило по множеству других поводов, а никак не из-за падения с крыши. — Тэ, — позвал он, выбежав на улицу. И резко затормозил, увидев своего фамильяра: тот сидел на краю, вооруженный открытой уже бутылкой вина. — Нашел, — Чонгук выдохнул и направился к Тэхёну. По пути заметил валявшуюся здесь же пробку, которая на вид словно мышами исцарапана была. Он подобрал ее и, усевшись рядом с Тэхёном, покрутил в руках. — Что ты сделал с пробкой? — спросил с улыбкой. — Открыть пытался, — слегка невнятно пробормотал Тэхён, не глядя на него. — Когтями? — заинтересовался Чонгук. Так и представился маленький лисёнок, царапающий несчастную пробку. — И ими тоже. Я же не знал, что она такая тугая, — тот пожал плечами, а потом сделал еще один глоток вина из уже изрядно опустевшей бутылки. — Вкусно, — заметил. И добавил жалобное: — Но не помогает совсем. — От чего? — Чонгук прижался плечом к плечу Тэхёна, чувствуя, что на сердце спокойно. Главное — нашел, а все остальное вполне решаемо. — От грусти. Ты сказал, что с ним весело будет, но мне не весело совсем, только еще грустнее. — В этом и заключается особенность алкоголя, — взялся негромко пояснять Чонгук. — Все зависит от того, в каком настроении ты его пьешь. Если до этого тебе было весело, то станет еще веселее, ну, а если грустно… — То еще грустнее, — продолжил за него Тэхён. — Мог бы и раньше предупредить. Вредина! И это он еще вредина? — Расскажешь, почему тебе вдруг стало грустно? — мягко поинтересовался Чонгук, повернув лицо к Тэхёну. — А то ты сам не понял? — обиженно зыркнув в ответ. Чонгук состроил самую умилительно-виноватую мордашку, на которую был способен, потому что он вот вообще понятия не имел, чем умудрился расстроить своего фамильяра. — Что, правда не понял? — он кивнул. — Какой же ты бесчувственный, — и громко шмыгнул носом. — И все же, скажи мне, — умоляюще заламывая брови. Тэхён нахохлился, как замерзший воробушек и, отставив бутылку в сторону, сложил руки на груди. А потом выдал: — Ты меня не ревнуешь. А?.. Чонгук моргнул. Это вот вообще не то, чего он ожидал, хотя, на самом деле, он никогда понятия не имел, чего ожидать от Тэхёна — каждый раз все новые кульбиты. И хоть его нервная система была не в восторге от этого, Чонгуку в глубине души нравилась его, ставшая такой непредсказуемой, жизнь. — А, эм… Почему ты так решил? — промямлил он. — Тебе плевать, что мне цветы подарили. И что я их в комнату принес. И что дарителя ласково обозвал. И вообще! — распаляясь все больше. — Сам же сказал, что ревнуют, когда любят! А ты… У-у-у! Противный маг! — Стой-стой, — Чонгук выставил вперед ладони, пытаясь прервать чужой поток слов. — То есть, ты решил, что я тебя не люблю, потому что не ревную, и из-за этого сидишь тут на крыше в обнимку с бутылкой вина и едва ли не плачешь? — Угу, — снова шмыгая носом. — Я-то тебя люблю… — Боже, Тэхён, — смеяться сейчас точно не стоило, но он испытывал невообразимое облегчение от того, что расстроивший Тэхёна повод был поистине смехотворным. — Какой же ты иногда дурачок, честное слово. — Еще и обзывается, — себе под нос пробурчал тот и снова взял вино. — Чудо ты, — Чонгук поднялся на ноги и, протянув ладонь Тэхёну, помог встать. — Иди сюда, Тэ. Поднял того на руки, не встречая сопротивления. — Ты сбиваешь меня с толку, — проворчал Тэхён, обхватывая его талию ногами, и так и продолжая держать в одной руке бутылку. — На руках носишь — значит, любишь. Но не ревнуешь — значит, не любишь. Как понять-то? — Люблю, — и звонко поцеловал в покрасневший от вечерней прохлады кончик носа. — Очень-очень сильно люблю. — Точно? — подозрительно поинтересовался Тэхён. — Без всяких сомнений. А ревность, — неспешно шагая к выходу с крыши, — я тебе доверяю. Полностью, Тэхён. Понимаешь? И с чего бы я должен ревновать к каким-то там дарителям цветов? Плевать я на них хотел. Хотя мне и не нравится, что ты его тигренком назвал. — На самом деле, — повиснув на нем и опаляя теплым дыханием кожу на шее, — я просто забыл, как его зовут. — Чонгук хохотнул. — Но я тебе ведь тоже доверяю, — язык слегка заплетался от выпитого, но он находил это даже забавным, — но все равно буду ревновать. И побью, если пустишь кого-то на свои колени, ясно? — Предельно, — как можно серьезнее ответил Чонгук. — Маленький собственник. — Что-то имеешь против? — Тэхён выпрямился и теперь требовательно смотрел ему в лицо. — Абсолютно ничего, — пытаясь не улыбаться, но уголки губ палевно подрагивали. — Ты мой. Понял? — Понял, — он кивнул. — И я тебя никому не отдам! — уронил веское. — А я ни к кому и не собираюсь. Я твой, Тэ. Как и ты мой. — Договорились, — тот вновь уткнулся лицом в его шею, и Чонгук ощутил на коже мягкие поцелуи. Почти целомудренные, однако, учитывая, что между ними до сих пор ничего, кроме этих самых поцелуев не было, ему хватило, чтобы пульс резко подскочил. — Неси в кровать, — приказал тот. И что-то подсказывало Чонгуку, что это и без того тактильное, а теперь, ко всему прочему, еще и пьяное создание, сегодня снова играючи заставит его сгорать от возбуждения.***
Ночь была… продуктивной. И запоминающейся. Чонгук, даже если бы захотел, то не смог бы забыть того, как потрясающе звучат низкие стоны Тэхёна. Нет, он ничего такого делать не собирался! Честно! Все вышло совершенно случайно: им хватило одних поцелуев да легкого трения друг о друга в одежде, чтобы Чонгуку в итоге пришлось объяснять расслабленному, но довольному Тэхёну, что такое оргазм. Потом, правда, оказалось, что тот о нем уже давно был в курсе из книг и просто издевался, наблюдая за тем, как отчаянно краснеющий Чонгук старательно подбирал слова. Утомленные и разнеженные они уснули на одной кровати, прижимаясь друг к другу. А, проснувшись утром, Чонгук обнаружил своего фамильяра в его зверином обличие. Белоснежный фенек морщился во сне и пытался кончиком хвоста прикрыть глаза от падающих из окна солнечных лучей. Он мягко коснулся шерстки, ласково поглаживая свою лисицу. Не собирался будить, просто испытал очередной прилив нежности, когда прикоснуться было жизненно необходимо. Но от его действий Тэхён проснулся и медленно сел на кровати. Чонгук рассмеялся. Потому что выглядел фенек откровенно помятым: одно ухо стояло торчком, тогда как второе было прижато к голове; шерсть забавно топорщилась с той стороны мордочки, на которой Тэхён спал; усы шевелились, потому что тот морщился недовольно; а глаза и вовсе были лишь слегка приоткрыты. — Фы-ы-ыр, — тяжко выдохнул тот. — Что, хреново тебе? — догадался Чонгук. Фенек в ответ грустно вздохнул, а затем, так и продолжая сидеть, уткнулся мордой в подушку. Смешок вырвался сам, честное слово. — Это называется похмелье, и появилось оно из-за того, что кое-кто вчера вылакал почти целую бутылку вина. Фенек вздохнул еще более горестно, и Чонгук все же сжалился. — Ладно, горе ты мое, пойду возьму у лекарей настойку от похмелья, — он встал с кровати, — а ты лежи. Фенек-алкоголик, блин. Чудо неземное. Любимое.