I finally know where I belong I'm feeling like an army strong Nothing standing in my way I won't live my life in chains of grief Smash Into Pieces — Rise and Shine
Бену десять, когда он окончательно для себя убеждается, что у Силы — ну, той, что была у его деда, матери и дяди, — нет ни минуточки для него. Ни сейчас, ни через год, ни через десять она не откроет свои метафорические глаза и не обратит на него внимания. Вопреки всей его наследственности, его гениальному деду, талантливому дяде, матери, которая просто не пожелала развивать эту свою сторону. Конечно, все они делают вид, что их это вовсе не разочаровывает. Что они все равно его — Бена — любят. Настолько, что назвали в честь очередного джедая, который — ух ты! — владел Силой. Класс, очень круто. Спасибо. Бен недолюбливает свое имя, но фамилия его устраивает. Его отец такой же, без налета мистики, и они неплохо ладят, когда тот дома. К сожалению, тот дома слишком редко. Потом все, конечно, становится хуже. Генерал Органа спихивает его в закрытую частную школу, где младший Соло загибается от скуки. Он хорош в аналитических и математических науках и плох в искусствах, особенно в рисовании. В школе на него смотрят через клеймо его семьи на лбу и делают предположения, почему он не учится всяким джедайским наукам, а сидит здесь, на лекциях по астрофизике и межпланетному праву. Бен стискивает зубы и обещает себе когда-нибудь придумать достаточно огромное оружие, чтобы сжечь все квадратные километры школы одним махом. Бах — и нет ничего! Год за годом он вырастает из ученической формы быстрее, чем успевает её менять, и это в конце концов выводит его окончательно. Естественно, не именно это, причин намного больше, просто это последняя капля. Бен угоняет небольшой челнок и заглушает мотор на орбите. Он сидит там несколько часов, смотря в темноту космоса, и старается не плакать. Вспоминает беззаботные дни на «Соколе», когда отец таскал его за собой до того момента, пока мать не устроила ему эпических масштабов головомойку. Они и сейчас могли бы работать вместе — ему уже давно не пять, он может постоять за себя, но как же, иридисцентный диплом, платиновая медаль, что там еще ему надо получить, чтобы потом попасть в Парламент и слушать смешки из-за того, что сюда он тоже попал то ли из-за протекции властной матери, то ли потому, что почему-то слишком плох для джедаев. В этот момент Сноук и выходит с ним на связь впервые. Некрасивый старик извиняется, что ошибся контактом, а потом просто слушает, пока Бен изливает ему душу, наверное, впервые от души жалуясь на все, что его волнует. — О… я понимаю. — Голос звучит так, словно да, действительно понимает. — Но могу дать только совет насчет имени. Есть много имен, которые начинаются похоже. Может, стоит просто его удлинить? В этом… есть смысл. Бен хлопает глазами. — Как… Бенджамин? — Да, отличный вариант! — Старик разве что не хлопает в ладоши. — Сокращение то же, но совершенно другой смысл. Бен — Бенджамин — Соло улыбается. — Насчет всего прочего… думаю, с этим я тоже хочу помочь, но мне нужно время. Чем ты действительно хотел бы заниматься? — Я… — Бен выдыхает. — Изучать космос? Бывать на разных планетах? Командовать кораблем! — Большим? — Огромным! — Бен вскидывает подбородок. — Что ж, я подумаю, как тебе помочь. Они договариваются о сеансе связи через две недели на той же частоте, и Бен ждет этого дня с особым нетерпением. Его не расстраивают ни выговор, ни наказание, ни сердитый тон матери на записанном сообщении. Почему-то старику, которого он видел один раз в своей жизни, он верит больше и охотнее, чем всем окружающим. — У меня есть решение твоей проблемы, — говорит Сноук. — Но оно требует довольно много… решимости с твоей стороны и больших перемен. — Я уверен, что смогу. — Я поражен твоей смелости, юноша! Что ж… я могу помочь тебе с зачислением в кадетский корпус Первого Ордена. Не спеши паниковать, я знаю, что это звучит не так, как ты ожидал, но все же дослушай. Первый Орден — единственное место, где над тобой не будет нависать тень твоей матери. Все твои достижения — только твои. Если ты покажешь себя хорошо, то сможешь буквально взлететь по карьерной лестнице. Самый молодой генерал — почему бы и нет? Никакой протекции, все честно. Я помогу только скрыть твое происхождение и легализировать в новом месте, чтобы ни у кого не возникло вопросов. — Первый Орден, — выдыхает Бен. — Я знаю, что ты подвержен пропаганде второй стороны, но, думаю, даже они не будут опровергать тот факт, что Первый Орден, как и Империя раньше, по крайней мере не терпел на своей территории рабства. Эту карту ему нечем бить. Энакин Скайуокер был рабом, этого только полный дурень не знает. Когда за ним пришли джедаи, они освободили его, но совершенно не озаботились выкупом его матери. Не сочли нужным. — Я согласен. — Бен сглатывает слюну. Шаттл типа «Дельта-Б» материализуется перед его челноком словно из ниоткуда.***
Бен спит все те же пять часов в сутки, штудирует предмет за предметом, но теперь к этому всему добавляется еще и постоянная муштра. Нет ни единой свободной минуты, но он каким-то чудом втягивается в процесс и начинает получать от этого удовольствие. Теперь Бен одет в серую кадетскую форму, которая скоро становится ему тесной в плечах. Тогда ему почти сразу выдают новую. — Ты должен выглядеть идеально! — ворчит заведующая складом. В её словах огромный смысл. Бен впервые в жизни иначе смотрит на свое отражение в зеркале. Да, он далеко не так красив, как все его известные родственники, но и что? Тем лучше, что он совершенно на них не похож! Уши торчат — плевать! Он зачешет волосы так, чтобы открыть их. В этот момент он особенно похож на генерала, которым ему суждено стать в будущем.***
Арми восемь, когда он слышит ЕЁ волю впервые. Нечто велит выйти ему из дома, и, когда он это делает, на кухне взрывается неисправная печь. На нем ни царапины, и он честно признается отцу, что голос велел ему это сделать. — Нет никаких голосов, не выдумывай, — ворчит Брендол и отправляет его куда подальше, чтобы не мешался. Но Арми не глупый, он уверен, что определенно точно слышал голос и тот сказал: «Быстрее убегай из дома, тут опасно». Он вслушивается в пространство вокруг себя, стараясь снова уловить его. Когда ему это удается, он счастлив настолько, что делится своим открытием с отцом, но получает только порку. — Нормальные люди не слышат голосов, прекращай меня позорить! Арми хочет быть нормальным, но и отказаться от внимания высшего существа, чем бы оно ни было, не может. Она — Сила — единственная, кто находит время, чтобы утешить его, когда ему больно или грустно. Она показывает, что можно сделать, чтобы заставить его бесконечные синяки сходить немного быстрее. Шепчет: «Пригнись!» — за мгновение до того, как в его голову летит тяжелый стакан. — Никаких голосов, мелкий выблядок! Так тебя не возьмут в кадетское училище, и я не избавлюсь от тебя никогда! Всем психологам и психиатрам Арми отвечает на вопросы честно — да, это голос, обычно женский, который он слышит. Да, время от времени. Нет, не мешает. Мужчина в тонких очках прописывает длинный список медикаментов. От них голос искажается и вроде бы начинает двоиться. «Ты не виноват», — говорит один. «Они виноваты», — говорит второй. Арми послушно глотает таблетки в отведенное время. После некоторых его тошнит или хочется спать. Только хочется, потому что спать он не может: голос в левом ухе тихо нашептывает, как несправедлив к нему мир. Ему всего одиннадцать, а у него уже десяток переломов — и все получены в пределах этого дома. Особенно страдали его пальцы. Сейчас он почти не может рисовать, хотя раньше любил этим заниматься: мазки получаются грубыми и особо кривыми, кисть в руке крупно дрожит. С ручкой так же: написанное не разберет никто, кроме него самого. Со временем список медикаментов становится длиннее, а потом вдруг сильно сокращается. От этих новых ему особенно тяжело. Голоса, которые в какой-то момент делятся на несколько, теперь неразличимы, и это еще хуже, чем прежде. Теперь это похоже то ли на шум, то ли на зуд где-то в глубине головы, который никак не почесать. Одной глубокой ночью доходит до того, что Арми кричит что есть силы, и вещи, окружающие его, разлетаются в стороны, некоторые пробивают дверь в комнату. За устроенный беспорядок его ждет суровое наказание. Арми сидит в подвале и от скуки заставляет две старые коробки складываться друг на друга. До потолка и обратно. А потом опять до потолка. Когда становится совсем невыносимо от скуки, он начинает выцарапывать на бетоне стен рисунки. Когда он режет руку, в ход идет кровь. Рисовать пальцами оказывается проще, чем кистью — может, просто дело в масштабе. — Чертов псих, — бормочет Брендол. — Либо эти новые таблетки начнут действовать, либо ты отправишься в клинику. Плевать, что обо мне подумают. Вечером Арми выблевывает все принятые лекарства. Ему нужны его голоса. Ему нужен совет. Он совершенно не знает, что ему делать. Без них он абсолютно, безнадежно одинок. Он ждет среди них тот самый, нужный, женский, но звучат другие. Они, впрочем, на редкость едины в своем мнении. «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «Убей его». «***
— О, юный Хакс, — говорит ему Сноук. Он изо всех сил пытается быть дружелюбным. «Единственный Хакс», — подсказывают ему. — Единственный Хакс, — повторяет Арми. — Что ж, Хакс, рад познакомиться. Как давно ты чувствуешь Силу? — Не знаю. Всегда? Это так долго, что, кажется, длится бесконечно. — Я её слышу. У нее много голосов. — Насколько много? — осторожно спрашивает Сноук. — Иногда мне кажется, что слишком. — И они все говорят разное? Хакс задумывается. — Порой. Вы тоже думаете, что я безумец? — Нет, что ты, мой мальчик, вовсе нет. Я думаю, что Сила просто испытывает тебя. Какой смысл, если ты просто будешь следовать её приказам? Нет, тебе нужно научиться понимать, когда это приказ, а когда она хочет, чтобы ты нашел свой собственный путь в той или иной ситуации. Ты избран Силой, и это величайшая честь, которую можно представить! Хакс задерживает дыхание. Избран? Честь? Из уст Сноука это звучит так, словно он действительно… хорош в чем-то? Так. Так странно. — Я могу научить тебя лучше обращаться с тем, что она даровала тебе, а рыцари Рен присмотрят за тобой в остальное время. — Рыцари? Настоящие? — Самые настоящие. — Сноук кивает. Глаза Хакса маниакально загораются. От покрытого ожогами Рена и его свиты Хакс получает столько заботы, сколько не видел от Брендола за всю жизнь. Они не смотрят на него как на ненормального, наоборот, Хакс удивлен, что Сила никогда прежде не обращалась к ним словами. Они не особо хороши в её искусствах, что только добавляет ему рвения на уроках Сноука в желании освоить все, что тот может ему преподать. Некоторые вещи даются ему тяжело — пусть им не нужен полный штиль в эмоциях, те, что внутри Хакса, бурлят уж слишком сильно. Он как кипящий под давлением котел, готовый взорваться в любой момент. — Отсеивай лишнее, — говорит Сноук. — Отделяй главное от фонового шума. Хакс старается, но все равно не справляется. Он не может медитировать ни в какой форме этого искусства. Он не может заставить свой гнев гореть ярким ровным огнем. Он так… ничтожен. В очередной особо тяжелый вечер в своей комнате он падает на колени и плачет. Он не знает, что делать. Существующие методики не решают его проблемы. Слезы текут по его щекам, покрытые старыми шрамами пальцы дрожат, пока он мнет край новой черной куртки. «Ты молодец». Хакс замирает. Он никогда прежде не молился и не знает, как правильно это делать. Он просто пытается высказать свою благодарность как может — хотя бы так, на коленях. Складывает руки и прячет в них мокрое от слез лицо, сбивчиво бормоча просьбы в никуда. «Ты справишься». Хакс вскидывает голову. Улыбка озаряет его лицо.***
— Станешь главным, когда убьешь меня, — говорит ему Рен, уверенный в том, что это будет очень нескоро — наглому юнцу едва двадцать. Сноук дал Хаксу кайбер, чтобы тот сделал себе собственный меч, но кристалл не выдержал вливания Силы — та все еще нестабильна и непредсказуема в нем. Хакс несколько минут смотрел на треснувший надвое камень, не зная, что ему делать. «Ты все испортил», — сказала ему Сила. «У тебя две руки», — сказала ему Сила. «Ты можешь сделать два меча», — выдохнул ему в ухо неосязаемый собеседник. Рен уже не такой уверенный, когда Хакс отсекает ему ногу. Каждый его меч живет отдельной жизнью, предсказать его движения почти невозможно — на поле боя Хакс то ли танцует странный танец, то ли кружится подобно смертоносному волчку. Левым мечом он протыкает Рена насквозь, достает вибронож и чиркает им по шее. Правый меч выбивают у него из руки, но в итоге это не спасает Рена. Хакс оглядывается вокруг. Всплеск чужой крови на стене похож на причудливый лес. Надо только вот здесь подправить — и будет очень похоже. Затянутым в кожу перчатки пальцем Хакс размазывает пятно так, чтобы напоминало деревья. Потом, подумав, добавляет птиц. И облака. После следующей карательной вылазки рыцарей Рен патруль Республики находит на дрейфующем корабле не только кучу трупов, но и самую жуткую картину в их жизни — помещение склада, где был бой, от двери до двери расписано разводами крови в абсолютно пасторальном жанре. Лес, поля, облака, города, горы. И над всем этим — кровавый дождь.***
Иногда ему все еще сложно понять, испытывает ли его Сила или действительно чего-то хочет. Хакс старается отсеивать важные и неважные вещи. Неважных больше, тем более что часть голосов утратили ясность, добавились другие, а некоторые вовсе исчезли. Чаще всего это просто гул в его голове, днем и ночью, утром и вечером. Бормотание о корабле, шум звезд, какой-то нервный смех. «Этот офицер считает, что твои волосы выглядят смешно!» Его волосы такие длинные, как никогда прежде — обычно Брендол заставлял его стричься почти налысо. Он бы умер второй раз, если бы увидел его сейчас. И третий, если бы пересчитал пирсинг в его ушах. И не только в ушах — в какой-то момент такого рода боль помогала ему преодолеть некий барьер в обучении, служила якорем, чтобы удержаться в подобии стабильности. Первую серьгу Хакс вдавил себе в хрящ уха сам и долго сидел, глядя на текущую вниз по шее и груди струйку крови. Сноук тогда пожурил его, но идею одобрил. Попросил быть осторожнее и пользоваться услугами профессионалов. Хакс нашел одного такого на Либре — 5, который согласился не использовать обезболивающее и бакту. «Убей его, убей его, убей его!» Хакс игнорирует бормотание. Не сейчас. Сноук сказал, что он понадобится на этом корабле. Отсюда будет легче искать остатки Ордена джедаев, когда к нему придет новое видение. Вероятно, он прав. Видения Хакса уже вывели их на несколько старых укрытий — им недоставало только времени, чтобы захлопнуть ловушку. Кто знает, когда следующая его молитва превратится в своего рода транс и Хакс увидит еще кусочек пазла? Хакс несется по коридорам черной волной. Истрепанный сюрко словно живет собственной жизнью, жесткая ткань задевает проходящих мимо, но Хаксу совершенно плевать. Он занимает свое место в актовом зале — возможно, это было чужое место, но теперь оно его. Справа и слева от него сидят люди в форме. Они негромко переговариваются о чем-то своем. Шум в ушах нарастает. Хакс складывает руки. О Сила, он так мало спит из-за твоих испытаний, что был бы рад забыться хотя бы на несколько часов… Офицеры не прекращают разговоры. Их голоса вливаются в гул в его голове, делая все только хуже. Какая-то женщина повышает голос. Хакс так хочет спать, что готов… — Заткнулись, — произносит кто-то. Его слушаются. Хакс изумленно замирает. Он потрясен воцарившейся тишиной. Она такая… невозможная. Звенящая. Удивительная. Впервые за многие годы все голоса… все воображаемые рты закрылись. По чужому приказу. Он поднимает голову и смотрит на возвышающегося над всеми генерала. Высокий — крупный — мужчина в черном с недовольством глядит на публику. Он не особо красив, но в какие-то моменты под точечным светом его лицо кажется почти прекрасным. Хакс почти не дышит, боясь спугнуть наваждение.***
Генерал Бенджамин Соло заканчивает совещание. Подчиненные шустро разбредаются — знают, что он терпеть не может копуш. Остается только один: тот самый ученик Сноука, от которого Бен ждал чего угодно. Про парня ходили самые разные слухи, один другого хуже. Он впервые услышал о нем как об исключительно отборном психе, которому Первый Орден развязал руки. Но нет, некий Хакс все совещание вел себя тихо — кажется, вообще не сказал и слова за все два часа, — и в итоге остался сидеть, положив голову на руки. Соло подошел к нему и легонько ткнул пальцем в плечо, приготовившись, что тот на него кинется. Не кинулся. Потому что не проснулся. От тычка черная грубая ткань, которую он носил, слегка сдвинулась, открыв миру часть ярко-рыжих волос и розовое ухо, украшенное тремя черными серьгами — одна в мочке, две выше, в хряще. Бен почувствовал, как краснеет. Увиденное ухо почему-то показалось ему каким-то необычайно… притягательным, его захотелось потрогать, но он всегда умел держать руки при себе. Поэтому он просто вышел прочь из зала заседаний, оставив Хакса в покое. Если тому так хочется спать на столе, то пусть спит. Бену не жалко.