Выход №2

Громоздкие чёрные тучи закрывали небо. Водяные плети хлестали по подоконникам и крышам, лужи пенились под их напором. Вид из окна был полностью скрыт непроглядной стеной дождя. Казалось, что по ту сторону нет ничего, только ночной сумрак и вода. Виталий сидел в душной каморке, вжавшись в хромой офисный стул, и нервно курил. У окна тихо хрипел старый радиоприёмник, передавая хиты эстрады не первой свежести. Краска на нём давно выцвела, а корпус был перемотан синей изолентой. Жёлтая тусклая лампочка слабо освещала помещение, от предметов тянулись длинные тени. Виталий потушил очередную сигарету, взял кружку с остывшим кофе. На вид ему было за сорок, его старили впалые щёки, желтоватый цвет лица, и оттого ещё более тёмные мешки под глазами. Длинное худощавое тело, тонкие руки контрастировали с небольшим пивным брюшком. На тонкой шее — лысеющая голова с усталым небритым лицом. Недельная щетина и мятая чёрная форма охранника завершали образ человека пьющего, уходящего в длительные запои. Он отхлебнул кофе и снова взглянул на монитор. Чёрно-белые изображения с камер. На двух из них были вход на склад, лужи, забор с колючей проволокой, большие металлические ворота. На других — длинные стеллажи с коробками, ящиками, баллонами. Ливень хлестал по окну, радио вторило невнятным бормотанием. На мгновение оно затихло, и включилось вновь. — Я не верю в будущую жизнь, — заявил хорошо поставленный голос молодого актёра из динамика. По-видимому, настройка на волну с музыкой сбилась, переключившись на радоспектакль. — А что, если там одни пауки или что-нибудь в этом роде, — ответил другой, лукавый и с хрипотцой. — Нам все представляется вечность, как идея, которую понять нельзя. А вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот вся вечность… Виталий поднялся с места, взял радио и начал искать другую волну. Радиоспектакль утонул в белом шуме. Наконец, найдя её и прибавив громкость, чтобы отвлечься от дождя за окном, вернулся на своё место и уставился в монитор. На монохромных маленьких окошках всё было по-прежнему. Он взял кружку с кофе и сделал большой глоток. Где-то постучали. Виталий не сразу различил стук среди других звуков. Тот повторился. Быстрый, требовательный. Тук-тук. Виталий оторвался от кофе и снова проверил камеры. На экране ничего не изменилось. Снова стук. Тук-тук-тук. Костяшками пальцев по дереву. Настойчиво. «Это ещё кого принесло?» Виталий встал, быстро включил небольшой фонарь. Поначалу он думал, что звук идёт с центральной двери, однако стучали из глубины склада. Яркое пятно света скользило по пыльным кирпичным стенам жжёно-оранжевого цвета, падало на длинные стеллажи с коробами и заколоченными ящиками. Луч выхватывал из темноты пятна предметов, их очертания и тени. При свете блестели чёрные газовые баллоны, стройными рядами выстроившиеся за тяжёлой металлической цепью. Стопки покрышек стояли рядом с бесформенными мешками. Из-за резких и чёрных теней, сильно контрастирующих с ярким светом фонаря, в глазах рябило. Стук становился громче. На деревянной двери висела напечатанная на принтере бумажка с надписью «Выход №2». Внизу примечание: «Ключ на вахте». Виталий не припоминал, чтобы дверью пользовались, она была наполовину заставлена коробками. Около ручки — массивный ржавый замок. Стучали с той стороны. Виталий резко саданул дверь кулаком и громко выругался самым низким голосом, которым мог. Стук затих, но через секунду повторился с новой силой. «Ах вы сволочи». Виталий быстрым шагом вернулся в каморку. Порывшись в ящиках стола, схватил старый потемневший ключ. Вернулся к двери, дрожащей под ударами, попытался вставить его в замок, однако тот настолько заржавел, что ключ намертво застрял и не двигался ни в какую сторону. Наконец, бросив попытки, Виталий накинул черную куртку с капюшоном, выскочил через главную дверь на улицу. Грязь, смешанная с подгнившими листьями, комками липла к ботинкам. Обойдя здание дважды, он не встретил ни людей, ни следов проникновения. Хлюпающая масса пузырилась под пулемётной очередью ливня, тяжёлые капли больно били по куртке, отчего та быстро намокла и тянула вниз. Вода заливала глаза и нос. Виталий не стал задерживаться, и поспешил вернуться под крышу. Оставшаяся ночь прошла спокойно. Утром дождь начал стихать и в центральную дверь постучал уже сменщик. — Ну что, всё как обычно? — пробубнил он, включая чайник. — Ага, только хулиганил кто-то. Вот же гадство…- Виталий был раздражён, — Часа в три где-то. — И как? Ничего не натворили? — Да в порядке всё. Так, в дверь подолбились и сбежали. Только вот куртка мокрая до сих пор… — А, ну и хрен с ними, бывает, — сменщик отпил чая и протянул руку Виталию, — Давай тогда, до вечера! Посёлок городского типа был таким же серым пятном, как год, и пять, и десять лет назад. Виталий прошёл мимо старых покосившихся заборов, и новых, обшитых зелёными профлистами, перекинулся парой слов с знакомым дачником, припугнул ногой облаявшую его дворнягу, закупился в бледно-синем ларьке несколькими банками пива и пачкой сигарет. Дойдя до одинокой пятиэтажки, зашёл в темный подъезд. Поднявшись на третий этаж, едва не запнулся о пьяного, спящего в коридоре соседа, обругал его и захлопнул за собой дверь. Тесная однушка встретила его тишиной. Поставив покупки на заляпанный стол, приоткрыл окно, бухнулся с банкой на мягкий диван, завернутый в цветастый плед. Открыл крышку. Пиво радостно зашипело, и светлая, воздушная пена почти выпрыгнула прямо на диван. Виталий умело поймал её губами и откинулся на спинку. Приятная теплота обволокла горло, на языке появилась жгучая горечь. Сероватый тюль слегка покачивался от лёгкого ветерка, залетавшего в квартиру. За окном, в такт ему качалась голая ветка. Невольно всплыло воспоминание о той, которая купила этот тюль, которая… «Ай, к чёрту». Он взял в руку пульт от черного пузатого телевизора, и воспоминание утонуло в сетке телевещания. На следующую ночь Виталий снова был на посту. Он уже практически забыл о вчерашнем. Дождь также бил по подоконнику и стеклу. Ручьи мутной воды текли под окном, пенясь от быстрых капель. Радио передавало неутешительный прогноз погоды и гороскоп на следующую неделю, а Виталий заваривал «3 в 1». Монитор смотрел на него черно-белыми глазами камер. Виталий вдруг понял, что кроме радио и дождя он слышит ещё что-то. Аккуратное, еле слышное постукивание. Тук-тук-тук. Затем уверенное и отчётливое. Тук-тук! Тук-тук! Резко и четко. Как часы. Тук-тук! Костяшками пальцев. Тук-тук! Отвлёкшись на звук, Виталий пролил кофе на клавиатуру. Матерясь, он подбежал к двери, с силой двинул по ней кулаком. С той стороны ударили тоже, да так, что штукатурка осыпалась. Затем снова. И снова. Казалось, что стучат уже двое. Нет, их там больше. Стучат по всей двери. Тук-бум-бум! И сверху, и снизу. Бум-бум-бах! Стучат человек десять! Бах! Бах! По стене пошла трещина. «Ну его к чёрту!» Виталий убежал в каморку, вызвал отряд ГБР. Через пять минут к воротам подъехала машина, из неё выскочили трое, в касках, бронежилетах и с короткими автоматами наперевес. Но только они подбежали к центральному входу, как стук резко оборвался. Все вместе они обошли здание по периметру, обшарили каждый угол, но никого не нашли. — Слушай, а чего ты дверь-то не открыл? — спросил гэбээровец, зайдя на склад. — Прогнал бы их сразу. — Дык я пытался! — Виталий злобно зыркнул в сторону «Выхода №2». — Но на ней замок этот, фиг откроешь! И ключ внутри застрял. Я потому второй день и бегаю вокруг, как сайгак, ищу. — А что это за дверь-то? — Да запасной выход вроде, а чего? — Как запасной, ты чё? — гэбээровец удивился. — У тебя же здесь один выход только. — Как это один? — недоумевающе переспросил Виталий. Они вышли на улицу, прикрываясь от беспощадного дождя, снова прошлись по периметру. Длинные кирпичные стены действительно не имели лишней двери. На месте, где она, по идее, должна была быть — прямоугольник более светлого кирпича в стене. Виталию никогда и в голову не приходило задумываться об этом: дверь в здании была одна — парадная. Одна дверь, одни ворота, одно окно. И больше ничего. Они вернулись. Куском арматуры вскрыли навесной замок. За дверью была небольшая ниша не более десяти сантиметров в глубину. На запылённом полу — осыпавшаяся штукатурка и несколько мертвых пауков. — Та-а-ак… — протянул гэбээровец, смотря то на нишу, то на Виталия. — Это шутка какая-то? — Да какие шутки?! Я уже второй день с этим стуком борюсь, откуда ж я знал, что она замурованная? — А кто ж стучал тогда? Тараканы? — Слушай, начальник, — Виталий всё ещё был в замешательстве. — Ну, хошь камеры посмотрим? — А они звук у вас записывают? Виталий замялся. Звук камеры не писали уже давно, да и ему, до этого момента, было наплевать. — Давай так, — гэбээровец вздохнул. — Мы пойдем, запишем в протоколе, что хулиганы бегали, но к нашему приезду скрылись. Но если ещё раз ты нас из-за всякой ерунды дёрнешь среди ночи — запишу ложный вызов. Всё понятно? — Понятно, — сквозь зубы процедил Виталий. Всю дорогу до дома потряхивало. Он не стал говорить сменщику о стуке, всё равно бы не поверил. Даже когда сел с пивом на диван, всё ещё думал об этой чертовщине. Залпом осушил первую банку, открыл вторую, и едва не подпрыгнул, когда стук раздался со стороны окна. Несколько капель пива выплеснулось из банки. Осторожно, пригибаясь, он подошёл к окну и выглянул. Ветка качалась на ветру, постукивая по стеклу. Виталий раньше не обращал на это внимания, дерево было там всегда. Плюнув, вернулся к дивану. С каждым новым глотком тело тяжелело, однако дрожь не утихала. Пошатываясь, медленно пошёл в уборную. Мельком посмотрел в зеркало, висевшее над раковиной. С той стороны смотрел осунувшийся, небритый мужик, с заплывшим от алкоголя лицом. И это он? И вот так он живёт? Угрюмый, мятый, пьяный, в заляпанной майке, в заросшей мусором квартире, дрожащий от стука ветки по стеклу?! Эти слова будто произнёс кто-то другой. Другая. «В конец спился». Та, что купила тюль. Та, которая укутывала цветастым пледом диван. Всепоглощающая обида прожгла грудь. Задиристый и бойкий мальчуган, как все хорошие дети мечтавший стать космонавтом. Виталий помнил, как бегал во дворе, как зелёные листья ласково шуршали на деревьях. Как небо уходило вверх громадным куполом. Школа, ПТУ на сварщика, женитьба, а потом… Череда лет и зим, смешавшихся в один поток. Зарплата — выпивка. Дом, работа, дом, работа. И снова выпивка. Попытка начать жить с понедельника. И снова в следующем месяце. «Не уходи, я правда брошу». И снова… Она ушла. Он остался в посёлке. Ночным охранником. А что потом? Что такое: его «потом»? И рай, и ад представлялись ему смутно. Перед глазами возник образ длинного, бесконечного подъезда. Или старый школьный актовый зал? Или его собственная квартира?.. Неудержимая тоска сдавливала грудь, ломала ребра, вгрызалась в сердце. Тошно от самого себя. «Спился, спился, спился» — стуком отдавало в голове. Он достал припасенную бутылку водки и начал вливать в себя стопку за стопкой. Адский звон будильника грубо и резко выдернул его из сна. Рикошетом бился в черепной коробке, резонировал с бешено стучащими барабанными перепонками. Приоткрыв один глаз, Виталий обнаружил себя лежащим на полу кухни в собственной рвоте. С трудом поднявшись, выключил назойливый звон. Умыл лицо холодной водой, равнодушно пожевал позавчерашних макарон с сосиской. Оделся и побрел в сторону работы. — Твою ж… Ты в норме? — спросил сменщик, когда Виталий оказался на пороге склада. — В нрм, — промямлил тот, опираясь о дверной косяк. — Нет уж, давай-ка домой. Я Михалычу позвоню, может подменит. — Нт! Вснрмлн. Й… Я… Я нормлн. — Ладно, хрен с тобой, — сменщик проводил Виталия, уверенным шагом проплывшего в каморку, — Михалыч, наверное, также сейчас. Ай, чтоб вас… Тучи громоздкой спиралью вились на ночном небе. Виталий сидел за столом, перед кружкой кофе и пустой банкой энергетика, смоля очередную сигарету. Сменщик хоть и задержался с ним, но уже давно ушёл. За окном была настоящая буря. Капли дождя канонадой барабанили по крыше, будто пытаясь пробиться внутрь. Молния озарила на мгновение улицу, но тьма жадно сожрала её. Раздался раскат грома. Снова вспышка. И снова гулко прорычал гром. Виталий сидел на стуле, поджав ноги и накинув куртку. Голова гудела. Невольно, при очередной молнии он вздрагивал, резонируя с гулом. Немного успокаивало радио, мурлыкающе какой-то старый мотив. Тусклый электрический свет сейчас казался бесконечно тёплым и приятным. Вдруг особенно яркая вспышка и звук, похожий на взрыв. Каморка погрузилась во мрак. Гром грузными нотами аккомпанировал матерящемуся Виталию. Вокруг — совершенная темнота. Погасла лампочка, погас монитор. Радио замолкло. Сигарета потухла. Остался только дождь. И стук. Не понятно было, это капли стучат по стеклу, или снова невидимые хулиганы. Стук нарастал. Шёл со всех сторон. Очередная вспышка. Гром волной прокатился по земле. Виталий достал из кармана куртки чекушку, отхлебнул для храбрости, взял фонарик. Ему нужно было убедиться, что там никого нет. Сейчас он отбросит сломанный замок и за дверью будет только тёмная кирпичная ниша. «Ну вот, а ты боялся». Виталий, докончив чекушку, аккуратно снял замок. За дверью был подъезд. Виталий смотрел на него с каким-то тупым выражением. Да, это определённо был обычный подъезд общежития, а не пыльная ниша, как прошлой ночью. В обе стороны тянулся длинный коридор. Вид был заурядным, разочаровывающим. Но это был подъезд, которого здесь быть попросту не могло! Обсыпавшаяся штукатурка, обнажавшая голый бетон, старая кислотно зелёная краска в половину стены, местами отходившая хлопьями. Запах тоже был характерным. Смесь пыли, мочи и тушенной капусты переносил в его собственный подъезд, который отличался лишь меньшим количеством квартир на этаже. Через окно в конце коридора пробивался тусклый свет, но оно было настолько мутное, что за ним ничего нельзя было разглядеть. Виталий спустился по лестнице на два этажа ниже. По расчётам он должен был быть под землёй, ведь склад одноэтажный. Однако, за мутью окон явно различалось пространство, по крайней мере свет был как бы от уличного фонаря. Здесь не было слышно дождя, но зато было другое: работал телевизор, ныл ребёнок. Слышался звон тарелок, возня, пару раз ударил молоток и завизжала дрель. Подходя к дверям и прислушиваясь, Виталий убеждался в том, что за ними находились люди. Ещё один этаж. Лампочка работала плохо, периодически моргала. Подойдя к очередной, он смог различить детский плач и клочки фраз. «…Я на заводе горбачусь, а ты…», «…даже борщ приготовить…», «…Петя, не при ребёнке же…». Жалкие обрывки, однако в голове Виталия сложилась вся картина. Она. Которая ушла. Которая не стала терпеть. «Папа, не бей маму!» Свет на этаже снова задрожал. Виталий отошел, облокотился на перила, посмотрел вниз. Этаж восьмой. Лестница вверх также уходила в подъездную тьму неработающих ламп. Стены были исписаны разной похабщиной. «Здесь был Колян», «Маша — шлюха». Рисунки и упоминания детородных органов. И вдруг — «Не открывай» Лампочка снова моргнула и что-то изменилось. Виталий не сразу понял, что — у его тени был хвост. Он протёр глаза. Хвоста не стало. «Тьфу ты, померещится же». Лампочка продолжала моргать. Надписи на стенах теряли свою нормальность. «Мне холодно». «Никто не поможет». «За что». «Кто я?». Апофеозом же была огромная красная надпись на полу одного из этажей:

«Беги, дурак»

Считав скрытый намёк, пошёл обратно, стараясь не обращать внимания на свою тень. Та, то обзаводилась рогами, то хоботом, то исчезала. Он поднялся на два этажа выше, когда услышал над собой шаги. Сверху спускался мужчина. Вот показались резиновые тапочки, спортивки с обвисшими коленками, заляпанная майка. Виталий побежал вверх чтобы спросить, что здесь происходит. Фигура сделала ещё несколько шагов и обнаружилась голова. Виталий мгновенно протрезвел. Смотрел перед собой, не в силах пошевелиться. Один маленький, паучий глаз сверлил Виталия, второй и третий уставились в стену. Длинная кривая щель, идущая по диагонали через всю голову, обнажила острые иглы зубов. Фигура вытянула вперёд руки, заканчивающиеся длинными когтями, неуверенно сделало шаг вперёд. Комок в горле не давал кричать. Виталий словно во сне кубарем скатился с лестницы. Встал. Побежал вниз, пропуская ступени, бежал, слыша за собой бешенный топот. Подбежал к двери. Заперто. Дверь не та! Ни этаж, ни дверь, он ошибся, пробежал мимо. Подбитая лампа будто издевалась над ним. Возвращаться нельзя. Ещё несколько пролётов. Он бежал, стучал в двери, пытаясь позвать на помощь. На одном из этажей увидел тучного мужчину. Тот также стучал в дверь. Виталий подбежал и впился жилистыми пальцами ему в плечо. Рука увязла в чём-то хлюпающем, липком. Отдёрнулся, посмотрел в лицо. Лица не было. Перед ним, качаясь на длинном хвосте, подрагивало толстое склизкое тело. Голова была абсолютно гладкой, на ней не было и намёка на глаза или рот. Но вот на спине глаз оказалось предостаточно. Все они открылись разом, как только коснулся его. Все они смотрели хищным голодным взглядом, но не успели они моргнуть, как Виталий снова был на лестнице. Он бежал вниз. Вниз, как можно дальше от кошмара. Он не знал, сколько этажей пробежал, сколько дверей, пролётов. Он видел этажи, полные одинаковых людей, видел, как из открытых дверей вытекал рябью белый шум, видел странное, паукообразное нечто, постукивающее костяшками пальцев по дверям. Он узнал этот стук. Тук-тук-тук. Стук сердца, готового выпрыгнуть из груди. Стук ног о бетонные ступени. Стук сотен рук. Запнувшись о очередную ступень, Виталий кубарем покатился вниз, пролёт за пролётом, слыша хруст собственного тела, погружаясь всё глубже. Свет ударил ему в глаза. Вывалившись из подъездной двери, он лежал на крыльце панельной девятиэтажки. Рядом стояли такие же типовые дома. Перед ним был двор, площадка с играющими детьми. Мимо, недовольно ворча, прошла старуха, обозвала алкашом, скрылась в подъезде. Виталий, опираясь на холодный бетон, поднялся на ноги. Странное пространство схватило его, но выплюнуло обратно. Его совсем не удивляло то, что над складом была буря, а здесь — сухой безоблачный день. Больше удивляло то, что местность была незнакома. Впрочем, этому быстро нашлось объяснение — это был не его посёлок городского типа, а какой-то крупный региональный центр. Первым делом выпросил у прохожего телефон и позвонил начальнику. Начальник рубил с плеча. «Надоели постоянные пьянки, прогулы. Оставил рабочее место. И где был месяц?» Обложив последними словами и объявив об его увольнении, начальник бросил трубку. Виталий сел на дворовую скамейку и задумался. Он давно, не то, чтобы не думал — не задумывался. Во дворе играли дети. Звонкие голоса разносились по округе. Ребятня носилась тут и там, жила полной, беззаботной жизнью. Стайка воробьёв весело чирикала на ветках берёзы. Она слегка покачивалась от летнего ветра, шурша резными листьями. Воробьи звонко перечирикивались, перелетая с ветки на ветку, иногда спускаясь на землю за очередным жучком. Дети гоняли воробьёв. О чём они сейчас мечтают? Кем хотят стать? А кем станут? Когда они разошлись по домам, а на улице окончательно стемнело Виталий пошёл по проспекту. Огни крупного города завораживали. Казалось, что светится всё: фонари, вывески, билборды, окна домов. Виталий не чувствовал ночного холода. Внутри разливалось тепло. Не горьковато-жгучее тепло пива. Новое, ещё не исследованное, но манящее. Никогда прежде он не испытывал такого. Даже с ней. Он чувствовал, что именно сейчас действительно жив. Рука потянулась к карману, и достала пачку. Привычное движение, желтоватые пальцы поднесли сигарету ко рту. Стоп. Нет. Смятая пачка сигарет полетела в мусорку. Спустя несколько дней Виталий добрался автостопом до посёлка. Поднялся на третий этаж, перешагнул через пьяного соседа, зашёл в квартиру. Впервые за последние годы взял в руки ведро и швабру. На уборку ушло два дня. На переезд в город два месяца. На продажу старой квартиры и покупку в ипотеку маленького домика — два года. На вид ему было не больше сорока, его молодили гладко выбритые розовые щёки и аккуратный пробор. Не дорогой, но качественный костюм хорошо сидел. Нужно было торопиться домой, всё подготовить. Виталий знал, что новые коллеги на небольшом производстве, куда он устроился, начали шептаться, что тот завёл роман с местной бухгалтершей. Собственно, сегодня был назначен вечер фильмов. Прошёл в прихожую и услышал быстрый топот — щенок, которого он подобрал, хорошо подрос и радостно тявкал. Погладил его, осмотрелся. Скоро гостья: как-никак первый раз здесь. Всё в порядке, чисто, разве что можно кое-где убрать пыль. И замки. Виталий повесил их сразу после того, как въехал. Пожалуй, теперь их можно снять.