на твоём пороге.

***

После последней встречи с Эдвардом, Брюс окончательно забыл, что такое спокойные вечера. И это было, на удивление, не из-за первого, ведь тот совершенно не объявлялся уже несколько дней. Брюс беспокоил сам себя. Он думал. Думал много, постоянно, с каждым днём всё сильнее и сильнее, пытаясь разобраться в себе до того, как Эд наконец-то объявится. Понять, что происходит с Нигмой, стало не так сложно, только, к стыду Уэйна, он всё понял только в последний момент, когда Эдвард стоял и смотрел на него таким взглядом, что в нём всё можно было прочитать чуть ли не по буквам. Каждый раз, вспоминая эти глаза, Брюс ёжился, пытаясь подавить странный спектр эмоций. Сложнее было понять, что происходит с самим собой. Кем он вообще считает Эда? Очевидно, своим "врагом" — то есть, очередным сумасшедшим, которому спокойно в Готэме не живётся, и надо конечно же докопаться до его жителей и до самого Бэтмена. Но это самое "очевидно" было раньше — ведь с "врагами" не переписываются, не привозят им еду, не проводят с ними вечера, не смотрят грёбанные фильмы, не ночуют на их диване и не переживают на счёт того, что ваш "враг" не пишет вам уже несколько дней. Другом? Это скорее звучало как анекдот. Назвать Нигму своим другом даже спустя столько мирных и комфортных вечеров Брюс не мог, и вряд-ли сможет. А почему? Может быть... Брюс резко сел на край кровати и посмотрел на часы, которые показывали пять утра. Даже в эту ночь, когда он позволил себе наконец-то отдохнуть, мужчина так и не смог уснуть, хоть и тщетно пытался не один битый час. Мысли были сравнимы с червями, которые копошились в бедном мозгу, не давая расслабиться и наконец заснуть. Он потёр глаза, злобно, от собственного бессилия, выдохнул и встал, чтобы умыться холодной водой. Нужно попытаться прекратить эту мысленную каторгу, потому что, кажется, всё это начало заходить куда-то не туда. Попавшая на лицо холодная вода не только не дала положительного результата, а, казалось, ещё сильнее активизировала мозг, который решил продолжить последнюю мысль. Почему он считает, что размышления зашли "не туда"? Потому что, добравшись до истины, он не хотел это принимать? Так глупо. Ведь, стоя перед Нигмой, Брюс так уверенно говорил о том, что приезжал к нему, потому что ему нравится проводить с ним время. Почему признаться в этом ему было легче, чем признаться в этом себе? Ответ был прост. Эдварду можно было солгать. Сказать фразу, чтобы придать драматичности, или, наоборот, успокоить, или ещё бог знает что, но факт — это не обязательно должно быть правдой. Соврать самому себе невозможно. Можно заставить свой мозг поверить во что-то, но беспрерывный ужасный поток мыслей всегда найдёт истину. И в это раннее утро мозг Брюса нашёл истину. Нашёл причину того, почему ему так комфортно было проводить свободное, и не очень, время со своим "врагом". Уэйн нервно ждал, пока вода в чайнике нагреется, и сонно смотрел куда-то сквозь чашку с насыпанным кофе. Его организм устал, устал физически и ещё больше морально, но уснуть было невозможно. Так же, как невозможно было просто существовать. Голова гудела, надо выпить кофе и обязательно себя чем-то занять, раз сон на сегодня отменился. Чем угодно, лишь бы не думать об этом. Хотя-бы немножко.

***

Эдвард не помнит, как в тот день закрыл дверь. Не помнит, как добрался до дивана и лёг, жалобно свернувшись на нём и обнимая свои ноги. Но помнит, как слёзы лились по его щекам. Помнит, как было тяжело дышать, как он смотрел на уютный беспорядок, останавленный после ночи, сквозь солёную пелену, и внутри хотелось выкинуть малейшее упоминание этого дня, и одновременно с этим хотелось сохранить всё абсолютно в таком состоянии, ничего не трогать, смотреть словно на мемориал. Он чувствовал себя жалко. Немощно. Глупо. И не считал себя кем-то другим. Всё это время, как и всю свою жизнь в принципе, он был таким жалким, отчаянно пытаясь доказать всем вокруг, а особенно себе, обратное. Во что он затянул себя? В какие-то бесконечные терзания. В механизмы, которые были столь гениальны, но совершенно не имели какого-то смысла. В совершенно безумную одержимость, с каждым годом падая достоинством всё ниже и ниже. Всё меньше и меньше становясь похожим на себя, когда он ещё работал в полиции. Сколько времени прошло? От силы лет десять, но за эти года он так изменился. Но в лучшую ли сторону?..Этот вопрос был глуп, ведь ответ очевиден — конечно, нет. Прошлый Эдвард посмеялся бы над нынешним. Особенно над тем, как жалко он влюбился в объект своей одержимости, который все эти годы отчаянно желал победить. Нэштон с отвращением бы отметил то, как Нигма стал нуждаться в человеке рядом, в прикосновениях и разговорах. Сказал бы, что Нигма и выглядеть стал немощно, и что он сильно запустил себя. И у "второго" не повернётся язык сказать что-то обратное. В зеркале, которое Эдвард так принципиально игнорировал долгое время, он увидел совершенно старого, запущенного, беспомощного и грязного человека. На него из отражения смотрели глубоко уставшие, красные глаза, синяки под которыми были такими тёмными, что не было сразу понятно — это кожа приобрела такой оттенок, или же это очередное пятно сажи. Сажа...её было так много и она покрывала далеко не только лицо. А ещё он был весь в мелких ранах. Мелкие порезы и ожоги были по всему его телу, что издали его кожа казалась красно-чёрной. Эдвард отвернулся от отражения. Он посмотрел на свои руки, и беспомощно полу-всхлипывая выдохнул, включив воду в ванной.

***

Брюс никогда не был любителем приходить без приглашения, желательно обговоренного задолго до нужного дня. Но с Нигмой, как всегда, было всё не так, как Брюс привык. Нет, он не стал бы заявляться без просьбы только из-за того, что ему не писали немногим больше недели. Всё таки, Эдвард был взрослым дееспособным человеком, который не обязан написывать ему каждый день (хоть и занимался этим постоянно на протяжении последнего месяца). Но, по всей видимости, он был абсолютно нерешительным, раз Уэйн на протяжении пары дней наблюдал, как тот стабильно несколько раз на дню что-то печатал в их диалог и прекращал, так и не отправив сообщения. Вначале Брюса это поистине забавляло, потом начало напрягать, а в конце и вовсе раздражать настолько, что он не удержался от очередного колкого высказывания, и не написал наконец-то Эду что-то в духе "если ты не отправишь мне в конечном итоге какое-то большое сочинение, которое ты писал все эти дни, я приеду и нам придётся незапланированно поговорить с глазу на глаз.". Конечно, для нормального человека, это не должно быть угрозой, но для нерешительного Эдварда, который, во-первых, любит всё контролировать, а, во-вторых, по всей видимости, просто напросто не мог набраться сил, чтобы сказать Брюсу что-то важное (иначе он бы старательно не писал что-то в их диалоге столько времени) это сообщение должно было стать настоящей катастрофой. Уэйн не в коем случае не хотел морально давить на Нигму, если бы этот разговор нужен был бы только ему одному. Но Брюс понимал, что это было важно и для него самого, поэтому, кроме как взять всё в свои руки, вариантов не было. Ведь, в конце концов, он же не просто так изводил себя столько дней размышлениями, а в конце и попытками принятия того факта, что этот человек ему небезразличен. Он вздохнул, оглядел в очередной раз за последние минут десять, уже столь знакомую дверь перед собой, и твёрдо, но аккуратно, постучал в неё ровно три раза.

***

Брюс нисколько не ошибся, когда подумал о том, что такое его действие станет для Эда катастрофой. Нигма проклинал себя, что столько раз пытался написать незамысловатое "сможешь приехать?", которое он писал до этого абсолютно не единожды, что адресант так и не отправленного сообщения заметил это, и конечно же не упустил возможности сказать что-то колкое, задеть за живое настолько, насколько он наверное и не подозревал. Но проблемой стало не его правдивое замечание, а "угроза" о незапланированном приезде. Эдвард не был готов. Тяжело было сказать, был бы он когда-нибудь полностью готов к их следующей (а вдруг, и последней..?) встрече, но точно не сейчас, абсолютно не сейчас. Он боялся. Так отчаянно боялся, что Брюс придёт, чтобы грубо и безжалостно обрубить все его чувства, даже не мечты, ведь Эд даже глубоко внутри не мог и подумать о том, что есть шанс того, что его полюбят, особенно кто-то вроде Бэтмена, особенно кто-то вроде Брюса Уэйна, что хотел оттянуть эту встречу, а, следовательно, и разговор, максимально надолго, чтобы подольше сохранить это чувство их недодружбы. Но, услышав стук в дверь, Нигма застыл посреди комнаты, по которой нервно ходил около часа. Казалось, ритмичность этого стука отразилось в его сердце. Тук. Тук. Тук. А потом наступила тишина. Звенящая тишина, в которой Эдвард боялся дышать, потому что его дыхание было бы слишком громким. Но продолжать просто стоять, с надеждой на то, что мужчина за дверью уйдёт, было бы глупо. Но идти было тяжело. Каждый шаг давался всё труднее и труднее, словно его ноги с каждым разом становились тяжелее. Но это нужно сделать. Жить пустыми мечтаниями — это ошибка всей его жизни. Надо хотя-бы раз дать себя разрушить окончательно, чтобы убить в себе глупые мечты. Мечты о друге рядом, о собеседнике, о второй половине. Он дрожащими руками повернул щеколду и опустил дверную ручку. Брюс чуть дрогнул от резкого звука открывающейся двери. Откровенно говоря, он мало надеялся на то, что эту дверь вообще в принципе откроют, а уж тем более так быстро. Брюс в последний раз проговаривал в голове фразы, с которых следовало бы начать разговор, но в голове всё оборвалось сразу же, как дверь была открыта. Мужчина не сразу понял, в чём дело, и что конкретно ему казалось непривычным во внешнем виде Нигмы. Причина оказалась довольно забавна, когда Уэйн наконец заметил, что его лицо наконец-то перестало быть похоже на измазанного трубочиста. Но вместе с этим Брюс заметил, что Эдвард на самом деле выглядит не так старо, как казалось раньше. Он стоял неподвижно, вглядываясь в чужое, но при этом, казалось бы, такое знакомое лицо, отмечая про себя то, что на нём практически не было морщин. Лишь несколько, и то, только те, которые у всех начинают проявляться довольно рано. Взгляд переместился на макушку. Боги, у Эдварда не было даже намёка на седину. Брюс шутливо подумал про себя, что он обидется, если Эд не подкрашивается, ведь сам он уже не первый год находит у себя седые пряди. Смотреть на это было так...странно. Брюс понял, что совершенно не представляет возраст человека, стоящего перед ним. С макушки взгляд переместился вновь на лицо, а точнее на зелёные глаза, которые красиво поблёскивали под неярким светом коридора. Взгляд был таким...открытым. Не было ни намёка на какую-то маску, которую Эдвард носил абсолютно всегда, кроме последнего мгновения их прошлой встречи. Этот искренний взгляд отдался внутри мужчины комом. Эд смотрел так грустно, что Брюс уже в который раз невольно сравнил его с котом, на что легко улыбнулся. Да...поняв свои чувства, стала понятна причина этих странных сравнений в его голове. Молчание затянулось. Нигма сделал небольшой шаг назад, как знак приглашения в квартиру. Брюс вдохнул, почувствовав странное желание, с которым он не мог, да и не хотел, бороться. Он сделал широкий шаг вперёд, схватил Эдварда за плечи, и притянул его в себе, чтобы крепко прижать его худощавое тело к своему и уткнуться в макушку, довольно закрыв глаза. Эдвард пискнул, застыл, пару мгновений не понимая, что происходит. Он ожидал почувствовать боль. Ожидал, что его куда-то потащат. Опять в Аркхем? Может, это и не было бы чем-то неправильным. Но он почувствовал лишь чужое тепло, дыхание где-то сверху и всем телом ощутил сердцебиение Уэйна, которое, словно электрический ток, проходило сквозь тело Эда. Он широко открыл глаза. Его...обнимают?.. Нигма не двигался, боялся спугнуть, боялся, что если он сделает малейшее движение, его грубо оттолкнут и он опять почувствует боль. Брюс аккуратно провёл рукой по крайне напряжённой спине Эда, второй рукой продолжая держать его за плечи. Нигма вздрогнул и, так и не почувствовав на себе каких-то отрицательных действий, уткнулся лицом в его плечо, резко прижимаясь ещё ближе, крепко хватаясь руками за чужую одежду, чтобы удержать, чтобы Брюс не ушёл. Брюс не собирался уходить. Он провёл рукой по волосам, аккуратно прижимаясь губами к макушке Эда. — Не уходи...пожалуйста, — голос был таким тихим, что Уэйн, сквозь чуть слышные всхлипы, не сразу услышал, что Эдвард что-то говорит. — Пожалуйста... — Я не уйду, Эд, — Брюс продолжал успокаивающе поглаживать напряжённую спину и содрогающиеся плечи, наконец-то ощутив недосягаемое вселеннское спокойствие. — Я никуда не уйду.