Et solus sanguis abluet peccatum tuum

В Шэньчжэне тепло круглый год. Венти становится ещё более улыбчивым и ярким, слепящим глаза. Одежда с высоким воротом не покидает его гардероб, из-за чего Сяо чувствует себя загнанным в угол. Ни один врач не мог гарантировать того, что сможет убрать странгуляционную полосу, но, кажется, Барбатосу до этого не было совершенно никакого дела. У них были слишком разные графики. Иногда Венти работал по четырнадцать часов в день, иногда всего два, но платили хорошо. У Алатуса же был очень стабильный график, где не терпели переработок, что крайне его удивляло: всё же, несмотря на признание оных незаконными, многие работодатели в Китае всё ещё их практиковали. Сегодня утром он уходил под сопение своего парня, который был трогательно растрёпанным, завёрнутым в одеяло до макушки. Не хотелось его оставлять, но так было нужно. Алатус предвкушает вечер за походом в какую-нибудь чайную, когда открывает дверь, но слышит сухой надрывный кашель. Сердце замирает, он проходит в спальню и видит краснеющего щеками Барбатоса, завёрнутого в два одеяла и мелко подрагивающего. – Привет, милый, – здоровается он глухим голосом, снова закашливаясь и складываясь практически пополам. – Я простыл, извини, пожалуйста. – Не извиняйся, ты чего, – Алатус роется в карманах куртки, выуживая телефон и открывая приложение мессенджера. – Сейчас свяжусь с отцом, может он какие-нибудь лекарства привезёт, а я пока у нас в аптечке что-нибудь поищу. Видимо, написал он как-то так, что Чжун Ли поддался неведомой панике, поэтому оказался у них дома чуть меньше, чем через час с двумя большими пакетами. Парни проводили его вглубь квартиры ошарашенными взглядами, Барбатос встал с кровати, пошатываясь, стал наблюдать, как мужчина разгружает пакеты. – Отец, простите, а что это? – учитель английского обводит взглядом непонятные свёртки на столе, сглатывая. – А где таблетки? – Зачем таблетки? – удивлённо бормочет Чжун Ли, ставя чайник. – Ты пьёшь горячую воду? – Пью чай, – кивает Венти, присаживаясь за маленький кухонный стол. – Таблетки, чтобы лечиться. – Поверь, наша традиционная медицина эффективнее, – мужчина наливает кипяток в кружку, закидывая в воду орехи, корицу и имбирь. – Сейчас разотру тебе вот это, – он указывает на несколько свёртков, доставая ступку. – А что это? – Барбатос смотрит на своего парня, который, пряча смешки в ладони, отводит взгляд. – Крокодильи лапы, гриб кордицепс, есть ещё акульи плавники, они очень полезны для тонуса. Венти закрыл рот рукой, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Перед глазами рябит, голова тяжёлая, парень готов на что угодно, но не на это. Он смотрит, как Чжун Ли растирает все ингредиенты лекарства, засыпая их в горячую воду. Запах, распространившийся по кухне, заставляет Барбатоса подскочить, убежав в туалет. Его провожают два золотых взгляда. – Что-то не так? – продолжая помешивать лекарство, спрашивает мужчина, приподнимая бровь. – Я думаю, что для Венти это очень непривычно, – пожимает плечами Алатус, поджимая губы. – Возможно, стоило всё-таки привезти западные таблетки. – Не глупи, этот рецепт поставит его на ноги за два дня, – важно добавляет мужчина, печально смотря на дверь уборной, из-за которой раздаются достаточно прозаичные звуки. – Неужели, он настолько не уважает меня? – Не выдумывай, пап, – отмахивается парень, смотря, как его отец наливает желтоватую жидкость из стеклянной бутылки в рюмку. – Он всего полгода тут живёт, не привык ко всему. Да и не лечился никогда нашими средствами. Болеет ещё, всё в порядке. В кухню заходит бледный Барбатос. Его мелко трясёт, щёки болезненно красные, глаза воспалены. Алатус прикладывает руку к его лбу и почти обжигается. Перед парнем ставят чашки с чаем, отваром и стопку. Он отпивает немного чая, довольно щурясь: во рту мягкий ореховый вкус, лёгкая пряность корицы и согревающая острота имбиря. Чжун Ли добавляет в лекарство немного тростникового сахара и говорит пить медленно, совсем небольшими глотками. И Венти, скривившись, принимается за отвар. Из-за заложенного носа почти не чувствует вкуса и запаха, лишь небольшую сладость от сахара. Поэтому жидкость согревает желудок, а задерживаться на мыслях о том, из чего оно состоит, не хочется. От температуры его мутит, он уже не первый раз за сегодня в туалете. Он всегда так болеет, и это бесит его самого. Когда Барбатос расправляется с лекарством, перед ним ставят тарелку с куриным бульоном и сваренным всмятку яйцом. Еда оседает в желудке, Венти довольно выдыхает, прикрывая глаза. – Выпей вот это, – Чжун Ли пододвигает ближе к парню рюмку. Венти, кое-как собрав себя по кусочкам, быстро опрокидывает стопку, тут же морщась и пытаясь вдохнуть поглубже. Горло обжигает, нос, кажется, начинает дышать так, как не дышал никогда. Ему требуется тридцать две секунды, чтобы откашляться и заговорить. – Что это? Почему такое крепкое? – голос Барбатоса хрипит, кажется, ещё сильнее, чем до этого. – Это настойка на детёнышах щитомордников, – подталкивая ближе кружку с чаем, произносит Чжун Ли, улыбаясь уголками губ. – Укрепляет иммунитет и снимает воспаления. Я в чай добавил апельсиновые корки, которые сушились десять лет. Очень полезно от боли в горле. – Благодарю за заботу, отец, – Венти кивает и зеркалит улыбку, прикрывая глаза. Температура всё ещё не даёт ему нормально соображать. – Это же всё очень дорого, не нужно было... – Тише, ты избранник моего сына, – мужчина останавливает парня рукой, а затем дотрагивается до лба. Горячий. – Это не такие большие расходы. Ты этого заслуживаешь. Они общаются ещё совсем недолго, пока Барбатос не начинает засыпать буквально на ходу. Чжун Ли даёт сыну последние инструкции перед тем, как уехать домой. Алатус укладывает своего парня в кровать, сам удаляясь в душ. Заболеть в зимнем Шэньчжэне дело удивительное: температура здесь даже в промозглый, обычно, январь не опускается ниже пятнадцати градусов по Цельсию. Видимо, во всём виноваты стресс и смена климата. В комнате полутьма из-за закрытых штор, Барбатос кутается в одеяло, выглядывает воспалёнными глазами и тянет руки. Сяо аккуратно укладывается рядом, чувствуя, как парень льнёт к нему всем своим горячим от болезни телом, и сам покрепче прижимает к себе. – Я никогда в жизни не пил змей и крокодилов, – посмеивается Барбатос, утыкаясь носом в чужие ключицы. – Это было странно. – Привыкай, традиционная медицина тут гораздо популярнее, – усмехается Сяо, поглаживая тёмную макушку. – Отвар из осминожьего порошка, кстати, очень даже ничего. – Фу, лучше ничего не говори. Они засыпают, греясь под одеялами и пробивающимися через щель штор закатными лучами. Множество испытаний было пройдено, ещё пройдёт, язык всё ещё даётся Венти очень тяжело, но рядом им ничего не страшно. Впервые на памяти Сяо он знает, чего хочет от своей жизни, видит себя в этом мире: рядом с Венти, рука об руку.