***
Серёже холодно и мерзко. Он задыхается, вокруг дым, огонь и перья, чёрные острые. Они везде: во рту, в носу, в ушах. Они колят спину, руки, пятки, они режут глаза, не позволяя ничего видеть. Кто-то сильно ударяет кулаком его в скулу, потом ещё раз и ещё. Из носа течёт кровь, губа разбита, адская боль растекается по всему телу. Он пытается отмахнуть перья от себя, чтобы хоть что-то разглядеть, но у него ничего не выходит. За закрытыми веками во тьме он видит лицо Олега в крови, с белой пеленой на глазах, он видит как его бездыханное тело истекает кровью от пулевых ранений. Хочется кричать, но он не может. Серёжа падает на ледяную плитку слишком сильно похожую на шахматную доску… и просыпается. Серёжа отшатывается в сторону, в ужасе глядя на Олега в полумраке, будто видит не Волкова, а… его. Под влиянием сна он все ещё видит, как по комнате разлетаются перья, как чьи-то лапы с длинными острыми когтями обхватывают олеговы плечи. Олег сидит рядом и смотрит.. обеспокоенно? — Тише. Все хорошо. Олег не мог уснуть всю ночь. Услышав скулеж и крики за стенкой, он пришёл в комнату Серёжи. Он помнит, как Серёже часто снились кошмары и о том, что Серёже спокойнее, если Олег будет рядом, поэтому он как-то рефлекторно пошёл в соседнюю комнату. Перья постепенно испорялись, вскоре от них не осталось и следа, дышать стало как-то легче. Разумовский с трудом осознает, что все это только ему мерещелось, что это то, что пририсовывало его больное воображение. Никакой Птицы нет. Его разум абсолютно пуст, а этот сон просто воспоминания о прошлом. О жутком прошлом. Серёжа замечает рубец на ключице Волкова, выглядывающий из под чёрной футболки. В голове всплыл обрывок сна, где Олег весь в крови, причём в своей. Что же тогда произошло? Где-то в подсознании он понимает что могло произойти, но не верит в это, это не может быть так. Он понимает, что очень сильно виноват перед Олегом, иначе бы тот его не сторонился, а рубцы… он же военный, мало ли где мог он их получить, верно? Пять выстрелов. В упор. Сережа подползает к нему ближе и шепчет: — Прости, прости, прости, - он утыкается лицом Олегу в колени, пытаясь взять за руки, - Прости… - Он почти плачет. Короткое воспоминание грубо ударяет под дых, он его почти убил, точнее не он, а… Но Олег жив и сидит сейчас рядом. Олег убирает его руки от себя, встаёт с кровати. — Не надо, - он направляется к выходу из комнаты, не особо отдавая себе отчётность в своих действиях. Не стоит оставлять его сейчас одного, но по-другому Олег сейчас не может, он не хочет это все слушать, нет, не сейчас, потом, все потом… - Не забудь выпить таблетку, - закрывает за собой дверь. Серёжа остался один посреди набольшой полутемной комнаты, сидя в центре кровати, он будто снова заперт за решёткой. Его мучают обрывки воспоминаний и ещё этот сон.. дурацкий. Зареванное покрасневшее лицо спрятано за опущенными спутывшимися волосами, он закрывает лицо ладонями. Горячие слезы стекают по щекам, хочется кричать, но он не может выдавить из себя и звука. Что? Почему он ушёл? Почему?? Серёжа слишком виноват перед Олегом, но тот даже не собирается его выслушать, зачем же тогда.. За окном уже светает и слышно, как лесные птички о чем-то щебечут. Хочется спать. Уснуть и не проснуться. Он слишком устал от своей никчемной жизни. А ведь когда-то у него было всё… Была своя соцсеть, были деньги, был свой офис, была тяга и возможности бороться со всей несправедливостью этого мира, был любимый человек… но это все зашло куда-то слишком не туда. Настолько, что даже единственный дорогой для него человек от него отворачивается. Но он ведь старался изо всех сил помогать людям, тогда почему он сейчас находится не там, где хотел бы, почему он пережил этот ад больниц и тюрем, почему его сейчас все ненавидят. Он почти ничего не помнит из своей прошлой жизни. Как будто половину своей жизни жил не он, а кто-то другой и этот кто-то… делал много зла. Что если.. что если он вернётся? Серёжа просыпается в поту, голова раскалывается. В комнате светло на столько, что режет заплаканные глаза. Он протирает глаза руками. Черт… Что было ночью? Почему так ужасно плохо? Он помнит лицо Олега. Тот был здесь. Точно был. А потом ушёл. Серёжа встаёт с кровати, дрожащими руками тянется к кувшину с водой, наливает воду в стакан и замечает таблетки. Надо выпить, думает он. Он выпивает одну и выходит из комнаты, слегка пошатываясь. Голова все-таки болит не на шутку. Он подошёл к деревянным перилам лестницы, облокотившись на них руками, и увидел Олега что-то готовящего на кухне. Тот спокоен, стоит что-то нарезает. Серёжу трясёт. Он понаблюдал за ним со второго этажа ещё несколько минут и тихо спустился вниз, каждый раз цепляясь за перила, как единственное то, что не даст упасть. То, что он был тихим, не означало, что Олег не заметил его. Все-таки работа в спецназе научила быть его чутким к каждому малейшему шороху и постоянно замечать боковым зрением всё, что происходит вокруг. Он почувствовал, как Серёжа подошёл сзади на расстоянии метра, и напрягся. Закончив с нарезкой, повернулся к нему. — Олег… — Нет.***
Серёжа выглядит, как обычный человек, за исключением того, что у него постоянно трясутся руки, хотя с кем такого не бывает. Олег не запирает его в комнате, хотя наверное стоило бы. То, что Разумовский сейчас слаб, и то, что, как Олег вычитал в его мед. книжке, никакой "Птицы" в его башке нет, а, значит, он должен быть не опасен. Но кто знает, что может произойти, поэтому на всякий случай он следит за каждым шагом Серёжи, держа между ними дистанцию, не подпуская ближе, чем сам того не захочет. В доме он попрятал все острые и просто опасные предметы, оставил только пистолет под своей подушкой, а то мало ли… Серёжа вёл себя тихо, спокойно ел, когда Олег звал его за стол, пил таблетки по указаниям Олега, не возникал, ничего не требовал, ходил из угла в угол, рассматривал книжки, но не решался пока взять и почитать, рассматривал картины, часто мучимый своими мыслями и тревогами. Олег видит, как его терзают какие-то мысли, видит, как тот хочет постоянно что-то спросить, но боится. И Олег винит в этом себя сам. Запугал бедного тем, что не идёт на контакт, заставляя его думать, что Олегу наплевать. Олег и сам знает, что им надо поговорить, но пока не особо к этому готов. Его начинают терзать мысли о том, а правильно ли он поступил, что спас Разумовского из тюрьмы и привёл сюда? Зачем? Какой в этом толк? В момент вызволения Серёжи из тюрьмы у него в голове даже и мысли не было сделать что-то иначе. Ну, например, оставить его там, чтобы уж точно никому больше вреда не наносил, а самому уехать куда-нибудь, залечь на дно и доживать остаток жизни. Но нет. Оставить Разумовского гнить в сыром подвале он не мог. Совесть не позволяла. Даже после того, что тот с ним сделал, - не мог. Он слишком привязан к этому рыжеволосому бесу, они слишком друг другу родные люди, чтобы не простить. Из своих мыслей его выдергивает голос рядом. — Олег? — Да? — Я хочу ванну принять и.. побриться, наконец, - он потрогал руками свою бороду, - она раздражает меня. А бритву в ванне я не нашёл. Да, и в правду. Серёже бы не помешало побриться и постричься, и в целом привести себя в нормальный вид. Борода выглядит на нем нелепо. — Хорошо, но брить тебя буду я. — Как скажешь. Серёжа направился в сторону ванны, прихватив с собой табурет. Через пару минут пришёл Олег с бритвой и положил её пока на раковину. Серёжа снял футболку и штаны, оставаясь в одних трусах, сел на табурет, прикрывая ноги полотенцем. Олег думает, что лучше бы тот оставался в одежде. Олег включает воду, ополаскивает руки. Дотронуться сейчас до Серого - что-то на грани фантастики. Им всегда было легко касаться друг друга. В детстве для них не было проблемы взять друг друга за руки, обнять и даже чмокнуть в щёчку, гуляли по городу сталкиваясь плечами, локтями, смеялись, дурачились, щекотали друг друга. Когда-то эти безобидные касания превратились во что-то большее. Олег начал замечать, как щеки Серёжи заливались краской стоит ему взять его за руку, как обычное дурачество превращалось в то, что до жути хотелось потрогать Разумовского за бедро, а тот был и не против, хоть и краснел, смущаясь, но сам лез, чтобы ближе. Сейчас же все иначе. И это страшно. Он выдавливает пену себе на ладони. Серый сидит с закрытыми глазами. Упрощает Олегу задачу — его взгляд бы отвлекал. Олег никак не может снова дотронуться до него. Он уже трогал его, когда нужно было перенести его на руках то до машины, то до кровати, но то было, пока Серёжа был бессознания. А сейчас он сидит перед ним и все видит, все чувствует. Вспомнил, как недавно ночью, Серый сам дотронулся до него в слезах, когда опять зачем-то попросил прощения, Олег тогда оттолкнул его, интересно, Серёжа об этом помнит? Не важно. Сейчас ему самому надо дотронуться до него. В любом случае рано или поздно, он бы все равно дотронулся бы до него, побрить или что-нибудь ещё, не выдержал бы, не смог бы дальше держаться с ним на расстоянии. Он смотрит на его лицо, все ещё бледное с редкими веснушками, надо, думает, сводить его на прогулку, пока погода ещё тёплая, густые рыжие ресницы подрагивают. Олег выдыхает и кладет ладони на щеки Серого. Тот вдруг открывает глаза. Смотрит на Олега. Зрачки его расширены почти на всю радужку. Он словно хочет что-то сказать. Олег размазывает пену по его щекам, подбородку, проводит указательным пальцем по носогубному треугольнику. Серый все глядит на него. Кожа его гладкая. Кончиками пальцев Олег касается его скул и тихо произносит: — Не смотри на меня. — Не могу, - так же тихо произносит Серёжа. Ему приходиться сдержать себя, чтобы не коснуться ладоней Олега и не прижать их ближе к своим щекам. Знает, что Олег сейчас такое не одобрит. — Твёрдости рук, как раньше у меня нет, так что не вздумай дёргаться. Могу нечаянно поранить. Серый ничего не отвечает. Олег проводит лезвием бритвы по щеке Разумовского, придерживая за подбородок и осторожно скользя по изгибу челюсти. Серый застыл, как статуя, казалось, что даже не дышал, и снова прикрыл глаза. Олег чуть приподнимает его подбородок. Получается неплохо. Он сомневался, что сможет сладить с дрожащими руками. Тремор не такой уж сильный, но вряд ли после клинической смерти и долгого периода восстановления он сможет снова попадать в яблочко. Его до сих пор задевает, что он уже никогда не вернется к прежней физической форме. Сделав последнее движение лезвия по шее, Олег стряхивает станок в раковину, смывает с него пену. Сначала хочет бросить в мусорное ведро, но останавливается: нельзя, иначе Серый может его вытащить. Надо забрать с собой. Олег произносит: — Доволен? — Да. Спасибо. Голос Серого почти такой же тихий, как теперь у Олега. Отступив на шаг назад, Олег пускает Серого к раковине. Тот, наклонившись, умывается, стряхивает пену и волосы с груди и плеч. У Олега жмет в груди от желания протянуть руку и положить ладонь ему между лопаток. Пять пуль, напоминает себе Олег. Ловит себя на том, что не злится. Обида еще то и дело вспыхивает в нем, колет иголками под кожей, но ворох “прости” и путаных попыток Серого объяснить, что он был не в себе, притупляют ноющую боль. Серый выпрямляется и смотрит на Олега через отражение в зеркале. Не глядя снимает полотенце, промакивает лицо. — Может тебе ещё волосы постричь? - вдруг спрашивает Олег. — А ты умеешь? — Не особо. Но в армии приходилось сбривать друг другу волосы. — Меня налысо не надо. — И не буду. Такие шикарные волосы нельзя брить налысо, - он преодолевает то расстояние между ними, становясь сзади в паре сантиметров от спины Серёжи, который, кажется, вздрогнул от неожиданности, и коснулся длинных спутанных волос, - но кончики надо постричь и выровнять. Я постараюсь. Серый смотрит на него через зеркало, будто ожидая подвоха, и, признаться честно, ему сейчас очень хорошо от того, что Олег стоит так близко, хочется прижаться к нему спиной. — Ладно, - согласился Серёжа, снова садясь на табурет. Олег уходит за расческой и кухонными ножницами, других в доме просто нет, и возвращается в ванну. Он сначала расчесывает его волосы, начиная с кончиков, аккуратно, чтобы не сделать больно, как раньше в детстве или в студенческие годы. Олег всегда любил расчесывать эти волосы, гладить их, целовать, вдыхать их запах, заплетать из них косички, любил, когда эти волосы щекотали ему нос во сне, или, когда Серёжа садился на него сверху и наклонялся к нему, чтобы поцеловать. Олег как можно ровнее сделал ему каре почти до плеч, ни че отрастут ещё, всегда быстро росли. Серёжа встал, чтобы снова посмотреться в зеркало. Неплохо. Потом принялся набирать воду в ванной, а Олег начал подметать все волосы с пола.