The heart wants what it wants

…Мо Жань считал себя неглупым человеком, а потому ему бывало трудно признавать свои ошибки. Он смотрел свысока на своих одногруппников, и имел дурную привычку оставлять последнее слово за собой. В те же редкие моменты, когда он понимал, что облажался, его охватывала злость, которую он выплёскивал на окружающих без разбору. Не важно, злился ли он на самого себя, или на кого-то ещё — иногда он бывал так зол, что начинал крушить мебель и переворачивать столы. Однако накануне того самого вечера, когда Чу Ваньнин позвал его к себе, чтобы всё разъяснить, ярость Мо Жаня неожиданно стала тихой — он едва осознавал, как пролетел день, и до тех самых пор, пока не увидел Ваньнина перед собой, и не услышал его тихий голос, не понимал, что внутри его буквально пожирает заживо такая злоба, о которой он никогда раньше не подозревал. Чу Ваньнин вёл себя с ним холодно и непринуждённо — легко впустил к себе в квартиру, всё отрицал, и лицо его казалось безразличной маской. Он даже находил в себе наглость смотреть Мо Жаню в глаза, утверждая, что никогда не думал, будто его студент действительно был способен на преступления, описанные в деле. Он лгал. Это стало ясно практически сразу — Мо Жань не мог не замечать испуганное выражение глаз, тщательно скрываемое обманчиво длинными ресницами. Чу Ваньнин боялся его. Раньше он не пятился, не увиливал, и не был таким дёрганным. Чем дольше Мо Жань смотрел на него, тем сильнее кипела кровь. Он думал, Чу Ваньнин верил ему — тогда, когда он не верил сам себе. Сейчас же он отчётливо понял, что сам себе больше не верит, и, возможно, Чу Ваньнин прав, что боится его, потому что он сам не знает, что собирается с ним делать. Терять ему было особенно нечего, а в голове засело занозой, как Чу Ваньнин водил его за нос несколько месяцев, считая дураком. Как обнадеживал и дразнил, но всегда оставался будто бы недостижимым, а затем попросту вычеркнул из своей жизни. От мыслей этих у Мо Жаня темнело перед глазами, а сердце захлебывалось в жаре. Он неосознанно сжимал кулаки, пытаясь вернуть себе контроль, но всё пошло прахом, как только Ваньнин снова попытался разыграть старые карты: говорил, что на самом деле пытался защитить его, и о том, что беспокоился о нём со всей искренностью, но всё это в прошлом. Более того — у него, оказывается, уже кто-то другой появился. Кто именно, Мо Жаню даже спрашивать не было нужно — он не был слепым, и видел, как Ши Мэй вился вокруг Ваньнина в последнее время. Ебаный студент Ши!.. Мо Жань видел его насквозь. Он бы не удивился, узнав, что даже Чу Ваньнина он прибрал к рукам, чтобы отомстить. Ши Мэй отличался мелочностью, и Мо Жаня он ненавидел что четыре года назад, что теперь. Когда-то Мо Жань был достаточно глуп, чтобы довериться ему, а в итоге Ши Мэй стал именно тем человеком, который его не только предал, передав кому-то третьему его материалы расследования, но и поспособствовал, чтобы его выгнали из университета. Мо Жань не верил, что Ши Мэй выбрал Чу Ваньнина просто так: наверняка собирался использовать преподавателя. То, что он передал Ваньнину документы, ознакомиться с которыми не дали даже прессе, говорило о многом… Впрочем, какими бы ни были мотивы Ши Мэя, Чу Ваньнин верил ему. Он выбрал Ши Мэя. Предпочёл его Мо Жаню, и сказал об этом прямо, пусть и не называя имён… Мо Жань чувствовал себя так, словно земля под его ногами провалилась, и сам он обрушился куда-то в бездну, больше не имея ни опоры, ни представления, что делать дальше. Ещё мгновение назад он думал, что Ваньнин лишь угрожает кричать и артачится из упрямства, тогда как язык его тела говорит совсем об обратном. Так бывало и раньше, и Мо Жань был всегда уверен, что, что бы Ваньнин ни говорил, сам воздух между ними искрил от притяжения. Страсть между ними была практически осязаемой… или так Мо Жаню просто казалось прежде. Он перестал верить самому себе, собственным глазам, потому что как иначе он мог бы объяснить, что Ваньнин выбрал не его?.. Нравился ли он Чу Ваньнину когда-либо, или тот просто искусно притворялся? Совершенно точно ему нравились мужчины — почему же тогда он только и делал, что избегал Мо Жаня, если от одного прикосновения его сердце так дико стучало?.. Мо Жань не удерживал Ваньнина, преподаватель Чу мог бы отстраниться или вывернуться в любой момент, но не делал этого. Кожа Ваньнина горела под его прикосновениями, губы его были мягкими и податливыми, и лишь глаза выдавали надвигающуюся бурю. Большие, тёмные и влажные, они смотрели куда-то мимо, словно избегали прямого взгляда. — Ты прогоняешь меня, или пытаешься соблазнить? — не выдержал Мо Жань, и его шутливый тон в его собственных ушах прозвучал как-то особенно жалко. Он словно выпрашивал у Ваньнина крупицы признания — некую однозначность, которая дала бы ему наконец понять, что между ними. Ваньнин действительно боялся его, играл его чувствами в своих целях — было ли в нём хоть что-то человечное, настоящее? Или его симпатия была такой же фальшивкой, как его доверие и забота?.. Волосы Ваньнина пахли сладкими цветами, в них хотелось зарыться лицом. Кожа на его шее, гладкая и нежная, краснела, стоило только просто подышать на неё. Маленькая тёмно-красная родинка за ухом манила, словно спелое зернышко граната, и Мо Жань прошёлся по ней губами. Чу Ваньнин сдавленно застонал, прикрывая глаза. Лицо его, разрумянившееся и чувственное, больше не казалось злым или испуганным. — Значит, не прогоняешь, — заключил Мо Жань, наслаждаясь тем, как выгибается обнажённая спина Ваньнина под его ладонью, и как бесстыдно Чу Ваньнин вцепился в его плечи, словно кот. Мо Жань давно перестал удерживать его руки, но Чу Ваньнин больше не толкал его и не пытался заставить замолчать, или ударить — он просто вплавился в него, и жар его тела распалял так сильно, что в какой-то момент у Мо Жаня всерьёз начала кружиться голова. Он должен был помнить о том, почему вообще пришёл к Чу Ваньнину, но в голове всё смешалось, а всё, о чём он мог думать, сводилось к человеку в его объятиях. Чу Ваньнин так долго заставлял его сердце гореть, что Мо Жань сбился со счёта, сколько было у него попыток заменить его, вытравить его из-под своей кожи. Сколько раз он пытался выбросить мысли о Ваньнине из головы, или искал ему замену среди мужчин, похожих на него — но спать с ними напоминало попытки утолить жажду морской водой. Он знал, что они никогда не станут Чу Ваньнином, но в те короткие мгновения он всякий раз пытался найти в их лицах что-то, что помогло бы ему дорисовать в фантазии тот самый плотно поджатый рот, вздёрнутый острый подбородок, или чуть сощуренные тёмные глаза феникса. Он продолжал искать в них человека, которому он сам, казалось, был не нужен. Который подозревал его в убийствах, не доверял ему, и считал, что он “не подлежит исправлению”. То, что сейчас этот холодный, резкий человек был с ним — полураздетый и растрёпанный, жадно глотающий воздух раскусанными губами — сводило с ума. — Ты можешь считать меня кем угодно, презирать меня, подозревать, но, в конце концов, ты будешь просить меня, чтобы я не щадил тебя этой ночью, — Мо Жань запустил пальцы в густые волосы Ваньнина, оттягивая его голову назад, изучая его полыхающее лицо и раскрасневшиеся уголки глаз. — Ты будешь стонать моё имя, и думать только о том, как сильно ты хотел бы, чтобы я взял тебя снова. Чу Ваньнин отреагировал мгновенно. Зрачки его расширились, а ладонь его опустилась на щеку Мо Жаня с оглушительным свистом. На мгновение от удара посыпались искры из глаз, но Мо Жань продолжал тянуть Ваньнина за волосы, второй рукой прижимая его бёдра к себе. — Бей. Ещё раз. Давай, — Мо Жань чувствовал, как горит его скула, но ему было всё равно. Он чувствовал, как член Ваньнина упирается ему в бёдра, и слышал, как тяжело он дышит. Пощёчины Чу Ваньнина были похожими на его слова — такими же жалящими, призванными напугать, но не остановить. Когда рука Мо Жаня остановилась у кромки его белья, и пальцы нырнули под ткань, наощупь изучая плотно сжатые поджарые бёдра, Чу Ваньнин снова прикусил губу, замирая. — Ваньнин, — Мо Жань снова потянул его голову на себя, выдыхая его имя в сомкнутые губы, — посмотри на меня. Ты же хочешь этого так же, как я. Чу Ваньнин несколько секунд, казалось, боролся с собой. Его веки дрожали, и он так и не смог посмотреть Мо Жаню в лицо — лишь испуганно моргнул. Мо Жань продолжал ласково гладить упругую задницу, его ладонь на затылке Ваньнина расслабилась, массируя его голову, и Чу Ваньнин неосознанно подался вперёд, подставляясь. — Да, — он шумно сглотнул, и, когда Мо Жань ничего не предпринял, продолжил уже уверенней. — Я хочу. Голос его, мягкий и сбитый, словно он пробежал марафон, звучал едва слышно, но Мо Жань разобрал бы его даже будь он глухим. Пальцы Мо Жаня сжались на бедрах Ваньнина. Он хорошо помнил, где находилась спальня, а потому больше не задавал вопросов — просто подхватил Чу Ваньнина на руки и понёс до кровати, стараясь не вписываться в мебель. Толкнул дверь спиной, и, обнаружив сбитые простыни и неубранную постель, просто бросил свою ношу в ворох одеял. — Шторы… — Чу Ваньнин, раздосадованный, потянулся, чтобы задёрнуть занавеску, но от резкого рывка та просто оторвалась от гардины, оставшись у него в руках. Мо Жань стянул с себя майку и джинсы и, забравшись в постель, повалил Ваньнина на лопатки, отбирая у него полупрозрачную шелковую ткань. — Расслабься. Никто не собирается за нами подглядывать. К тому же, нет ничего страшного в том, что двое людей займутся сексом с незашторенным окном. — Свет. Выключи свет, — продолжал настаивать Чу Ваньнин. — Это свет из коридора, — Мо Жань ухмыльнулся, — весьма тусклый. Ты, что… стесняешься меня? Чу Ваньнин на это лишь промолчал, но, когда Мо Жань потянулся, чтобы стянуть с него белоснежные боксеры, снова попытался укрыться. — Ваньнин, — Мо Жань перехватил Ваньнина за руки, вглядываясь ему в лицо, — я уже видел тебя без одежды, ясно? Когда ты простудился и заночевал у меня, я помогал тебе переодеться. У тебя тогда была температура. Чу Ваньнин растерянно моргнул, а затем его лицо сделалось пунцовым. Похоже, он действительно переживал, что Мо Жань увидит его раздетым, но теперь он как будто временно расслабился. — Если хочешь, можешь сделать это сам, — продолжил Мо Жань, слегка отстраняясь. Он сел на край одеяла, занимая позицию наблюдателя. Чу Ваньнин пару секунд колебался, но затем, развернувшись к Мо Жаню спиной, действительно поспешно стянул с себя боксеры. — Повернись ко мне, — Мо Жань заинтересованно разглядывал очертания гибкой спины, худых ног и узких бёдер в жёлтых отсветах фар проезжающих машин, бликующих сквозь стекло и ползущих по стенам спальни. Чу Ваньнин выглядел совсем иначе, чем в фантазиях Мо Жаня — он был стройнее, однако не выглядел тщедушным. Скорее, тело его было изящным. В нижней части бедра, где Мо Жань совсем недавно сжимал его ногу, когда нёс в спальню, кожа покраснела, выдавая наливающийся синяк. Чу Ваньнин нерешительно развернулся вполоборота, глядя куда-то в сторону. Высоко поднятый подбородок совсем не сочетался со стыдливо скрещенными на груди руками. Плоский белоснежный живот был совершенно лишён рельефа, но при этом талия была узкой, словно девичьей. Симметричные выступы тазовых косточек возвышались над гладким лобком и настороженно покачивающимся возбуждённым естеством. Покрасневшая кожа и влажный сладковатый запах кружили голову. Мо Жань забыл, что вообще хотел сказать. Его взгляд переместился к лицу Ваньнина, и он вдруг заметил, что губы его плотно поджаты, а сам он словно отгородился от происходящего. — Ваньнин?.. — Мо Жань окликнул его, и, когда тот не сразу отреагировал, подался ближе и, опустившись на колени перед ним, осторожно провёл ладонью вдоль его спины. Чу Ваньнин вздрогнул, его бёдра едва заметно подались вперёд. Он зажмурился, откидывая голову назад, открывая тонкую уязвимую шею. Мо Жаня не нужно было приглашать дважды — он толкнул Ваньнина, и тот наконец разомкнул руки, пытаясь удержать равновесие, хватаясь за простыню. Белоснежные худые бёдра разъехались в стороны. Мо Жань опустился ниже, накрывая влажными губами сжатый тугой вход в то время, как его пальцы сжались на подрагивающем влажном естестве и принялись ласкать его, ритмично поглаживая. — Мо Жань!.. — Чу Ваньнин изогнулся дугой, дёргаясь. Он не то пытался свести ноги, не то насадиться на ладонь Мо Жаня, в то время как в него самого уже проникали влажные пальцы, растягивая неподатливое тело. — Мо Жань… стой… Мо Жань остановился на секунду, а затем переместился выше, и губы его полностью накрыли сочащуюся плоть. Чу Ваньнина прошиб озноб. Его бёдра задрожали, а тело наконец расслабилось, пропуская в себя уже несколько пальцев. Мо Жань знал, что должен подготовить его как следует, но в то же время опасался, что не выдержит, потому что его собственное желание уже граничило с безумием. Он ощущал болезненную лихорадку, словно тысяча крошечных импульсов пронзила его тело, устремляясь к центру живота и ниже, забираясь в самое нутро, чтобы испепелить его. Он задыхался от избытка ощущений: сбитых стонов, сладкого запаха чистой кожи, смешанного с остротой возбуждения, трепещущей плоти, всей в его распоряжении. Он знал, что Чу Ваньнин сдерживается, по тому, как тот поджимал колени, задерживая дыхание, и впивался тонкими пальцами в простыню, но этого было слишком мало — Мо Жань хотел, чтобы Ваньнин полностью потерял контроль. Чтобы он думал лишь о том, как Мо Жань трахает его. Он отстранился, делая это намеренно в тот момент, когда член Ваньнина запульсировал. На секунду их взгляды встретились, и Чу Ваньнин покраснел до корней волос, отворачиваясь. — Понравилось? — Мо Жань перехватил Ваньнина за руки и потянул на себя. — Теперь твоя очередь. — Моя?.. — Чу Ваньнин распахнул глаза, вглядываясь Мо Жаню в лицо. — Хочу ощутить твой красивый рот на себе, — Мо Жань наконец стянул боксеры. Он был почти уверен, что Чу Ваньнин пошлёт его, но вместо этого тот, секунду поколебавшись, опустился ниже, выглядя при этом готовым провалиться сквозь землю. — Он не поместится, — спустя ещё несколько секунд прозвучал вердикт. — У меня маленький рот. Мо Жань запоздало осознал разницу их размеров — разумеется, Чу Ваньнин и раньше не раз чувствовал всё сквозь ткань, но видел он Мо Жаня без одежды впервые. Было забавно осознавать, что его волновал размер рта, а не то что должно было последовать после. — У тебя чудесный рот, — заверил Мо Жань. — Тебе нужно увлажнить его, чтобы он вошёл… ох… — он не успел договорить, потому что Чу Ваньнин буквально в следующую секунду принялся лизать его естество, и крошечные влажные прикосновения раскалённого языка ощущались, словно разряды тока. Мо Жань никогда не думал, что минет может быть настолько одновременно болезненным и приятным, его тело, и без того молящее о разрешении, покрылось испариной, а сам он запрокинул голову, когда Ваньнин обхватил его губами и вобрал внутрь, ритмично толкаясь глубже, к горлу. Чу Ваньнин попытался отстраниться, и Мо Жань заставил себя остановиться. Он перебирал пальцами спутанные пряди тёмных волос, вглядываясь в пунцовое от стыда лицо, пытаясь сосредоточиться. Ваньнин не смотрел на него — его глаза были плотно сомкнуты. Алые от напряжения губы туго обхватывали пульсирующую плоть. Мо Жань опустил ладонь на затылок Ваньнина, поглаживая, бережно отводя его голову в сторону от себя. Его ладонь опустилась ниже, по покрывшейся испариной спине, к пояснице. Ваньнин выгнулся, словно кот, подаваясь бёдрами назад, хотя позади него была лишь пустота. — Всё ещё хочешь меня? — Мо Жань не сводил глаз с припухших влажных губ. Чу Ваньнин зло уставился на Мо Жаня, глядя снизу вверх. Вид у него при этом был такой, словно он готов скрутить Мо Жаню шею за его вопрос. — Хочу. Мо Жань впился в его губы долгим поцелуем, заглушая любое возможное продолжение фразы. Он целовал Чу Ваньнина так, словно от этого зависела его жизнь. Его сердце охватило томление, а перед глазами рассыпались золотые искры. Когда Чу Ваньнин вцепился в простыни, замирая под ним под каждым толчком, губы Мо Жаня ловили каждый его стон. Почему-то ему казалось, что теперь, когда тела их сплетены вместе, а сердца их шумно стучат где-то в горле, между ними больше не будет преград. Как будто они знают друг друга на внетелесном уровне, и то, что казалось поначалу сексуальным притяжением, оказалось чем-то совершенно иным. Мо Жаню казалось, словно их души объединились на доли секунды. Казалось, он медленно и мучительно сгорает, пытаясь дотянуться до совершенно иного Ваньнина — вбиваясь в его тело, сжимая его в своих объятиях до хруста, пытаясь вобрать в себя его, или быть вплавленным в него. В момент, когда тело его наконец достигло пика, сердце его наконец обрело покой, о существовании которого он не догадывался прежде. Чу Ваньнин лежал под ним, горячий и влажный, и дыхание его щекотало его шею. Влага была повсюду: у него на животе, между бёдер Ваньнина, стекала по щекам Ваньнина и просачивалась сквозь его ресницы. — Ваньнин… — Мо Жань поцеловал полуоткрытые влажные губы, сквозь туман ничего толком не осознавая. Он не желал отстраняться — ему всё ещё было мало, несмотря на то, что тело его наконец насытилось. Он внезапно осознал, что ему никогда не удастся утолить тот внутренний голод сердца, который, как он ранее думал, был желанием обладать. То, что он испытывал к Чу Ваньнину, лишь поначалу казалось страстью. Мо Жань обманулся, решив, что, переспав с Чу Ваньнином, он разрешит напряжение между ними, или как-либо унизит Ваньнина. Каким-то образом после этой ночи всё стало лишь хуже, и Мо Жань больше не знал, что чувствует.