Истории гильдии Писателей

В арт-галерее гильдии Писателей царил творческий беспорядок. Каждая поверхность была чем-то заполнена: античные скульптуры гордо взирали с полок и подоконников, стены были спрятаны за картинами, а под потолком свисало бесчисленное количество оригами. Лакрисса вбежала в галерею и чуть не навернулась: кто-то — скорее всего Чачка Пипсов — оставил при входе учебное пособие. Труп по ощущениям был ещё свежим — слегка тëплым и с алыми каплями на воротнике. Лакрисса в испуге отскочила в сторону, но тут же чуть не снесла бархатную ширму. Полотна чëрного бархата распахнулись, давая вид на Алдару, окружëнную загадочным золотистым дымом. — Ты что-то хотела? — Н-нет, — Лакрисса сделала шаг назад. — То есть да, мне нужно нарисовать портрет. — Зловещий? — спросила Алдара. — Нет, это портрет моей любви! — Тогда божественный? — Да, наверное, да. Хотя если он будет божеством, то мне совершенно точно не светит с ним встретиться… А можно нарисовать его, ну, обычным человеком? — Не ко мне. Таинство золотой пыли не даëт его адептам обыденности. В галерее много других талантов, тебе тут помогут, — и Алдара захлопнула ширму. Лакрисса озадаченно почесала голову. Обернувшись, она успела заметить, как Махруша и Голубь ловко подняли труп и умыкнули его в переговорную. Дома ничего не валяется без дела. Лакрисса оглядела обширную галерею и стала по кругу обходить местных художников. Курица не могла помочь без более чëткой внешности человека. Чачке Пипсов требовался наглядный материал, так неудачно утащенный несколько минут тому назад для психоделических опытов. Марфа была завалена делами от издательства её книги, а Анита, к огромному сожалению, рисовала только девушек. С каждым художником Лакрисса всё больше поникала. Её любовь, её наваждение казалось всё дальше и дальше. Её мир медленно терял краски, пока не превратился в серую мглу. Лакрисса отчаянно завыла. Внезапно послышался лязг металла. Клац, клац, вжих. Звук спешно приближался. Клац, клац, вжих. Становился всё громче и громче. Клац. Клац. Вжих. Во тьме показался силуэт. Клац. Антропоморфное нечто неслось прямо на неё. Клац. Лакрисса видела его, но на неё внезапно напала полная апатия. Вжи-и-их! Замах громадного двуручного меча разрубил Злобную Апатию на мелкие кусочки. Клац! Лакриссу заключили в железные объятия. На душе у неё отчего-то стало спокойно и тепло. Мгла мгновенно развеялась. — Ты в порядке? — пробасил голос с кавказским акцентом. — Да… Спасибо… — слабо протянула Лакрисса. — Ох уж и распоясались эти тëмные твари. Но ничего, сила Объятий Дома всегда спасает. Ты точно будешь в порядке? Может, хочешь посмотреть на мои коллажи? — Лакрисса кивнула. Гладиатор Олимпиан аккуратно отпустил её и поднял забрало: — Замечательно. Мои коллажи многим помогают. Вот, взгляни. — Он щëлкнул пальцами, и пустое пространство вокруг закружилось в красочных образах. Некоторое время они сидели молча. — Лакрисса, я понимаю, что об этом может быть сложно говорить. Но если что, я всегда рядом. — Олимпиан мог спугнуть своим грозным видом, но за доспехами и ростом скрывалось заботливое сердце. — Спасибо, правда спасибо! Я не думаю, что ты сможешь помочь. Не то, чтобы я в тебе сомневаюсь, но… Никто в галерее не смог мне помочь. Ты же не художник? — Не особый, да. А что, ты хотела что-то нарисовать? — Мою любовь… Он пришëл ко мне во сне, но никто не может мне помочь. «Сны не становятся явью», так ведь говорят, да? — Не могу утверждать на счёт снов, но если говорить о художниках... Обращалась ли ты к Поле? — Поле? — переспросила Лакрисса. — Она же Слепой Художник, она рисует буквально вслепую! Как она может мне помочь? — Иногда слепые видят лучше зрячих, — улыбнулся Олимпиан. — Древняя римская поговорка, ещё Клавдий Аппий говорил. Лакрисса не была убеждена, но внутри неё затеплилась надежда. — Хорошо, я спрошу у неё. Но… как отсюда уйти? — Печаль привела тебя в Объятия Дома, радость тебя отсюда выведет. — А если я не чувствую в себе возможности радоваться? Если моë сердце словно рвётся на части? — Ты говорила о любви, разве она не приносит тебе радость? — Лакрисса зажмурилась. — Подумай о своём сне, представь этого человека, какие эмоции он тебе дарит? Если он не дарит тебе радости, то что же это за любовь такая? Домовые всегда помогут найти другую!.. Голос Олимпиана становился всё тише и тише, пока окончательно не исчез. Лакрисса открыла глаза и снова обнаружила себя в галерее. Она огляделась в поисках Слепого Художника. Поля примостилась в уголке на пуфике. Её глаза были спрятаны за матово-синими очками. Очевидно, что за такими линзами было совершенно невозможно что-либо разглядеть, однако Поле это ни капли не мешало. Её третий глаз видел мир в совершенно другой тональности, и стандартное человеческое зрение ей только мешало. Она была одновременно и слепым художником, и самым видящим из них. Лакрисса неуверенно подошла к ней: — Извините, вы не знаете как- Художница подняла голову от карандашного наброска, и её очки засветились фиолетовым: — Не знаю. А что надо знать? — Как мне нарисовать любовь моей жизни? — Любовь? — Поля повертела головой, как бы осматривая галерею. — Я не вижу тут вашей любви. Кроме вас тут никого нет. Разве что вы и есть собственная любовь всей жизни? Очень здоровая позиция… — Нет-нет! Его и правда тут нет. Его вообще, в принципе нет, — улыбка Лакриссы в миг потухла. — Я встретила его во сне и… Я знаю, что он нереален, но… Я просто хочу сделать его портрет. Как, знаете- — Не знаю. — …как прекрасную картину, которой можно только любоваться, — Лакрисса шмыгнула носом. Поля наклонила голову набок и задумчиво застыла на пару секунд. Затем вздохнула: — С тебя причитается порция маминого печенья. — Ура! — Лакрисса аж подпрыгнула от радости, тут же меняясь в настроении. — Да, да, — кивнула художница и еле слышно пробормотала: — Ух и будет ж у меня потом болеть голова. Поля надавила на дужку своих очков, и стëкла засветились нежным мятным цветом. Она поводила головой из стороны в сторону, наклоняясь под разными углами. Спустя пару минут свечение прекратилось, и Поля обмякла на своëм пуфике. — Ну как? — нетерпеливо спросила Лакрисса, которая всё это время невольно задерживала дыхание. — Тебе нужен магический портретист. В любое другое время это могло быть проблемой, но на твою радость сегодня в галерею собирается заглянуть Рабия-Аль-Адавия. И она будет здесь через пять… четыре… — А? — Три… Два… — Что? — Вон она! Лови её! В комнату через окно просочилась полупрозрачная девушка в благородно расшитых арабских одеждах, повесила на стену портрет и двинулась обратно, явно на выход. Лакрисса рывком рванула на неё, но провалилась насквозь. Аль остановилась и с интересом осмотрела её. — Здравствуйте? — смущëнно улыбнулась портретистка. — Я могу вам чем-то помочь? — Мне нужен портрет! Это мой возлюбленный, он из сна, но… Я правда хорошо его помню! И мне правда нужно! — взволнованно тараторила Лакрисса. — Хорошо, — тут же согласилась Аль, — какой он? Лакрисса восторженно залепетала: — Мускулистый как бог. С неотразимыми фиолетовыми глазами. Его волосы серебряные словно луна. Нет, прекраснее луны!.. Аль мягко кивала, переминая в руках платок. Когда Лакрисса наконец выдохнула, Рабия взмахнула рукой. Окно пошло рябью и превратилось в золотистый портал. — Осталось совсем немного, — сказала Аль, — я проведу вас по миру магических сетей. Вам нужно будет лишь выбрать самый правильный образ вашего возлюбленного и вытянуть его на свет. Вы готовы? — Аль протянула руку, и Лакрисса крепко за неё схватилась. Как только они перешагнули границу пространств, портал схлопнулся, вновь разделяя миры. Поля потëрла виски и вновь вернулась к своему скетчбуку. Олимпиан гремел доспехами по комнате. Из-за ширмы Алдары раздавались загадочные шорохи.