Вишнёвый сироп

Что-то было не так. Леон, лежа на кровати и надеясь, что обезболивающие заработают как можно скорее, повернулся на бок, в очередной раз бессмысленно пролистывая ленту социальной сети, чувствуя, что живот теперь не только болит, но и тянет какой-то подозрительной тревогой. Было тихо — Леон знал, что Карл уже вернулся с работы, но он кропотливо занимался чем-то в кабинете. Казалось бы, всё хорошо. Но парня что-то продолжало назойливо беспокоить. Дверь тихо скрипнула, и в проёме сначала появляются жёлтые светящиеся глаза, а затем и весь робот целиком. Его лицо выражало противоречивую раздражению игривость. — Ты не хочешь мне ничего объяснить? — довольно лукаво начинает диалог шахтёр, наклоняя голову и щурясь со скалящейся широкой улыбкой. Войдя в комнату полностью, хамелеон мог увидеть, что Карл скрывал что-то за спиной. — Э-э… — сердце Леона затрепетало, но он лишь откладывает телефон экраном вниз и, продолжая лежать на месте, поднимает взгляд и приобнимает живот в надежде на то, что от этого спазмы немного ослабеют. Он понятия не имел, что должен объяснить, но тон шепелявого голоса откровенно смущал и заставлял голову искать среди тысяч ситуаций ту, в которой он мог недавно накосячить. Но в итоге голова не справляется с этим, и ящер лишь приподнимает бровь в недоумении. — …нет?.. Наконец Карл, тихо усмехнувшись и покачав головой, показывает то, что скрывалось за его спиной. И это была использованная прокладка, почти что полностью заляпанная кровью. Зрачки парня сужаются, и сердце пропускает удар от осознания того, что робот её нашёл и сейчас едва ли не позорно тыкает ей ему в лицо — точнее, он этого ещё не делал, но Леон был уверен в том, что это лишь вопрос времени. — Избавлю тебя от лишних вопросов: я нашёл её свёрнутой на полу ванной. Ты всё ещё не хочешь ничего объяснить? — Карл немного хмурится, но он по-прежнему выглядит довольно доброжелательным. Но хамелеон не верит в эту чушь, он чувствует, что эта оплошность обернётся нечто большим, чем обычное замечание или неприятный подкол — тем не менее, в свою оплошность он тоже не верил, поэтому отвечает растерянно-скептически: — Я же выкидывал её в мусорку… — в голове прокручиваются моменты, когда он находился в ванной и выбрасывал прокладку в мусор. Мог ли он выбросить её так, что она отскочила от ведра и упала на пол, а он этого даже не заметил? — Ну и ну. — геолог усмехается и сам смотрит на прокладку, на обильные кровавые пятна, и самодовольно заканчивает свою мысль, — Тебе нужно быть немного внимательнее, чтобы все и правда поверили в то, что ты — не женщина, дорогуша. Слова Карла ввели Леона в немой ступор. Не то, чтобы он не ожидал чего-то подобного — просто сейчас вовсе не верилось в то, что, пока ему так хреново, шахтёр пришёл даже не поинтересоваться делами, а просто позлорадствовать, как он всегда делал в самые хреновые дни. Чувствуя возрастающий ком в горле лишь от упоминания болезненной темы, ящер хмурится, пытаясь отстоять свои уязвимые границы. — Это всё, ради чего ты пришёл? — парень приподнимается на одном локте, не отпуская живот, чтобы ни в коем случае не скорчиться от очередной боли, и злобно смотрит на своего болезненно возлюбленного, который не прекращал хитро ухмыляться. — Это всё, что ты хотел сказать? — О, конечно нет. — Карл спокойно вздыхает и садится на кровать рядом с Леоном, выставляя одну руку назад и оборачиваясь, чтобы взглянуть на своего мученика, держа прокладку в другой. Он водит по сетчатой поверхности большим пальцем, но кровь уже была несвежей, поэтому на нём ничего не осталось. Несколько секунд прожигая хамелеона взглядом, шахтёр облизывается. — Я пришёл ради нескольких целей. Моя работа на сегодня закончена, поэтому я бы хотел помочь тебе отдохнуть… — Карл немного двигается и тянет свою металлическую руку назад, располагая её на бедре парня. — …и отдохнуть самому. Самые ужасные дни — когда в механических глазах, вопреки роботизированной натуре, блестит желание. У Леона же его практически нет с тех пор, когда смотреть на своё обнажённое тело в отражении стало слишком тошно. Однако более лучшего решения проблемы, чем подчиниться чужой воле, парень не находил, потому что уже прекрасно знал, что в обратном случае робот обязательно заденет за живое, напомнит о тёмном и не таком уж далёком прошлом… конечно, он делал это в любом случае, но не так сильно, грубо и жестоко, как он делал это в неблагоприятных ситуациях. Ящер тихо вздыхает и сам двигается навстречу, чтобы геологу было проще дотронуться до его тела. — Я даже представить не могу, какую боль ты сейчас испытываешь. Я хочу облегчить её, милая. — металлическая рука немного забирается под шорты, но сразу же выскальзывает из-под них, так как робот садится полубоком к лежавшему парню и берёт использованную прокладку двумя руками. — Но, отрицать не буду, сначала я хочу проучить тебя. И, пока Леон не успевает понять, к чему Карл завершает предложение с ноткой похоти, тот уже успевает притянуть средство гигиены ко рту и тщательно его облизать. Словно пытаясь распробовать кровь, геолог довольно стонет и продолжает водить проворным языком по желаемому объекту, заставляя прокладку набухать и от собственной слюны, пока тошнота неизбежно подступает к горлу парня. Энтузиазм, возбуждение и искреннее наслаждение этим процессом в механических глазах, которые неотрывно смотрели на хамелеона, вызывали лишь сильную тошноту, от которой хотелось как можно скорее откреститься. — Блять, фу, прекрати… — на самую малость жалобно просит Леон, пытаясь вырвать несчастную прокладку из его рук, но шахтёр лишь хмыкает и, не отрываясь, отодвигается, тотчас опуская одну из рук ниже, заводя её между своих ног. Глазам не верилось, желудку тоже. — Хватит, Карл… прости, я больше так не буду… И только в тот момент, когда на прокладке не осталось нетронутого места и Карл был полностью удовлетворён реакцией, он действительно прислушался к просьбе возлюбленного. Ему всегда нужно было совсем немного, чтобы завестись. — М-м… твоя кровь по цвету так похожа на циркон. К сожалению, мне никогда не доводилось видеть этот минерал вживую, но даже его находка вызовет у меня не так много восторга, как твоя кровь. — шепчет геолог, куда-то выкинув уже во второй раз использованную прокладку, всё так же не отрывая своего пронизывающего взгляда от растерянного и шокированного ящера. Не проходит и мгновения, как Карл подсаживается ещё ближе, ложась корпусом на чужие ноги с загадочной улыбкой. — Не делай такой личико. Я знаю, как облегчить твою менструальную боль, и я сделаю это. — А-а… — не менее растерянно бормочет парень, пока его взгляд метался от металлического лица к своему животу. Это что-то новенькое — именно поэтому Леон точно не знал, чего ожидать от партнёра: простой насмешки или реальной помощи и поддержки? Впрочем, невзирая на то, что ящик Пандоры часто был немилостив и это оказывалось простым издевательством, любопытство внутри себя хамелеон не мог убить никогда, поэтому, проглатывая надежду на спокойный и мирный вечер, медленно кивает. — …хорошо. Помоги мне, Карл. Получив согласие на свою задумку, шахтёр лишь довольно хмыкает и приподнимается, рассматривая Леона в последний раз перед тем, как перевернуть его на спину и нависнуть над ним. — О, я помогу тебе. Ты забудешь о боли. — словно убаюкивая спокойно и даже нежно отвечает робот, целуя парня в мягкие губы невинно и неторопливо. От нежности сердце забилось медленнее, но в голове всё так же бушевало ожидание чего-то плохого — парень тяжко вздыхает и подаётся навстречу поцелую, обвивая свои руки возле корпуса Карла, чтобы хоть как-нибудь показать, что он, в принципе, не против. Инициативы проявлять не хотелось, если Карл действительно хочет чего-то большего, то он получит это сам — Леон больше не тот, кем он был… больше не та, кем она была. Когда их языки невинно соприкоснулись, геолог медленно отстранился и, желая не медлить, сразу же расположил свои руки под толстовкой, задирая её вплоть до груди. Дыхание сбилось, но тотчас вернулось в норму — хамелеон волнуется, но ни в коем случае не подаст виду, что ему слегка страшно. Страх увеличился вдвое, когда робот с ухмылкой перешёл к шортам и сразу же стянул их со своего возлюбленного, оставляя в одном нижнем белье. Хоть Леон и ожидал чего-то подобного, ему было страшно — и становилось лишь жутче от предположений, чем это всё может закончиться. — Карл, я не знаю… — полусознательно вылетает из уст ящера, когда он пытается отодвинуть свои ноги, смущённо вздыхая. Но ему даже не дают закончить, крепко обхватывая смуглые стройные ноги и резко перебивая. — Всё в порядке, дорогая. Я люблю тебя. — с той же нежной улыбкой бормочет робот, поглаживая плоский живот одной рукой, параллельно стягивая его трусики, испачканные каплями каким-то чудом просочившейся крови. Увидев перед собой красивую аккуратную вульву, улыбка Карла стала ещё шире, и он поспешил обхватить ноги парня, раздвигая их пошире. — Я тоже люблю тебя, но… что ты хочешь сделать? — пытаясь не выдать слабую дрожь в голосе, Леону остаётся лишь внимательно следить за тем, как возлюбленный с усмешкой приближается лицом к его половым органам, в каком-то смысле притворяясь идиотом, который и правда не понимает, что сейчас произойдёт. — Хватит притворяться невинной. — игриво хихикает шахтёр, потирая бёдра пальцами, после чего пристраивается ещё поудобнее, чтобы ни в коем случае не упираться своей каской между его ног. — Я хочу облегчить твои страдания и попробовать больше твоей крови. Судорожный ответ Леона на первом же полуслове сорвался глухим стоном, когда геолог жадно и голодно присосался к вульве, дразня невозбуждённый клитор чересчур быстро и сильно для того, кто в принципе не хотел секса. Хамелеон, рвано дыша, сначала просто наблюдает за этим на самую малость неприятны явлением, а затем закрывает глаза и откидывается назад. Всё это произошло слишком быстро — от недовольного Карла, держащего использованную прокладку, до возбуждённого Карла между его ног прошли считанные мгновения, и, казалось бы, это было не таким уж и редкостным событием, Леон всё равно не понимал, что он чувствует. Нужно было попробовать возбудиться. Пытаясь вспомнить хоть что-то сексуальное, что не было связано с ним, его телом, его прошлым и Карлом, ящер осознаёт, что в какой-то момент ритмичные движения языком притупили спазмы в животе и даже начали казаться приятными, и он не постеснялся воспользоваться этим чувством, тихо постанывая от частых соприкосновений языка и губ с клитором, чтобы геолог обязательно видел, что Леону всё нравится. И он увидел это, и стал более небрежным и раскованным — в какой-то момент силиконовый язык соскользнул вниз, слизывая с промежности стекавшую каплю крови, а затем кончиком проникнул внутрь, пытаясь попробовать больше — и это заставило парня содрогнуться и искренне ахнуть от удивления и слабого удовольствия. Рука невольно ложится на затылок робота, подталкивая дальше и глубже — тело несомненно извивается в наслаждении, не резонирующая с ним голова же попросту пуста. — Да, я скоро кончу… — шепчет Леон, всё ещё не открывая глаз, лишь чувствуя, как громко и жадно лижет и слизывает всю кровь шахтёр, наверняка смотря на него, но встречаясь лишь с задранным подбородком. Теша своё эго, робот позволял себе прерываться для того, чтобы усмехнуться, что-то простонать, игриво поцеловать или аккуратно прикусить одну из половых губ, но в основном он был посвящён своему делу, и в какой-то момент парню даже показалось, что это ощущается очень даже хорошо, если, конечно, не думать о том, что именно ласкает Карл, не думать, не думать в принципе. Это неплохо, это хорошо, это приятно, и это может приблизить к оргазму, что и происходило с Леоном, дыхание которого становилось тяжелее и чаще, а затем и вовсе замерло, пока тело содрогнулось коротким и на самую малость щекочущим оргазмом, а из губ вырвался тихий скулящий стон — но это всё ещё лучше, чем вовсе оставаться неудовлетворённым весь вечер, которого так хочет Карл. — Вау, сегодня ты закончила быстрее обычного… — с гордостью в голосе довольно вздыхает геолог, отодвигаясь от раздвинутых ног и слизывая следы крови с краешков своих губ, после чего резко поднимает взгляд на тяжело дышавшего хамелеона, положившего свои руки на живот. — …ты чувствуешь себя лучше? — Да, спасибо тебе… — сквозь тяжёлое дыхание отвечает ящер, слабо кивая, после чего на его лице даже появляется неширокая улыбка от мысли, что, как бы быстро и едва добровольно всё не произошло, Леону и правда стало немного лучше после оргазма, которые в последнее время так затруднительны. Робот мило улыбается и прикрывает глаза, как он часто делал раньше. — Славно, славно. — он кивает в ответ, а затем, отводя взгляд с загадочной улыбкой, стягивает с себя штаны. Конечно, это значило лишь то, что Карл вновь сдержал своё слово и хочет получить кое-что взамен, что может дать ему парень. Он этого не хотел, но и оставаться неблагодарным за то, что геолог ему помог, тоже не желал, поэтому лишь лежал смирно, пытаясь предугадать, как всё продолжится. Когда с одеждой ниже пояса было окончено, взгляд робота вновь пал на его истекающего кровью возлюбленного. Убирая смуглые руки с плоского худого живота, шахтёр ведёт свои металлические руки чуть вверх, задирая подол зелёной толстовки ещё выше с намёком на то, что Леон должен поскорее от неё избавиться. Когда он сделал так, как было велено, оставаясь лишь в одной утяжке для груди, он практически моментально встретился с чужими губами, вновь вовлекающими в медленный, но уже более страстный и возбуждённый поцелуй, на который хамелеон попытался ответить похожим образом — как никак, а врать о своих чувствах он уже давно умел. Из уст сорвался немного удивлённый стон, когда металлические руки залезли и под утяжку, приподнимая её, чтобы перед ним обнажилась небольшая грудь. — А, какая прелесть. — слегка припевая шепчет Карл, устраиваясь между ног партнёра и покрывая груди своими холодными ладонями с желанием и игривостью. — Если бы ты решилась их отрезать, я бы очень по ним скучал. Грудь очень болела. Прикусывая щёку изнутри, Леон пытается лишь взглядом показать, что ему до тошноты отвратны подобные речи, но, судя по всему, в глаза робот больше не смотрит. Лаская чувствительные груди некоторое время, Карл нежно целует одну из них и всё-таки натягивает утяжку обратно, заставляя ящера тихо простонать и отвести взгляд, чувствуя во рту металлический привкус. — Но я рад, что ты ничего не делаешь с ними. Они такие прекрасные! — возбуждённо и с хихиканьем выдыхает геолог, после чего затихает, молча поглаживая живот, талию и бёдра парня, наверное, думая о чём-то. — Так… — в какой-то момент строго и тихо говорит он, надавливая на одно из бёдер таким образом, что Леон вновь покорно вернулся на бок, как он и лежал раньше. Парень слышит лишь своё тяжёлое дыхание до тех пор, пока что-то не начало прижиматься ко входу во влагалище — и в этот момент всё невольно замерло в боязливом ожидании. Мышцы сократились слишком сильно — и Леон заскулил от небольшого дискомфорта, с которым возлюбленный зашёл внутрь, сразу же сняв все приятные ощущения, которые он успел подарить. Шахтёр удивлённо ахнул и, склонившись над напряжённым телом, поцеловал парня в плечо. — Прости, я не хотел делать больно… — искренне шепчет геолог, начиная покрывать нежными извиняющимися поцелуями подрагивающее тело, чтобы хоть как-то облгечить этот процесс для Леона — но это не показало какого-либо эффекта, хамелеон лежал на месте и, пытаясь справиться с неприятными ощущениями сразу в трёх местах и своими назойливыми тёмными мыслями, тяжело дышал; именно поэтому, выждав какой-то момент, шахтёр попросту начал медленно двигать бёдрами, всё больше и больше измазываясь в менструальной крови, заводя одну из рук между его ног и начиная поглаживать чувствительный клитор в надежде на то, что это хоть как-то поможет. Уже через несколько фрикций дыхание и так до предела возбуждённого геолога сбилось ещё сильнее, и он проговорил более низким и тихим голосом, — …надеюсь… так немного лучше… — Карл… — выдавливая из себя что-то наподобие вялого стона, Леон позволял своему телу безвольно покачиваться от плавных из-за смазанного кровью и расслабленного после оргазма влагалища толчков, от которых живот не скручивало ещё сильнее, поэтому ящер находился в статичном состоянии, пытаясь либо получить ещё немного удовольствия от круговых движений большим пальцем, либо дождаться, когда всё кончится и Карл отстанет. Свободной рукой робот приподнимает лежавшую сверху ногу и некоторое время держит её для того, чтобы потом парень держал её сам — и, получив благоприятный угол для более интимного и тесного контакта, начал двигаться быстрее, не сдерживая первых тихих стонов. — М-м, да?.. — наконец отвечает он, параллельно заставляя излишки крови стекать из киски на бедро и абсолютно чистое покрывало. Карлу всё равно, и Леону всё равно, но по совершенно разным причинам. Сжимая одну из небольших, но мягких ягодиц и немного ускоряя темп поглаживаний, шахтёр вновь склоняется над своим партнёром, заглядывая в глаза с озорной улыбкой и предполагающей интонацией в голосе, — Хочешь, чтобы я назвал тебя мальчиком?.. Затуманенный взгляд безразличного до этого момента парня блеснул удивлением, интересом и неподдельным восторгом. Изо рта не прекращавшего двигаться робота эти слова казались странными, но скованному болью, спазмами и проблесками удовольствия хамелеону уже хотелось это услышать, он хотел этого. Увидев робкий кивок снизу, геолог щурится и скалится. — Мой хороший мальчик… — совсем похотливо, лукаво и практически грязно шепчет неузнаваемый Карл, резко упираясь в матку и ускоряя темп — в этот же момент лишь от сочетания этих слов по телу Леона пробегается сильный заряд тока, его тело приятно сжимается, и движения начинают казаться немного более приятными, чем раньше. Простонав на этот раз гораздо искреннее, ящер замечает, что робот-шахтёр тоже неслабо на это реагирует, немного сбиваясь и горячо выдыхая, — всегда такой… узкий и мягкий… для меня… — Ка-арл… — жалобно скулит Леон, но на его лице появляется бесстыжая и едва ли не детская улыбка лишь от понимания, что сейчас он именно «мальчик» в глазах любимого, и полное нежелание резко превратилось в желание кончить прямо здесь и сейчас лишь от одного слова. Он прикрывает лицо рукой, на которой лежал всё это время, и тихо смущённо смеётся вперемешку с рваными тяжёлыми вздохами и сладкими для Карла стонами, мотивировавшими его двигаться ещё быстрее и ритмичнее, небрежно дразня набухший клитор. — Да, ты всегда такой хороший для меня… когда я вижу тебя таким, я всегда теряю свой рассудок. — ещё несколько капель крови падает на покрывало, параллельно пачкая бедро парня, и шахтёр со стороны замечает это — он склоняется над уже на самую малость возбудившимся вновь телом парня и переходит на шёпот, — Перевернись на живот. Леон покорно выполняет и это, переворачиваясь и слабо выгибаясь в пояснице в ожидании того, что хотя бы в таком положении боль в животе немного утихнет и Карл сделает ему хорошо, ведь, как-никак, они любили друг друга, невзирая даже на то, что их отношения после заметных изменений парня — полный крах. Пристраиваясь сзади с довольным хмыканьем, располагая металлические руки на ягодицах и немного раздвигая их, геолог слабо трётся членом, размазывая кровь между ними, а затем вновь входит внутрь, возвращаясь к прежнему ритму лишь через некоторое время. Тем не менее, небольшое трение заставило хамелеона довольно промычать просто от того, что ничего болезненного он не почувствовал, а вскоре вновь вернувшаяся металлическая ладонь между его ног заставила расслабиться и получать удовольствие, пытаясь забыть о том, что он этого вовсе не хотел. — Да… ты самый лучший… самый лучший во всей вселенной. — продолжает шептать он, прекрасно зная, что это лишь разжигает огонь внутри Леона, и тот начинает чувствовать себя готовым отдать себя полностью лишь для того, чтобы возлюбленный чувствовал себя хорошо и не прекращал называть его хорошим мальчиком, лучшим мальчиком. Парень ведётся на это, словно ребёнок на леденец, хотя, конечно, в его случае, можно сказать, что он бы повёлся и на то, и на другое. Негромкие шлепки и тяжёлое дыхание впермешку со стонами заставляет опьянеть, забыть о боли в животе, в груди и в душе, отдаться Карлу с надеждой на то, что в этот раз он действительно поможет снять эту боль, как хороший, понимающий партнёр. — Скажи мне, чего ты хочешь… прямо сейчас? — словно слушая мысли резко задаёт вопрос шахтёр, плавно двигая бёдрами, поглаживая клитор и вжимаясь краем каски в спину хамелеона. — Кончить… — парень откровенно виляет бёдрами в ответ, зарываясь в подушку, вяло, но искренне постанывая в ответ. Темп уже казался немного болезненным, но остановить робота он ни в коем случае не мог, особенно сейчас, когда он так умело и игриво теребит набухший орган, отвечающий за удовольствие, уже приближая ко второму оргазму. Карл всегда знал, чего хочет от Леона, Леон же не знал, чего хотел от самого себя, чем первый активно пользовался. Ехидно усмехаясь, геолог облизывает обнажённую часть спины, не трогая утяжку. — Ах, как вульгарно… — Карл резко, но легонько шлёпает возлюбленного по заду, заставляя того закатить глаза, горячо выдохнуть и перестать двигать бёдрами навстречу, но затем вновь возвращается к стимуляции и стабильным движениям. — Но чего же ещё… ты хочешь?.. — Быть твоим хорошим мальчиком… — скулит Леон, чувствуя, как лишь от одной единственной мысли таз приятно немеет, а его менструальная кровь перемешивается с естественной смазкой и течёт вдоль члена Карла и его собственных бёдер на кровать. — …пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — не узнавая себя в своих словах, хамелеон прикусывает губу и тихо всхлипывает. Если Карл позволит ему это — он точно кончит. В ответ на это Карл отстраняется от чужой спины и значительно замедляет темп. Парень, даже не видя, что происходит за спиной, чувствует и слышит, как геолог проводит пальцами по раскалённому телу, собирая как можно больше крови, и пробует её на вкус, очевидно наслаждаясь этим. — М-м… я обожаю, когда ты так говоришь. — мрачновато бормочет шахтёр, в какой-то момент обвивая свои руки возле таза ящера, заставляя его встать на колени с ощущением, что в этой позиции он максимально открыт перед своим объектом воздыхания. Прохлада в комнате, оказавшаяся между его ног, вновь резко сменяется едва ощутимым теплом металлического тела, а затем и зудящим жаром, когда Карл переключился на бешеным темп, одной рукой сжимая одну из ягодиц, а второй не прекращая дразнить клитор. В какое-то мгновение он вновь перестал быть нежным, двигаясь до болезненной приязни быстро и ритмично, насилуя чувствительную матку больше, чем Леона. — Грязная девчонка… — едва ли не рычит он, в очередной раз загоняя парня в ловушку осознания, что он был обманут. В целом, это больно, но так неправильно приятно. — я… я выбью из тебя всю эту дурь… — шепелявый голос немного срывается тягучими стонами и шлепками металла об кожу. — …ты увидишь, как ты прекрасна прямо сейчас… — М-м-м… — уже как-то безучастно мычит хамелеон, пытаясь сконцентрироваться на приятных ощущениях, а не боли, которую Карл сейчас причиняет. Плевать, кем он будет считать себя потом, после того, как испытает оргазм под роботом, который никогда по-настоящему не увидит в Леоне мужчину, а лишь будет дразнить этим — сейчас он хотел своей разрядки, чтобы это кончилось. Дыхание становится ещё тяжелее, движения ещё судорожнее, шахтёр становится лишь громче и громче, когда он тоже приближается к своей разрядке — и в самый последний момент вжимает податливое тело в себя, шепча, выдыхая и рыча прямо над ухом: — Ленор… — с экстазом завершает Карл, заставляя парня содрогнуться от своего настоящего имени и второго оргазма, и замирает глубоко внутри него. Кровь смешивается со смазкой и спермой, душевная боль с физическим экстазом, желание провалиться под землю с любовью. Хамелеон дрожит, глубоко вздыхает, стонет, скулит, пока геолог его отпускает и целует в затылок, наконец получив того, чего хотел. — Какая же ты молодец. Я люблю тебя. Дальнейшие слова уже не так важны, они в принципе уже давно не так важны. Что случилось с ними? Почему всё стало именно таким тошнотворно неправильным? Карл обманывает его, как Леон обманывает всех. Что не так с ним? Раздражение, недоумение и неприятие в один миг превращаются в мерзкую нужную любовь и поддержку, а затем обратно. И совсем не очевидно, чем это всё закончится. Ящер падает обратно на кровать, смотря в одну точку и зарываясь лицом в подушку, пока из него вытекает всё то, чего бы он никогда не хотел внутри себя. Закрывая глаза, он пытается просто не думать и не чувствовать, сделать вид, что его просто не существует. Грязный, грязный Леон…