***
— Давай расстанемся через год. Хенджин, по натуре романтик, опешил от такого предложения в день, когда они съехались. Коробка с чужой обувью в его руках, уже готовая приземлиться на новый пол, так и замерла, будто тоже поразилась. Чонин, по натуре прагматик, предложил, потому что знает, что будет дальше. Никто не задерживается в его жизни надолго, поэтому зачем тешить себя призраками надежд, которым не суждено сбыться? Все когда-то уходят. Рано или поздно. Обычные знакомые или близкие друзья. Из-за какой-то важной причины или просто… внезапно исчезли, не посчитав должным объясниться или поговорить. Чонин всегда верил, что когда-то этот порочный круг разомкнется подобно железным оковам, которые снимают с пленника в день его освобождения. Но с каждой новой встречей, которая заканчивалась одним и тем же: расставанием, огонек веры в иной исход мерк. Все еще не погас насовсем, но свет его едва ли способен осветить не то что комнату, а хотя бы тот сборник стихов, который Хенджин читает перед сном. Поэтому Чонин решил взять все в свои руки, и больше не быть ребенком, который спустя годы наивно ждёт, когда вернутся родители. Надо бы уже признаться себе, что никто и никогда не вернется. Никто не будет его искать. Не постучится в дверь квартиры, номер которой указан в документах. Пора решаться переехать в другое место, где вероятность его найти будет в тысячи раз меньше. Но если бы они хотели… то уже давно нашли бы его. Может, пора перестать придумывать оправдания и смотреть только на то, что случилось и… не случилось. Но это не страшно. По крайней мере, на новом месте он будет не одинок. Квартира Хенджина — его собственная, досталась в наследство, да и побольше той студии, в которой ютился Чонин, поэтому выбора, к кому все же переехать, по сути и не было. Чтобы снова не разочароваться, Чонин решил двигаться осторожно и неспеша. Многие бы посчитали его медлительность оскорбительной или подозрительной, но Хенджин не высказывал недовольства. И не то чтобы он был слеп из-за крыльев любви, которые загораживали ему обзор на истинное положение дел. Хенджин прекрасно все заметил, но, может, Чонину повезло. И его партнер не только внимательный, но и проницательный: понял, какой медлительный во всех этих делах Чонин. Проблема в том, что Хенджин — не такой. И Чонин только себе признается, что ему это нравится. И пугает до невозможности уснуть одновременно. И призраки прошлого все равно витают рядом, облепив плотным кольцом. Иногда оно становится шире — когда поцелуй растягивается во времени и становится все страстнее, когда свидание заканчивается отличным сексом, когда случайно узнаешь мелочь о человеке, которая по необъяснимой причине цепляет и делает вас ближе. И когда… Хенджин спустя месяц после знакомства приезжает, чтобы помочь собрать все по коробкам и чемоданам. Даже свой притащил, хотя Чонин был уверен, что не так уж и много у него одежды и обуви — это просто из-за небольшой площади его квартиры кажется, что кроссовкам негде спрятаться и они вот-вот сбегут от хозяина, не выдержав плохих жилищных условий. Чонин прагматик и не верит в любовь с первого взгляда. Есть страсть, симпатия, но не любовь. И Хенджин не будет принцем из сказки и не разрушит темное заклинание, после которого они будут жить долго и счастливо с обязательным условием умереть в один день. В этом Чонин уверен. Но неуемная энергия и настырность его парня похожи на нескончаемый подбор ключика, который вскрывает железный замок на сердце. И Чонину от этого одновременно и легче, и сложнее. Все слишком быстро: после первого прикосновения взглядами не прошло и пары часов, как они касались друг друга губами, а руками обоюдно исследовали тела. Слишком много свиданий за месяц — Хенджин предлагал встретиться даже по будням, а Чонин не мог и не хотел ему отказать. Слишком много часов в день уходило на переписку — в какой-то момент щеки начали болеть из-за вечно широкой улыбки. И разлука при этом была невыносимой. С Хенджином хочется проводить каждую свободную секунду. С ним хорошо. Даже слишком. Можно и подурачиться, и поговорить о чем-то серьезном без неловкости. Можно попросить сделать сотню фотографий у одного и того же цветка — хотя нет, не можно, потому что Хенджин быстрее предложит сам, а Чонин сделает так же в ответ. Можно вместе петь, точнее… петь будет Чонин, пытаясь не двигаться, потому что плечо будет занято одной макушкой, в длинные волосы которой так приятно запускать руки. Каждый день казался лучше предыдущего, но Чонин помнил, что радость его скоротечна. Месяц, два, три… и все пойдет ко дну. Так что… может, стоит все отпустить, прыгнуть в неизвестность и съехаться, продлив себе небесный рай перед очередным падением на землю. Хотя бы не надо будет платить за аренду. Но страх все равно держит крепкой хваткой. Он же надоумил выдвинуть условия. А вдруг, если самому решить, когда все закончится, смирившись с неминуемой потерей, то не будет больно? Наоборот, все закончится тогда, когда и должно было, и ты будешь к этому готов. Звучит неплохо. И Хенджин после долгого молчания с его предложением соглашается, кивая: — Давай, — и даже тянет уголок губы вверх. Но выходит так натянуто, будто его лицо исказил шрам. Чонин внутренне сожалеет, но не может соврать, что не почувствовал облегчения.***
— Давай расстанемся через год, — говорит Чонин спустя год. Наверное, не те слова, которые ожидал Хенджин сразу после секса. Чонин не мог выкинуть напоминание из головы: он точно запомнил в какой день сказал это впервые. Квартира все та же, только диван в гостиной другой — пришлось поменять после того, как они его сломали. Да он и был старым, хлипким, еще и скрипеть начал так, что казалось, будто стонут не двое, а трое сразу. На мусорной горе ему и место. Теперь под голой задницей приятный велюр. Они купили этот диван вчера. Конечно, надо было что-то с этим делать. Когда в гости придет Джисон и обрадуется, что наконец-то можно сесть не на стул на кухне, а на диван, якобы и так предназначенный для гостей, без боязни подхватить венерическое, Чонин лишь улыбнется, а Хенджин будет с удовольствием слушать ругательства друга, понявшего все по его насмешливому и коварному выражению лица. Раньше Джисон был только другом Хенджина, теперь — и Чонина. И со стороны, когда смотришь на то, как Джисон раз за разом в разговорах занимает позицию Чонина, шутливо ворча на Хенджина, никогда не подумаешь, что было не наоборот. Иногда друзья твоих друзей или твоего партнера становятся близки и тебе. Это не то чтобы правило — скорее, исключение. Вот с Чанбином и Чаном Чонин не особо сильно подружился, а с Джисоном как-то получилось. Наверное, когда придет время расставаться с Хенджином, с Джисоном тоже придется оборвать дружбу. Это уже две потери за раз. Опасное сочетание. Поэтому своих давних друзей — Минхо и Сынмина — он со своим беззаботным и готовым на опрометчивые поступки парнем не знакомит лично. Прошел год, а они так и не расстались. Совпадение, не больше. Не на что тут надеяться. Поэтому напомнить надо было сразу, не откладывая на потом. Некоторые фразы Чонин боится сказать. Первое «я тебя люблю» с колотящимся сердцем выдавил из себя через три месяца после того, как они съехались. Тогда как Хенджин не раз говорил заветные три слова еще до переезда. Он повторял их без устали — так часто, что даже если не хочешь, начнешь верить. Чонин бы соврал, если бы сказал, что ему не было стыдно из-за своего молчания. Но когда он попытался в первый раз только потому, что боялся задеть Хенджина так, что он с ним расстанется сразу же на месте, тот лишь приложил палец к его губам, говоря, что все и так знает. И при этом предложение через год расстаться слетело с губ так, будто обожжет язык, если он его сейчас же не озвучит. Легче. Гораздо легче, чем признаться в любви. Хенджин дает себе время, чтобы обдумать ответ. Или он просто еще отходит и поэтому не соображает. Надо сделать пометку: не говорить в следующий раз такое, когда человек не в состоянии адекватно мыслить. Сердце только-только успевает подскочить от собственного злобного: «какой следующий раз? ты опять…», когда Хенджин, со все еще не выровнявшимся дыханием, отвечает: — Конечно.***
Проходит год, и они все еще не расстались. Крохотная бабочка надежды поселилась внутри, засев между ребер в районе солнечного сплетения. Чонин не хочет ее прогонять — она такая маленькая, что… смысла нет. Кажется, ее крылья заострились и порезали что-то внутри, когда он повторяет в третий раз: — Давай расстанемся через год, — тише предыдущих. Хенджин даже не останавливает ход руки, которая держит кисть. Он сидит перед мольбертом на стуле, а Чонин сидит на нем и играется с кольцом на его губе. Завел эту привычку еще тогда, когда у его парня появился первый пирсинг под бровью. Тот прокол Хенджин давно снял, но не прошло и месяца, как он снова пошел в салон, чтобы сделать несколько новых уже в ухе. Теперь постоянно экспериментирует, покупая новые серьги. Септум в носу тоже был, но был быстро снят. Этот прокол на губе — недавний, поэтому получает больше всего внимания. Чонин дождаться не мог, когда же пирсинг заживет достаточно, чтобы можно было до него дотрагиваться: оттягивая, касаться губами, проводить языком, играться подушечками пальцев. Кажется, есть риск, что этот прокол будет его самым любимым. По крайней мере, Чонину он нравится больше всех остальных, хотя он дарил Хенджину несколько сережек. Очевидно, у Хенджина какая-то своя творческая фаза: красит теперь не только свои холсты, но и ногти. Обычным лаком, поэтому все быстро стирается, а он только рад: можно нарисовать что-то новенькое. Меняет стиль одежды от романтического или преппи до готики и панка с разбегом в недели. Пирсинг пришел примерно в это же время. Что будет дальше — Чонин не загадывает. Будущее такое непостоянное. Сегодня Хенджин раскладывает его на столе с красками, которые, Чонин уже знает, отпечатаются в самых невообразимых местах, которые находить он будет еще несколько дней, стоя под душем. А завтра вместо приятного сочетания прохладного пирсинга и теплых губ его будет ждать лишь воздух. Ни ледяной, ни горячий. Самый обычный. Но Чонин не уверен, что жизнь будет такой же обычной, если… если *это* случится. Не то чтобы если. Когда. Наверное… Не может же так долго везти. С каждым днем вероятность разрыва только увеличивается. Говорят, любовь живет три года. Хенджин отвечает только тогда, когда заканчивает картину, а Чонин выходит из душа, чтобы подойти и рассмотреть. — Давай, — легко бросает он, обращая на него свой взор. Самые красивые глаза. Как и самый красивый человек на свете. И в случае Хенджина, речь не только про внешность. Рука, которую Чонин хотел положить на плечо Хенджину, замирает на пол пути. Он моргает пару раз, выходя из оцепенения. Не сразу понял, к чему это было. Ответ глубоким поцелуем понравился Чонину больше, чем словом.***
На следующий год Чонин даже не пытается сказать эти четыре слова. Боится, что если скажет, Хенджин сразу же хлопнет дверью, не вернувшись даже за своими вещами. Если и предлагать расстаться, то точно не спустя год. А прямо сейчас. Даже любимые песни о разбитом сердце Чонин не смеет петь за домашним роялем. Впрочем, ему с лихвой хватает сцены, где ему будут рукоплескать поклонники. Завтра как раз сможет излить душу. Завтра как раз Хенджин улетает в Париж, чтобы открыть свою выставку. Чонин правда старается. Его нельзя обвинить в том, что он не поддерживает своего парня. Когда это была первая выставка Хенджина заграницей, он из кожи вон вылез, чтобы переставить свое расписание так, чтобы быть рядом в тот значимый день. Он ведь значимый и для него тоже: когда Хенджин счастлив, счастлив и Чонин. Чонину всегда интересно слушать воодушевленные рассказы Хенджина о его художественных находках или идеях о новых картинах. Как может не быть? Говорил бы кто другой, может, слова бы стекали мимо, как вода сквозь пальцы, но это же Хенджин. С его страстностью можно завороженно слушать даже о самых занудных вещах вроде различий в оттенках коричневой краски, при этом позабыв, что рука все еще держит палочки с рисом. Но у Чонина тоже есть свои мечты. И с каждым днем он становится к ним все ближе и ближе. Людей на концертах все больше, узнают на улицах все чаще, и он не хочет останавливать этот мчащийся поезд — его быстрая скорость ему очень нравится. Хорошо, что многим людям тоже нравится, когда Чонин делится своими страхами, душевно оголяясь перед толпой — так даже легче, когда людей много. Под слепящим светом софитов их и вовсе не видно. Кажется, что ты наедине с собой, но при этом знаешь, что тебя услышат. Но когда среди этой темной толпы есть еще *тот самый* человек*,* то **кажется, будто за спиной расправились крылья. Наверное, те самые, которые бывают только тогда, когда сердце до краев наполнено нектаром любви. Увидеть сверкание глаз и мягкую улыбку Хенджина долгое время было легко, ведь он был одним из десятков. Света софитов не было, потому что выступления были гораздо скромнее. Теперь, даже если сильно напрячься, Хенджина не увидишь — яркие прожекторы бьют в сетчатку, а все люди внизу смываются во что-то одно, сигналя о себе лишь фонариками телефонов, похожие на сверчков в темном лесу, которые указывают путь. Несмотря на это, Чонин всегда чувствует, что Хенджин рядом, даже если его не видно. Конечно, это его самые счастливые выступления. Давно их не было. Чонин знает, что Хенджин тоже старается. Они оба очень стараются. Многие пугали их, что надо выбирать что-то одно, тем более, когда вы молодые и только начинаете жить по-настоящему. Мол, либо карьера, либо любовь, и третьего не дано. Лучше сосредоточиться на чем-то одном и направить туда все силы, увеличив шансы на успех. Было бы все так просто, загоревшихся звезд на небосклоне признанных талантов было бы гораздо больше. И есть множество примеров, когда люди не выбирали, а успешно совмещали. Этим Чонин себя и утешает. Больше нечем, кроме поддержки друзей, которым уже неудобно рассказывать, что в очередной раз пошло не так. Они скажут ему не винить себя, что иначе поступить нельзя. В крайнем случае — дадут совет, если он и правда зашел куда-то не туда. Но успокаивать себя, говоря, что напряженная тишина за столом скоро прекратится и все вернется, как было раньше, Чонин уже не может. Так все и должно было быть: сойти на спад. Сам ждал, так чего теперь жаловаться? Чонин хочет предложить Хенджину расстаться. Он не виноват, что не может полететь с ним, хотя старался. Чонин не виноват, что часто устает так, что забывает поесть, не говоря уже о силах на то, чтобы его поддерживать. Хенджин не виноват, что у него теперь слишком забитое расписание, чтобы приходить на концерты хотя бы раз в месяц. Он не виноват, что занят воплощением своей мечты, а Чонин — своей. Когда на них двоих свалилась слава быстрее, чем они рассчитывали, а головой закружилась от количества предложений, на которые раньше они могли только рассчитывать, обсуждая яркое будущее между собой так, будто оно точно случится… Никто из них не ожидал, что оно и правда случится. Сказанное с каким-то детским энтузиазмом, разделенное лишь на двоих — потому что знаешь, что второй точно поддержит во всем, да и сам такой — видимо, оно обладало чем-то поистине волшебным. Слова это, тон ли, а может, то, что рядом был тот, кто не просто слушал, а слышал… в любом случае, Чонин готов поверить, что они сотворили настоящее колдовство. И много работали, конечно. Но все много работают. Он же смог обмануть эту жизнь, когда предложил Хенджину расстаться? Тогда почему бы и здесь не поверить, что ты нашел тайную лазейку мироздания? Да, наверное, так оно и работало. Только Чонин не подозревал, что за эти волшебные слова цена будет такой высокой, почти неподъемной. Если это те самые страшилки о взрослой жизни, которыми их кормили сначала в школе, а потом и в университете, то ему хочется повернуть время в спять. Год назад у них не было и четверти того, что есть сейчас. Год назад была непоколебимая вера, что все их старания окупятся, и так и произошло. А значит, они должны быть счастливы, да? Вот только теперь Чонин боится, что их стараний ради друг друга, какими бы искренними они ни были, может быть совсем недостаточно, чтобы заполнить ту пустоту, которая растет между ним и Хенджином. И виноваты в ней они оба. А вроде как, и не виноваты вовсе. Рука все еще сжимает другую, губы все еще целуют перед тем, как заснуть, но еще чуть-чуть, и пропасть станет достаточно большой, чтобы в нее можно было опустить гроб, где будет лежать их умершая любовь. Прожила свои три года. Чонин, по натуре прагматик, сейчас почему-то совсем не хочет верить словам, которые засели в его голову с того дня, как он случайно услышал их подростком. Тогда он поверил в них сразу — да что там, его первая песня была как раз об этом. А теперь, когда сам дошел… по иронии судьбы, вера в худшее раскалывается в самый темные времена, и сменяется светлой надеждой на то, что все еще можно исправить. Предложение о расставании в тот день так и не сходит с губ, но пальцы сами выводят строчки в блокноте. О том, что все невзгоды когда-то обязательно заканчиваются. Просто случаются они всегда и со всеми. Это пройдет, как и все остальное. Это можно пережить. Перед тем, как Хенджин, уже сложивший чемодан в багажник, сядет в машину, Чонин привычно, но боязливо обнимает его и робко шепчет на ухо: — Давай расстанемся, но через год, — так, будто боится спугнуть раненое животное, к которому еще нужно приложиться усилия, чтобы подойти, взять на руки и попытаться вылечить. Чонин надеется, что если они переживут этот год, то расставаться и не придется вовсе. Ответные объятия одновременно крепки и трепетны так же, как и его недавно обретенная вера. Ответный шепот у Хенджина выходит не таким же робким: — Давай.***
Проходит немногим больше, чем год, когда Чонин с улыбкой предлагает: — Давай разведемся через год. Наверное, не лучшие слова сразу через три часа после того, как они дали клятву любить и защищать друг друга вечность. Но никто же не говорил о том, чтобы быть рядом эту же вечность? Потому что Чонин попросил убрать эти слова. Он уверен, что будет любить Хенджина вечность. Это пугает — позволить себе любить с такой силой, что ты думаешь, будто время над твоей любовью не будет властно. Но после того, через что они смогли пройти вместе… Чонин не перестал бояться, но надежды и веры в нем больше, чем сковывающего страха. Уверенности в том, что он готов защищать Хенджина и поддерживать тоже не убавилось. Но вот быть рядом всегда… вечность. Чонин три раза переспросил, точно ли Хенджину нормально, если в этом клясться они не будут. Чонин все еще уверен, что если он это пообещает, сказав вслух, то не клятва, а какое-то невидимое проклятье, которое забирает от него людей, точно воплотится, почувствовав, что ему дали хозяйские права. Задуматься о том, что Сынмин и Минхо все еще рядом… Чонин не хочет. Это другое. Друзья сидят неподалеку и, как всегда, что-то не поделили и пререкаются. Чан рядом с Минхо и Чанбином рядом с Сынмином даже не пытаются им мешать — хорошо знают, что тогда не сдобровать уже им двоим, если полезут в разборки своих парней. Кажется, познакомить своих друзей с друзьями Хенджина было не таким уж и плохим решением. Хотя бы Джисон и Феликс танцуют с широкими улыбками на лице, но у этих двоих всегда свой особенный рай. Побудешь рядом, и захочется либо сбежать, либо остаться, заразившись любовью такой сладкой, что на вкус она точно как сахарная вата. Чонин смотрит на друзей и не может поверить, что… это все правда происходит. Их общие друзья, ставшие семьей, тепло которой он никогда не знал, водопады цветов, созвездия гирлянд, розовато-фиолетовые краски неба и счастье вокруг, которое можно чуть ли не потрогать — все это он и представить не мог год назад. Как много может поменяться всего за год. Как только Хенджин и Чонин пришли к освобождающему, хоть и поначалу удручающему заключению, что не только всех денег мира не заработаешь, но и восхищенная толпа никогда не согреет так, как тепло родных рук, то перестали соглашаться на все подряд, став более избирательными. Все решает их выбор: либо сначала ставить в расписание всевозможные, конечно же, самые важные — они всегда такие — встречи и мероприятия, которые помогут карьере, капиталу связей, продвижению, либо… запланировать время, которое они проведут только вдвоем. И не переносить его. Конечно, сначала это звучало совсем смешно и нереалистично. Самая предвкушаемая встреча в графике — одновременно самая сложная. Но они справились, ни разу не пожалев об отказах, которые пришлось озвучить другим людям. Более того, большинство из этих людей, если это было возможно, были готовы на уступки, хотя ни Хенджин, ни Чонин еще не настолько знамениты, чтобы диктовать свои условия. Поэтому что-то они потеряли. Но едва ли вспомнят, что именно, если спросить их прямо сейчас, когда, медленно покачиваясь, они танцуют на своей свадьбе под свою любимую песню. Джисон и Феликс смотрят на новоиспеченных молодоженов, без устали улыбаясь, потому что… в какой-то степени, этот незабываемый вечер — их рук дело. Именно они сделали так, чтобы предложение руки и сердца их друзья сделали в один день. Если бы не Феликс, узнавший, что Чонин уже точно запланировал, когда хочет встать на одно колено с раскрытой коробочкой с кольцом… надо сказать, узнал он это только тогда, когда Чонин затащил его в ювелирный магазин, чтобы друг ему помог. У него хороший вкус, и советы он всегда дает мягко, поддерживая — то, что нужно в столь пугающем для Чонина деле. Точно не громкий Джисон, уверенный в своей правоте Минхо или слишком спокойный и при этом слишком дурачащийся Сынмин. Кто же знал, что Феликс разболтал все Джисону в тот же день за ужином. Чонин вот точно не знал о том, что Хенджин уже купил кольцо, но с датой или местом не определился — ждал вдохновения. С кольцом получилось, когда что-то торкнуло его на одной из улочек Японии: витрина ювелирного магазина чем-то зацепила. Такие импульсы скоротечны и непостоянны, но Хёнджин как-то уживается с ними. Планирующий все на месяц вперед Чонин не понимает, как он тоже с ними уживается. Наверное, потому что Хенджин все же ответственно подойдет к тому, что для него важно. Иначе бы то предложение со специальным временем на двоих в общем расписании, которое сделал Чонин, не сработало бы. Так что у одного из них уже был четкий план, когда нужно будет сделать один из важнейших шагов в своей жизни: только не полностью, а согнувшись в колене и опустив его на землю. Оставалось дело за вторым. Феликс об этом знал. А Джисон знал о туманных планах Хенджина. Оба решили, что это будет незабываемо и прекрасно, если предложение руки и сердца их друзья сделают вместе. Предвкушая, как будет до конца своих дней напоминать о своей важной роли, Джисон активно вел словесные работы, чтобы надоумить Хенджина, что сделать предложение ему нужно в один конкретный день, а потом и в одном конкретном месте (когда с ним определился Чонин, беззаботно рассказавший все Феликсу). Что только не шло в ход: и правильное расположение звезд, и календарь праздников, который был придуман самим Джисоном, потому что интернет не выдавал ничего подходящего, были даже угрозы, что Чонин может уйти, если скоро не увидит на своем пальце кольца. Очень красивого, кстати, поэтому сколько еще ему пылиться в этой душной бархатной коробке? Скоро задохнется и придет в негодность. Хенджин смеялся, но все же слова Джисона на него подействовали. Ему стоило заподозрить что-то неладное, но, привыкший к предложениям расстаться через год, Хенджин… надеялся на другое, конечно, но не скоро, поэтому и сам робел. Но его счастье, энтузиазму и энергичности Джисона можно только позавидовать: так много, что он готов отсыпать каждому, а уж своему давнему другу — с лихвой отдаст. Так и получилось, что в один день Хенджин и Чонин принарядились по особому случаю, уверенные, что другой думает, что особый случай — это поездка в красивое место на природе. Совместная любовь к фотографиям никуда не делась, а стала хорошим поводом куда-то вместе выбираться. В этот раз еще и с общими друзьями. Просто так, а не потому что те пообещали ничего не подозревающим Чонину и Хенджину, что сделают столько кадров, что они неделю будут их отбирать. Так и получилась серия фотографий (которая потом получила заслуженное место в альбоме и рамках), где они сначала красуются у живописных мест, а потом, дойдя до самого лучшего из них — у лазурного озера и темных гор вдалеке — медленно осознают, что другой удивляется дороге из лепестков роз и шарикам в форме сердечек не потому, что тронут, а потому что… это должен был быть его сюрприз. Тот взгляд, которым они наградили в Джисона, который и предложил им подпортить природу шариками и цветами, сложно описать словами. Напряженно засмеявшийся тогда Джисон тоже не хотел бы о нем вспоминать. Неважно, что друзья были готовы его удушить — и речь не о Хенджине или Чонине. Главное, что как раз таки и Хенджин, и Чонин в тот день с широкими улыбками и влажными щеками из-за дорожек слез обменялись кольцами. В тот день они были помолвочными, сегодня же — обручальными. Чонин готов ту самую вечность любоваться тем, как переливается на теплом закатном свету драгоценный камень и белое золото. Как идеально кольца подходят его руке и руке любимого человека, ставшего его мужем. Его муж. С ума сойти. И при этом нарушать традицию Чонин не смеет, поэтому предложил развестись. Сегодня — самый лучший день для таких неподходящих времени и месту слов. Хенджин, наверное, думает так же. Или ожидал того самого предложения. Чонин заметил, как он странно посматривал на него после того, как прошел год с прошлого раза. Хорошо, что Хенджин не озвучил эти слова сам. Из его уст они бы звучали совсем иначе. Из его уст гораздо правильнее и приятнее звучит ответное, произнесенное с такой же мягкой улыбкой, которая украшает его лицо лучше любых дорогих костюмов или сверкающих драгоценностей: — Давай.***
Всю жизнь Чонин боялся. Завтра он проснется и обнаружит себя… одного. Снова одного. Многие его действия проистекали из источника страха. Но любовь вошла в его жизнь, сняла одежды, сотканные из попытки защититься от, казалось бы, неминуемого, и оставила нагим. Она не спрашивала разрешения, но все равно делала все мягко, не пытаясь напугать еще больше. Любовь, как это обычно бывает, не стучится в дверь и не уходит, если ей отвечают, что сейчас не время, не место и, вообще, я занят другими делами. Она будто неуловимый ветер способна проникнуть даже в самые маленькие щелочки. Поначалу часто отвергаемая, позже она становится частью того противоположного чувства, с которым идет рука об руку — страха потери. Чонин раньше думал, что страх этот — лишь его собственный. Хенджин им не страдает. Он не задается по ночам вопросом: а если завтра все закончится? Он точно не боится жестокого молчания в ответ на слова любви. Почему-то раньше, когда Хенджин в людных местах часто клал ему руку на плечо или шею, Чонин… не придавал этому значения. Он думал только о том, что его партнеру нравится чувствовать, как они близки, и только. Только спустя годы с первой их встречи Чонин понял, что был не прав. Что он — не уникальный, а его страх повсеместно живет в сердце каждого человека, будь оно или открыто для других, или все же закрыто на ключик. Любовь, которая оставалась константой и только крепла с годами, дала понять, что бояться потерять — это нормально. Выбор, по сути, у любого человека небольшой: делать из страха или из любви. Но выбирать все же можно, и этого достаточно, чтобы быть свободным и жить счастливо. Дело не в том, что кто-то не боится, а в том, какой выбор человек решает совершить. И все. Чонин боится все так же, но в этом году не предлагает Хенджину расстаться (точнее, теперь уже развестись) через год. И он уверен, что ему не кажется, когда его муж спустя ровно год сжимает его в объятиях чуть крепче. Будто боясь потерять. Но Чонин отодвигается, мягко улыбаясь в ответ, и на лице Хенджина отражается счастье.***
Спустя неделю происходит кое-что странное. Чонин редко обращает внимание на новости, но эти он услышал. И хоть это очередная война на другом континенте, слова о ядерной угрозе цепляют его ухо вниманием. Конечно, это абсурд. Никто не хочет разрушить весь мир. Только мир врага. Но тяжело это сделать, когда живешь вместе с ним на одной планете. И червячок страха снова заползает куда-то под грудную клетку. Этому паразиту легко это сделать, ведь сердце для него всегда будет открыто. Чонин старается выкинуть новости из головы и продолжить наслаждаться жизнью. Уже через месяц они с Хенджином полетят в любимую Японию — и это то, о чем думать гораздо приятнее. Но через еще одну неделю мир накрывает ядерный взрыв. Густое темное облако, похожее на огромный гриб, не заканчивается и не рассеивается со временем. Взрыв пожигает небеса и распространяется по миру будто огненный смерч. Если бы кто-то наблюдал из космоса, то удивился бы мириадам огоньков, атаковавшим земной шар. Новости говорят, что наступил конец света. Что… люди взорвали сами себя. Хенджин и Чонин уже знают об этом, но все равно смотрят телевизор, сидя на кухне с бокалами вина. Может, сейчас скажут, что это шутка. И жуткая вероятность прошлого, о которой забыли на долгие годы, так и не случится. Ученые утверждали, что взрыв не может расплавить атмосферу. Но это было десятки лет назад, и мир изменился. И если даже об этой жуткой вероятности знали, правят миром не те, кто работает над оружием, а те, кто за него платят. Эти люди готовы откинуть слабенькую вероятность разрушить весь мир как что-то неважное. У них нет страха, как давно нет и души, наверное. Как если бы какое-то большое существо взяло шарик и решило поднести его близко-близко к огню зажигалки. Но существо это — маленькие люди, решения которых имеют большие последствия. Размером с одну планету уж точно. Новости, которые в их стране все еще живы, говорят, что осталось два часа до того, как весь мир сгорит как спичка. Часть планеты уже безнадежно и безвозвратно мертва. Люди побросали работу, а полки магазинов опустели — все продается по скидке в сто процентов, когда работников магазина нет. На улицу лучше не выходить — грабеж и насилие благоухают словно распустившийся цветок. Все посходили с ума, но это самая нормальная и честная реакция, когда людям говорят, что жить им осталось несколько часов. Хенджин постукивает ногтями по бокалу, а капельки свежего черного лака даже остаются на стекле. Чонин не знает почему, но надел свою любимый костюм. Если им суждено умереть — эта мысль принята, но все еще не осознана — то хотя бы они сделают это красиво. Сложно представить, что делают другие, но Чонин накинулся на Хенджина, когда тот пришел домой, так, будто… не будто. Они скоро умрут. И времени на печаль или слова сожаления у них нет. Есть только на любовь, которая резко стала с привкусом недозрелого зеленого яблока. Побольше времени бы, желательно, еще несколько десятков лет, и плод стал бы спелым. Созрел и упал с дерева жизни в свое, правильное время. Но молодые плоды чужие нетерпеливые руки часто срывают раньше. Хенджин и Чонин говорят о том, как проведут отпуск. Говорят о том, что у Джисона скоро день рождения и надо бы придумать ему идиотский подарок в ответ. Воспоминания о друзьях, с которыми велись переписки несколько часов назад, жгут глаза, но не до слез. Чонин не хочет плакать. Он же знал, что так будет. Все не вечно и когда-то заканчивается. Часто раньше, чем ты думал или желал. Он все это знал, но почему-то это не подготовило его, а только… забрало драгоценные минуты жизни. Теперь Чонин считает их таковыми и успевает поймать себя на сожалении, что тратил время на темные мысли. Они будто маленький личный апокалипсис, каждый раз сотрясали его внутренний мир, в котором покой был таким же неустойчивым, как и в мире внешнем. Ничем в итоге это не помогло. Но понял он это поздно. За пару часов до смерти. Чонин даже не язвит сам с собой по поводу того, что стоило один раз не сказать: «давай расстанемся через год» и… им придется расстаться, но против их воли. Может, его слова и правда были благословением, которое каждый год удерживало их вместе, несмотря ни на что. Хенджин и Чонин вспоминают тот день, в который встретились и как оба поразились красоте друг друга. Вспоминают дешевый кофе из круглосуточных забегаловок, когда они не могли расстаться и гуляли до рассвета. Такого вкусного с тех пор они ни разу не пробовали. Вспоминают каждый первый снег, что встретили вместе. Хенджин просит снова спеть их любимые песни и тихо подпевает в ответ. Будто ленту кинопленки, они прокручивают в своей голове те мимолетные моменты, которые были совершенно обычными, но почему-то запечатлелись в памяти и на сердце безграничным счастьем. Несмотря на то, что скоро случится, Хенджин смеется, а Чонин не может не растянуть губы в ответ. Неважно, что было. Главное, что сейчас, в последние минуты жизни он не один. Говорят, ты рождаешься в одиночестве и умираешь так же в одиночестве. Чонин рад, что хотя бы во второй части этого утверждения стал исключением. Можно сказать, его детская мечта сбылась. Как в сказке, он и его любовь, облаченная в человеческое тело, умрут в один день. — Давай расстанемся через год, — шепчет Чонин со светящимися от слез глазами, когда они уже лежат в кровати. Это его самое искренне признание в любви. Может, если он скажет эти слова, то сможет обернуть все вспять, исправить неизбежное. Будто фильм поставили на обратную перемотку, решив посмотреть сначала. Они умрут, судя по яркому и стремительно приближающемуся свету за окном, через пару минут, а Чонин… не хочет терять Хенджина. И знает, что тот думает так же, когда шепчет в ответ: — Давай, — его лицо будто освещает тысяча лампочек разом, когда цепная реакция взрыва доходит и до них. Через год они снова не расстанутся. За секунду до смерти Хенджин и Чонин прижимаются друг к другу, чтобы навек остаться единым целым. Последний поцелуй за секунду до взрыва на вкус как спелая вишня с кислинкой, а по ощущениям как те самые искры, которые покалывали все тело, когда они впервые шли по улице, взявшись за руки. Но уже через секунду от них не то что обгорелых статуй, которые бы запечатали красоту момента в вечности. Нет, от них не остается даже пепла, который бы мог разлететься как стая бабочек по всему миру. Ведь мира этого больше нет.