Dragon of Dorne

Алейна Таргариен была яркой и любящей девочкой, она росла в замке вместе со своими сводными братьями и сестрами - Эйгоном, Эймондом и Хелейной - и никогда не оставалась одна настолько, чтобы почувствовать себя нежеланной или нелюбимой. С годами Эйгон уносил её на Санфайре к горизонту, над спокойными океанами и бурными морями, когда она плакала в его объятиях о своем драконе, который не вылупился. Это Хелейна нашептала ей драконьи сны о звере, тихом и сером, что прятался между облаками и проносился по поверхности океана. Это Эмойнд разыскал дракона, и Алейна крепко держала его, когда они летели на драконьей спине на Вхагаре, чтобы она могла наконец назвать его своим. Это были три её брата и сестра, которые беззаветно любили её, даже если она была не полностью их крови, а лишь наполовину. Именно трое её братьев и сестер, которыми она восхищалась с такой любовью и благосклонностью, побудили её взять себе дракона, столь дикого и свободного, что она смогла оказаться там, где оказалась в этот момент. *** Алайна летела на драконьей спине на своем скакуне - робком и молодом драконе, который провел годы, охотясь за морем и прячась среди облаков. Серый призрак. Самый почетный партнер, если Таргариен захочет найти в драконе такое качество. Проведя большую часть своих лет в скитаниях по замку, она наслаждалась свободой полета при любой возможности. К сожалению, такая возможность выпадала ей реже, чем хотелось бы - и её опекающий отец, и добрая мачеха боялись потерять девочку, как её отец потерял мать. *** Алейна была совсем крошкой, когда её мать ушла из жизни, и едва задыхалась в этом новом мире, когда её мать проводила её в последний путь. В Замке не было портретов, но отец говорил, что у неë были глаза её матери - темные и теплые, как прекрасный осенний вечер, когда земля, глубокая и грязная, расцветает всеми оттенками падающих листьев и прорастающих цветов. У неё был и цвет лица - бронзовый, сияющий в свете факелов в каждом углу её дома. Но её волосы, длинные и закрученные локоны, были тем, что делало её происхождение несомненным. Роскошные белые локоны, спадающие дикими и беспорядочными волнами, ниспадали ей на спину. Отец говорил, что они похожи на волосы его первой жены, и иногда, когда он смотрел на неё, ему казалось, что он смотрит в глаза призрака или тени эха. Алайна никогда не была уверена, видит ли он свою первую жену или последнюю, но каждый раз, когда она видела его взгляд, её сердце сгорало от жалости к этому старому и разлагающемуся человеку, который просто жаждал любви и ласки от женщин, умерших жестокой и недоброй смертью. Её мачеха была религиозной женщиной, настолько заботливой и сострадательной, что, хотя Алейна не была её родной крови, она относилась к ней как к родной. Алисента растила её как родную, любила и лелеяла, видела в ней продолжение не только Визериса, но и своих собственных детей. Они росли вместе, любили друг друга и держались рядом. Алейна была тайной, которую Алисента хотела сохранить навсегда. Рейнира уже отняла у сына глаз, отняла у Алисенты достоинство и уважение, которым она когда-то пользовалась при дворе. Алисента не могла допустить, чтобы Рейнира забрала и её младшую дочь. Не тогда, когда им так долго удавалось скрывать её. Визерис пытался убедить Алисенту, что он не скрывал девочку от старшей дочери из чувства стыда, но она знала лучше. Она знала, что возникнут вопросы из-за цвета её глаз или лица - вопросы, на которые Визерис не хотел отвечать. Поэтому, когда она достаточно подросла, возможно, в два или три года, Алейну отправили жить к семье её покойной матери в один из городов Дорна, где её обучали обязанностям леди, пока она не смогла вернуться домой и освоить обязанности принцессы. Когда Рейнира ушла на Драконий Камень, Деймон был рядом с ней, а её муж мертв, Алисента тихо вздохнула с облегчением. Её горло сжалось от благодарности за отъезд Рейниры, ведь это означало, что ее маленький ребенок сможет вернуться домой из Дорна. Когда Алейна вернулась в Королевскую Гавань, она оплакивала брата, потерявшего глаз, а он утешил её, сообщив, что получил взамен дракона. Эймонд взял с неё слово больше не проливать слез из-за достойной жертвы и заверил, что теперь у него есть самый большой дракон во всех Семи Королевствах, и он поможет ей заполучить своего собственного. Она все еще сопела, прижавшись к брату, безутешная от пережитого им насилия, но все же смирившаяся. Лишь несколько лет спустя братья помогли ей найти спутника жизни в лице большого и застенчивого дракона. С тех пор Алейну стали обучать обязанностям принцессы, и если она не была у братьев, то держалась рядом с Алисентой. Алисента не могла объяснить свою любовь к девочке, она почти не разговаривала с матерью девочки - своей сестрой-женой - до того, как та скончалась. Но эта любовь росла так быстро, что вскоре ей стало казаться, что она просто смотрит на родного ребенка. *** Алейна вспоминала те моменты, когда ехала на своем драконе, и сердце её становилось все мягче, когда она думала о той привязанности, которую получала от своей семьи. Она была лишь наполовину Таргариеном, но полностью принадлежала им. Возможно, именно поэтому время пролетело так быстро: небо стремительно темнело, и она не успела осознать, что уже, наверное, несколько часов бороздит морские просторы на своем терпеливом скакуне. Она резко вдохнула, и темнеющее небо напомнило ей о том, что сегодня вечером ей предстоит ужин с семьей, и её Кепа тоже будет там. И как же она по нему скучала. Отец. Её отца держали на маковом молоке, он был слишком далеко в своем уме, чтобы отличить её от Эммы и её собственной матери, от Рейниры и от неë самой. *** Сегодня Вэймонд и её племянник Люцерис подали прошение о Дрифтмарке. Её дедушка - просто по имени - Отто Хайтауэр попросил, чтобы она не появлялась в замке до тех пор, пока все дела не будут улажены, затем она могла вернуться в замок, когда все вернутся в свои покои, и если всё пойдет так, как надо, то на следующее утро Рейнира вернется со своей семьей на Драконий Камень, и все будет улажено. Эти планы изменились, когда Визерис отказался от макового молока, попросив вместо этого устроить званый ужин в тот же вечер. В этот момент он позвал её, подтащил ближе и положил нежную руку на изгиб её щеки: –Мое милое дитя, я поступил с тобой неправильно. Я прятал тебя вдали от твоей крови. Но больше не надо - сегодня ты познакомишься со своей сестрой и племянниками. Сегодня ты познакомишься с моим братом - твоим дядей. Она нервничала из-за его слов, беспокоясь о том, что её сестра не полюбит её, потому что они не были полностью одной крови. Боялась, что племянники причинят ей боль, как они причинили Эймонду. Беспокойные шепотки роились в её голове, пока она отдыхала в своих покоях, ожидая, когда начнется рассмотрение прошения о Дрифтмарке, прежде чем она сможет улизнуть, чтобы покататься на своем драконе. Эйгон пришел к ней перед началом прошения, и, несмотря на все свои недостатки - пьяный, раздражительный человек, которому никогда не давали возможности быть ребёнком, а просто вызов на трон, которого он не хотел, - он был прекрасным слушателем и утешал её, когда слышал, как она вслух говорит о своих страхах. Вскоре Эйгону пришлось уйти, хотя и с большой неохотой. А Алейна, воспользовавшись моментом, пробралась по туннелям Крепости, чтобы найти своего дракона и остаться при этом незамеченной. *** Алейна возвращалась к крепости, в горле стояла тяжесть, а в животе порхали бабочки. Её не тошнило, но это было что-то близкое. По мере приближения к крепости Алейна начала задумываться о том, как все это будет происходить. И даже распрягая своего величественного бледного зверя, она не позволяла себе вырваться из пут своего разума - боялась отвернуться и вернуться в небо, не решаясь сделать и шага в сторону. *** Алисента была недовольна решением Визериса познакомить Алейну с Рейнирой. По правде говоря, никто не был доволен, и часть Визериса тоже колебалась. Он боялся, что девочка может быть отвергнута, как и все остальные его дети. Визерис не был слеп к фаворитизму, в который он играл, и к чувствам, которые его дети питали друг к другу. Но, упиваясь маковым молоком, он не обращал внимания на подобные мысли и не замечал дисгармонии, царившей в крови его драконов. Он все больше беспокоился, не приступая к пиршеству, и беспокойно ждал прихода дочери, не обращая внимания на любопытные взгляды Рейниры и Деймона. Его мысли стали блуждать, когда он представил себе все ужасы, которые она могла пережить во время полета за море, и стал винить себя за то, что позволил ей уйти так поздно или, по крайней мере, не послал Эйгона или Эймонда в качестве компании. –Есть ли причина, по которой ты ждешь, брат? Голос Демона звучал спокойно, но в нем слышалось растущее разочарование: все сидели в напряженном молчании, ожидая, когда король сделает свой ход. Визерис, казалось, не слышал его, и Деймон раздраженно закатил глаза. Вместо этого он повернулся к своей жене, бросив взгляд на пустой стул, стоявший между Эйгоном и Эймондом: –Где моя дорогая дочь? Боюсь, без неё мы не сможем начать. Алисента открыла рот, чтобы ответить, но тут из-за спины Визериса раздался печальный голос, в котором прозвучала озабоченность: –Я здесь, чëрт... –Я уверена, что она уже в пути, любовь моя. Ренира обвиняюще посмотрела на Алисенту, и той захотелось рассмеяться от недоумения. То, что Рейнира сделала такое обоснованное заявление, считая, что её отец так ласково говорит о ней, а не о другой, было очень забавно. Это делало возможность встречи Рейниры со своей младшей сестрой несколько более приятной. –Если вам будет легче, ваша светлость, я могу сходить за девушкой. Она, вероятно, забыла о своем обещании пообедать, отвлеченная своими книгами и драконами. Отто говорил неуверенно, зная, что девушка отправилась кататься на драконе только по его приказу, и хотя Визерис в свое время согласился, напоминание об этом, когда он так измучен переживаниями, никому не принесет пользы. И, возможно, какая-то неохотная часть Отто, та самая, что заботилась и любила его милую Хелейну, полюбила и Алейну. Алисента заговорила, сжимая пальцами кожу на большом пальце. Это было явным признаком её беспокойства по поводу отсутствия дочери: –Да, это было бы... Двери открылись, но объявления не последовало. Вместо этого по коридору разнесся взволнованный голос девушки, беспорядочно одетой в чопорное светло-голубое платье: –Кепа! Прости меня! Я и не заметила, как стало поздно. Деймон Таргариен был человеком немногословным, предпочитая проявлять свой гнев на поле боя или страсть в стенах своих покоев. До сих пор он сидел молча, и только кивок, приветствующий брата, когда тот присоединился к ним, свидетельствовал о том, что он действительно внимателен. И вот теперь он смотрел на девушку, стоявшую перед ним: щеки разгорелись от холодного ветра, обдувавшего их, а глаза пылали от такой свободной езды на драконе. Он почувствовал, как тепло начинает наполнять его кровь, а его лицо стало пассивным, так как его глаза горели при виде неё. Кто была эта девушка? Была ли она его племянницей? Она называла Визериса отцом, но, конечно, её мать не могла быть Алисентой? Была ли она бастардом, как его собственные приемные дети? Или сирота, которую они пожалели и приютили? Деймон знал одно: девушка, стоявшая перед ним - с робкой улыбкой, - заинтересовала его. В нем разгорелось пламя, которое он долго считал погашенным - укрощенным и закаленным Лейной Валерион. Погашенное Рейнирой Таргариен. Та Рейнира, в которую он влюбился все эти годы, была уже не той, на которой он женился в тот день на Драконьем Камне, но у неё были глаза Рейниры, её волосы и лицо, её голос и её прикосновения. Деймон убеждал себя, что ему нужно время, чтобы перестроиться, принять её такой, какая она есть. У них было двое детей, и еще один на подходе. Деймон смирился, уступил. И все же он чувствовал себя наполовину тем человеком, которым был раньше, и лишь унцией того война, который когда-то воспламенял его душу. Теперь же, когда фиолетовые оттенки перекликались с коричневыми, он чувствовал, как дракон внутри него разгорается и восстает из пепла опаленного и сожженного человека.