Vienen Milagros

Пропади пропадом этот Туманный Альбион. Воспоминания о ярких красках её родного солнечного Эльдорадо болезненно саднят в душе, и Альма, закрыв глаза, представляет, что она всё ещё там, в Колумбии, ну или хотя бы в их с Педро доме у зелёных холмов Анбото. Открывает — а за окном вся та же монохромная серость Лондона, небо, затянутое плотным пологом облаков, точно сшитым из грязных простыней, и автобусы, рассекающие мрачное тело города кроваво-красными ранами. В Европе зреет война, как у маглов, так и у волшебников, Гриндевальдовский террор уже терзает Францию и Германию, не ровен час доберётся до Испании, но он побоится вступить ногой на Британские острова. Альму поражает непоколебимая уверенность мужа в этом Дамблдоре, всего-то школьном учителе, страшась которого, говорят, Гриндевальд и не сунется в Англию. Педро обещает, что всё это временно. Педро клянётся, что любит её — любил бы, послушался бы, раз надо бежать, бежал бы с ней на её родину, что им там до войны, только вот для европейцев мир будто Европой и заканчивается. Альма правда любит Педро, но, нет-нет, порой жалеет, что не послушалась родню, твердившую ей не выходить за спаньярда, пускай он и был красив, умён и чистокровен. Родня её так и живёт в крупнейшем магическом городе мира, в самом сердце волшебной Южной Америки, а Альма вынуждена отсиживаться среди гринго, у которых есть одна лишь Косая Аллея, и та всего на несколько улиц. — Прогуляемся? — приобнимает её сзади Педро одной рукой, вторую сжимает в кулак. Она отворачивается от окна и прислоняется головой к груди мужа. — Нам всё ещё нужно сходить в местное Министерство и запросить разрешение на использование Расширяющих… Сначала это было разрешение на строительство дома в Лондоне, которое здешние маги ещё и должны обговорить с магловским правительством, затем — запрос на строительную команду, затем — присоединение к каминной сети, теперь — Расширяющие чары, и всё это стоит многих и многих золотых галеонов. Столько средств вложено в этот временный дом, что Альма начинает подозревать, что в слово «временный» Педро вкладывает какой-то свой смысл. — Иди сам. Или ты обратно хочешь, чтобы я пообщалась с жёнами министерских чиновников? — шепчет она, чтобы не привлечь внимания снующих по строящемуся дому рабочих. Муж улыбается смущённо-растерянно, значит, догадка правильная. Целует в висок, заставляя Альму улыбнуться в ответ. — Я отвратительно говорю по-английски. — Моя гениальная жена всему научится с должной практикой. Пошли? Лёгким движением палочки тёплая мантия на ней превращается в длинное пальто, которое не привлечёт внимание на улице полной маглов, а простая домашняя коса расплетается и укладывается в причёску по здешней моде. Педро так же трансфигурирует одежду, однако от внимания его жены не ускользает то, что он прячет от неё левую руку. — Покажи ладонь, — звучит её голос твёрдо и требовательно. — Педро. Он неохотно её слушается. Левая ладонь изуродована глубоким порезом по диагонали, слишком ровным, чтобы быть случайным. — Я думала, здесь позапрещали все ритуалы с кровью. — Скажем, amor, им не обязательно знать всё, что творится в нашем доме. Не переживай, всего-то пара защитных рунных цепочек. Времена неспокойные. Какие руны использовал Педрито, ей невдомёк. Муж у Альмы находчивый, но отчаянный храбрец, ему многое могло взбрести в голову. Вопрос этот она решает отложить на потом, накладывает на его рану лечащее заклинание и выходит с ним под руку из дома. Среди однообразных, мрачных зданий лондонской улицы разноцветный фасад их дома смотрится до нелепого пёстрым, сюда не вписывающимся, точно залетевший в стаю ворон попугай-гуакамайо. — Скажи, наша Касита здесь самая красивая. — Касита? — удивляется Альма. — Смотри, не привяжись слишком сильно. Мы здесь всего на пару лет, вернёмся в Анбото сразу, как всё утихнет. Он переплетает их пальцы, и от его живого тепла внутри, словно свеча в ночи, забрезжит слабый лучик надежды, что эти несколько лет в Англии будут не такими уж невыносимыми. Лишь бы Педро был рядом.