От заката до рассвета

      Весна обычно всеми и неизменно, даже если на то и не всегда есть особые конкретные предпосылки, воспринимается новым началом, новым стартом, новой точкой отсчёта. Такое огромное количество людей в ночь на первое января обещает себе и друг другу обязательно начать новую жизнь с нового года, сесть на диету, записаться в спортзал, найти новую работу, но мало кто преуспевает. То ли дело весной. Весна – это победа, победа солнца и тепла над зимой, над холодом, над промозглым унынием. Победа самой жизни. Именно поэтому с её приходом становится куда легче начать выполнять все данные обещания, даже если несколько предшествующих месяцев о них ни разу не вспомнили.       Вот и полковник Ухватов не мог припомнить, планировал ли он начать что-то новое непременно с первого января, но сейчас, с приходом весны, определённо чувствовал в себе силы и желание для этого. Однако прошлое неожиданно не желало сдавать позиции, напоминая о себе и вмешиваясь в жизнь самым внезапным образом. Но, не покончив с ним, не закрыв в нём все открытые ящики Пандоры, невозможно было беззаботно отправляться навстречу новой жизни. Прошлое всегда чревато будущим.       Андрей проснулся посреди ночи, наверное, оттого, что вдруг перестал ощущать тепло рядом с собой, больше не чувствовал привычного веса Жениной руки на своей груди и его горячего дыхания у себя над ухом. Он открыл глаза, убеждаясь, что соседняя половина кровати действительно пустовала, и наверняка заснул бы снова, если бы не почувствовал слабый, но вполне отчётливый запах табачного дыма, идущего, судя по всему, из кухни. Часы на экране телефона беспристрастно фиксировали время – начало третьего. Это было странно. Не по причине самодовольства, а исключительно ради сухой констатации фактов, стоило вспомнить и отметить, что за всё время, проведённое в этих отношениях, он ни разу не замечал, чтобы Женя, несмотря на приверженность своей вредной привычке, курил после того, как они занимались любовью. Однажды Андрей, как человек некурящий, но видевший достаточно фильмов, даже в шутку поинтересовался причиной этого. На что получил ответ, воспоминания о котором до сих пор заставляли сердце сжиматься от приятной трогательности. Женя тогда просто и понятно объяснил это тем, что: – Перекур после близости – это уважительный и не вызывающий подозрений повод ненадолго остаться одному, наедине со своими мыслями. А я не хочу оставаться со своими мыслями, я хочу как можно дольше побыть с тобой. Тогда, что же произошло сегодня? Почему он вдруг устроил перекур в такое время? Ещё и в квартире, судя по интенсивности запаха. Надев первое, что нашлось поблизости, Андрей решительно отправился проводить выяснительные мероприятия.       Комаров ожидаемо обнаружился на кухне в компании пепельницы, своего телефона и чашки уже остывшего чая, сидящим при неярком свете одной лишь настольной лампы, стоявшей на подоконнике. – Женя? – позвал Андрей с порога. Тот часто заморгал, словно его тоже разбудили только что, и резко обернулся. – Ты чего не спишь? Иди ложись, я сейчас приду. Но Ухватов только качнул головой и сел напротив него за стол. – Не думаю, что смогу уснуть, пока ты тут чаёвничаешь. – Кстати, чаю хочешь? – спросил Комаров, выдыхая дым в сторону открытого окна. Андрей ещё раз покачал головой, поспешно анализируя всё, что было вечером. Возможно, он чего-то не заметил, упустил нечто важное? Но нет, вроде бы, всё было как обычно, то есть – очень хорошо. – Жень, что-то не так? – Нет, – голос его звучал неуверенно. – Ничего. – Мне кажется, я впервые слышу, как ты мне врёшь, – оторопело посмотрел на него Ухватов. – Я не вру, – Женя немного нервно усмехнулся, потёр переносицу и ещё раз затянулся. – Скорее, недоговариваю. Но там и не о чем разговаривать, правда. – Ты не можешь уснуть, хотя уже скоро утро, сидишь тут в одиночестве и полутьме, сделал чай, но даже к нему не притронулся, и говоришь мне, что всё нормально. Что случилось? – Андрей продолжал напряжённо смотреть ему в глаза в ожидании ответа. Любого, лишь бы честного. – Это по работе. Чисто наши оперские заморочки, успокойся. Так, получил вечером весточку по одному старому делу. Когда ты приехал, нам не до этого было, а потом я так и не уснул, всё думал. Ну, и решил, что тут будет думаться проще. – Можно чуть больше конкретики? – попросил Ухватов, опираясь локтями на столешницу. – А можно мне адвоката? – предпринял последнюю попытку отшутиться Комаров, но наконец не выдержал, вздохнул и начал чистосердечное признание. – Ладно. Но учти, это не под протокол. О деле Грибакова что-нибудь слышал? – Нет, – Ухватов максимально напряг память, но вспомнить ничего не смог. – Он же Лёша Гриб. Всё равно нет? Да и не суть. Есть, в общем, такой персонаж. Брали мы его года два назад, под Псковом. Перед этим он у нас долго был в разработке, настолько долго, что мы его изучили уже, как родного. Зато доказательную базу собрали – просто песня, ни один адвокат бы не придрался. На задержании, правда, всё немного не по плану пошло. – Сильно не по плану? – Ну, я имел все шансы получить медаль даже какую-нибудь, но посмертно, – легко, будто рассказывал о несостыковках в отчёте, обрисовал ситуацию Комаров. – Жень… – потрясённо выдохнул Андрей. – Забудь, обошлось же, – он махнул рукой. – Да и триста семнадцатую за покушение на сотрудника ему бонусом навесили. Как я уже сказал, база у нас была эталонная, как в учебниках, собственно, она-то ему лет на десять, а то и на все пятнадцать, точно должна была обеспечить пребывание в местах не столь отдалённых, но… Комаров снова затянулся, вдавил докуренную почти до фильтра сигарету в пепельницу и задумчиво посмотрел в тёмный проём окна, продолжив: – Но мне птички на хвосте принесли, что есть у них с его адвокатом реальный шанс эти десять лет лёгким движением руки трансформировать в УДО. – И кто у него адвокат? – Лапшин. – Знаю, – кивнул Ухватов. – Матёрый. А откуда у тебя информация? И на каком конкретно основании они собрались требовать досрочное, если, как ты говоришь, там всё железно по доказательствам? – Знакомый, из их адвокатского профсоюза, по секрету рассказал, – Женя разблокировал телефон, нашёл нужный диалог в мессенджере и показал переписку со своим знакомым адвокатом. – Пока не знаю, что они будут делать, но этот Лапшин, кажется, серьёзно впрягся и начал землю носом рыть. – Может быть, не нароет? – успокаивающе предположил Андрей. – Может, – судя по интонации, Комарова это совсем не успокоило. – Мне, собственно говоря, без разницы. Пусть выпускают. – И что же тебя тогда так беспокоит? – Да просто надоело это всё. Не Лёха Гриб с его схемами, а в глобальном смысле. Понимаешь? Стараешься, работаешь сутками, в засадах сидишь и в жару, и в мороз, каждый день жизнью рискуешь, а их всех потом выпускают как за здрасте. – Ну, не преувеличивай. Не прям всех же. – Спасибо и на этом, – с горькой иронией фыркнул Женя. – Знаешь, обычно времени нет задумываться и замечать это всё, вечно бежать куда-то нужно, но в такие вот моменты так остро начинаю понимать, как же сильно на самом деле я устал от этой работы. Особенно, когда она бессмысленная и нафиг никому ненужная. Так хочется послать однажды к чёрту всё и всех, взять и уйти. Пусть сами дальше кого хотят – отпускают, кого хотят – ловят. Да и толку их вообще ловить, если потом всё равно выпустят? Вот возьму и уволюсь. – Куда собрался хоть? – поинтересовался Ухватов. – Да хоть куда-нибудь. Вот, к брату, например, в автосервис. Нормальная же идея, как думаешь? Андрей встал из-за стола, подошёл ближе, ласково погладил по волосам и мягко прижал его голову к своему животу, обняв второй рукой за плечи. Его очень растрогало то, как Женя искренне, наверное, впервые искал у него понимания, поддержки и совета, чтобы дальше строить и планировать свою собственную жизнь. – Думаю, что идея неплохая, если она тебе самому нравится. Но с плеча-то так сразу не руби. Шибанов вообще в курсе этих новостей? – Не-а, – Женя податливо подставился под поглаживания его руки и уткнулся лбом ему в солнечное сплетение, обнимая за пояс. – Что я ему скажу, что мне сплетни пересылают? – Разве, полученной информации недостаточно? – Нет, это просто слухи и домыслы. Иди знай, может, мой знакомый просто зуб на этого Лапшина точит и пытается оговорить, конкретики-то никакой. – На адвоката конкретику найти – нужно попотеть, – посетовал Андрей. – Вот и я о том же, – тяжело вздохнул Женя. – Даже не знаю, что тебе посоветовать. Дело не я вёл, вообще о нём ничего не знаю, и поднять вряд ли смогу. Ладно, утро вечера мудренее, подумаем завтра, что с этим можно сделать, – Ухватов наклонился, поцеловал его в висок и чуть отстранился. – Пошли спать? Женя согласно кивнул, поднялся и выключил лампу. Было что-то неизъяснимо трепетное и очень интимное в том, чтобы вот так поговорить по душам посреди ночи, узнать, что его волнует, почувствовать, как он может довериться, а потом отвести его за руку в спальню, уложить рядом с собой, легко и почти целомудренно поцеловать перед сном. – Спи. Всё будет хорошо, мы обязательно разберёмся. – Ну хватит, прекрати меня жалеть, – проворчал Комаров, пододвинулся ближе и устроил голову на его плече, положив ладонь ему на грудь. – Я не жалею, я искренне хочу помочь, правда, пока не знаю чем, – Андрей прижался губами к его макушке. – Но я придумаю. – Уже помог, спасибо. – Правда? – удивлённо спросил Андрей. – И чем же? – Тем, что выслушал моё нытьё. Ухватов в темноте не видел, но чувствовал его улыбку, когда он касался губами его шеи. – Ой ну и дурень же ты. Женя сонно хмыкнул, прижался теснее и, кажется, действительно стал засыпать, выговорившись и пригревшись в тёплых крепких объятиях. К Андрею же сон ещё долго не шёл, разгоняемый назойливыми мыслями. Но вскоре отступили, улеглись и они, затихнув от твёрдой уверенности, что завтра, или уже скорее сегодня, всё станет яснее и понятнее, что выход обязательно найдётся. Он должен его найти, если обещал, то обязательно должен.       Дни проходили один за другим, в давно установившейся последовательности, но так ничего и не придумывалось, а Женя…ох, Женя. Его настроение ухудшалось с каждым новым днём. Обычно оптимизма, доли юмора в отношении ко всему происходящему и лёгкости ему было не занимать, но теперь он всё чаще замыкался, бывал раздражительным, мрачным, мог сорваться из-за любой мелочи и периодически вспоминал автомастерскую брата. Даже в их встречах, ставших ещё более редкими, образовался некий налёт нервного напряжения. Ухватов прекрасно понимал, с чем это связано, но пока ничего не мог сделать. Точнее, кое-что всё-таки мог, и делал. Делал всё, чтобы Женя немного успокоился, отвлёкся хотя бы на вечер на его искреннее любопытство к внезапно появившемуся вопросу о том, действительно ли в одном из современных фильмов о Джеймсе Бонде снималась отечественная актриса, оттаял, забылся хотя бы на ночь в его долгих нежных ласках, бесчисленных поцелуях, в концентрированном обожании и обжигающей страсти. Ненадолго это помогало и Женя становился прежним, таким, каким Андрей привык его видеть, но неизменно наступало утро, и перед работой его настроение снова стремительно портилось. И единственное, чем Ухватов мог ему помочь в такие моменты – в очередной раз порекомендовать обсудить эту тему с Шибановым. Но Женя лишь отмахивался на каждый такой совет и говорил, что без фактов на руках он не будет ничего перекладывать с больной головы на здоровую. Только где же их было взять, эти факты? Что-то нужно было делать, и как можно быстрее. Но что можно было предпринять, что? Ухватов чувствовал, что уныние и раздражительность начинают одолевать уже и его самого. И в первую очередь его раздражало собственное бессилие. Он всегда очень близко к сердцу принимал то, что касалось Комарова, часто сам себя окорачивал, понимая, что иногда непроизвольно опекает его даже чересчур, но ничего не мог с этим поделать. Тяжело прислушиваться к доводам рассудка, когда места себе не находишь, если он уехал на сложное задержание, когда сердце холодеет от того, что не можешь до него дозвониться, когда сам мучаешься от того, что плохо ему.       Неизвестно, как далеко бы это могло зайти и как сильно бы сказалось на всём Комитете в целом, если бы однажды решение не пришло само собой. Вернее, решение, никуда не ходило, даже не двигалось, оно стояло прямо на пороге управления и что-то сосредоточенно листало в своём телефоне. – Сергей Алексеевич, день добрый, – поздоровался Ухватов, подходя ближе. Руководитель технического отдела, а это был именно он, поднял взгляд от экрана и приветливо кивнул в ответ. – Добрый, Андрей Петрович. – Вы к нам какими судьбами? – Рабочими, слава богу, повесткой не вызывали, – без тени улыбки пошутил техник. – Поручения у Игнатьева забирал на установку прослушки. – Уезжаете уже? – Да вот, пытаюсь. Час пик, пока такси найдёшь. – Так давайте подвезу, – выкрутил на максимум всё имеющееся в закромах дружелюбие Ухватов. – Спасибо, не откажусь. Если вам, конечно, не.. – Совершенно не трудно, мне тоже как раз нужно по делам отъехать. Садитесь. И только в машине Андрей Петрович сообразил, что, как в старом фильме, охотно собрался ехать куда-то, даже не уточнив куда именно. – А вам в какую сторону? – К Сенному рынку. Жена тут список прислала, – чуть неловко усмехнулся Сергей. – Эко, био, органик и всё такое прочее. – Как удачно совпало, мне как раз по пути, – уверенно соврал Ухватов и вывернул руль совершенно в противоположную сторону от той, куда собирался ехать изначально. Он никогда не общался с техниками близко, помимо работы, поэтому совершенно не представлял, как завести разговор, а самое главное – подвести его к нужной теме, но что-то говорить было нужно, в этом же и заключалась цель поездки. – Так что вы там говорили про эко и органик? – Ухватов сделал вид, что это его заинтересовало. – Ой, да жена моя повёрнута на правильном питании, – чуть поморщился Сергей Алексеевич. – Вот и меня тоже пытается втянуть в это дело. – Страдаете? – сочувственно посмотрел на него Андрей. – Я бы не сказал, что очень. Пока мой вклад ограничивается исключительно походами на рынок. Хотя, наверное, она права, здоровое питание – вещь хорошая. – Однозначно права, – утвердительно кивнул Ухватов. – С нашей работой в обязательном порядке нужно за здоровьем следить. – Говорите почти так же, как она, – засмеялся глава техотдела. – Тоже увлекаетесь запаренными злаками, фруктовыми салатами и прочим г…гуакамоле? – Нет, ну не до такой степени, – поспешил успокоить его Андрей Петрович. – Но саму концепцию целиком и полностью поддерживаю. – Знаете, а ведь это заметно, – неожиданно изрёк Сергей, окинув его задумчивым взглядом. – Что именно? – не понял Ухватов. – То, что вопросы здорового образа жизни вам не чужды. – Да ну что вы, бросьте. – Нет-нет, правда. С нашей последней встречи вы заметно изменились. – В лучшую, надеюсь, сторону? – решил уточнить Андрей. – Определённо. Вы отлично выглядите. Цвет лица свежее, усталости не заметно, и в целом бодрее стали. В отпуске были, наверное? – Да нет, куда уж нам, – печально вздохнул Ухватов и с готовностью поддержал неожиданно найденную тему для беседы. – Но вы правы, да, решил немного здоровьем заняться. Питание там, пятое-десятое, кофе вот меньше пить стараюсь… – Режим дня, – с пониманием продолжил логическую цепочку Сергей. – И это, конечно, тоже, – уверенно подтвердил Андрей, стараясь сдержать улыбку. Режим дня, да как бы не так. Вспомнить бы, во сколько они вчера с Женей уснули. Нет, откровенно говоря, отчасти этот самый режим немного наладился, хотя бы потому, что больше не было желания засиживаться на работе до полуночи, ведь вечер лучше было посвятить куда более приятным планам. А вот времени на сон теперь стало даже ещё меньше, чем было раньше, но, что характерно, это на самочувствии действительно сказывалось исключительно в положительном ключе. Как выяснилось, недосып из-за внеурочной работы допоздна и недосып по причине слишком затянувшейся жаркой ночи любви – это два совершенно разных недосыпа. – Мне тоже нужно с вас пример взять, результат ведь налицо, в прямом смысле слова, – снова восхитился Сергей Алексеевич. – Благодарю, – польщено усмехнулся Ухватов и резко переключил передачу, перестраиваясь в другой ряд. И как раз в этот момент взгляд техника неожиданно скользнул вниз и остановился на отсеке рядом с подлокотником водительского сиденья. – От сигарет отказаться сложнее, чем от кофе, правда? – как-то очень понимающе заметил он. – Что? – Андрей совершенно не понял, к чему это было сказано, и немало удивился неожиданной реплике. – Ну, курить-то продолжаете? – Я? Нет. Я и не кур... Ухватов тоже посмотрел вниз и сразу же понял смысл вопроса. Женина пачка сигарет, забытая тут с вечера, лежала на самом видном месте. – Это… – он поспешил оправдаться. В секундном порыве захотелось приосаниться и обыденно выдать что-нибудь вроде: «Я не курю. Курит мой парень». Но пришлось себя одёрнуть. – Это не моё, просто не успел хозяину вернуть, – он озвучил более приемлемую нейтральную версию, решив наконец перейти к тому, ради чего и поддерживал весь этот разговор. – Сергей Алексеевич, знаете, у меня к вам есть просьба небольшая. – Личного характера? – понимающе улыбнулся техник. – Очень личного, – совершенно серьёзно подтвердил Ухватов. – В обход всех существующих процедур и строго между нами? – Всё именно так. Но я в долгу не останусь, – заверил его Андрей. – Примерно даже догадываюсь о её сути. Что ж, слушаю вас. – Вы знаете адвоката Лапшина? И вот какое дело…       Он высадил начальника их техников у рынка, как и договаривались, и повернул обратно в сторону Комитета. Ему не было нужды никуда ехать сегодня, тем более в этот район, но он ни на секунду не пожалел, что сделал этот крюк. После этого разговора в конце тоннеля забрезжил свет новой надежды, которая, как известно, и компас, и дольше всех держится в плане жизнеспособности. Вот только этот самый тоннель упорно не желал заканчиваться. Рассказывать Жене про найденное возможное решение его проблемы Андрей не стал, всё же не было точной уверенности в том, принесут ли его старания и связи хоть какой-нибудь годный результат. Он решил подождать, когда хотя бы что-то прояснится, и только потом поставить Женю в известность. Но тот за время этого ожидания уже, кажется, дошёл до точки кипения. И неуправляемая термическая реакция достигла своего пика в одно совершенно будничное ничем не примечательное утро. Комаров сам вызвался подвезти его в прокуратуру, потому что ему и самому нужно было в тот же район, и по пути в очередной раз вернулся к гложущей его теме. – У Грибакова там вроде бы приговор на следующей неделе. – И? – повернулся к нему Ухватов. – И я, знаешь, прямо-таки предчувствую, что вынесут его в Лёхину пользу. – Жень, там видно будет, не расстраивайся раньше времени. – А кто расстраивается? Я бодр и весел, – в противовес своим словам Комаров шумно выдохнул и выругался в адрес водителя спереди. – Достало. Ничего не хочу уже, ни ужесточений, ни оправданий. Просто уволюсь, и всё. – Если ты так решил, то почему бы и нет, действительно? Автомастерская – это неплохо. Профессия автомеханика куда спокойней, чем твоя нынешняя, да и прибыльней обычно. Андрей впервые решил поддержать его в этом решении, даже вспомнил фразу самого же Комарова, сказанную им в одном из их первых разговоров. До этого ему казалось, что Женя не всерьёз говорит об уходе, но, если он уже всё обдумал, если это решение взвешенное, то, конечно же, он был готов его одобрить. Автосервис, кстати, принадлежал Жениному брату, а значит, никаких неприятностей и подлостей можно не опасаться. Семейный бизнес. Что плохого? Если быть совсем уж честным, то лично Андрею такой вариант даже казался более привлекательным, ведь работа с машинами точно безопасная, и он смог бы перестать волноваться и переживать за него каждый раз, когда по сводкам проходила очередная информация о задержании с перестрелкой. – Прибыльная? Андрей, ты серьёзно? – вклинился в поток его сознания возмущённый голос Комарова. – Ты предлагаешь мне бросить работу в Главке и пойти в автомеханики, потому что им больше платят? – Я тебе предлагаю? – обескураженно посмотрел на него Ухватов. – Ты сам только что это сказал! – Комаров раздражённо повысил голос. – Успокойся и не кричи, пожалуйста, – попросил Ухватов. – Я сказал это потому, что готов поддержать твоё решение. А про автосервис ты же сам постоянно вспоминаешь, уже не первый день. Определись, чего ты сам хочешь, а я всегда буду на твоей стороне. Мне всё равно, где ты будешь работать, лишь бы тебе самому эта работа нравилась. Андрей поднял руку, потянувшись вперёд, чтобы прикоснуться к его плечу, но Женя вдруг резко вдавил педаль тормоза и остановился, уже на парковке перед прокуратурой, ещё более резко подытожив: – Тебе всё равно. Просто отлично. – Жень, да не в этом смысле… – поняв, что разговаривать в таком тоне сейчас с ним бесполезно, Ухватов устало покачал головой, вздохнул и открыл дверь машины. – Давай так, ты всё ещё раз хорошенько обдумаешь, а потом мы спокойно это обсудим, допустим, в обед. Договорились? – Ты тоже задумайся, – с какой-то очень неприятной многозначительностью посоветовал Комаров. – О чём? – уточнил Андрей, уже выходя из салона. – Нужен ли тебе будет обычный автослесарь. – Тебе как такое в голову вообще пришло? Да что с тобой, Жень? – Ничего. Подумай на досуге. Женя потянулся в его сторону, с громким хлопком сам закрыл пассажирскую дверь и тут же сорвался с места. А Ухватов так и стоял, пригвождённый к месту и оглушённый этим вопросом, скорее даже тем, что такой вопрос ему вообще могли задать, наблюдая, как Женина машина, практически совершив посреди улицы полицейский разворот, на неприемлемой скорости уносится обратно в ту же сторону, откуда они приехали. Нужен ли он ему будет автослесарем? Конечно да! Не могло в мире произойти такой катастрофы, чтобы он хотя бы на мгновение задумался, будет ли ему нужен Женя при любых изменившихся обстоятельствах. Хоть опер, хоть автомеханик, хоть фрилансер, хоть кто угодно, был бы только рядом. О чём ещё тут можно было думать? Но он честно взялся выполнять распоряжение, то есть стал обдумывать сказанное. Он думал об этом и у прокурора, и уже позже – у себя в кабинете. И из всех его раздумий становилось ясно одно – думать тут было не о чем. Нет, конечно же, вероятность того, что Женино место работы сможет повлиять на их отношения, он не рассматривал, такие мысли его мозг даже обрабатывать отказывался. Всё это время он думал о другом. Почему Женя вообще говорит такие вещи? До сих пор, что ли, не понял, что он просто ему нужен? Последнее, что могло бы беспокоить Андрея – его должность. Тем более, что автомеханик, и правда, отличная профессия. Ухватов был уверен на сто процентов, что Женя смог бы построить хорошую карьеру и там, потому что в машинах он разбирался отлично. Ему вспомнились сразу несколько случаев, когда Комаров в процессе поездки вдруг замолкал посреди фразы, к чему-то прислушивался, а потом сходу и чётко, иногда не очень цензурно, озвучивал причину, по которой машина могла издавать тот или иной странный звук. В отличие от него, Андрей при этом даже странного звука никакого не слышал. Поэтому он даже не сомневался, что брату в его автомастерской Женя бы очень сильно пригодился. Но при всём этом он со всей ясностью понимал, что его собственное мнение здесь не решало ничего, главное – чего хочет сам Женя. Если он искренне решил завязать с полицией, Андрей его, безусловно, поддержит, если же он хочет остаться в своём отделе, но просто сейчас ему очень обидно от несправедливости этой ситуации, то Андрей снова будет на его стороне и всеми силами постарается ему помочь. Он готов был сделать для него всё возможное, поднять любые связи и переговорить с любым начальством, готов был заслонить от всего, сам скулить за его боль, подавать патроны, в конце концов. Всё что угодно, лишь бы любое своё решение Женя принял, исходя из своих собственных ощущений и интересов. И судя по последней брошенной фразе, тот в своём выборе уже определился. На самом деле Женя не хотел уходить, не хотел менять эту работу на, пусть и хорошую, но автомастерскую, просто силы терпеть все неприятные нюансы своей профессии у него были на исходе.       От невесёлых мыслей, в которые Ухватов уже успел погрузиться с головой, его неожиданно отвлёк звук пришедшего сообщения. – Ну слава всему, отошёл, кажется, – он судорожно выдохнул и поспешно схватил телефон, ожидая, если не извинений за несдержанность, то хотя бы предложения встретиться и ещё раз поговорить. Но сообщение было вовсе не от Комарова. «Андрей Петрович, по вашему вопросу. Мне кажется, это именно то, что вас интересовало» – гласила приписка к присланному аудиофайлу. – Сергей Алексеевич, дорогой ты мой, ты себе представить не можешь, как же вовремя, – заочно поблагодарил Андрей руководителя технического отдела и включил воспроизведение. И с каждой секундой прослушивания его глаза расширялись всё сильнее. К середине файла уже даже немного стал завидовать, что не он лично пойдёт с этой записью к высшему руководству. В том, что она туда попадёт, сомнений уже не оставалось. Подозрения больше не были беспочвенными, а слухи – пустой клеветой, это был самый настоящий состав преступления. Ухватов дослушал запись до конца, задумчиво побарабанил пальцами по столу и решил, что тянуть интригу дальше смысла нет никакого. Он без пояснений, без дополнительных уточнений переслал её в их с Женей чат, зная, что тот всё поймёт сам. Но вдруг непреодолимо захотелось добавить что-нибудь ещё, что-то от себя лично, не по сути вопроса. Они, кажется, сумели победить в этой схватке с несправедливостью, что не могло не радовать. И это радовало, настолько радовало, что, не подобрав ни одной подходящей фразы на словах, Андрей перелистнул подборку стикеров и их все тоже забраковал, как несоответствующие моменту. Но вдруг на ум пришло кое-что другое…       Комаров, с утра уже успевший поогрызаться на половину отдела и теперь мрачно сычевавший в одиночестве в кабинете, агрессивно допивая второй стакан кофе подряд, был бы рад никого не видеть и не слышать, как минимум до конца дня. Но уведомление, звякнувшее на телефоне, недвусмысленно намекало, что кому-то он всё же срочно понадобился. – Ну какие голосовые, Андрей, ещё и с диктофона? Мог бы просто позвонить, – пробормотал он, открывая входящее сообщение. Но то, что он услышал, заставило его затаить дыхание и обратиться в слух, боясь даже выдохнуть. На записи Лапшин, адвокат Грибакова, явно и недвусмысленно, практически открытым текстом, договаривался с судьёй о получении ею взятки, в форме зарубежной недвижимости, в обмен на максимально мягкий приговор для его подзащитного. Это было чем-то невообразимым, настоящей бомбой. Да с таким можно было хоть к Шибанову идти, хоть вообще сразу в ФСБ смело заходить. Не самому, конечно, у него связи не те. Но он точно знал, что один конкретный, только что упомянутый, человек запросто может открыть туда дверь, возможно, даже ногой. Запись была качественная, чистая, явно сделанная на профессиональное оборудование. Страшно было подумать, где Андрей её вообще раздобыл. Он не успел задать этот вопрос, не успел даже поблагодарить, потому что следом за аудиофайлом пришло ещё одно вложение. Женя открыл его и долго смотрел не моргая на присланную ему картинку, чувствуя, как перехватывает горло от такого простого, незначительного, но такого важного для него жеста поддержки и понимания. Эта запись, при удачном стечении обстоятельств, могла спасти его карьеру, но эта картинка уже спасла его самого. Спасла от всего того, что так долго его угнетало: от безысходности, чувства собственной слабости перед обстоятельствами, от уныния и безнадежности.       На чёрном фоне в её правом нижнем углу была изображена морда волка, серьёзно и пристально смотрящего куда-то вдаль, а слева от неё, заполняя всё остальное пространство, размещалась крупная надпись неровным шрифтом, гласившая: «Как бы ни было сейчас…потом всё будет было!». Никакого дополнительного сообщения не было, да его и не требовалось. Эта простенькая иллюстрированная шутка сама по себе уже была мотивацией и ощущалась как тёплое, успокаивающее поглаживание по голове. Было так трогательно, что Андрей покопался в этих «дурных картинках», как он их всегда называл, нашёл самую подходящую, с самыми важными сейчас словами, и прислал ему. От понимания всей глубины ситуации и того, насколько же сильно Андрей хотел дать ему понять, что всегда готов помочь и подставить плечо, если надо, что готов быть рядом, что бы ни произошло, перед глазами расплылась туманная пелена. Из-за неё Женя нечётко видел то, что было вокруг него, но увидеть в этой картинке больше, чем там было изображено, ему ничего не помешало. Кроме волчьей морды и жизнеутверждающей фразы он увидел чёткий манифест: «Если ты хочешь быть автослесарем – я поддержу, если хочешь остаться в полиции – я сделаю для этого всё, что могу, если ты так сильно любишь эти картинки с дурацкими нелогичными шутками – держи!». Андрей за эти дни не раз говорил ему слова поддержки, но это окончательно привёло Комарова в чувства. Если даже его полковник смог разобраться в антологии классики пацанских пабликов ради него, то уж сам он точно должен приложить все усилия и использовать все возможности, чтобы помочь себе. Когда точно знаешь, что, даже если весь мир против тебя, есть кому бросить тебе спасательный круг, протянуть руку помощи и даже мемы с волками прислать, то не страшно уже ничего. Он прерывисто вздохнул, провёл ладонью по лицу, сглотнув ком в горле, отправил Андрею россыпь сердечек, и тут же написал Шибанову, назначая срочную безотлагательную встречу в их привычном кафе по соседству с Главком.       Ни в одном изобретённом айти-гениями мессенджере не хватило бы никаких символов для текстового сообщения и не было, да и не могло быть, подходящих пиксельных графических изображений, чтобы выразить хотя бы малую часть его признательности Андрею за эту помощь, за то, на что он решился пойти ради него, за то, что был рядом всё это время, за то, как хорошо он, оказывается, успел его узнать и понять. Комаров никогда не сомневался в глубине и искренности чувств Андрея к нему, просто в эти дни за своей меланхолией почему-то не заметил, как же усердно тот пытался ему помочь, получая в ответ вместо благодарности лишь недовольство по пустякам и раздражение из-за любой ерунды. Женя знал, что написать то, что ему бы хотелось сказать, текстом он не сможет, но был уверен, что вечером при личной встрече он найдёт нужные слова, чтобы в полной мере донести мысль о том, как много для него значит всё то, что Андрей сделал для него. Или, если какие-то не подберутся, заменит бóльшую их часть поцелуями. Разговор намечался долгий, за вечер можно было и не уложиться, но его это не огорчало, ведь ночи им точно должно хватить.