Не мучай себя

От вида тощего впалого живота и выступающих рёбер Пьера у Шарля сжималось сердце. "Как? Зачем? Почему?" - задавал себе вопросы монегаск и ничего не мог понять: накрутил его кто-то или он сам вбил себе в голову какую-то чушь? Ответа Леклер не знал, но факт оставался фактом: ему было невыносимо больно смотреть на острые скулы и печальные потухшие глаза некогда прекрасного голубого цвета. Гасли носил одежду размера XS, стал очень слабым и даже обычные повседневные задачи давались ему с трудом. Французу диагностировали РПП и анорексию, отстранили от гонок и назначили лечение. Шарль тоже взял перерыв, забрал Пьера в свою квартиру в Монако и постоянно был рядом, пытаясь окружить его теплом и заботой. Каждый раз при взгляде на него Леклеру стоило огромных усилий не залить слезами свои и так грустные глаза нежного лазурного цвета. Он не жалел ни сил, ни времени, ни денег, лишь бы помочь лучшему другу и облегчить его страдания. -Пьер, солнышко, покушай. - монегаск заходит в комнату, которую временно выделил для француза, с маленькой тарелочкой каши. Тот не обратил на него никакого внимания, что-то увлечённо записывая в небольшом блокнотике с машинкой. -Не хочу... - хрипло выдавил. -Пьер... - Шарль с грустью вздыхает, ставит тарелку на журнальный столик и садится рядом, нежно обнимая Гасли за острые хрупкие плечики. Невольно бросает взгляд на ту писанину и несколько минут всматривается в какие-то цифры, плюсы между ними, зачеркивания. Сначала Леклер подумал, что это какие-то гоночные расчёты, но присмотревшись повнимательнее, ужаснулся, осознав, что это было на самом деле. -Пьер! Боже! - вскричал монегаск и подскочил. Гасли вздрогнул и схватился за и так слабое сердце, выронив блокнот с карандашом. -Ты... издеваешься? Хочешь, чтобы я умер с перепугу? -Прости... - Шарль прижал к себе хрупкого француза и погладил жёсткие русые кудри. - Тише, тише, мой хороший. Я не хотел тебя пугать, просто сам испугался, когда понял, что ты делаешь. Зачем? -Что зачем? - Пьер непонимающе посмотрел на пилота Ferrari. -Калории зачем считаешь? Что за глупости, милый? И так худенький. -Ну... мне так легче контролировать свой вес и то, что я ем. В этой каше я тоже посчитал калории, получается около 150. Но есть её не буду, я уже съел свой лимит на сегодня - 600 калорий. С кашей получится 750. -Пьерчик...как ты надо мной издеваешься. У меня сердце болит от того, что ты так мучаешь себя. Пожалей его, пожалей себя и выброси это из головы. Всё хорошо, я буду с тобой. Начинай кушать, а то так больно на тебя смотреть сейчас. Не понимаю, что произошло. Боже мой, что же ты делаешь? - в голосе Леклера звучала невыносимая боль. - Бедный мой, соломинка ты моя... - монегаск снова нежно обнял Гасли. - Пойдём, солнышко, пойдём. -Куда? На самом деле Пьер знал, куда они сейчас пойдут, и спросил лишь для того, чтобы Шарль ещё раз назвал это место: кровать, просторная и мягкая кровать хозяина квартиры, на которой остаток дня они будут нежиться друг с другом в подушках и одеялах. Он обожал такие моменты с монегаском - замотаться вместе в тёплое одеяло, уткнуться носом в его сильное крепкое плечо и вдыхать свежесть геля для душа или кедровые нотки одеколона, которые ещё не успели выветриться за день. Тогда Пьер чувствовал себя максимально защищённо и спокойно, тепло Леклера разлива лось по всему тощему тельцу и вселяло в слабом искалеченном сердце покой. Только с Шарлем он мог позволить себе быть хрупким и беззащитным, не боясь ничего. И действительно, когда они вошли в комнату монегаска, кровать была заправлена странным образом: сверху аккуратно расстелены несколько одеял одно на одно, чтобы было ещё мягче, по краям разложены декоративные подушки и скрученные одеяла. И в середине, как вишенка на торте, лежало ещё одно одеяло, большое и тёплое. Пьеру ничего не нужно было объяснять. Он с улыбкой забрался в это гнёздышко, взглядом приглашая Шарля присоединиться. Тот улыбнулся в ответ и забрался к французу. Парой ловких движений они оказались завернутыми в то самое одеяло. Леклер прижал Гасли покрепче к себе и принялся покрывать щёки, губы и шею нежными поцелуями. -Ты так вкусно пахнешь... - промурлыкал Пьер. Слёзы умиления и боли заблестели в глазах монегаска. Он аккуратно выпутался из одеяла и плотнее укутав француза, устроил его голову у себя на груди, чтобы он мог слушать его сердце. Перебирая волосы засыпающего Пьера, пообещал себе, что обязательно во всём разберётся.