Фотосинтезирующий паршивец

Если следовать эволюции безо всякой смелости и большого сердца, то очень скоро препятствия и неудачи надломят тебя, сделают пессимистом — и тогда в отчаянии захочешь всё бросить, чтобы отойти в сторону… Именно поэтому у всякого человека действия так важна воля, сила духа — она должна как минимум соответствовать его эволюционному потенциалу. Сила руки не может быть меньше замаха руки! — только так человечество сможет, в конце концов, достигнуть той переломной точки, после которой эволюция уже не будет цикличной. Чжан Бинлинь, «Теория обще-отдельной эволюции», 1906г.

День выдался жарким, однако под огромным зонтом Сеймуру не грозили ожогами солнечные лучи. Тифон хорошо обустроил грядку, но полива не хватало. Обычно кто-то из стариков добавлял радиоактивной воды с лейки в меру сил, но чаще они забывали о растениях из-за маразма — бывало такое у людей и даже престарелых гулей. Тифон в последнее время часто проваливался в какую-то альтернативную для него вселенную. Однако Сеймур не паниковал и тратил силы только на приманку — особый запах, который привлекал насекомых. В такие жаркие дни его мясной рацион был особенно разнообразен и беспечен. Конкуренцию Сеймуру составляло его собственное потомство: десятки споровиков росли вокруг и, раскрыв ловушки, ожидали ужин. От сытой жизни он выпустил миллионы семян, но приживались единицы — и ни один росток не проявил разумность. Сеймур сам некогда прикинулся обычным споровиком, чтобы профессор его выбросил, но дети точно не притворялись. Почему-то мутация отказывалась передаваться по наследству. Раньше для болтовни у него был Тифон, но тот вдруг забыл, что сам отдал прикопанные сокровища первому встречному, а обвинил в краже Сеймура. С тех пор они не виделись. Этот облезлый дурак даже перестал выходить из дома престарелых — видимо, теперь болтал со своими двуногими собратьями. Ну и хрен с ним! Сеймур умел наслаждаться жизнью. Хотелось, конечно, сервис как в лучших домах — чтобы включался фонтан из шланга дважды в день, — но и так хорошо. Тощий гнус как раз покусился на их грядку, и все споровики замерли в предвкушении. Однако охоту Сеймуру нагло прервал какой-то оборванец: сначала он вырвал из земли зонт, а затем навис сверху, сверкая отвратительной щербатой улыбкой. — Допрыгался, говнюк! — пробурчал он себе под нос и взялся за самое гнусное, хоть и полезное орудие, придуманное человечеством — лопату. Как назло, Тифон не выходил и не торопился защищать Сеймура. Пришлось действовать на опережение. — Растения не прыгают, — заявил Сеймур. Как он и рассчитывал, лицо щербатого недоумка вытянулось, отобразив невеликую работу мысли. Это был третий человек, с которым Сеймур заговорил, однако тот не оценил избранности и завопил на весь двор, как только очухался: — Это очередное отродье профессора! В следующий раз он прибежал с секатором, и Сеймур понял, что дело дрянь. Люди вокруг точно с ума посходили и принялись рвать споровиков с грядок. Да, те были тупыми, но всё же родными! Они не могли позвать на помощь, не вопили, когда их корни вырывали из почвы, но Сеймур — мог. Как только ручонки щербатого недоумка сомкнулись на стебле, он заорал: — Спасите! Убивают! Тифо-он! На миг шайка убийц обомлела, не ожидав такого, но хватка на стебле не ослабла. В следующий миг Сеймур взмыл в воздух и пал на грядку возле своих отпрысков. Двуногие бегали вокруг и бессвязно вопили, как полагалось варварам. Очевидно, что с эволюцией они поспешили и придумали атомную бомбу раньше логики. Сеймур понял, что зря раскрыл себя: с Тифоном и бродягой из Убежища прокатило, но, видно, по везению. Остальные люди считали его монстром. Отпрыски сопротивлялись геноциду садоводов и кусали их за руки, выиграв время Сеймуру. Не проронив ни звука, он выждал момент и подполз ближе к груде вырванных споровиков, чтобы затеряться. Когда щербатый недоумок хватился, то уже не мог понять, какой из них разговаривал. — Ай, — махнул он рукой, — всё равно перемёрли. Если бы он был чуть умнее, то знал бы, что растения и корнями наружу могли неплохо жить — недолго, правда. Сеймура больше беспокоило полуденное солнце, которое уже нещадно подпаливало нежный покров. Он лежал, размышлял о насущном и мысленно посылал Тифону радиоактивные лучи смерти. Хотя… гулям же такое нравится? Сеймур никогда не интересовался у Тифона, каково жить без кожи под палящим солнцем. Особенно старые гули напоминали вяленое мясо на палочках. У людей всё-таки на костях было пожирнее, а у некоторых прямо очень. Впрочем, всех их Сеймур равно считал двуногими уродами: ни себе житья не давали, ни растениям, которых и так почти не осталось. Ну хоть браминам не позволяли пастись в огороде — и то спасибо. Ещё одна жертва науки пришла на закате — огромный, зелёный, как сам Сеймур, супермутант. Эта братия своим существованием крушила теорию креационизма: должна была стать вершиной эволюции человека, а откатилась на десяток ступеней к первобытным приматам. Так называемый бог такое бы точно не придумал — разве что в шутку. Впрочем, этот супермутант Маркус был другим и нравился Тифону. Вроде бы он должен был следить за порядком в городе — да вот, недоглядел! Сеймур бы подал жалобу, да только не верил в честное правосудие. Брокен Хиллс называли первым городом, где мутанты и люди жили в мире, но явно не с растениями. Маркус встал возле кучи вырванных споровиков, уперев мясистые руки в бока, и тяжело вздохнул. Сеймур с этой грядки видел многое — и многих, — но никогда не вмешивался. Людей постоянно тянуло к томному пыхтению в одиночестве, за своими мыслями. Супермутантов, правда, среди них ещё не бывало: Сеймура в принципе удивил проблеск разумности в его взгляде. — Ты здесь? Сеймур? — произнёс Маркус негромко. Удивительно, но его низкий голос звучал нормально, по-человечески. — Я от Тифона, — добавил он после паузы, и Сеймур не выдержал. — Что же ты сразу не сказал? — воскликнул он. — Где носит этого презренного облезлого господина? — Он просил о тебе позаботиться. — Ориентируясь на голос, Маркус раскопал Сеймура и сокрушённо покачал головой. — Что же ты наделал, а? Весь город взбаламутил. — Позволь не согласиться! — ответил Сеймур. — Это они начали! Я рос, никого не трогал… — А ещё размножался, пока не выместил все фермерские культуры. — Я не виноват в том, что приспособлен к жизни лучше. Ты корни кукурузы видел? Жалкое зрелище! Сеймур не собирался оправдываться за естественный порядок вещей и, даже лёжа в куче будущего компоста, не терял гордость. Маркус поднял его на огромных ручищах, и Сеймур позорно обвис тряпкой. Когда показалось, что хуже быть не может, Маркус резюмировал: — Так дело не пойдёт. Нужен горшок. — Вот уж нет! Посади обратно на грядку и оставь в покое. Однако Маркус уже шёл разорять сарай. Несколько стариков вышли на террасу, чтобы поглядеть на странное зрелище: как огромный супермутант, стоя на коленях, насыпал в глиняный горшок землю. Садовая лопатка в его руке казалась детской игрушкой. Затем Маркус поднял Сеймура, воткнул его в рыхлую землю и покрутил, хмуря и без того перекошенную мутацией рожу. — Приживёшься? — уточнил он и слил остатки воды с лейки в почву. Очевидно, ситуация тоже не казалась ему привычной. Сеймур в расстройстве испускал зловоние: было неуютно, тесно и без того стыдно. Он — свободолюбивый споровик, рождённый нести смерть и ужас, — сидел в горшке, точно нежная домашняя орхидея! Какой позор! Наверное, к лучшему, что соседи по грядке уже не видели его. Хотя… и не могли никогда. Взрыв на другой стороне города заставил Маркуса отвлечься от садоводства. Однако вместо того чтобы просто побежать по своим делам, он зачем-то схватил горшок с Сеймуром и понёсся на всех парах к столбу чёрного дыма. Горела лаборатория, где Сеймур осознал себя. Не то чтобы он радовался, но и не горевал по этому поводу: профессор, конечно, гений, раз наделял безмозглых тварей сознанием, но без фантазии постоянно прогонял их по глупым тестам, исследования не публиковал и вообще делал это с сомнительной мотивацией. Возможно, он просто любил мучить высокоинтеллектуальных мутантов. Люди закидывали лабораторию бутылками с зажигательной смесью и вопили от радости, словно победили как минимум стаю когтей смерти. Маркус растолкал толпу, пытался воззвать к здравому смыслу, но ни до кого не достучался. Сеймур заметил знакомую щербатую морду среди погромщиков. Морда уставилась на него в ответ. — Маркус, пора валить! — заорал Сеймур, когда толпа начала их окружать. Лица людей в свете пламени обрели прямо-таки звериные черты. Однако Маркус рванул прямиком в горящее здание на радость погромщикам. Сеймур уже верещал в открытую, пролетая сквозь клубы дыма и ощущая, как обугливаются кончики листьев. Что там солнце — да оно просто жалкий прожектор в сравнении с открытым огнём! — Профессор! — гаркнул Маркус и закашлялся — даже у совершенного тела остались те же уязвимости. Сеймур дышал не лёгкими, да и сознание потерять не мог, поэтому видел куда больше. Правда, и он заметил профессора лишь благодаря белому халату. Раскинув конечности в позе морской звезды, тот валялся без чувств возле открытых клеток с подопытными. Значит, выпустил их первым делом и себя не пожалел, до последнего мутантов спасал. Сеймур настолько опешил, что не сразу указал Маркусу на тело. Тот разбираться не стал и закинул профессора на плечо, точно пушинку. Крыша трещала, намереваясь обвалиться им на головы, но балки пока что держались. Маркус рванул обратно, но вдруг встал как вкопанный, всматриваясь в дым. Сеймур подумал, что угарный газ всё-таки доконал его, поэтому заорал прямо в ухо: — Сматываемся! Или ты овощей на гриле захотел?! — Кто-то остался. — Ну а мы уйдём! Однако Маркус сам не особо слушал голос разума и, пригнувшись, шагнул под прохудившиеся горящие балки. Наконец с такой высоты Сеймур заметил движение — за углом прятался довольно знакомый радскорпион. Если, конечно, профессор не успел наловить новых. На выманивания он не реагировал и лишь сильнее жался задом в стену, а Маркус побаивался тянуть пальцы к острым клешням. — Он ничего не сделает, пни его к выходу! — скомандовал Сеймур, и Маркус вдруг повиновался: поддел радскорпиона сапогом под брюхо и откинул в коридор. Жала он тоже зря боялся — оно бестолково волочилось по полу. Без укрытия радскорпион запаниковал, сложил монструозные клешни над мордой и побежал, когда Маркус рявкнул сзади. Сеймур воплями мотивировал их ускориться. Толпа понятия не имела, что из горящего здания выскочил испуганный радскорпион-пацифист. Для них это было почти неуязвимое, ядовитое чудовище, которое бежало навстречу, потрясая клешнями. Следом за ним выскочил чёрный от копоти супермутант неясных очертаний, орущий в два разных голоса. Так что улица волшебным образом очистилась. Впрочем, Маркус предполагал, что местные пошли за оружием посерьёзнее, чем лопаты и «Молотов». Он встряхнул профессора, цокнул языком, аккуратно положил его на траву и зачем-то поставил Сеймура рядом. — Мне жаль, он умер. — Я чудом этого психа перехитрил и сбежал из лаборатории. С чего бы мне о нём горевать? — Он же твой создатель, фактически отец, — ответил Маркус с такой уверенностью, что Сеймур пренебрежительно фыркнул. — Вот, а твой друг переживает. Радскорпион робко щемился неподалёку, переминаясь на тонких лапах — целых шесть эволюция дала, а убежать из пожара не смог, дурень. Маркус до сих пор его побаивался, поэтому великодушно уступил место у трупа. Сеймур больше жалел свои бедные скукоженные листья, которые свернулись в трубочки от жара. Без воды регенерация остановилась, а палящее солнце, обрадовавшись лёгкой жертве, решило его добить. Стебель потерял упругость и подогнулся под тяжестью. Сеймура перекосило, однако Маркус рассматривал скорбящего радскорпиона и не замечал, как загибалось другое чудо науки. Клешни вновь взлетели над мордой, и радскорпион начал бешено отщёлкивать: — Щёлк! Клац-Клац! Щёлк, Клац! Клац! Щёлк! Щёлк, Клац, Щёлк! Маркус растерянно почесал затылок ручищей. — Это ещё что? Я не… — Он сказал: «Воды-ы!» — перевёл Сеймур, подвывая. К их общему счастью, Маркус был очень сообразительным для супермутанта.