Фотосинтезирующий паршивец

Маркус оказался не просто супермутантом при мозгах, а каким-то тайным агентом на пенсии. Сеймур невольно восхищался, разглядывая его тайное убежище в заброшенной шахте — с оружейным складом, радиостанцией и мини-лабораторией, — но особенно его поразила силовая броня, подогнанная специально под внушительные габариты. Стены украшали помятые или простреленные дорожные знаки со следами засохшей крови, карты в каракулях и линиях, черепа и порванный на лоскуты американский флаг. Поэтому Сеймур сделал единственный логичный вывод о прошлом Маркуса. Разве не этому учили вестерны? В тихом захолустье шериф — это отставник, скрывающий былые героические приключения. Укрытие беглого преступника выглядело бы иначе — но тоже с черепами. Сеймура особенно интересовали человеческие: Маркус сам их обгладывал? Супермутанты ведь тем и занимались. Пока Маркус наводил порядок в городе, Сеймур млел в лучах настольной лампы. Он начал привыкать к мобильности и нашёл в ней очевидные плюсы: с высоты можно было безнаказанно глумиться над радскорпионом, не боясь, что тот перекусит его клешнями, как секатором. Бедолага впервые покинул лабораторию и в прямом смысле места себе не находил: не рассчитывал свои габариты и смахивал хвостом трофеи Маркуса. Правда, затем он их бережно поднимал двумя клешнями и пытался положить на полки выше себя. В сравнении с ним Сеймур ощущал себя настоящим хищником, приспособившимся к пустошам. К тому же он не собирался засиживаться в этой компании: Тифон посадит его на другую грядку, и жизнь вернётся в привычное русло. Маркус вернулся через пару часов в дурном расположении духа, сел на лавку и, уронив лицо в ладони, погрузился в мрачное молчание. Радскорпион не понимал, что происходит, и замер в углу чучелом. — Нужно уходить, — наконец произнёс Маркус после драматической паузы. — Идут солдаты НКР, чтобы «очистить Брокен Хиллс от мутантов». Я велел всем бежать. — Тифон мог бы меня предупредить, — ворчал Сеймур. — Рванул первым, значит. Молодец! Радскорпион нерешительно выглянул из своего укрытия, поднял клешни и принялся бешено ими щёлкать. Маркус внимательно разглядывал его, точно цирковое животное, а затем обратился к Сеймуру: — Как ты понимаешь его? — Это «морзянка». Профессор учил его, а я наблюдал. Особо нечем заняться, когда изображаешь комнатное растение. Радскорпион гневно защёлкал, и Сеймур расхохотался. — Ума хватило скрыть ум! А тебе просто нравилось выделываться! — Будет вам, — вмешался Маркус, — мы все сейчас в равном положении. Уходить надо. Местные меня побаиваются, но так будет не вечно. Он принялся собирать огромный рюкзак, где и человека можно было спрятать даже не в разобранном виде. Сеймур смотрел на это с нарастающей паникой, поскольку перемены всегда грозили неприятностями. Растения не предназначены для быстрых передвижений — задумался о том и Маркус. Покопавшись в рухляди, он выудил сетку, в которую поставил горшок и приподнял над столом. Сеймур слегка накренился и заворчал. — А ты неплохо у нас отъелся, — хмыкнул Маркус и оставил сетку в покое. Сеймур пробурчал что-то о том, сколько котлет можно сделать из него самого, и чей бы брамин мычал. Впрочем, крупное тело явно имело больше преимуществ: Маркус обвешался ремнями с подсумками, закинул пару винтовок за спину и насыпал патронов в десяток карманов. Затем он надел рюкзак и в последнюю очередь без должной деликатности повесил сетку с Сеймуром за плечо, обмотал свободный край о ремни поперёк груди и подпрыгнул, проверяя надёжность узла. Был бы в наличии вестибулярный аппарат, может, Сеймура бы даже стошнило. Радскорпион подбежал к силовой броне и указал на неё клешнёй, на что Маркус покачал головой. — Батарея одна — и та почти разряжена. Всё равно придётся бросить броню по дороге, а я не хочу так с ней расставаться. — Он робко коснулся наплечника и вздохнул. — Те времена давно прошли. Ничто не вечно, даже этот город. — Ты хотел сказать «утопия не вечна»? — переспросил Сеймур. — Потому что люди с мутантами всегда соперничают. Мы — разные виды, которые постоянно будут сражаться за территорию. — А интеллект отчуждает даже себе подобных. Ты — другой, он тоже, — Маркус указал на радскорпиона, — так что помалкивайте, если хотите выжить. У растений с ненавистью, хитростью и завистью дела обстояли проще — их не существовало. Сеймур даже вывел теорию, что животные получали эти ужасные изъяны вместе с кровью. Были бы умнее — жили бы за счёт фотосинтеза. Значит, им не понять друг друга на молекулярном уровне. Вздохнув, Маркус в последний раз окинул взглядом свои трофеи, и Сеймур подумал, что по сути его тоже выдернули из любимой грядки и выкинули под палящее солнце. Что уж тут говорить о радскорпионе — этот цветочек всегда был неженкой. Брокен Хиллс издалека напоминал горящий Иерусалим, откуда бежали все праведные мутанты. Столб чёрного дыма только разросся, эхо приносило грохот выстрелов. Лицемерные люди праздновали свою победу над монстрами, с которыми только недавно жили бок о бок. Сеймур с трудом понимал их быстрый стиль жизни и с какой лёгкостью они меняли поведение — точно по дуновению капризного ветра. Изменчивость — преимущество мутантов, но оказалось, что всё не так однозначно. Иначе бы люди давно вымерли. Радскорпион бежал подле Маркуса как пёс. Хотя рядом с огромным супермутантом Сеймур тоже чувствовал себя увереннее. Тот возвышался подобно крепкому дереву над песками — дереву, обвешанному гранатами и лентами с патронами, конечно. Сеймур учился жить в горшке и ворочать корнями так, чтобы стоять прямо. Он выглянул из-за плеча Маркуса, словно вперёдсмотрящий в своём «вороньем гнезде», и обалдел от скорости. Объекты менялись почти мгновенно, хоть и не блистали разнообразием, но Сеймур с интересом разглядывал разные формы булыжников, скал, кучки песка и остовы машин. Сидя на одном месте у дома престарелых, он досконально изучил свой ареал обитания, и мысли были под стать — ленивые. Теперь жизнь проносилась чересчур стремительно; впечатления переполняли через край, и Сеймур немного обмяк на плече Маркуса. Тот накинул на него край широкого платка, которым прикрывал свою лысую макушку, и получилась этакая палатка для споровика. Пыльная просёлочная дорога, усеянная кучами засохшего браминьего дерьма, привела их к разбитому временем шоссе. Маркус ступил на него и в недоумении обернулся, развернув и Сеймура. Радскорпион нерешительно замер перед асфальтом, точно перед бурной рекой, и покачивался от ужаса. — Что это с ним? — пробасил Маркус. — Мир слишком большой, а наш хитиновый спутник ни разу не покидал лабораторию, — пояснил Сеймур, озвучив и свои мысли тоже. Выручило отсутствие нервной системы и подвижности — словом, Сеймур и сам бы запаниковал от агорафобии. — Но он же не родился в лаборатории — его принесли туда ещё неразумным. Он забыл? Маркусу бы напялить белый халат — больно много умных вопросов задавал. — Или слишком хорошо помнит, — хмыкнул Сеймур. — У него паническая атака. Может, подтолкнёшь? В пожаре неплохо получилось. — Я импровизировал. Даже не знаю. Вздохнув, Маркус встал на колено возле радскорпиона и попробовал подтолкнуть его руками, но тут же отскочил, когда взлетело жало. Для такой здоровенной туши двигался Маркус грациозно, даже землю в горшке не рассыпал. Сеймур глядел на их неуклюжие танцы и смеялся. — Он парень нервный, лучше не расстраивай. Говорят, когда он в шахматы проиграл какой-то лысой обезьяне, то чуть не разнёс лабораторию! Сама лысая обезьяна, впрочем, не ушла обиженной: испытания профессора прошла, почти не опозорившись, и клад Тифона забрала, раз ему не надо. Сеймур искренне наслаждался разочарованием профессора, что его зверушка не идеальна, а радскорпион впервые ощутил вкус поражения. Взять за бока здоровенного, холёного радскорпиона оказалось непросто, да и тащить ещё и его толку не было. Маркус кряхтел, что у Сеймура хоть оправдание есть — отсутствие ног, — а радскорпион на шести никуда не хочет. — Я понимаю, ты расстроен, — говорил Маркус почти как первый психолог членистоногих, — хочешь домой и чтобы всё было как прежде. Сеймур тоже. Ты бы слышал, как он рыдал, когда его из грядки выдернули… — Эй! — Однако возмущение Сеймура оба проигнорировали. — Я хочу, чтобы в шахтах снова нашли уран и у всех были работа, пища и крыша над головой… и чтобы никто не умер. Но я ничего не могу изменить, всё когда-то заканчивается, а нам нужно двигаться дальше. Иначе останется только лечь и умереть. «Куда идти?» — защёлкал радскорпион. И без перевода Маркус понял, о чём он спрашивал. — Да хоть бы в Мохаве! Там места много. Неплохо для начала? Будем держаться вместе. В любой момент по первому требованию отпущу на все четыре стороны, но пока вы, ребята, беспомощнее… — Маркус сильно задумался, и чем дольше подбирал сравнения, тем больше Сеймур мрачнел. Очевидно, что они были худшими из бесполезнейших. — Словом, не протянете в одиночку. Маркус больше не давил, а терпеливо ждал, пока радскорпион сделает первый шаг на большую дорогу. Успех прямо-таки взбудоражил его, и щёлканье стало несмолкаемым. Сеймур фыркнул. — Тоже мне, достижение для труса. «Я пацифист!» — гневно прощёлкал радскорпион. — Что он говорит? — поинтересовался Маркус. Сеймуру очень хотелось прикинуться глупой банановой юккой, но уже было поздно — пришлось поработать переводчиком. — Взволнован, что не готов к путешествию, — щёлканье возобновилось, — и боится подхватить паразитов. — Я бы больше пуль боялся, — заметил Маркус. — Главная проблема — миновать земли НКР. Там мне спуску не дадут. Зайдём в Нью-Рино и подумаем, как их обойти. Не только мутанты не хотят попасться солдатам. Несмотря на внушительный арсенал и трофеи, у Маркуса не было плана на кризисный случай. Даже он — шериф — не ожидал, что Брокен Хиллс падёт за день. Его недальновидность внушала определённые опасения на счёт будущего. Впрочем, Сеймур не ожидал от супермутанта понимания сложных логических цепочек: всё-таки и его застали врасплох. Радскорпион вообще сидел в своей уютной клетке, выполнял трюки и решал теоремы за похвалу, не думая о том, что творилось за пределами лаборатории. Зато палящее солнце, пески и утопающие в них руины были неизменны. Сеймуру быстро наскучили однообразные виды — на заднем дворе дома престарелых и то было поинтереснее. Горячий сухой воздух скукоживал заживо, поэтому Маркусу приходилось разбрызгивать на стебли воду. Сеймур мог добыть влагу самостоятельно, поохотившись, но до Нью-Рино было рукой подать. Зато радскорпион чувствовал себя отлично в родной стихии. Если бы не его тонны вопросов по пустякам, путешествие можно было бы назвать заурядным. Сеймур переводил неохотно и односложно, а Маркус радовался, словно до сих пор не верил, что такое бывает. К ночи проклятое солнце угомонилось и скрылось за горизонтом, но не один Сеймур этому обрадовался: вместе с тьмой пустоши наполнились звуками — воем, стрекотанием и шуршанием песка. Пустыня лишь казалась мёртвой, на деле — полнилась жизнью, с которой Сеймуру не хотелось встречаться. От ужасов вокруг радскорпион попытался закопаться в песок, но Маркус после пустых уговоров всё-таки подцепил его носком ботинка и выпнул перед собой на дорогу. От испуга радскорпион болтал ещё больше. Сеймур даже пожалел, что ни один койот его не утащит. Огни Нью-Рино стали для них долгожданным оазисом. Наконец появилось что-то интересное и новое, однако шумные толпы не внушили чувство безопасности. Редко среди людей попадались гули, и Сеймур безрезультатно искал среди одинаковых безносых лиц Тифона. Наверняка он здесь — куда же ещё идти? Конечно, все знали, что в Нью-Рино можно затеряться — но не такой пёстрой компании. Супермутант и так возвышался над людьми, а огромный споровик за плечом делал его центром всеобщего внимания. Правда, радскорпион, в панике путающийся под ногами, чуть охлаждал пыл любопытства: улица вокруг них быстро пустела. Маркус пытался успокоить охрану, что радскорпион ручной, но те настоятельно порекомендовали запереть его в стойле с браминами. От стресса тот забыл повозмущаться и даже с удовольствием вновь спрятался в клетке. Смотрители браминов дивились чуду и допытывались у Маркуса, как же он так надрессировал опасную тварь, что даже команды не требовались. — Что-то с ним случится — пеняйте на себя! — рыкнул Маркус, и люди разбежались по углам. Видимо, его хорошо знали в городе, раз все вокруг здоровались. Какие-то грязные бродяги без страха жали ему руку и кивали с уважением, а у притона с яркой вывеской «Кошачья лапка» полуголая дама перегородила им дорогу. — Ты давно не заходил! Девочки скучали! От грозного вида не осталось и следа: Маркус смущённо отодвинул горшок с Сеймуром в сторону, чтобы не пялился. — Здравствуй, Салли. Не до того было. Должно быть, слышала уже, что в Брокен Хиллс случилось? Ей пришлось встать на цыпочки, чтобы погладить Маркуса по плечу. — Сожалею, сладкий. Весь день приходят беженцы. Владельцы гостиниц уже подсуетились и подняли плату за ночлег. Новости Маркуса не удивили, но взбудоражили. — Попробую что-нибудь сделать, но и мне помощь нужна. — Всё что захочешь, дорогой! — встрепенулась Салли и улыбнулась, демонстрируя щербатый рот. — Ты проходи, девочки будут рады! Кашлянув, Маркус дёрнул за крепёж, проверяя прочность сетки. Сеймур наклонился к его зелёно-пунцовому уху и надрывно прошептал: — Если хоть один извращенец моего горшка коснётся, обещаю плюнуть ему в рожу едкой слюной! — Думаю, они понимают, Сеймур, — так же тихо ответил Маркус, ступая через порог притона. — Хотя… лучше предупредить. Этот бесконечный бешеный день не переставал подкидывать сюрпризы.