Охота Мракса

Три месяца назад, 14 февраля       День всех влюблённых школа праздновала с размахом. Все веселились, кроме Морри: отец предварительно навестил её с действенным напоминанием, чтобы она не совершала глупостей — её поджидает романтика по расчёту, и то не в обозримом будущем.       Так, она сидела в котокафе Хогвартса в составе подвыпившей женской компании, которая обсуждала приметных холостяков волшебного интерната. Возможно, нашивки и цвет мантии разделяли учениц по факультетам, но желание обсудить противоположный пол неизменно объединяло их в единый фронт. В качестве базы своих оценочных суждений были выбраны три критерия: характер, внешние данные и прогнозируемый годовой доход. Рассматривали подвыпившие девушки всех, кого вспоминали: и старшекурсников, и выпустившихся знакомых, и подрастающий потенциал. Даже хмурого профессора Шарпа не обошло профилирование.       Морри, которой не грозили отношения, вставляла сардонические комментарии, просто чтобы быть частью кутежа. В какой-то момент она стала центральным лицом разговора — ведь Крауч была в курсе дел большинства знатных семей волшебной Британии и могла дать предварительную оценку, каким богатством и перспективами будет обладать каждый после выпуска.       — А Оминис, Оминис ведь тоже человек достойный? — раздался предсказуемый вопрос от Пинч-Смедли.       Всё было при Грейс: внешность, ум, достаток. Однако ею руководили эмоции, которые заглушали логику и чувство собственного достоинства. Никто толком не знал корень её слепой одержимости Мраксом: алчность, гормоны или же его неприступность. Одно было точно: каждый раз, когда она поднимала тему Оминиса, многие отворачивались и прикладывали руку к лицу.       Присутствия самого слизеринского высочества, к слову, нигде не наблюдалось. Скорее всего, он посчитал себя выше праздника имени святого Валентина и проводил вечер в гордом, угрюмом уединении.       Мнение женского жюри поделилось на два лагеря. Поддерживающего Пинч-Смедли:       — Не переживай, Грейс. Если в тебя кто-то не влюбится, то он совершенно не разбирается в красоте. Его упущение!       И тактично намекающие двигаться дальше:       — Грейс, прошу. У него всегда такой несчастный вид.       — Может, и несчастный, — не отступала главная блондинка Слизерина. — Но бедным его точно не назовёшь. За ним должна быть половина наследия Мраксов.       — Всего лишь половина? — прыснула Морри, не сдержавшись. — Наивная. Большая часть богатства переходит по главной ветви рода со стороны Марволо, на данный момент Оминис отсиживается на скамейке запасных. И хоть у него отличные перспективы в политике, пока он не достигнет высот, его дама получит, — она подняла ладонь, загибая пальцы по одному: — скудное состояние, фамилию, шепелявых детишек и ужасных родственников, склонных к садизму.       Большинство девушек захихикали, протянув капризное «иу». Грейс восприняла критику Оминиса лично, оттого не сдержала ядовитую реплику:       — Крауч столь взыскательна, что подмечает одни изъяны! Возможно, причина кроется в том, что она так и не сумела пошатнуть душевное спокойствие ни единого?       — Моргана упаси! — вмешалась Имельда, которой лишь бы позлословить о парнях. — Ведь тогда бы Морри пришлось с ними разговаривать!       — Моргана упаси! — Подтвердила за ней Морри, подняв тост стаканом минералки.       Другие осоловелые ученицы засмеялись и присосались к своим напиткам, лишь напоследок вкинули насмешку, прежде чем переключить обсуждение на другого холостяка:       — Одно хорошо: Оминис закроет глаза на любого любовника… Вот бы он ещё устроился капитаном корабля дальнего плавания! — расхохотались слизеринские язвы.       Когда девушкам надоело сплетничать, и они перешли к более смелому времяпровождению. Провокационное «правда или действие» стало хитом вечера, настолько, что мужская часть школы стала озорливо посматривать в их сторону, гадая, кому перепадёт.       — Морри, — вызвала её раздовольная Имельда после того, как напоила Поппи с Пуффендуя пуншем рот в рот под ревнивым взглядом Нериды. — Правда или действие? Только не забудь, о чём мы договаривались.       Рейес подразумевала ту сцену, в которой Морри судорожно рыдала в ненависти на свою жизнь после визита мистера Крауча — у девушки до сих пор глаза были на мокром месте, что смотрелось комично вкупе с распухшим носом и время от времени возвращающейся икоты. Тогда Имельда беззастенчиво вправила ей мозг, настояв, что пора брать жизнь под свой контроль и дерзать.       «Довольно психологических эксцессов. Довольно самобичеваний и самокопаний! Пора начинать трудовую, буржуазную жизнь!» — наставляла она жарче проповедников, а Морриган внимала ей, обливаясь потом сильнее грешницы в церкви феминисток.       Тогда Крауч согласилась с Рейес в моменте и клялась, что станет новым человеком. Сейчас же? Трусливо сомневалась. Необходимость в бунте отпала сама собой, стоило ей столкнуться с первым же вызовом. Ей и в своём болотце неплохо, да и кто начинает работать над храбростью именно с алкогольной игры? Вот только Имельда воззрилась на неё коршуном, намекая, что скормит ей, соплячке, горсти Берти Боттс со вкусом сопель в случае отказа. Морри кивнула, поняв подтекст, и приготовилась бойко огласить своё решение:       — Действие, — голос предательски дрогнул, прозвучав как сдувшийся воздушный шарик. Зардевшись от неловкости, Морри уже знала, что совершает ошибку.       Рейес довольно подмигнула.       — Ну чего ты так дрожишь, я всего лишь загадываю поцелуй! В рамках дебоша этого вечера, подобный вызов вполне невинен, — а твои губы достанутся… — Она оглядела похотливых претендентов, которые скопились в противоположной стороне котокафе.       «Пожалуйста, пожалуйста, выбери Гаррета!». С самым позитивным парнем Хогвартса всегда можно было договориться, он был готов поцеловаться с любой ради эксперимента и не станет приставать или шантажировать после.       Мысленные мольбы достигли Имельду совершенно не так, как рассчитывала Крауч:       — …Леандеру. Струсишь — пьёшь пиво Гаррета…       — Уф! — У Морри аж заложило носовые пазухи, стоило её воображению воссоздать солодовый запашок сброженного напитка с фирменными ядрёными добавками самопровозглашённого пивовара.       — …из его же ботинка.       — Фу-у! — А это дополнение было прямо-таки отвратным. Да уж, с подобными условиями Морри приложит все силы, чтобы исполнить действие.       «Поверить не могу!» — прерывисто вдохнула она, стоило ей перебороть рвотные позывы. Вот и делись секретами с подругой! Да, Крауч довольно часто ловила взгляды Леандера на себе, но не решалась сделать шаг навстречу. Гриффиндорец славился благородством, в то время как слизеринка не хотела серьёзных отношений. Ей не хотелось любить. Она жаждала, чтобы любили её. Именно поэтому она не была совместима с Леандером. Мало того, Крауч не представляла с ним абсолютно ничего, даже поцелуй. Он вызывал в ней лишь сухую симпатию, подкрашенную равнодушием.       «Мне предстоит пойти наперекор всему тому, чему меня учили, с человеком, на которого мне всё равно. Мне предстоит поцеловаться с Леандером Пруэттом».       Морриган снова повторила резюме своего обозримого будущего, а затем ещё раз. Последний вышел совершенно без энтузиазма.       — Идёшь на попятную, мышка Морри? — подстрекнула Имельда, и девчонки глумливо повторили её глупое прозвище. — Выпьешь для храбрости?       — Нет, — отказалась та. Даже когда предстояло исполнить то, что ей было не по нраву, Крауч было необходимо поддерживать ясность рассудка. Правило семьи: никаких заклинаний, никаких зелий, влияющих на разум, в том числе и алкоголь. — Нет, я справлюсь, но не на виду у всех.       — В таком случае протягивай лапу. Ты знаешь правила. Девчонки, закрепите пари между нами!       На запястье Морри нанесли метку, которая не сойдёт, пока она не выполнит условие либо не признается в поражении.       — Тогда… — Она встала, моментально став центром нескольких мужских хищных взглядов. — Тогда я пошла.       Рейес отправила её звонким шлепком по ягодице, из-за которого у Морри едва не подкосились ноги. Она кое-как да стыдливо притащилась к Леандеру, попав под обстрел провокаций.       — Э-эй, Крауч, а почему не ко мне? — заголосил якобы обиженный Сэллоу, который под алкоголем вёл себя не лучше свиньи. Он постоянно соревновался с Леандером, отчего постарался съязвить особенно тщательно. — Ну же, вернись! Я лучше орудую палочкой, чем он. Гарантирую!       — Не обращай внимания на этого идиота, — тихо ободрил Леандер таким мягким, гулким и уверенным тембром, который напоминал объятие. — Сэллоу настолько пьян, что и с дивана встать не сможет.       Раньше Леандер был капризным и обидчивым, даже заносчивым, но к выпускному оформился в горделивого молодого человека. Отметив это, Морри подумала, что она всё же сможет поцеловать его.       — Я и не обращаю.       — Превосходно. Пройдёмся подальше от этого балагана?       «100 баллов Гриффиндору за разумность и участливость!»       Морри оживлённо согласилась, и они удалились к лестницам под разочарованные возгласы Сэллоу. Отправляясь с Леандером на интимную прогулку, она не слишком думала о последствиях. В учебном крыле царила тишина, многие комнаты пустовали.       Леандер был высок, очень высок. Морри приходилось некомфортно задирать голову, чтобы разглядеть его лицо. Когда они проходили мимо свечей, пламя настолько ярко отражалось в его волосах, будто пробуждало солнце. Винно-золотистая мантия благородно переливалась и успокаивающе шуршала в такт спокойному шагу Пруэтта. Он был потрясающим, и в то же время Морри понимала, что не тем, кто ей нужен. Чем дольше они шествовали в безмолвии, тем скорее нервозность вытесняла крупицы оставшейся уверенности девушки.       — Леандер.       — Слушаю.       — Ты мне, собственно, совсем ненадолго нужен. Будь добр, наклонись.       Он остановился. Усмехнулся, а затем и вовсе расхохотался, измученно приложив ладонь к глазам.       — Чего… чего смешного? — непонимающе нахмурилась Морри. Ей не нравилось быть причиной чьей-то потехи.       — Да ровным счётом ничего. Просто я никогда бы не подумал, что заполучу интерес девчонки, которая мне симпатична, из-за какого-то паршивого спора пьянчуг. Это даже хуже утешения из жалости.       — Как ты?..       — Как я догадался? Да ладно тебе, Крауч. Я же не идиот, вопреки стереотипу Слизерина о гриффиндорцах. Но у львов есть гордость. И моя не позволяет прикоснуться к тебе чисто из прихоти Имельды. А ты… только взгляни на себя. Одна команда Рейес, и ты уже позабыла о своей неприкосновенности и побежала ко мне. Что дальше?       Морри остолбенела. Пруэтт не напрямую, но косвенно обнажал её жалкость и дешевизну. И он, гриндилоу его побери, был прав. Морри сама это осознавала, оттого ей было вдвойне обидно: ведь намного больнее, когда другие ковыряют твои комплексы и озвучивают их вслух. А Леандер и не думал останавливаться:       — И отваги в тебе… не наблюдается. Стоишь, потупив взор, молча терпишь мои претензии, хотя сто раз могла заткнуть меня, и я бы понял. Но нет. Выходит, я ошибочно увидел в тебе огонёк привлекательной непокорности.       Крауч проглотила язык, потерявшись в догадках. Ну а что можно сказать в подобной ситуации? Всё прозвучит неестественным оправданием. Эта была её первая попытка сблизиться с парнем — на мгновение, но всё же. И вот, Рейес оказала ей медвежью услугу. Морри не то что зашла в тупик — она впечаталась лицом в каменную стену.       — Поэтому прошу прощения, мисс Крауч, но я не выставлю себя посмешищем. Моя симпатия, тем более привязанность, достойны большего. Я оставлю дверь приоткрытой: если ты решишься быть со мной по своей воле, а не по чужой прихоти, то я буду ждать. Не слишком долго, месяц максимум, у меня ведь есть самоуважение, да и этого времени тебе должно хватить, чтобы определиться. Счастливо оставаться.       Правда заключалась в том, что Морри было абсолютно наплевать на его гордость, достоинство, эмоции. Об этом она думала, наблюдая, как огонь волос Пруэтта угасает за лестницей, оставив её в холодной темноте у класса ЗОТИ. Только оказавшись в одиночестве, Морриган одолели эмоции, разные, противоречивые. Её начал поддушивать стыд, что ей придётся вернуться к Имельде с меткой проигравшей.       Одна мысль накручивалась на другую, и вот к Крауч подступила истерика разочарования и обиды. Благородство Пруэтта обернулось предательством. Как он мог оставить её позади с клеймом позора? Пристыженная, Морри настигла отчаянная нужда убежать, спрятаться, чтобы никто не застал её проигрыш. Глаза, которые всё больше мутнели от слёз, заметались по пустому учебному этажу, пока не отыскали грузный часовой шкаф.       — Пойдёт!       Она часто залезала в платяные шкафы и сундуки, чтобы скрыться, поместится и в часах. Вот только дверца массивного деревянного корпуса всё не поддавалась, как бы Крауч ни тянула её.       — Да что же это! Откройся! — Испытав очередную неудачу, выудила из рукава волшебную палочку, рявкнула: — Я приказала отвориться!       Волшебница перебрала архивы воспоминаний с открывающими заклинаниями и произносила их одно за другим, вкладывая всю свою силу, пока не подобрала нужную отмычку.       Часы сошли с ума. Стрелки циферблата завертелись, светила лунного календаря заходили ходуном, пока не распахнулась дверца, являя за собой потайной спуск в помещение без света. Морри совершенно не смутило, что кто-то прятал этот проход, — в Хогвартсе столько тайников, должно быть, это всего лишь один из многих. Крауч пробралась внутрь и, ожидаемо, не увидела ничего необычного, кроме груд хлама и ящиков, скрытых под полотном. Она пристроилась к одной из горок и, усевшись и стиснув колени, позволила рыданиям вырваться на свободу.       Содрогаясь, она оплакивала всё: и невозможность сбежать от фамилии, и упрёк Леандера, и собственную немощность. Всё же Морри была слишком маленькой для этого мира. Слишком трусливой, чтобы бросить ему вызов, о чём ей напоминала позорная метка на рукаве.       Она выпрямилась, придя в себя, хлюпнула носом. Так часто тёрла его за последний день, что кожа, должно быть, воспалилась и слезла. Во рту и горле было противно, солёно и сыро, лицо чесалось от слёз. Голова звенела, как будто весь Хогвартс постучал по ней молотком. Сил не оставалось совсем, оттого Морри не успела среагировать, когда её схватили и дёрнули назад, не давая вырваться, а рот плотно накрыли ладонью.       — Спокойно, — прозвучала сухая команда её угрюмого сокурсника, Оминиса. — Ты потревожила тайное место Мраксов. Я должен удостовериться, что ты не унесёшь с собой никаких тайн. Посмотри мне в глаза, и всё закончится быстро.       «Мракс, Мордред тебя подери, кто так пугает?» — захотела было высказаться Морри, но её слова утонули мычанием в его руке. В ответ на сопротивление он раздражённо шикнул, прижал её к себе ещё крепче. Возмущённую слизеринку пробрало неизвестным ознобом. Она ещё никогда не прикасалась к молодому человеку, а Оминис вжал её в себя полностью: от макушки до пяток. Ей доводилось испытывать на себе последствия мужского гнева, но то было семейным воспитанием. Сейчас же она познавала силу человека, с которым судьба никоим образом не должна была её свести. И отчего-то это открытие оказалось волнительным.       — У тебя со слухом плохо? Посмотри. Мне. В глаза, — властно повторил приказ Мракс. — И советую повиноваться. Больно не будет, но моё терпение не продлится вечно.       Девушка попыталась оттолкнуть его чисто из проверки, в ответ получила стойкую демонстрацию непреклонности. Тогда она впилась коготками в открытую кожу его рук, чем заработала сначала одну встряску, затем другую. Крауч всё ждала, когда ей сделают по-настоящему больно: пощёчиной, пинком, ударом — но этого не происходило. Вместо этого хватка Оминиса напоминала крепкое объятие, которое её больной мозг находил убаюкивающим. Во мраке она могла позволить себе самообман, что её не хотят отпускать, потому что ей дорожат, а не держат в заложниках.       Морриган прекратила попытки сопротивляться, но не из страха. Следуя сердечному порыву, она потёрлась губами о хладную ладонь с прошением, какого могла искать одинокая, израненная душа. Даже такой «поцелуй» ей был желаннее неудавшейся близости с Пруэттом.       Наконец-то повиновавшись, девушка смиренно, заторможено задрала подбородок, сантиметр за сантиметром, пока её размытый от слёз взгляд не сцепился с взглядом тусклых, точно мёртвых глаз Оминиса. А улыбался он столь плотоядно, будто замышлял съесть её всю, предварительно распробовав каждый кусочек её кожи. Подобно змее, которая заглатывает свою жертву после удушья, перед этим окольцевав её полностью. Морри, всхлипнув, окончательно потерялась в настойчивости Мракса, в его сковывающей хватке, в том неизведанном, что он с ней делал.       — Ш-ш-ш, — защипел он в горячке парселтанга. — Тише, тише.       Твёрдо удерживая её на месте одной рукой, ладонь другой он поднял ото рта к глазу, нежно очертив скулу. Оминис Мракс. Такой мрачный и таинственный, холодный и нелюдимый — полная противоположность Леандеру. Волшебник, с которым она проучилась семь лет без особого контакта, но который заставил её тело петь с первого приказа, с первого прикосновения. А Оминису, Оминису тоже нравилось происходящее, — девушка смогла уловить это по дрогнувшему кадыку, по тому, как расширились его ноздри, вдыхая запах её волос. Хотелось просить «ещё», — и плевать на последствия — но голос пропал, подставив Морриган в самый ответственный момент.       Из неё не вырвалось и писка, когда Мракс внезапно впился в её глазное яблоко как извращённый инструмент, векорасширитель: средний палец прижал нижнее веко, а указательный отвёл верхнее к подбровью. Теперь Морри не могла моргать, а Мракс использовал свою распорку как наводку, как прицел, куда ему опустить свои слепые глаза. Слишком поздно Морриган осознала, для чего…       Легилименция. Волшебство, не требующее ни волшебной палочки, ни произнесения необходимого слова вслух, лишь зрительный контакт. Говорят, его жертвы по-разному переносят это заклинание. Кто-то проваливается в транс, кто-то видит, какие кадры воспоминаний просматривает заклинатель.       Морри же виделось, как из её глаз исходит туманная струйка и переносится в его. Будто Оминис высасывал воспоминания, её сущность. Однажды Крауч застала, как дементоры перекачивают из заключённых радость, а затем и жизнь, только поцелуем, и отчего-то ей представилось, как Оминис поступает с ней так же.       Что угодно, но только, пожалуйста, не останавливайся.       Тогда затуманенное ментальным заклинанием сознание отказывалось отдавать отчёт, насколько плачевными для неё могут быть последствия подобного поцелуя. А вот тело, эмоции и сердце мигом пробудились. Она находила соприкосновение сознаний крайне интимным, эротичным — даже в подобной принудительной форме. Волнительным и бесконечно пугающим. Ведь в то время, как романтичные девушки воздыхали о нежной любви, Морри грезила исследовать недоступный её делириум. Она мечтала, каково это — оказаться под «Амортенцией» или под «Империусом», каково выполнять чужие приказы и потерять любую возможность сопротивляться, каково блуждать в забвении «Обливиэйта». Её реакции стали заторможенными, а реальность куда-то уплывала из-под ног. Пальцы вцепились в удерживающую руку и переместили ниже, к груди, которую Оминис сжал, продолжая насиловать сознание Морри. Вероятно, он считал её прошение, потому что его вторая ладонь отпустила её истерзанные веки и перешла к извращённой ласке, попеременно то сжимая её шею, то оскверняя рот пальцами. Девушке ничего не оставалось, кроме как задыхаться в исступлении, но зрительный контакт она не разорвала ни разу.       Как хорошо, что Мракс не уловил, кто она и какая она на самом деле жалкая. Сознание Морри было максимально огорожено окклюменцией, и даже такой сильный легилимент, как он, не мог проникнуть непозволительно глубоко. Оминис сумел выудить лишь фрагменты нужной ему информации — как она сюда попала и с какой целью… так и постыдный отказ Леандера. Завидев гриффиндорца в её голове, всё возбуждение Оминиса сошло на нет.       — Тебе повезло. — Он грубо оттолкнул Морри от себя, не обнаружив компромат на Мраксов. Небрежно обсосал пальцы, побывавшие в её рту, пробуя её на вкус как какой-то дикарь. — Окажись на моём месте любой другой из моего рода, он сначала пытал бы тебя, следом убил. Твоя жажда поцелуя могла бы обернуться смертью, osculum mortis, а не играми. А теперь беги отсюда, трусливая девушка. И лучше бы тебе больше не попадаться мне в руки, иначе я не ручаюсь за последствия.       Морриган в очередной раз ощутила себя брошенной, и у неё больше не осталось сил протестовать и терпеть подобное унижение. Она ринулась из потайного помещения, не веря, что она пережила «Легилименс», как и смертельные объятия Мракса. Её охватывал самый настоящий приступ паники, смешанной с отвращением. Как Оминис посмел прикоснуться к ней? Как Оминис посмел отмахнуться от неё, без продолжения? А ей хотелось. Она не знала чего, но вся её кожа пылала.       Морриган не знала, было ли это вызвано заклинанием или её отчаянием, но она впадала в самое настоящее безумие. Когда она ворвалась в спальню, словно буйно-помешанная, внутри находились только Имельда и Нерида, как всегда, стоящие по разным углам, делающие вид, что не замечают друг друга.       «Как всё прошло?» — хотела было осведомиться Рейес, как увидела, в каком неадекватном состоянии находится Морри.       — Ну давай, спроси меня, — двинулась на неё Морри в безумном наезде. — Спроси, чем обернулся твой фарс с поцелуем Пруэтта. Ты видишь? — Она одёрнула рукав мантии, являя не сошедшее клеймо проигравшего. — Это хотела увидеть, м? Чтобы поднять меня на смех на весь факультет? Школу? Что мышка Морри настолько бесхребетная, что не может уговорить и гриффиндорца на малю-юсенький поцелуй, даже в щёчку?! А знаешь, что я думаю о твоём мнении, бесстрашная ты наша? — едва не выплюнула ей вопрос в лицо Морриган, схватив со стола канцелярский нож для вскрытия конвертов. — Я скорее вырежу эту метку из себя, чем позволю…       — Конфундус! — прокричала Нерида, и Крауч рухнула ничком на пол.       Имельда схватилась за волосы, неверяще таращась на неподвижное тело подруги перед собой.       — Т-ты ч-чего… — начала заикаться напуганная Имельда, белее листа бумаги. — Ты ч-чего наделала?! С ней же нельзя так!       — Это я-то наделала?! — закричала обычно спокойная Нерида. — Да это Крауч невменяемая! Она пошла на тебя с ножом!       — Робертс, — затрясла её Рейес навзрыд. — Это же Морри, да очнись ты! Она скорее себе навредит, чем другим! Ты провела слишком много времени под водой, позабыв, как общаться с нормальными людьми! А с ней… С нельзя так, понимаешь? Даже Распределяющей шляпе не позволили копаться в её голове, чтобы определить на факультет! А ты могла нанести ей непоправимый ущерб!       Нерида начала догадываться, о чём идёт речь. Она обхватила Имельду в утешающем объятии, поглаживая и успокаивая её.       — Тогда мы присмотрим за ней. Заметь, Имельда, «мы» — ты тоже причастна к сложившейся ситуации. Как и тот человек, что вывел её на истерику…