Человеческий фактор

На дворе вовсю горел август, а у него руки дрожали так, будто его голым вышвырнули на мороз. Выцветшая футболка насквозь пропиталась потом, полупустой рюкзак оттягивал плечи неподъемным грузом. Тонкое кольцо из проволоки жгло палец так, будто это было кольцо Всевластия, а не деформированная часть бутылки шампанского. Юра не был уверен, стоит ли ему вообще здесь появляться, но правда была в том, что идти ему было некуда. А это место он слишком долго считал своим домом, чтобы просто забыть об этом. Уставшая хрущевка. Девятиэтажка. Такая же уставшая, как все ее жильцы. Среди которых, по обыкновению, была одна шлюха из сорок второй квартиры, ее тайный обожатель, который неумело пытался стереть компрометирующие надписи, бабули — божьи одуванчики, что по вечерам созерцали, как эта парочка нежно и невинно целуется. И как настоящий Бог с балкона пятого этажа за этой картиной всегда внимательно следил Пузя. Чей-то полосатый толстый кот. Все знали что он — Пузя, что живет он на пятом этаже, что мышей он не ест и как охотник в принципе бесполезен, зато своей кошачьей силой он охраняет дом от бед и напастей. А чей он именно — никто не знал. Юра нисколько не удивился, когда подняв голову, встретился взглядом с этим мохнатым мерзавцем. Улыбаться этому коту по возвращению домой было его нерушимой традицией, ритуалом. И уверенный в том, что эта их встреча — последняя, Юра вложил в свою улыбку все, что осталось у него в душе. Этого было не так уж и много - пара обид, несколько невыполненных планов, несбывшиеся мечты, неосуществленные цели. Три не выкуренных сигареты и очень много несказанных слов. И все это варилось в океане подавленной глубоко внутри любви. К себе, к этому миру и к конкретным людям. Вышло даже не вымученно. Вполне себе искренне, как и все, что он делал в этой жизни. Юра искренне улыбался, искренне смеялся и плакал, искренне и долго говорил часами, прокладывая путь словам от самого сердца, он искренне врал и искренне любил. И несмотря на все, он чувствовал сейчас покой и умиротворение. Если не физически, то морально точно. Вот уже несколько лет он пребывал в покое. Ничто не терзало его мозг. Не сияло красным предупреждающим сигналом. Не заставляло судорожно перебирать в голове варианты событий и планы по освобождению своей души. Он мог бы даже сказать, что счастлив. Ведь ярко светит солнце. Греют его прямые лучи. Смеются дети в соседнем дворе и Пузя смирно сидит на своем посту. Но от счастья его отделяла одна единственная ошибка, которая зудела воткнутой в сердце иглой. И пусть его улыбка не была вымученной, в глазах не было и намека на привычный солнечный свет. Они потухли. Уже очень и очень давно. Заверещала и открылась изнутри дверь подъезда. Сначала Юра даже не узнал соседку, а она, к счастью, совсем не узнала его. С ней была маленькая девочка, которая успела не только родиться, но и научиться ходить. Нелепо, перекатываясь с ноги на ногу как маленький пингвин. — Нюта, стой аккуратно. Вот так. Пропусти дядю. Малышка повисла, держась за мамину руку, едва касаясь ногами земли. Ему придержали дверь. Юра кивнул в знак благодарности и вошел в холодный темный подъезд. Его совсем недавно перекрасили. Стены отдавали еще не выветрившимся запахом краски. Из почтового ящика, как и всегда, когда его долго не было дома, торчал ворох газет. Сорок восемь ступенек. На каждой двенадцатой стояла консервная банка-пепельница. Коврик у двери номер 104 замялся. Юра наклонился к нему, вытащил из-под резинового пылесборника ключ и ногой поправил край коврика. Чтобы никто не споткнулся. Юра знал, что дома никого нет. Понедельник… половина первого. Рабочий будень. Он был этому рад. Еще больше он обрадовался, когда в коридоре его встретили коты. Вернее кошка. Мася. И два подросших котенка, которых он видел впервые в жизни. Один рыжий с заломанными ушами, лохматый, похожий на чертенка. Второй серый, маленькая копия мамы. — Привет, малыши. Вы тут откуда? Он опустился на колени и погладил Масю по спине. Котята не спешили к нему подходить и просто следили за движениями его руки. — Как ты тут без меня, красавица? Мася… Хорошая кошка… Булка все спит, да, малышка? Как я по тебе скучал, моя ты хорошая… Слова о том, что Юра здесь ненадолго, застряли комом в горле. Ему было тяжело об этом думать, не то что говорить об этом своей любимой кошке. — Как у вас тут грязно, полы никто не моет… Кошка не могла сказать в свое оправдание ничего серьезнее, чем «мяу». Но Юре и этого было достаточно, чтобы начать улыбаться ей с пониманием. Он повернул голову влево, упираясь взглядом в зеркало. Оттуда на него смотрел кто-то, кто точно не был им. Под глазами залегли тени, морщины врезались в кожу, волосы едва ли прикрывали уши и по цвету больше походили на ржавчину, чем на привычную медь. Губы высохли и потрескались, щетина медленно, но верно превращалась в бороду. — Никто за вами не ухаживает, да, Мась? Я вот за собой тоже… Ну и хрен с ним, да? Моя ты зайка… Ему совсем не хотелось вставать и собирать остатки вещей. Это стало бы точкой невозврата, по крайней мере в его драматизирующем все вокруг сознании. Но в то же время стоило поспешить, а то… Мало ли. В конце концов, его тут явно не ждали. Нехотя перестав гладить кошку, Юра начал развязывать шнурки. С каждой секундой его действия становились все медленнее и медленнее, пока он вовсе не замер, едва дыша. Он услышал шаги. Тяжелые, неторопливые шаги и скрип, с которым резиновые тапки шаркали по немытому полу. Он боялся поднимать взгляд и сталкиваться с тем, что за два года график у любого человека мог измениться. Он вообще не шевелился, словно старался слиться с дверью, возле которой сидел. Раствориться в пространстве, будто его тут никогда и не было. — Привет, рыжик.