Человеческий фактор

— Доброе утро, рыжик. Мягкий нежный поцелуй в висок. От такого невозможно проснуться. Если только одновременно с ним не ухватить того, кто лежит рядом за бедро. — Не доброе, ты мешаешь мне спать… — не открывая глаз, Юра зевнул и повернулся на бок, надеясь скрыться от чрезмерно активного и бодрого человека, с которым он вынужден был делить постель. Любовь такая штука, когда приходиться любить даже то, что тебе совсем не нравится. И может быть, если б он с самого начала знал, что Боря — ранняя пташка, а судя по всему еще и гиперактивная, то он никогда бы его не полюбил. Но так вышло, что эти свои мерзкие качества Борис начал открыто демонстрировать в тот момент, когда метаться было уже поздно. И Юре пришлось любить и принимать его даже с этим слишком здоровым образом жизни, без которого не было бы этих крутых сильных рук, рельефного тела и ахуенного секса. — Уже половина четвертого, хватит спать, — Боря и сам до конца не понимал, почему в свой первый за долгие годы новогодний отпуск, он не берет пример с Юры и не спит, укутавшись с носом в одеяло. Проблема была в том, что он как не умел отдыхать, так и не научился, несмотря на годы совместной жизни с Юрой, который работал исключительно головой, и пока она у него работала, его туша пребывала в горизонтальном положении. Это иногда раздражало, но в отличие от Юры, он никогда не заставлял себя любить его минусы. Юра нравился ему целиком и полностью, ленивый, лохматый, с вечно лезущими в лицо патлами, с этой его легкой озабоченностью собственным видом, с напускным безразличием и часто невовремя просыпающейся игривостью. Он просто был таким человеком. Который влюблял в себя своей непринужденностью, простотой и ответной любовью ко всему сущему. Пускай даже иногда, в приступе гнева, он мог орать, что оторвет кому-то голову. Это были пустые угрозы, ведь Боря знал, что даже тараканам Юра не способен навредить. Вредительство это вообще не про него. А вот вредность — да. В этом Юра был королем. — Побойся бога, первое января. Мы легли вон… недавно, — он продолжал делать вид, что спит. И был уверен в том, что получается это отлично. Несмотря на то, что во сне он каким-то чудом осмысленно вел диалог и жался поближе к Боре, накрыв его ладонь своей. — Десять часов назад. — Вау, вы посмотрите на него… Человек, который позволил себе не вставать по будильнику. — Ты злой потому что перепил вчера или потому что не хочешь вставать? — Я злой потому что ты меня бесишь, — Юра был в том прекрасном состоянии, когда легко еще было провалиться обратно в сон. Это он и сделал, повернувшись обратно к Боре и закинув на него ногу. Это была самая лучшая поза для сна. Которая позволяла удержать Борю в постели «еще немного». — Если ты не встанешь, я возьму на себя ответственность приготовить завтрак. — это был маленький шантаж, на который не стыдно было пойти. Борис умел готовить пельмени, бутерброды, и если надо было кого-то удивить — макароны с сыром. А Юра считал, что Боря совершенно не умеет готовить и переводит продукты, о чем всегда открыто говорил, пусть и в мягкой форме. — Из чего ты будешь его готовить, милый? Из оливье и сельди или порежешь говядину, которая стоит в духовке? — новогодние праздники были единственными днями, когда этот прием не работал. Потому что холодильник уже был забит едой, которую невозможно было испортить при всем желании. И успокоенный этой мыслью, Юра окончательно уснул, положив голову Боре на плечо. Последнее, что Юра успел сказать, прежде чем растворился в объятиях сна и своего неофициального мужа — «похуй», на его слова о том, что дома не убрано. Так они и лежали. На разложенном диване, заправленном простой, но качественной сатиновой постелью темно-бордового цвета. Юра глубоко и спокойно спал, уткнувшись носом в шею Бори, а Борис в свою очередь мягко перебирал его волосы и старался не беситься от безделья. В ногах у них двумя комочками свернулись такие же умиротворенные и посапывающие животные — Мася и Булка. За окном крупными хлопьями валил снег. Небо посерело и очень скоро во дворе зажглись фонари. Где-то на районе особенно веселые люди запускали фейерверки. У соседей за стенкой играл повтор Голубого огонька. Сколько бы Боря не прокручивал в голове свою жизнь, он все никак не мог представить что седьмой Новый год подряд будет встречать со своим бывшим однокурсником. Более того, он не мог представить, что каждое утро будет просыпаться с ним в одной постели и наматывать себе на палец его длинные рыжие патлы. Что по-настоящему полюбит его, сильнее, чем он любил когда-то Ольгу. Хотя, если так посудить, Ольгу он никогда не любил. С ней просто было хорошо, удобно и правильно. Так, как должно быть у нормального человека. У госслужащего. У того, кто каждый вечер пятницы проводил в баре с коллегами и нажирался пивом. У того, чьи родители ждали внуков. Он променял комфортную, удобную и безопасную жизнь на это чудо, которое чуть меньше семи лет назад явилось на порог его квартиры с огромным походным рюкзаком и двумя котами в пластиковой корзинке. Это был конец сентября. Когда днем еще более менее тепло, а ночью спишь в свитере и трех одеялах, потому что отопление еще не дали. В половину двенадцатого ночи Боря услышал стук в дверь и был вынужден отвлечься от обжаривания котлет, приобретенных по совету какой-то женщины из магазина. Он выключил плиту, включил свет в коридоре и прошел к двери. Не глядя в глазок, открыл ее, потому что маньяков не боялся, и удивленно уставился на Юру, с которым на тот момент у них было одно, не сказать что прям свидание, но нечто явно более серьезное, чем просто дружеская встреча. — Привет-привет! Отличный сегодня день для незваных гостей, да? Хотя какой день, уже вечер, да даже почти ночь, а я как знал, что закон не дремлет. Что за дрянь у тебя сгнила? — Это котлеты. — Ужасно, просто ужасно, позволь спасти твой ужин, ладно? И не дожидаясь разрешения, Юра вошел в квартиру. Из-под черной вязанной шапки торчали взлохмаченные ветром волосы. Пальцы рук и нос покраснели от холода. А то, с каким вздохом облегчения он скинул в коридоре свой рюкзак, говорило о том, что парень устал. Хотя в его случае скорее заебался. Кошки выпрыгнули из корзины еще минуту назад, как только Юра закрыл за собой дверь, и скрылись в недрах квартиры. А всего через час они уже сидели на кухне под столом и жалобно выпрашивали котлеты, которые Юра постарался спасти картофельным пюре и овощным салатом. Они ели в тишине, сидя по разные стороны маленького прямоугольного стола. Юра только скинул куртку и шапку, оставаясь, кажется, в двух толстовках. Он сидел как птица на ветке, согнув одну ногу так, что б пятка упиралась в стул, и ел так, будто раннее никогда этого не делал. Ел, смотрел в тарелку, лишь изредка пробегаясь взглядом по кухонному убранству жилища Бори. А Боря толком и не ел, все смотрел то на Юру, то на его кошек, и никак не мог понять, почему вообще позволил ситуации достигнуть такой степени абсурда. — Ну так это… Я у тебя перекантуюсь? Всего пару дней, честно! Я и малышки. — наконец, Юра прервал тишину и внимательно посмотрел на Борю. В тот момент в его голубых глазах собралась, кажется, вся вселенская грусть. И одновременно с этим он излучал какое-то едва уловимое тепло. Как весеннее солнце. Греет едва-едва, температура дай бог поднимется до +5, а на душе уже жаркое знойное лето. И вот он все говорил и говорил, тараторил без умолку, что-то про придурошную хозяйку, которая заявилась в гости без приглашения, на внеплановую проверку квартиры, увидела кошек, и погнала, не вернув залог. Еще про то что идти пришлось пешком с другого конца города, потому что время позднее. И про то, что это всего на пару дней, самый максимум — неделя. Боря все это слушал, но едва ли слышал. Он просто понял тогда, что сказать «нет» выше его сил. Потому что ему было искренне жаль Юру, а в особенности его мини-зверинец. Он до сих пор не мог признаться себе в том, что наиболее сильное влияние на его согласие оказала даже не жалость, а слишком яркие и теплые воспоминания об их последней встрече. Когда Юра черт знает зачем проводил его до этого самого дома, вручил недопитую бутылку вина, а потом поцеловал, затащив в самый темный угол подъезда. И вот теперь, спустя несколько тысяч ужинов, Юра снова сидел за тем же самым столом напротив него. Отросшие почти до лопаток волосы были собраны в лохматый пучок, на острых плечах старая футболка Бори с одних из спортивных сборов. На руках Юры с тех пор прибавилось татуировок, а на лице морщин, которые он предпочитал время от времени игнорировать. На пальце кольцо из проволоки, которое он сам скрутил себе в Новый год. У Бори было точно такое же. — Сильно плохо? — на столе перед Юрой оказался стакан с водой, в котором шипела и растворялась таблетка аспирина. — Нет, нормально… Просто, кажется, я уже слишком стар для праздников. Я уже одной ногой в могиле… Не сегодня — завтра откинусь. — Рыжик, по-моему ты просто перебрал. — Все, партия сыграна… Ты будешь заботиться о наших малышках? Булка снова слишком много ест. — Отвезем ее после праздников к ветеринару. А ты пей воду и не страдай. Все же хорошо. — Боря улыбнулся. Он был уверен, что Юре и в половину не так плохо, как он это демонстрирует. И именно поэтому он подошел к нему сзади, наклонился и обнял. Боря делал это очень редко. Потому что все никак не мог привыкнуть к тому, что как минимум в пределах их квартиры это нормально. Инициатором всех нежностей обычно был Юра. И поэтому он всегда таял от таких внезапных проявлений любви. Его страдальческое выражение тут же сменилось довольной улыбкой. Они прикрыл глаза и поднял голову, упираясь лбом в чужой подбородок. — Ммм… Тебе бы побриться. — Какой ты милый. — Нет, правда. Ты такой… Бородинский хлеб. — Это комплимент? — Ну, можно и так сказать. — Юра заулыбался еще больше. Они жили вместе достаточно долго, но за это «долго» у них было очень мало таких моментов. Когда думать ни о чем не хочется, да и не надо. Когда можно немного подурачиться. Когда можно изобразить крайнюю степень похмельного синдрома, чтобы спровоцировать на нежность. Когда не думаешь про завтра и не понимаешь, где границы сегодня. Боря был более чем доволен таким порядком вещей. Они не тонули в бытовухе, потому что с нее их отношения и начались. Они не жалели свои давно ушедшие юные годы, когда забот было меньше, а налоги платили родители, потому что тогда они оба были совершенно другими людьми и жили совершенно другие жизни. И у них все было хорошо. Да даже отлично. Он никогда не жалел о том, что позволил Юре остаться и никогда не напоминал ему о том, что неделя давно прошла. — Ладно, садись уже и ешь, — Юра выпрямился и залпом опрокинул в себя стакан с аспирином. — Когда там твои родители ждут нас в гости? — Послезавтра. — Отлично, твой отец играет гораздо лучше тебя. — Да, но только давай в этот раз ты не будешь меня смущать, ладно? — Ой, да когда я это делал? Боря вернулся на свое место и посмотрел на Юру так, будто он только что воткнул ему стрелу в сердце. — Действительно, когда? Может, когда начинал им рассказывать про мою невероятную девушку? — Красивую, умную, рыжую, а какие она печет пироги! — Ты даешь им ложную надежду. — Я даю им правду в доступной для них форме. — Ты слишком легкомысленный. — Ты говоришь это гроссмейстеру. Не было смысла спорить дальше. Боря сдался. Закатил глаза и принялся за говядину, которую Юра мариновал в вине двое суток. — Да ладно тебе, если ты не хочешь — я не буду, — Юра мягко улыбнулся. Для него это был даже не спор, а будто очередная разминка. И если Боря не видел смысла спорить дальше, то Юра не видел смысла в этом диалоге в приницпе. Иначе он не уступил бы сейчас, — Но если они сами начнут спрашивать про твою несравненную Юленьку, мне придется им рассказать, что она оказалась той еще сучкой и разбила твое нежное сердце. Но ты и сам мог бы им рассказать, что я не просто нахлебничаю у тебя, ведь «легче платить за коммуналку пополам». — Мы же это с тобой обсуждали. — Боря тяжело вздохнул и опустил взгляд. Так или иначе, эта тема поднималась примерно раз в год. И раз в год он чувствовал себя наглым обманщиком, изувером, едва ли не преступником. Юра всегда сразу это замечал. — Да, я просто напомнил, что есть такой вариант, но нет — значит нет. Не переживай. Все в порядке. — И тебе не обидно? — Милый, ты выставил отсюда Ольгу, когда она решила к тебе вернуться. Этого было достаточно, чтобы мне никогда не было обидно. — Тешит твое самолюбие? — теперь и Боря улыбался. Вернее он улыбался, а Юра с вполне серьезным видом встал и начал собирать со стола ненужную посуду. — Конечно, еще как. А ведь Ольга — добрейшей души человек. В отличие от тебя она сразу поняла, что мои оладьи — выше всех похвал. — он выждал ровно секунду после того, как Боря сунул последний кусок мяса себе в рот и забрал у него тарелку. Потом еще пару секунд постоял, будто в раздумьях, наклонился и поцеловал его. Нежно, мягко, в щеку. Без намека на какую-то страсть. — Но тебе все-таки стоит побриться.