День 1
Юнги откидывается на спинку стула и смотрит на ответ, который он только что получил, отображаемый в аккуратном квадратном окошке в середине навигационного экрана перед ним. Он читает его еще раз, хотя уже знает, что там написано.Координаты получены. Рады, что с вами все в порядке. Оставайтесь на месте. Спасательный корабль будет через 12 дней.
Он вздыхает, тихо, но все же. Ему нужно выплеснуть это наружу. Его не удивляет содержание письма, но— — Двенадцать дней? — Чонгук наклоняется ближе, хмуро глядя на экран, как будто не может поверить в то, что читает. Его татуированная рука сжимается в кулак на спинке стула Юнги. — Мы что, должны просто сидеть здесь двенадцать дней и ждать, пока кто-нибудь не прилетит и не заберет нас? Мин внезапно чувствует себя старым, может быть, или усталым после того, что только что произошло, потому что у него нет сил злиться из-за всего этого. Расстегивая пуговицу на рубашке, чтобы хотя бы почувствовать, что в легкие поступает больше воздуха, он говорит себе, что видел и похуже, намного хуже. По крайней мере, на планете, на которую они едва приземлились, есть чистая вода и пригодный для дыхания воздух, где нет бактерий-убийц или вирусов, и нет крупных хищников, которые могли бы попытаться их съесть. К тому же у них на корабле много еды, и генераторы, похоже, работают просто отлично. Если Юнги достаточно постарается, он сможет смотреть на это почти как на двенадцатидневный отпуск. Он не помнит, когда в последний раз у него было больше двух выходных за раз, так что. Это уже хоть что-то. Он уверен, что им не заплатят за эти двенадцать дней, но, по крайней мере, они не умрут. А поскольку двигатель невозможно починить без новых деталей, они могут просто отдохнуть. Юнги чувствует себя так, словно мог бы проспать два дня подряд. И конечно, он предпочел бы не проводить свой отпуск с долбаным Чон Чонгуком, самым надоедливым человеком из всех, с кем ему когда-либо приходилось работать, но он думает, что сможет пережить это. Где-то в его комнате есть пара очень хороших наушников с шумоподавлением, с ним все будет в порядке. По крайней мере, он так думает. — Я не знаю, заметил ли ты, но наша компания в некотором роде отстой, — говорит он Чонгуку. — Они хотя бы кого-то отправили. — Значит, мы должны быть благодарны за самый минимум? Чонгук, как всегда, теребит серый шарф, обернутый вокруг его шеи. Сейчас он выглядит скорее раздраженным, чем сердитым, не обеспокоенным, но явно несчастным. Мин готов считать это прогрессом. Этот шарф сначала смутил Юнги, потому что Чонгук носит его постоянно, даже если погода для этого слишком теплая. На самом деле, Юнги не думает, что он когда-либо видел Чонгука без него. Но он также видел в своей жизни вещи гораздо более странные, чем шарф, поэтому быстро научился не обращать на это внимания. Некоторым людям просто нравится носить шарфы. Кто он такой, чтобы судить? — Ты не обязан быть благодарным, просто перестань жаловаться вслух, где я могу тебя услышать. — Технически, ты капитан этого корабля, кому еще я мог бы пожаловаться, если не тебе, — говорит Чонгук. Его улыбка еще не совсем похожа на ухмылку, но чем-то ее напоминает. Юнги смотрит на него с, как он надеется, совершенно нейтральным выражением лица. — Технически? Чонгук кивает. — Технически. Юнги сначала хочет попросить, чтобы Чонгук объяснил, что он имеет в виду под этим, но потом решает, что он не хочет знать это. Он отправляет ответное сообщение в их компанию и переключает мониторы, чтобы они отображали пустынный пейзаж снаружи. Он думает, что ему может понадобиться это изображение, чтобы полностью осознать всю ситуацию. Затем он встает со стула, пытаясь вспомнить, какие виды консервированного супа у них остались. Прямо сейчас он бы с удовольствием отведал куриного супа с лапшой. — И все же, ты разговариваешь со мной не так, как будто я капитан. — Просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя таким старым и серьезным, Юнги. «Слишком поздно для этого», думает Юнги, проходя мимо Чонгука и выходя из комнаты в полутемный коридор, ведущий к остальной части корабля. — Ммм. Как мило и заботливо с твоей стороны, — говорит он через плечо, просто чтобы что-то сказать. К счастью, Чонгук не следует за ним на кухню, так что у Юнги может быть немного времени, чтобы спокойно поесть. Светодиодные лампы на потолке кухни включаются, когда он входит, освещая бело-серую комнату достаточно, чтобы он мог найти все, что ему нужно. Ожидая, пока суп разогреется на крошечной электрической плите, он бездумно смотрит в кастрюлю, как будто таким образом может ускорить процесс, прокручивая в голове все, что произошло ранее. Теперь, когда у него есть время подумать, он должен признаться себе, что он совершенно потрясен, и он уверен, что Чонгук тоже, хотя и притворяется, что это не так. Они возвращались в город, обратно на свою планету, когда над их головами начали мигать желтые предупредительные огни. Что-то было не так с двигателем, и у них едва хватило времени среагировать, не говоря уже о том, чтобы выбрать, на какую планету они попытаются приземлиться. Честно говоря, это чудо, что они не получили травм или чего похуже. Ну, Чонгук, конечно, не думал, что это было чудом. Если Мин правильно помнит, то он сказал: «Юнги, ты только что спас наши задницы». Юнги не сказал бы, что он это сделал, но, по крайней мере, он не сделал все еще хуже, и ему удалось благополучно посадить их корабль. Им повезло, что грузовой отсек был пуст, а корабль был настолько легким, насколько это было возможно. Как только они отдышались, они проверили системы и двигатель и поняли, что им ничего другого не остается, как позвать на помощь. Юнги знает довольно много об этом корабле, он знает его хорошо, а Чонгук - одаренный механик, но в тот момент они оба понимали, что самостоятельно, без новых деталей и более специализированных инструментов, они ни за что не смогут устранить проблему. Поэтому у них не было другого выбора, кроме как сообщить об этом компании. И теперь у них нет другого выбора, кроме как ждать. Двенадцать дней Юнги не удивится, если спасательному кораблю потребуется еще больше времени, чтобы добраться сюда. Поскольку на судне нет ценного груза и так как у них есть припасы для поддержания работы, компания, вероятно, не торопится. Спасательная команда, возможно, тоже занята тем, что помогает кому-то еще. Итак, это займет двенадцать дней или даже больше. Поверхность супа начинает пузыриться, поэтому Юнги воспринимает это как сигнал к выключению плиты. Он хочет, чтобы суп был теплым, но не настолько горячим, чтобы обжечь язык. Он садится за стол и начинает медленно есть, думая, что пока у них есть куриный суп с лапшой, с ним все будет в порядке.День 2
В итоге Юнги не спит два дня, отчасти потому, что он просыпается только через семь часов и не может заснуть снова, и продолжает ворочаться на своей жесткой узкой кровати, а отчасти потому, что он слышит, как Чонгук на кухне напевает себе под нос. Он не может разобрать слов, но когда он с трудом поднимается на ноги и идет по полутемному коридору, ориентируясь на крошечные светодиодные лампочки, сияющие вдоль стен, и на голос младшего - и это очень приятный голос, он должен признать, не в первый раз— он понимает, что это ненастоящая песня. Ну, музыка из песни, Юнги, наконец, узнает ее, когда останавливается в дверях, но текст… — Я бы предпочел блинчики, но там нет лука, — поет Чонгук. Он помешивает что-то в кастрюле и одновременно пытается закатать свои длинные рукава, чтобы они не мешали. Его волосы собраны в пучок, чтобы они не лезли в глаза, когда он наклоняется над кастрюлей, и это почти не должно выглядеть хорошо, но так оно и выглядит. Чонгук действительно милый. Юнги приходится заставить себя отвести взгляд. Младший еще не заметил его, все еще занятый перемешиванием содержимого кастрюли и придумыванием слов к своей песне на завтрак. Он хмурится, как будто только что понял, что будет нелегко найти что-то, что рифмуется с «лук», но потом все равно открывает рот: — Так что нам придется— О, Юнги! — он поднимает голову и улыбается, вероятно, потому, что внезапное появление Юнги спасло его от необходимости заканчивать его импровизацию. Он пристально смотрит на Мина, рассматривая его серую пижаму и, скорее всего, очень взъерошенные волосы и припухшие глаза, и его улыбка становится только ярче. — Ты выглядишь так мило. Садись, давай поедим. Раньше, когда они только начинали работать вместе, Юнги смущали такие вещи: то, что Чонгук мог раздражать, много жаловаться и называть его по имени, без каких-либо почетных званий, но в то же время он готовил ему еду, напоминал ему отдохнуть и говорил вещи, которые можно было трактовать как комплимент. Что-то вроде: «Ты так круто выглядишь в этой куртке» или «Никто не предупреждал меня, что я буду работать с самым симпатичным мужчиной в галактике». Для Юнги это просто не имело смысла. Но он научился мириться с этим и не пытаться придать этому смысл. Чон Чонгук не очень заботится о логике, вот какой вывод для себя сделал Мин. Но он действительно заботится о своих коллегах, очевидно, по-своему, и вскоре после их первой встречи Юнги осознал, что он больше не так сильно на него зол. Не поймите его неправильно, это все еще его раздражает, но… он не испытывает ненависти к этому. — Как ты узнал, что я проснусь как раз к моменту, когда ты закончишь готовить завтрак? — спрашивает Юнги, усаживаясь за длинный стол, который, вероятно, занимает гораздо больше места, чем следовало бы на узкой кухне. Он смотрит, как Чонгук ставит перед ним тарелку с супом. Честно говоря, он бы тоже с удовольствием съел блинчиков, может быть, с овощами или с чем-нибудь сладким, но у них нет всех ингредиентов, а разогреть банку супа в любом случае быстрее. — Я был уверен, что ты проснешься из-за моего пения, — Чонгук плюхается на стул слева от него и протягивает ему ложку. — Гениально, верно? Мин хмурится на него, но это только заставляет младшего рассмеяться. — Не за что, Юнги. Так что Юнги просто кивает. Что еще он может сделать? Они начинают есть, и на мгновение воцаряется тишина, но как только тарелка Чонгука пустеет, он снова поворачивается к старшему. — Итак, какие у нас планы на сегодня? Будем ли мы осматривать территорию? Юнги проглатывает последнюю ложку своего супа и наблюдает за ним, обдумывая это. Должны ли они? Или лучше сидеть сложа руки прямо здесь и не рисковать? Однако, насколько им известно, планета безопасна. И сидение на одном месте рано или поздно сведет их с ума. Кроме того, они же не обязаны охранять корабль или что-то в этом роде, здесь никто не живет, никто не собирается красть вещи, пока их нет. Или ломать что-то, потому что корабль в любом случае сломан настолько, насколько это возможно прямо сейчас. Им следует в ближайшее время проверить свои запасы, пересчитать все, чтобы убедиться, что они не переоценивают количество еды, которое у них осталось, но это может подождать до завтра. — Да, почему бы и нет, — говорит Юнги. Он уверен, что если Чонгук спрашивает об этом, то он, должно быть, внимательно изучил все доступные карты этой планеты и уже имеет что-то конкретное на примете. — Куда бы ты хотел пойти? Как и ожидалось, глаза Чонгука загораются. — Итак, мы, по сути, сидим посреди плато, верно? На востоке есть те горы, но если мы пойдем на запад, там будут скалы, и нам откроется прекрасный вид на море. — Как далеко? — Час ходьбы, ну... — Чонгук опускает взгляд и снова поднимает его, чтобы встретиться взглядом с Юнги, как будто ему по какой-то причине нужно его осмотреть. — Может быть, полтора, потому что ты такой маленький и у тебя такие короткие ножки. Юнги не моргает, и даже не дышит. Он просто смотрит на младшего. Несколько месяцев назад его бы задел данный комментарий, но не сейчас. Он привык к тому, что Чонгук, который технически является его подчиненным, смеется над ним. Но на самом деле он не чувствует себя оскорбленным. Может быть, это потому, что глаза Чона никогда не бывают злыми, когда он говорит такие вещи. Иногда они выглядят даже очень мило. Так что Юнги не обижен или что-то в этом роде, но он все равно должен как-то отреагировать. — Ты примерно на пять сантиметров выше меня. Чонгук не спорит с фактами, но и не позволяет им помешать ему дразнить другого. — Это много. Надеюсь, у тебя не болит шея, когда тебе приходится запрокидывать голову, чтобы посмотреть на меня снизу вверх. Хорошо. Юнги решает пойти дальше. Почему бы немного не повеселиться? — А что, если болит? Ты собираешься сделать мне массаж? — говорит он, для разнообразия позволяя себе ухмыльнуться. Он делает это не часто, но всякий раз, когда он ведет себя самодовольно и поддразнивает в ответ, Чонгуку, кажется, это очень нравится. И этот раз не исключение. Младший выпячивает грудь и хрустит костяшками пальцев, как будто готовится показать Юнги свои навыки. Его глаза полны чего-то близкого к восторгу. — Только скажи! Я могу сделать тебе приятный расслабляющий массаж. У меня это хорошо получается. — Но как бы ты это сделал, если я намного ниже тебя ростом? — Юнги наклоняет голову, стараясь выглядеть настолько грустным и задумчивым, насколько это возможно. — Тебе будет неудобно так сильно наклоняться. Тебе придется сесть на стул или еще куда-нибудь. — Или ты мог бы просто прилечь, — немедленно говорит Чонгук, его улыбка такая яркая, такая очаровательная. Он так доволен собой. Конечно, это так. Образ, который мелькает в голове Юнги, это… что ж, это неожиданно. Хотя определенно не неприятный. Он представляет себя лежащим плашмя на кровати, на животе, и представляет, как Чонгук стоит на коленях над ним. Бедра Чонгука прижаты к его бокам, руки младшего гладят его кожу и сжимают уставшие мышцы, Чонгук наклоняется, чтобы прошептать что-то в… Ааа, и на сегодня хватит. Юнги прочищает горло, пытаясь сделать вид, что он просто разозлился из-за молотого перца в супе. Эти супы, конечно, очень острые. — Или я мог бы купить себе обувь на толстой платформе, и мы были бы одного роста. Вместо того, чтобы поспорить, Чонгук просто снова соглашается с этим. Он кивает с очень серьезным видом. — Ты бы так мило смотрелся в них. Юнги вздыхает и встает. Пора сменить тему, иначе он может в это поверить. — Ладно, приступим к делу. Я позабочусь о посуде. — Спасибо тебе, Юнги! — Чонгук лучезарно улыбается ему и выбегает из кухни, слишком взволнованный и очаровательный, чтобы злиться на него. Так что Мин на него не злится. Зачем злиться на что-то, когда можно просто наслаждаться этим? Особенно когда они собираются застрять здесь вместе на какое-то время. Теперь, почему именно ему это нравится, - это совсем другой вопрос, но он предпочел бы пока не вдаваться в подробности. Вскоре после этого они покидают корабль, как только Юнги удается полностью проснуться и одеться. Они берут с собой кое-какие припасы, на всякий случай — немного воды, немного оружия, фотоаппарат, бинокль - и Мину на секунду хочется пожаловаться на то, что ему приходится носить с собой большую часть из этого, просто так. Однако, прежде чем он успевает сказать хоть слово, Чонгук забирает у него из рук сумку, говоря что-то о том, что ему не следует перенапрягаться после того подвига пилотирования, который он совершил вчера. На этот раз это даже не похоже на поддразнивание, не похоже, что он шутит, и Юнги тихо благодарит его, не зная, что еще сказать. В любом случае, младшему, похоже, достаточно «спасибо», судя по его сияющей улыбке. Почему его улыбки всегда такие яркие? Они даже согревают. Они ощущаются как лучи солнца по утрам, сияющие новыми обещаниями. Как будто они вот-вот разбудят что-то глубоко в груди Юнги. Мин этого не понимает, но, как и в случае с поддразниваниями Чонгука, он принимает это. Они идут на запад, медленно пересекая плоское, тихое, по большей части бесплодное плато, на которое они приземлились. Тут и там встречаются какие-то травянистые растения с узкими бледно-желтыми листьями, какие-то мелкие насекомоподобные животные разбегаются в стороны от них и прячутся под камнями или в крошечных ямках в земле. День солнечный и теплый, и все почти слишком мирно для того, что они пережили вчера, но Юнги чувствует себя слишком хорошо, чтобы пытаться переосмыслить это. Он не любит зацикливаться на негативе, и произошло слишком много хорошего, чтобы он мог жаловаться. Они живы — это очень хорошо. Они не ранены, и им ничего не угрожает, и они не умрут с голоду или от жажды, и кто-нибудь скоро придет за ними. Для Юнги этого достаточно. — Ты знаешь ту новую забегаловку с лапшой через дорогу от главного офиса? — внезапно спрашивает Чонгук. — Они открылись в прошлом месяце. Юнги требуется мгновение, чтобы перейти от мыслей о том, что, к счастью, он не умер, к попытке вспомнить, замечал ли он какие-нибудь новые рестораны по дороге на работу в последнее время. — Да, видел. Хотя я там еще не был. — Я слышал, они хороши. Мы сможем пойти туда вместе, когда вернемся? Это непростой вопрос, Юнги это прекрасно понимает. Он не уверен, что полностью понимает это. Они никогда раньше не ходили куда-нибудь поесть вместе, но ему не противна эта идея. Что интересно, только вчера он говорил себе, что ему ненавистна мысль о том, чтобы провести двенадцать дней, застряв здесь с Чонгуком, а теперь он хочет пойти куда-нибудь и поесть с ним немного лапши? Вероятно, ему следует спросить себя, почему он ведет себя так... непоследовательно, это хороший способ выразить это. Или, может быть, его внезапно стало «легко убедить»? Определенно не «не в силах устоять перед Чон Чонгуком», нет. Конечно нет. Только не Юнги. Мин - спокойный и рациональный человек, и он любит тишину. Но он начинает понимать, что по какой-то причине ему также нравится, когда Чонгук нарушает это своими шутками, смехом и... Фу. Это странно. — Ты заслуживаешь немного хорошей лапши после того, как вчера спас нам жизни, — говорит Чонгук. Он уставился в землю под своими ботинками, не глядя на старшего, ведя себя так непринужденно, что это подозрительно. Юнги ожидает, что он улыбнется, но он этого не делает, и когда он поднимает голову, в его глазах есть что-то серьезное и обнадеживающее. — Да, мы можем сходить туда, — говорит Юнги. — Круто, — взгляд Чонгука на мгновение прикован к лицу Мина. Затем он отводит взгляд и только тогда наконец улыбается. — Ты платишь, верно, Юнги? Юнги даже не пытается притвориться, что он оскорблен этой бесстыдной попыткой получить бесплатную еду. Он качает головой, тихо смеясь, не удивленный и не недовольный одновременно. — Конечно, — говорит он, а потом думает, что разговоры о еде - неплохой способ скоротать время. — Какие виды лапши ты любишь? Как и ожидалось, глаза Чонгука загораются, и он начинает рассказывать Юнги все о рецептах, которые он уже пробовал сам, и о видах бульона и соуса, которые ему нравятся больше всего. А потом он задает Мину тот же вопрос и слушает его так внимательно, как будто делает все возможное, чтобы запомнить все это на случай, если это может пригодиться позже. Им требуется час и пять минут — а не полтора часа, — чтобы добраться до скал. Юнги удивлен, когда смотрит на время, потому что он мог бы поклясться, что прошло не больше двадцати минут с тех пор, как они покинули корабль. Очевидно, время летит незаметно, когда он с Чонгуком. Они останавливаются на безопасном расстоянии от края, где земля выглядит совершенно устойчивой, в основном потому, что Юнги жалуется, что не хочет остаться совсем один на этой планете, если Чонгук поскользнется и разобьется насмерть. Кто будет разогревать ему ужин или будить своими песнями о еде? Нет, он не может так рисковать. По сути, они стоят на отвесной скале, а каменистый пляж под ними настолько живописен, насколько было бы смертельно опасно, если бы кто-то упал и приземлился на него. Этот аргумент кажется достаточно убедительным, потому что Чонгук послушно делает пару шагов назад, встает прямо рядом с ним и протягивает ему бинокль. — Посмотри вон на тот маленький остров, — говорит он, указывая куда-то влево, к горизонту, где перед ними расстилается бескрайнее темно-синее море. — Он выглядит таким круглым. Интересно, используют ли его какие-нибудь морские животные для отдыха? Юнги находит остров и говорит Чонгуку, что он действительно круглый, что очень радует, но он не видит на нем ничего, кроме скал. Затем он останавливается на мгновение, чтобы просто насладиться видом невооруженным глазом: он смотрит на бледное небо, где оба солнца сейчас прячутся за тонкими облаками, затем смотрит на нежные волны на поверхности моря. Цвета приглушенные, но приятные, а шум моря действует на него успокаивающе, как и всегда, на какой бы планете он ни находился. Все спокойно, так непохоже на их первые мгновения здесь, когда их корабль чуть не разбился о плато позади них. Чонгук делает несколько снимков, а затем, как и Юнги, долгое время молча любуется видом. Его пучок распустился, и ветерок настойчиво треплет его волосы, пока он не отказывается от попыток убрать их с глаз и не позволяет им делать все, что им заблагорассудится. Он надувает губы, и Мину приходится быстро отвести взгляд, прежде чем он сможет сказать что-нибудь глупое, типа, «и ты называешь меня милым?». Наконец Чонгук протягивает ему бутылку с водой и спрашивает, уверен ли он, что сможет вернуться на корабль своими ногами, или его нужно нести. Юнги испытывает искушение согласиться, и не потому, что он устал. Конечно, ему бы хотелось посмотреть, как далеко Чонгук сможет нести этот вес на своей спине, но также… Как будто здесь в воздухе витает что-то такое, что действительно делает его все менее и менее способным сопротивляться глупости Чонгука, или тому, какой он милый или тому и другому сразу. Или это из-за того предсмертного переживания, через которое они прошли вчера, во время аварийной посадки? Или, может быть, младший просто изматывает его, или, может быть, он позволяет своим мыслям о Чонгуке идти в опасном направлении. По крайней мере, опасно для его сердца. Но на этот раз он делает все возможное, чтобы оставаться сильным, и говорит: — Тебе следует поберечь свою энергию до того момента, когда мне понадобится этот массаж. — О, точно, — Чонгук выглядит искренне взволнованным по этому поводу, хотя он, должно быть, знает, что Юнги просто шутит. — Как я уже сказал, только скажи. Я готов. Мин верит ему. Закончив любоваться видом, они медленно возвращаются на корабль, не торопясь, наслаждаясь днем так долго, как только могут. Это мило. Что, вероятно, странно для ситуации, в которой они находятся.День 3
Утром Юнги отправляется на короткую прогулку сразу после того, как проснется. Он не уверен почему, но чувствует потребность размять ноги и снова оглядеться по сторонам. Местность довольно однообразная, и вокруг них почти нет жизни, если не считать этих низких растений и каких-то мелких тварей на земле, но это все равно совершенно новая планета, по крайней мере для него, и он хочет запомнить ее, когда вернется на Землю. Когда он возвращается на корабль, Чонгук уже готовит для них завтрак. По мнению Юнги, это определенно очень хороший способ начать день. Позже они перебирают все имеющиеся у них припасы, особенно продукты питания, чтобы точно проверить, сколько их у них есть, и убедиться, что они хранятся должным образом. Задача не очень увлекательная, но компания Чонгука компенсирует это. Он рассказывает Юнги смешные истории со своих предыдущих мест работы, он расспрашивает Мина о его любимых песнях, а затем убеждает его спеть с ним дуэтом, он придумывает самые глупые шутки. Это веселее, чем Юнги мог когда-либо ожидать. И если этого было недостаточно, то в конце концов выясняется, что им действительно не о чем беспокоиться, когда дело доходит до еды, и это большое облегчение. Когда снова приходит время разогревать обед, Юнги говорит Чонгуку присесть и отдохнуть, а сам для разнообразия принимается за работу. Не то чтобы это большая работа - открыть две банки супа и разогреть их в кастрюле, но младший, похоже, все равно это ценит. День жаркий, солнце на безоблачном небе снаружи яркое и безжалостное, и на корабле тоже становится слишком жарко. Они начинают есть, но вскоре Юнги приходится снять свою толстовку и положить ее на пустое сиденье рядом с собой. По крайней мере, влажность низкая, так что все не так уж плохо, но все же, возможно, ему следовало подождать, пока суп немного остынет. Однако он слишком голоден, чтобы больше ждать, как только он начал есть, ему нужно продолжать. Снова склонившись над своей миской, он хмурится и замолкает, чувствуя легкое раздражение. Он знает, что его щупальцам не слишком нравится жаркая погода, вероятно, потому, что они становятся слишком теплыми, когда все они прижаты друг к другу, спрятаны под одеждой и под кожей. И сегодня, по-видимому, слишком жарко, на их вкус, так как они продолжают извиваться, пытаясь выскользнуть из-под его футболки, что не так уж сложно, потому что она задрана на левом боку, прямо под тем местом, где они находятся. Должно быть, это произошло, когда он снимал толстовку. Ему приходится выпрямиться и одернуть футболку, и он едва удерживается от ворчания по поводу двух щупалец, которые уже успели выбраться наружу. Он делает несколько медленных вдохов, желая, чтобы они вернулись и успокоились. Не похоже, что он собирается есть этот суп вместе с ними. Ну, он догадывается, что мог бы, но будет быстрее, если он просто воспользуется ртом. К тому же они более чувствительны к более высоким температурам, чем его рот, так что он легко мог бы пораниться, если бы попытался положить их во что-нибудь настолько теплое. Только когда он снова берет в руки ложку, он вспоминает, что в комнате он не один. Это странно, но он почти забыл об этом, потому что Чонгук уже некоторое время ведет себя неестественно тихо. Когда Юнги смотрит на него краем глаза, он замечает, что тот перестал есть. — Надеюсь, ты не боишься щупалец или чего-то в этом роде, — говорит Юнги, улыбаясь про себя. Это было бы забавно. Может быть, он смог бы заставить Чонгука заткнуться, просто пригрозив показать ему свои щупальца. Не то чтобы он на самом деле хотел, чтобы младший заткнулся или напугал его, но ему было бы над чем подразнить его. — У вас на Земле есть щупальца, не так ли? У вас есть кальмары? Так что это не значит, что ты никогда не видел этого раньше. Он съедает ложку супа, ожидая ответа Чонгука. Он думает, что готов ко всему, что младший может выкинуть на его пути. Скорее всего, это будет какая-нибудь глупая шутка, может быть, о том, что Юнги должен пойти искупаться в здешнем море и посмотреть, сможет ли он найти кого-нибудь из своих двоюродных братьев или что-то в этом роде. Все в порядке, Юнги может это вынести. Он мог бы даже посмеяться над этим вместе с Чонгуком. Кальмары такие милые. Но ответа не последовало. Чонгук не издал ни звука и по-прежнему не двигался. Юнги, наконец, поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Это странное зрелище. Чонгук сидит за столом слева от него, весь напряженный и застывший на месте, даже не моргая, его широко раскрытые глаза прикованы к миске перед ним, пальцы сжаты вокруг ложки в руке. Юнги едва видит, как его грудь поднимается и опускается при дыхании. Он бледен, почти вызывающий беспокойство, не то чтобы Юнги хотелось беспокоиться о нем или о чем-то еще. Чонгук взрослый мужчина, он может сам о себе позаботиться. Юнги не должен волноваться. Но Чонгук выглядит бледным, как привидение, или как будто он только что увидел привидение. Или, по крайней мере, что-то такое, чего он действительно не хотел видеть. Осознание приходит медленно, в основном потому, что Юнги не хочет признавать правду. Однако он не может избегать этого слишком долго, каким бы неприятным это ни было. Так что, правда? Неужели на Чонгука так повлияло то, что он увидел? Неужели щупальца так сильно вызывают у него отвращение? Это просто смешно. — Кот проглотил твой язык или что-то в этом роде? Или кальмар? — говорит Юнги. Он возвращается к еде, пытаясь проглотить горечь, подступающую к горлу, но продолжает поглядывать на Чонгука, слишком любопытный, чтобы отвести взгляд. — Тебе не кажется, что суп слишком горячий, чтобы его есть? Ответа не приходит. Чонгук медленно встает на трясущихся ногах. Он не смотрит на Юнги, и не похоже, что он вообще собирается доедать этот суп. Юнги чувствует раздражение. — Не выбрасывай еду, — говорит он просто потому, что чувствует, что должен это сделать. У них действительно много припасов, но это не значит, что они должны тратить их впустую без причины. Младший опускает взгляд в свою миску, как будто на мгновение серьезно обдумывает слова Юнги, что слегка удивляет. Он сжимает губы и, вероятно, сглатывает, но старший не может сказать наверняка, потому что мешает этот серый шарф, как всегда закрывающий шею Чонгука. Но выражение лица Чона говорит о том, что если бы что-то прямо сейчас прошло через его горло, оно бы не попало вниз. — Я больше не голоден, — говорит Чонгук. Его голос слишком тих, слишком опустошен. Он совсем на себя не похож. От этого у Юнги мурашки бегут по коже. Он кладет ложку и открыто смотрит на Чонгука, глубоко сбитый с толку происходящим. Это кажется неожиданностью. У некоторых людей есть щупальца, неужели Чонгуку действительно так трудно это принять? Больше ничего не сказав, Чонгук выходит из комнаты медленными, но решительными шагами. Юнги провожает его взглядом. Он бы с удовольствием сказал себе, что Чонгук, должно быть, разыгрывает его или что-то в этом роде, притворяясь таким странным, но в глубине души он знает, что это неправда. Это не было актерством. Что ж, отлично. Нет лучшего времени, чтобы узнать, что Чон Чонгук - какой-то расистский придурок, выступающий против щупалец, чем когда они оба застряли здесь и у них нет другого выбора, кроме как сосуществовать. И когда он начал ему по-настоящему нравиться. Как же Юнги повезло. Блять.