Примерно годом ранее
Т
— Пиздец! Дри, какого чёрта ты отключила мой будильник? — врываюсь на кухню взъерошенный, с всё ещё мокрыми волосами, капли с которых замочили уже весь воротник футболки. На ходу натягиваю худи, и только когда голова вынырнет, задержавшись в капюшоне, кидаю на неё испепеляющий взгляд. Миссия проваливается, так как стоит ко мне спиной, копошась у плиты, и оборачиваться не спешит. — Доброе утро, моя любимая, самая лучшая тётя. О, ты приготовила мне завтрак? Нет предела моей благодарности, что ты так заботишься обо мне! — разворачивается и, всё ещё не глядя на меня, в два шага достигает обеденного стола, куда ставит тарелку с омлетом и миску с моими любимыми помидорками черри. Возвращается к столешнице за двумя кружками кофе, и только когда усядется на один из стульев, поднимает на меня вопросительно-ожидающий взгляд. — Прости, — с виноватым вздохом подхожу и целую в макушку, после чего устраиваюсь на соседний стул. — Просто первый день практики, я, капец, весь на нервах, и херово, если начну с опоздания. — Всё нормально, у тебя полно времени. Я слышала, что ты ушёл в душ, иначе получил бы от меня пару волшебных пенделей. Но учти, я не собираюсь теперь постоянно вставать в такую рань, это, можно сказать, разовая акция в честь того, что мой племянничек становится почти доктором. Мой мальчик стал совсем взрослым, — Дри наигранно смахивает невидимую слезу. — А если серьёзно, Тимми, я очень тобой горжусь. За все эти годы ты показал, насколько достоин этого звания. Я же видела, как упорно ты трудился, штудировал сотни учебников, шёл к своей цели, несмотря на дикую нагрузку. И хоть я среди нас старшая, но именно ты для меня стал примером для подражания, — слегка сжимает мою левую кисть. — И к тому же теперь тебе будут платить, что тоже не может меня не радовать. Остаётся лишь закатить глаза. — Вот надо тебе всегда всё испортить, а как хорошо начинала! — Всё, давай ешь и улепётывай. Ты, кажется, очень спешил. Знаю, что надо позавтракать, так как неизвестно, когда смогу поесть в следующий раз, но в горле словно ком стоит, а живот скручивает узлами от волнения. Заглатываю омлет, кажется, и вовсе не жуя, пару-тройку любимых черри, не чувствуя вкуса, и заливаю сверху ароматным, столь необходимым в такую рань, кофе. Ещё раз прокрутив в голове, ничего ли я не забыл, беру сумку, в которую с вечера уже аккуратно сложена выглаженная роба, и перекидываю лямку через плечо. Махнув Дри на прощание, и услышав уже в спину напевом: «Не убей там никого», выхожу из квартиры. Сбегаю со второго этажа, по привычке про себя пересчитывая ступеньки между каждым пролётом, будто их количество могло вдруг измениться, но нет, всё также двадцать одна, только между первым этажом и выходом – двадцать три. Поэтому, миновав шестьдесят пять, вываливаюсь в прохладное балтиморское утро. Дышится легко несмотря на то, что воздух плотный, затянутый дымчатым туманом, словно его ещё просто не успели размешать движением машин и вечно куда-то спешащих пешеходов. Но учитывая, что Дри для жизни выбрала район для пенсионеров, здесь он может продержаться и до девяти-десяти. Мокрый ворот футболки бодряще напоминает о себе, отчего зябко ёжусь и накидываю на голову капюшон. Достаю гарнитуру из внешнего кармана сумки, втыкаю в уши и, убедившись, что соединение установлено, запускаю один из предложенных на сегодня плейлистов Spotify. Когда волшебное контральто Нины Симон окутывает меня, повествуя о новом рассвете, новом дне, новой жизни, не могу про себя не улыбнуться, мысленно посылая привет Большому Брату. К больнице я подъехал с временным запасом в двадцать пять минут, поэтому мог себе позволить ещё пару минут постоять снаружи, любуясь зданием, где мне суждено провести следующие два года, а если повезёт, то и всю ординатуру. А любоваться есть чем. Фасады всех основных корпусов выполнены в виде огромных цветных коллажей из стекла, пластика и металла. Дизайнер словно украл цветовую палитру с картин Клода Моне, растянул и нанёс на более внушительный холст. Весь внешний вид больницы своим разноцветием будто призывает к празднику жизни. Но и внутри, при попадании яркого солнечного света через цветные стёкла создаётся удивительная атмосфера радости и исцеления, позитивно влияющая как на персонал, так и на пациентов. Подавляя слишком счастливо-предвкушающую улыбку, направляюсь к центральному входу.А
В раздевалке хорошо, окна распахнуты на проветривание, впуская свежий утренний, ещё прохладный воздух. Воздух, который совсем скоро прогреется до таких температур, что радуют в основном школоту на каникулах, а подавляющее большинство вынуждая спасаться кондиционерами в офисах, магазинах и автомобилях. И меня, как человека вынужденного значительную часть рабочего времени проводить в халате с длинным рукавом или в медицинской робе с надетым под неё лонгсливом, не может не радовать, что буквально каждый уголок этой замечательной больницы оснащён центральной системой кондиционирования. Не так чтобы мне было много с чем сравнивать, но здесь продумали буквально всё, чтобы персоналу было комфортно работать, не отвлекаясь на бытовые вопросы. Перед каждой новой сменой чистые, проветренные раздевалки, свежий комплект униформы, столовая с разнообразным меню, здоровым и не очень. В профессиональном плане тоже было сложно к чему-то придраться. Техническое оснащение госпиталя постоянно обновляется, по историям болезни мы первые в стране перешли полностью в электронный формат — каждый врач имеет персональный планшет с индивидуальным доступом по электронному ключу к истории пациента, к лечению которого имеет хоть малейшее отношение, информация по любым манипуляциям дополняется в онлайн режиме, будь то операция или просто по графику принятая аскорбинка. Учитывая, что больница является в том числе и учебной, имеется также с дюжину классов для отработки различных навыков. — Ну что, все готовы к свежему мясу? А нет, не может быть всё идеально. Какой-нибудь дефект да найдётся. Вот хотя бы в виде мерзкого человека, с которым тебе надо вместе работать и очень желательно поддерживать хорошие профессиональные отношения. — Господи, Майк, ты не позавтракал что ли, что вместо людей куски мяса мерещатся, — Анна, в отличие от меня, как обычно, не может умолчать при любой бестактности. — Ой, да ладно, будто вас не забавляет вид этих козляточек с широко распахнутыми глазищами, будто их на убой привели. — Эти, как ты говоришь «козляточки», вполне возможно, скоро смогут составить тебе конкуренцию, и совсем по-другому тогда заговоришь, — Сандра захлопывает свой шкафчик будто чуть сильнее, чем можно было бы, и видно, как сжимает челюсти, стараясь не сорваться на ответную грубость. — Ну вот как составят, тогда и посмотрим, — Майк словно и не замечает неодобрения со стороны, ехидно улыбаясь своим же словам. — Сандра, сегодня выходят твои интерны? — Анна принимает правильное решение, игнорировать Доктора Зло, как мы его называем за глаза, да и не только. Он в курсе своей клички, и мне кажется, он ею даже гордится. — Да, мои новоиспечённые деточки, — в голосе столько любви, что остаётся только догадываться откуда, если она их даже ещё особо и не знает. — Но не волнуйтесь, к сердечникам и детям их в ближайший месяц не подпущу. Получает от меня и Анны благодарные взгляды, от меня в довесок чмок в макушку. — Спасибо, дорогая. Мы никогда не забудем твоего великодушия. Ну, потому что правда, нельзя "зелёных" пускать к детям, они же, очарованные ребяческой непосредственностью и наивностью, готовы наобещать зефирных гор с шоколадными реками, а разгребать придётся их лечащему врачу. С кардио, думаю, и объяснять не нужно. — А вот ты, Майк, можешь уже через неделю принимать их с распростёртыми объятиями у себя в ортопедии, — чувствуется некое ехидство в голосе. — Если будут какие-то вопросы, которые им стоит изучить заранее, можешь мне сообщить. — Да щаз. Пусть вливаются по мере. Облегчать им жизнь я точно не собираюсь, — Майк фыркает надменно, и выходит из раздевалки. — Ну какой же редкостный мудак и исключительный специалист, — Сандра провожает его нечитаемым взглядом. — Сколько лет работаете вместе, а всё ведёшься, — затягиваю шнурки на штанах, завязываю узел и прячу концы внутрь. День обещает быть жарким, а две операции по графику только ближе к вечеру, поэтому решаю остаться в белой футболке и накинуть сверху халат. — Знаю, просто раздражает. Ладно, проехали, — Сандра останавливается уже у двери. — Ребят, мы к вам сегодня заглянем в отделения чисто познакомиться и осмотреться, окей? — Конечно, только ко мне до полудня, — Анна выговаривает это, зажимая резинку для волос между зубами, пока собирает все свои угольно-чёрные волнистые локоны в один высокий хвост, скрепляет их. — У меня две замены клапана после обеда. — Я в отделении до трёх, — отсоединяю планшет от зарядки, поправляю провод, чтобы не придавить дверцей, и захлопываю шкафчик. Сандра кивает обоим. — Да, видела в расписании, что сегодня операция у Ноа. Можно поприсутствовать? Киваю. И вроде у нас нет проблем с взаимопониманием, но решаю всё же уточнить. — Только без подопечных, окей? — потому что не хочется лишних любопытных глаз, смотрящих на этого раскрытого на операционном столе мальчишку. Мальчишку, которому не повезло ещё до рождения, чья мать не озаботилась ни своим, ни здоровьем будущего ребёнка, будучи ВИЧ-инфицированной. Мальчишку, чья полоса невезения продолжилась, когда стало ясно, что его организм крайне слабо реагирует на медикаментозное лечение. Мальчишку, который, не смотря на третью операцию за последние два года, не разучился заливисто хохотать, заражая своим смехом всех вокруг. — Конечно. Постараюсь забежать сегодня к нему, но ты в любом случае передай ему от меня привет. Всё, побежала к своим деткам. Увидимся, — машет рукой уже почти из коридора. Дверь с мягким щелчком захлопывается, когда оборачиваюсь к Анне. — Готова? Напоследок оглядывает себя в зеркале и, по-видимому, оставшись довольной, одаривает меня широкой улыбкой. — Да, идём. В коридорах умиротворяющая тишина. Пациенты, по большей части, ещё спят или только пробуждаются, для навещающих слишком рано, и лишь персонал передвигается по своим делам, но и то, как-то не спеша и тихо, словно пока не разогнались до обычной скорости. Подхватив этот сонный ритм, медленно идём по коридору до лестницы и разговариваем вполголоса. — Как мама? Шеф вчера сказал, что она выходит со следующей недели? — Анна машет парочке медсестёр на посту, после чего заглядывает мне в лицо, будто прочитает там что-то, если вдруг решу умолчать. — Да, сейчас чувствует себя хорошо, если ухудшений не будет, то со следующего понедельника возвращается на работу, несмотря на наши с Чарли уговоры продлить больничный ещё хотя бы на пару недель. Но ты же знаешь её, поэтому получилось сторговаться максимум на неделю отсрочки. — Ага, и зная, что Чарли никогда не мог ей ни в чём отказать, эта неделя явно твоя заслуга, — Анна хихикает, и не могу не хмыкнуть в ответ. Шеф, человек военной закалки, держащий всё отделение в строгой дисциплине, но лишь только дело доходило до Дайан Хаммер, вся его выправка давала сбой. Ни для кого уже не было секретом, что он давно и безответно был влюблён в неё. Мама не любит поднимать эту тему, но несколько лет назад я всё же вывел её на этот разговор, при котором она рассказала, что Чарли признался ей в своих чувствах спустя два месяца, как она начала работать в этой больнице. Он тогда был обычным хирургом-травматологом и не мог предложить ей многого, но уверял её, что готов стать отцом её детям и сделать всё возможное, чтобы расти профессионально, и в будущем обеспечить её всем, чего она только ни пожелает. Как сказала мама, она постаралась в доступной форме донести до него, что ничего кроме дружбы между ними быть не может и что она в силах обеспечить свою семью сама. Но зная прямолинейность своей матери, не думаю, что она тогда особо сдерживалась в высказываниях. С тех пор, вот уже почти двадцать четыре года их связывает действительно крепкая дружба, Чарли стал шефом хирургического отделения, мама - его замом, оба по-прежнему одни. И если в отношении её я точно знаю, что ей действительно так комфортно, она всегда признавала только две любви в своей жизни: к своим детям и к хирургии, не чувствуя потребности в крепком мужском плече рядом, и полностью беря ответственность на себя. То вот Чарли мне было даже жаль, личной жизни у него так и не сложилось, несмотря на то, что никакой надежды мама ему не давала. Поймав парочку любопытных взглядов, всё же не выдерживаю. — Что? — ведь знаю, что всё равно не выдержит и спросит. Открываю дверь на лестницу, пропуская Анну вперёд. — Не расскажешь, как прошли выходные? — Я отлично отдохнул, успел даже поспать после самолёта, поэтому полон сил и энергии перед сменой. Анна резко разворачивается на ступенях, что чуть не врезаюсь в неё, и бьёт в грудь. — Арми! Я серьёзно! Хочу знать всё. — Уверена, что хочешь в подробностях слушать, как два человека в течение полутора суток только и делали, что трахались и ели? — смеюсь, а у самого в животе щекочет от непреднамеренных воспоминаний. — Фу! Мерзкий ты человек. — В смысле!? Ты сама спросила! Я тебе честно ответил. Или ты ожидала описание ужина при свечах и признаний в любви под луной? — Если честно, я ожидала, что вы обсудите какие-то перспективы на будущее. Спускаемся с третьего на второй, где два крыла делят кардиология и детское отделение, останавливаюсь перед дверью, держась за ручку, но пока не открываю, поворачиваюсь к любопытной подруге всем корпусом. — Ну серьёзно, что мы могли обсудить? Наше стандартное правило трёх «С» сохраняется: секретность, секс, свобода. Открытой парой мы сможем стать с вероятностью полпроцента, секс просто охрененный, никто не связан обязательствами, и если один из нас решит строить с кем-то отношения, то мы просто прекратим эту связь. Мы так решили почти два года назад, и пока нет никакого повода это обсуждать или менять. — Ну может повод то, что тебе хотелось бы большего. — Я реалист, Анна, и вместо того, чтобы тратить драгоценное время на бессмысленные разговоры, я сделал выбор в пользу более приятных вещей, — поигрываю бровями, что заставляет её закатить глаза. Открываю дверь и выходим прямо к развилке в наши отделения, где, перекинувшись ещё парой фраз, прощаемся. Про мои недоотношения, длящиеся уже более шести лет, знают лишь несколько самых близких мне людей, но порой очень хочется, чтобы и они были в неведении. Потому что, когда сам изо всех сил стараешься не заморачиваться и плыть по течению, получая удовольствие от того, что можешь иметь, кто-нибудь из них нет-нет да и ткнёт пальцем в больную мозоль своими «А что дальше?» или «Но тебе же нужно большее, Арми?». И знание, что все эти вопросы лишь потому, что действительно переживают за меня, не облегчает ситуацию. Встряхиваю головой, будто физически могу скинуть с себя и воспоминания о прошедшем уикэнде и любые мысли, связанные с человеком, с которым я его провёл. Наступил новый день, несущий множество задач, за решение которых я и намерен приступить прямо сейчас. Переступаю порог детского отделения и останавливаюсь немного сбитый с толку. На сестринском посту никого, первые несколько секунд кажется, что стоит абсолютная тишина, но, прислушавшись, слышу приглушенные голоса и смех из одной из палат, и уже знаю, из чьей именно. Подхожу к двери, пару секунд трачу, чтобы войти в образ сурового доктора, после чего быстро врываюсь в палату. — Это что за громкий мальчик решил перебудить всё моё отделение! Взвизг и последующий звонкий хохот Ноа наверняка кого-то вырвал из объятий Морфея.Т
В группе доктора Сандры Хейс нас оказалось четверо, что всех слегка удивило, так как обычно распределяли по пять человек. Зато все подобрались уже знакомые. Стивен Олссон, невысокий светловолосый парень, с неизменным пучком на голове, и, хотя последние четыре года мы занимались под руководством одного преподавателя-консультанта, не уверен, что смогу описать его кроме как внешне, так как за всё это время слышал от него от силы пару реплик, не касающихся медицины. Однажды услышал, как он рассказывал преподавателю, что его семья переехала из Норвегии в США, когда ему и его сестре было по шесть лет. Саманта Олссон, его сестра-близнец, но кроме цвета волос и невысокого роста, других схожестей у них не наблюдалось от слова совсем. Если от Стивена веяло размеренностью, спокойствием и даже хладнокровием, то Саманта была полной противоположностью, начиная с короткой стрижки пикси и заканчивая нездоровым интересом буквально ко всему и всем, кто её окружает. В медшколе мы с ней пересекались только на общих лекциях, но и этого хватило чтобы заметить её склонность потрещать в любую свободную минуту. Вот и сейчас она уже почти пятнадцать минут без умолку рассказывала практически полную биографию нашего будущего наставника, от места рождения до темы её исследовательской работы, совершенно не обращая внимания слушает ли её вообще кто-нибудь. Крис Маккензи, единственный, кто подпитывал её болтовню, периодически подкидывая короткие уточняющие вопросы. Крис — несбывшаяся мечта половины нашего потока. Лишь половины, так как второй всё же удалось побывать в его постели. Причём ему самому не приходилось делать для этого ровным счётом ничего, разве что выглядеть, как грёбаная модель с глянцевой обложки Men's Health, очаровательно улыбаться, обнажая свои идеально ровные зубы, ну и быть любимчиком подавляющего большинства преподавателей, вне зависимости от пола и возраста. Крис был из семьи потомственных врачей, его дедушка был лауреатом Нобелевской премии по физиологии и медицине, а оба родителя успешные хирурги в одном из самых прославленных госпиталей Сиэтла. Поэтому его медицинское будущее было предопределено с самого детства, что, как он сам утверждает, его никогда не тяготило и не расстраивало. Баллов к его рейтингу безусловно добавляло отсутствие какой-либо заносчивости, он учился наравне со всеми, не пользуясь достижениями своей родни. И если мне нахождение в десятке лучших студентов потока стоило бессонных ночей, практически нулевой личной жизни и, не удивлюсь, если язвы на фоне бесконечных стрессов, то Крис просто невозмутимо шёл к своей давно поставленной цели, сдавая на отлично каждую работу, при этом успевая заниматься спортом, посещать почти все вечеринки и предаваться сексуальным утехам с любым понравившимся человеком. Как бы я хотел сказать, какой я особенный и что не отношусь ни к той ни к другой половине потока, что очарованность Крисом Маккензи обошла меня стороной, но, увы и ах. Конечно же он мне нравился. Покажите мне человека, которого не привлекает умный, целеустремлённый, обходительный красавчик, умеющий поддержать любой разговор, и я назначу ему МРТ головного мозга. Хотя, признаю, наличие у него члена и двух яичек для некоторых может послужить железным аргументом к отказу от совместного слюнообмена. Но не для меня. Я люблю члены. И яички, особенно, когда их два. А у Криса их два, знаю по личному опыту. В отличие от него, вечеринки я посещал не часто, но, как говорится, “редко, но метко”. Обычно это происходило, когда уровень психологического напряжения подбирался к критической отметке, когда прочитанная по десятому кругу информация просто отказывалась усваиваться в голове, и тогда Дри меня чуть не пинками выгоняла из дома, чтобы я куда-нибудь сходил, развеялся и пообщался со сверстниками. Всё общение сводилось к активному алкоголепотреблению, танцам на любых горизонтальных поверхностях и одноразовым (НО! защищённым, врачи мы всё-таки или как) сексуальным связям. Не знаю, это особенность только нашего потока или студентов-медиков в целом, но потрахушки без обязательств у нас пользовались большим спросом и никогда не порицались. По мне, так объяснение лежит на поверхности. Причина раз: в медицинскую школу не шли просто за высшим образованием или не определившиеся, сюда поступали люди с чётко обозначенными желаниями и целями, заранее зная, что для их достижения потребуется всё их время и силы. Причина два: все мы молодые, с вполне естественными потребностями, но ресурсов заводить настоящие отношения просто-напросто не оставалось. Из этого и вытекает лозунг всех наших студенческих вечеринок «выпей, трахнись и расслабься». На одном из таких праздников вседозволенности наши пути с Крисом и пересеклись. Пили водку, пили много. Эмоциональная усталость и крепкий алкоголь, заполированные лёгким косячком, сделали своё дело. Когда, танцуя на импровизированном танцполе, который устроили в одной из комнат, сдвинув всю мебель к стенам, я почувствовал крепкие руки на своей талии и совсем не женскую грудь, прижимающуюся к моей спине, я был рад. Рад так необходимому физическому контакту, рад теплу другого тела рядом, рад сильным объятиям, вместо нежных оглаживаний. Какое-то время мы так и танцевали спина к груди, он потирался пахом об мою задницу, его руки блуждали по моему животу (а хотелось, чтобы ниже), язык вырисовывал волны на моей шее, и я даже не оборачивался, чтобы узнать кто это, мне было всё равно. Повернулся в его руках, лишь когда желание целоваться стало нестерпимым, и столкнулся с синими глазами, кажущимися ещё ярче при вспышках стробоскопа. Первый красавчик потока без промедлений засосал меня, вторгаясь в рот твёрдым языком, после чего размягчая его и начиная по-хозяйски шарить там. Было хорошо, вот так влажно целоваться, вжимаясь в тело почти вдвое больше твоего, и чувствовать, как твою задницу мнут, тесно сдавливая ваши стояки. В душной прачечной, где мы оказались совсем скоро, эмоциональная усталость и крепкий алкоголь, заполированные лёгким косячком, сделали своё дело. Тело словно налилось тяжестью, руки и ноги неприятно онемели, теряя чувствительность, отчего наши движения потеряли слаженность и синхронность, что были ещё пару минут назад в соседней комнате. В общем, если опустить некоторые неловкие моменты, можно просто сказать, что всё закончилось совместной дрочкой. Из неуместных воспоминаний вырывает бодрый голос нашей наставницы на ближайшие два года, доктора Сандры Хейс. — Доброе утро! Все готовы? Тогда милости прошу за мной, — придерживает дверь раздевалки, пока Стивен первый не двинет на выход, а за ним и все остальные. Только выходим в коридор, как Саманта шустро огибает всех змейкой, пристраиваясь сбоку доктора Хейс, Стивен же наоборот, несмотря на то что вышел первым, теперь замыкал шествие. — Доктор Хейс, а почему нас только четверо? Ведь обычно набирают группы по пять человек. Нам ещё кого-то добавят или мы будем как Фантастическая четвёрка? — Саманта пошла в наступление. — О! Чур я тогда хочу быть Человеком-факел! — ну конечно же Крис, кто ещё мог поддержать её бред. — Да ни фига! Он брат Невидимой леди, так что это роль Стивена. Надеюсь, уточнять кто из нас четверых леди не нужно, — Саманта продолжает трещать, а я, не оборачиваясь, могу представить, как её брат сейчас закатывает глаза. — Ты будешь Существом! Точно! — А с фига ли мне самая страхолюдина!? — За доброе сердце, Крис, за доброе сердце, спрятавшееся за внешней оболочкой. — Не хочу быть Существом, пусть им Тимоти будет, а я Мистером Фантастик, — смотрю на его профиль: как будто даже губы в обиде надул. Крис, модельная ты рожа, неужели тебя действительно может это сейчас волновать? Мы в больнице, с реальными пациентами, и в отличие от практик между курсами, когда мы воспринимались лишь как «принеси-подай», сейчас на нас будут возложены функции самых настоящих докторов. — В душе не чаю, о ком вы вообще говорите, но готов быть хоть Слизью, лишь бы эта дискуссия уже закрылась, — всё же отвечаю, когда все останавливаемся вслед за доктором Хейс на лестничной площадке между вторым и первым этажом. Обводит нас всех нечитаемым взглядом, от которого вмиг становится стыдно, хотя мне, вроде как, и не за что. — Думаю, не рано ли я радовалась, — ещё раз смотрит на всех, после чего продолжает спуск. Саманты хватает ровно на лестничный пролёт. — Ну доктор Хейс, если не секрет, скажите, нам докинут кого-то ещё? — К сентябрю к вашей группе должен присоединиться ещё один практикант. Но теперь даже не знаю, может стоит отказать. Как думаете, доктор Олссон? У вас ведь уже и роли распределены. Ну какая может быть реакция у нормального человека? Смутиться, опустить глазки в пол и извиниться, в конце концов, за то, что несёшь какую-то хуйню. Но это же Саманта, — Ничего страшного, раз Тимоти хочет быть Слизью, то Существо мы оставим для новенького. Кстати, а почему только к сентябрю? Родители увезли на летние каникулы? Вот нам, между прочим, не дали возможности съездить на морюшко, подпитаться витамином D. Что за привилегии такие? — Никаких привилегий. Просто сейчас она досдаёт все необходимые экзамены. — Ммм… она, — мечтательно тянет Крис. — Она-а-а, — одновременно с ним разочарованно вторит Саманта. — А почему сейчас сдаёт? Неужели нам подсунули двоечницу? — К твоему великому разочарованию, нет. Она переехала из другой страны, поэтому повторно сдаёт теорию по нашим стандартам. — А откуда она? — интересуется Крис. — Вот сами у неё всё и расспросите потом. А сейчас может всё же вернёмся к текущим задачам? — общее молчание воспринимается как согласие. — Вот и отлично. План на сегодня: сейчас получаете свои планшеты, сразу на месте проверяете, чтобы выданные пароли работали. На данный момент у каждого должен быть открыт доступ к историям четырёх моих пациентов. После этого мы идём на обход, каждому будет выделен пациент, у которого вы возьмёте необходимые анализы и отправите в лабораторию. Затем мы с вами совершим ознакомительную прогулку по нескольким отделениям и, по возможности, познакомимся с их ведущими хирургами. Очень надеюсь, что вы меня не подведёте и не опозорите своими дискуссиями о супергероях. Потом я вас оставлю, у меня по графику две операции. И нет, доктор Олссон, предупреждая ваш вопрос, в операционную вам сегодня нельзя, даже просто посмотреть, даже одним глазком. На замечание Саманта лишь выпучивает глаза, изображая обиженку, мол, и в мыслях не было. — В это время, — продолжает наш наставник. — Ваша задача будет исследовать территорию. Как минимум, этот корпус, плюс в соседнем лаборатории, банк крови и расположение кабинетов диагностики. Чтобы, когда вам будут даваться задания, вы не блуждали по всем корпусам с видом Винсента Вега. Вечером засядете в учебном кабинете и изучите истории болезней сегодняшних пациентов. Завтра на обходе буду ждать от вас здравых мыслей и внятных ответов на мои вопросы. В общем-то, как доктор Хейс сказала, так в точности и было. На обходе стояли и, как болванчики на панели у тракеров, качали согласно головами. После нас допустили к живым людям и разрешили под присмотром медсестёр взять необходимые анализы. Дальше нас в ускоренном режиме протащили по нескольким отделениям, знакомя с основными специалистами, с которыми (а точнее под предводительством которых) в недалёком будущем нам предстоит работать. Потом, вооружённые схемами корпусов на планшетах, мы исследовали и запоминали основные локации. В какой-то момент в безлюдном коридоре Саманта начала напевать основную тему из “Доры-путешественницы”. Крис, не долго думая, подхватил её дурость и, потрясая своим планшетом, заладил: “Я карта! Я карта!”. В итоге, благодаря этим двум los idiotas, в голове ещё часа полтора крутилось “До-до-до-до-Дора! До-до-до-до-Дора!”. Вечером, когда уже третий час корпели над историями болезней в учебном классе, Саманта подняла тему, которую я с обеда старался гнать от себя. — Вы заметили, что главхирургов здесь, по всей видимости, отбирают в модельных агентствах? — отодвигает от себя планшет и блокирует экран, что явно намекает на то, что она настроена обсудить это прямо сейчас. — О да, доктор Палуцци из кардиологии хороша! Я б её не только на ужин пригласил, но и на завтрак разрешил бы остаться, — Крис прикрывает глаза и растягивает губы в мечтательной улыбке. — Пфф… сдался ты ей. Она, между прочим, замужем за анестезиологом отсюда же. Так что можешь закатать свою губёшку и поблагодарить меня, что хоть кто-то догадался посёрфить инстаграм-страницы наших будущих наставников. А то, глядишь, нарвался бы по незнанию на ревнивого мужа, и переломал бы он тебе все твои прелестные пальчики. — Милая моя, я всегда знал, что ты ко мне неравнодушна. Ну не ревнуй, для тебя я всегда найду время, только скажи, — посылает Саманте воздушный поцелуй, на что в ответ получает лишь брезгливо скорченную рожицу и вздёрнутый фак. — Вообще я в первую очередь доктора Хаммера имела ввиду. Это же боженька всех красавчиков! Вот и оно! Третий практикант в лице меня теряет связь с повышенным количеством тромбоцитов и частыми головокружениями у мистера Фостера. Пока не поднимаю взгляда от планшета, но всё внимание уже не там. Саманта же дальше продолжает рассыпаться в комплиментах. — Высокий, статный, глаза как небушко. Думала, улечу, глядя в них. А какой голос невероятный, словно мёдом пропитанный. Честное слово, такому мужчине я бы отдалась без раздумий и обязательств. А вместо прелюдий он мог бы читать мне справочник хронических заболеваний у людей старше шестидесяти, потому что таким голосом, я уверена, всё звучит сексуально. Непроизвольно сильнее сжимаю челюсть. Потому что да, так и есть, только читать он должен мне. — Крошка, да ты ему по грудь еле достаёшь. Не уверен, что он вообще тебя заметил, — Крис возвращает шпильку. Саманта делает вид, что не услышала его слова. — Ну а ты? Хочешь сказать, не заприметил его в свои потенциальные трахальщики? — Он не в моём вкусе. Вот тут даже я удивлённо вскинул взгляд. — Да ты же ни одного мало-мальски красивого человека не упускаешь. А тут практически твоя копия, правда, определённо поумнее тебя, но всё же. — Вот именно, это будто трахать свою повзрослевшую версию. Да и боюсь, с ролями мы бы не договорились. А вот твои слова только ещё раз доказывают, что ты ко мне неравнодушна. Просто попроси, детка, просто попроси, — Крис грудью лёг на стол, и последнее предложение произнёс, понизив голос, будто это могло помочь остальным в комнате не услышать его послания. Ну да, как же, остальным, сидящим за тем же столом в абсолютно тихой комнате. Саманта заметив, что я тоже отвлёкся от чтения, избрала меня новой жертвой обсуждения прелестей наших докторов, точнее одного конкретного доктора. — Тим, а как тебе наши новые наставники? Так как мы с тобой оба не любители женских красот, опустим обсуждение доктора Палуцци. Лучше скажи, тебе понравился доктор Хаммер? Понравился ли он мне? Ну не знаю, Саманта, если дыхание сбилось, глядя на него, ладошечное потоотделение резко подскочило, а единственной мыслью уходя из его отделения было, как бы не поскользнуться на своих слюнях и не выставить себя идиотом перед ним. Как думаешь, понравился он мне? Прервав мысленный монолог, вслух я произнёс с ровным, как мне показалось, лицом. — Конечно, он очень красивый мужчина. Но, знаешь, не стоит забывать, что он наш учитель на ближайшие два года, и заводить с ним, пусть даже и одноразовую связь, может очень негативно сказаться на профессиональных отношениях, — обвожу всех взглядом в поисках поддержки, но Крис лишь скептически хмыкает, Стивен же будто и вовсе не здесь - продолжает увлечённо тыкать в экран планшета, и не знай я его, подумал бы, что тот взломал настройки и теперь упоённо пытается провести Супер Марио через очередной уровень. — Поэтому, я бы на твоём месте сто раз подумал, прежде чем кидаться на него, — заканчиваю мысль. Какие же здравые слова я произносил вслух. Собирался ли я им следовать? Не думаю. Нет. Определённо нет. Прощупать почву, добыть максимум информации о предпочтениях моего объекта вожделения, и при малейшем шансе - брать. Вот каковы были мои реальные мысли. — Я тебе благодарна за твою заботу, но как-нибудь сама разберусь. А раз ты у нас такой сознательный, то у меня на одного конкурента меньше, значит… Договорить, что “значит” ей не даёт заглянувшая и так и оставшаяся в дверях доктор Хейс. — Ну как дела у моих птенчиков? Вопросы какие-нибудь появились? — интонацию держит бодрую, но видно, что уставшая. Пока трое озабоченных своей сексуальной жизнью растерянно собираются с мыслями, неожиданно подаёт голос Стивен. — Пришли результаты сегодняшних анализов. У миссис Бойер пониженный гемоглобин и СОЭ выше нормы. — Твои предложения? — Рано утром взять повторный развернутый анализ крови, плюс биохимический на белок. Та лишь коротко кивает. — Как создавать направление на анализ в карточке пациента разберёшься? — Я уже создал, только не стал подтверждать без вашего согласия. — Считай, получил его, — вскользь осматривает всех. — На сегодня всё, шуруйте по домам, завтра жду в 7.30 у поста в нашем отделении. Ура! Домой! Дри наверняка приготовила какую-нибудь вкусняшку, а после позднего ужина можно будет, наконец, остаться наедине с собой и порефлексировать на доктора Хаммера, доктора Арманда Хаммера. Из мыслей выдёргивает голос наставника. — Тимоти, будь другом, отнеси мои изменения на завтра в хирургическое на четвёртом этаже. Просто отдай дежурной медсестре, она знает, что с этим делать. — Да, хорошо, — сгребаю со стола фантик от батончика и забираю у неё протянутую папку. Если в большинстве отделений уже царили тишина и покой, - часы посещений закончены, пациенты готовятся ко сну, и лишь медперсонал бродит из палаты в палату, фиксируя значения необходимых параметров и контролируя вечерний приём лекарств, - то в хирургическом активность и не думала сбавлять обороты. В одной операционной полным ходом шла подготовка к плановой операции, из другой же, наоборот, на металлической тележке вывозили использованные инструменты и инвентарь для последующей чистки и стерилизации. Передав документы, уже собираюсь развернуться и рвануть в раздевалку, как замечаю дальше по коридору знакомую фигуру. Фигуру, мысли о которой не раз за сегодня перетягивали моё внимание. Доктор Хаммер в этот момент, закончив разговор с какой-то женщиной, направился в противоположную от меня сторону и в самом конце коридора скрылся за дверью. Сознание словно покинуло меня на какие-то мгновения, очнулся я уже у этой двери, судорожно сжимающий стальную ручку. Зачем я здесь? А вдруг он стоит прямо за дверью, что я ему тогда скажу? Что, если его уже там нет, следовать за ним дальше? Следовать куда? Я даже не знаю, куда ведёт эта дверь. Ответов нет, лишь шум в ушах. Просто хочу увидеть его ещё раз, ещё хоть миг полюбоваться такой притягательной красотой. Боже, какой же я придурок. Щелчок язычка в замке, толкаю тяжёлую, выкрашенную в светло-серый, дверь, с резким выдохом делаю шаг вперёд. Площадка оказывается совсем небольшой, и ловлю некое облегчение, что пустой. Ну всё, поиграли в шпиона, а теперь пора домой. Но ноги, не слушаясь мозга, уже ступили на первые ступени единственной здесь лестницы, ведущей наверх. Неуверенно потоптавшись, срываюсь почти на бег и утыкаюсь в дверь, надпись на которой извещает о выходе на крышу. Без заминки дёргаю ручку, но не поддаётся, ещё раз - результат тот же. Только после третьей попытки замечаю, что дверь на электронном замке. Тимоти, иди спать, а? Возможно, сама Вселенная посылает тебе сигнал “не суйся”. Ключ-карта у замка, красный сигнал сменяется зелёным, тело обдаёт прохладным вечерним воздухом. Быстро выбираюсь наружу и аккуратно прикрываю за собой дверь. Я слышал, что несколько лет назад сеть больниц Джонса Хопкинса запустила программу по сокращению своего воздействия на окружающую среду, и одним из пунктов больницы в Балтиморе было озеленение крыш. Но оказавшись здесь и увидев перед собой высокие зелёные насаждения, прикрывающие вентиляционные выводы, всё же слегка удивляюсь. Путём недолгих поисков доктор Хаммер обнаруживается сидящим на бетонном выступе, служащим порогом огромной прямоугольной клумбы. Увидев его, тут же делаю шаг назад, прячась за какую-то металлическую будку. Вид на мечту мою открывается сбоку, немного со спины. Хочется за раз впитать в себя весь образ целиком, и в то же время не спеша разглядывать, смакуя каждую деталь. Такую, как линия роста волос, по которой до иголочек в кончиках пальцев хочется пройтись, взъерошивая короткие волоски. Такую, как прямой точёный нос, в который хочется уткнуться своим, чтобы каждый выдох пробивался с сопением. Такую, как губы, удерживающие сейчас сигаретный фильтр. О, сколько всего я хочу с этими губами! Подносит зажигалку, выбивает пламя, и зависаю на его руках. То, что ещё там в коридоре я принял за дурацкий лонгслив, что бывает носят тинэйджеры, с разукрашенными под тату рукавами, оказалось, что показалось. Обе руки от запястий увиты узорами, уходящими за короткие рукава хирургической робы. Слишком темно и далеко, чтобы разглядеть подробно. — Привет. Внезапный голос среди фонового шума автомобилей и сирен снизу выдёргивает из транса. Блять, похоже так засмотрелся, что сдал себя. Не поворачивается ко мне. Делаю шаг из укрытия и уже открываю рот, чтобы сказать хоть что-то в своё оправдание, как говорит снова после короткой затяжки. — Можешь сейчас говорить? Я говорил, что я придурок? Так вот, инфа-сотка. Видел же в ухе наушник и всё равно выскочил при первом же слове. Теперь стоит ему хоть немного повернуться, и он явно заметит меня боковым зрением. Стараясь минимизировать малейшие возможности выдать себя, не дыша и двигаясь как можно плавнее, задвигаю себя обратно, и весь обращаюсь в слух. — Подготовка полным ходом, да? Жду селфи с новой стрижкой, — смеётся, выпуская дым рваными порциями. — … — Да, успел даже поспать пару часов перед сменой. — … — Нет, останусь дежурить на ночь. Сейчас только с операции Ноа, хочу быть рядом в ближайшие часы на всякий случай. — … — Не волнуйся, прикорну если что в комнате отдыха. Тебе ещё не озвучили дату, когда улетаете? — … — Ладно, может получится ещё раз вырваться до твоего отъезда. — … — Я тоже скучаю. Хотелось бы, чтобы таких дней было больше. Как, наверно, здорово, когда по тебе скучает такой мужчина. — … — Хм, что бы я сделал? Нуу, дай-ка подумать. Для начала я бы избавился от всей твоей одежды… — … — Нет-нет-нет, она реально тебя портит, без неё намного лучше. Потом… Что “потом” дослушивать я не стал. Развернулся и быстро скрылся за дверью, пользуясь моментом, что доктору Хаммеру сейчас точно не до меня.