Сжигая дотла

Царящее в храме величие сладко пахло ладаном и прогорклым маслом из лампад. Огни факелов испуганно дрожали, пуская тени бегать по выщерблинам массивных сводов. Кайлани же застыла, не шевелясь и едва дыша, под гнетущим взглядом каменных глаз. Изваяние Тира возвышалось над ней – растерянной и покинутой. Её уверенность в правде этого мира раскрошили челюсти притворства и откровенной человеческой глупости. Переживать такой духовный упадок под неусыпным надзором бога справедливости казалось до смешного лицемерным.   Ведь все пророчили Кайлани победу на суде, уверяли, что её невиновности и собранных улик будет достаточно, и правда обязательно всех убедит. А теперь доказательствами справедливости могут стать её кровь на песке арены и жизнь, отданная в неравном бою.   Кайлани поёжилась – ночь перевалила за середину, и спина онемела от бездействия. Онемели и её чувства: злость поутихла, страх притупился, а надежда увидеть того единственного, чьи предостережения об исходе процесса оправдались, уже иссякла.   Кайлани убеждала себя, что ничуть его не ждёт. Что не его лёгкую и размашистую поступь надеется расслышать за дверью. Что её улыбка, обращённая к очередному визетёру вовсе не горчит разочарованием.   Пересилив смущение, она всё же спросила о нём у пришедшего с заботливыми советами Касавира. Паладин чуть нахмурил грустные глаза и коротко кашлянул в кулак, подбирая более мягкую формулировку. Но что могли изменить вежливые слова? Бишопа здесь не было. Он и не думал к ней приходить. А если бы и явился, наверняка вся поддержка ограничилась бы парой колких издёвок в адрес её беспросветной наивности. Но сейчас она была бы рада даже им.   Кайлани гнала от себя прочь сожаления и неясные желания, но заточение в этой праведной темнице попросту обрекло её малодушно перебирать все сколько-нибудь значимые для неё воспоминания и лица, увидеть которые хотелось бы ещё хоть раз.  

***

  Нагретый воздух лопался от криков и оваций – зрители неиствовали, благословляли Тира и победу справедливости. У Кайлани же внутри царила глухая пустота. Ноги едва переставлялись, меч тащился по песку, оставляя за собой тёмную борозду. Казалось чудом, что она смогла добраться до прохода под аренами, не развалившись на части.   Тень тоннеля ослепила. Перед глазами плыл туман и смазанные фрагменты боя: взмахи мечей, отблески лезвий, сочащееся ненавистью лицо Лорна. Привалившись к холодной стене, Кайлани принялась нервно обтирать руки от липкой крови.   Проступивший из темноты силуэт сперва показался игрой перевозбужденного сознания. Но быстро приближающееся видение крепло и становилось всё осязаемее.   – Бишоп? – всё ещё не доверяя зрению, проронила Кайлани.   В ответ он неожиданно отбросил в сторону лук и резко рванул вперёд. В жёлтых глазах горел злой, пугающий огонь – взгляд зверя, желающего терзать и убивать. Кайлани захотелось отшатнуться – было бы куда.   В следующее мгновение пальцы Бишопа вцепились ей в волосы и с такой силой притянули к себе, что они больно стукнулись лбами. Полуэльфийка не успела осознать происходящее, как ощутила на губах терпкий, чуть горьковатый вкус дыма и вина.   Бишоп целовал её агрессивно и отчаянно, словно от этого зависела его жизнь. И ни сил, ни желания сопротивляться его напору у Кайлани впервые не возникло – крепко сжимающие её мужские руки и грубые ласки обветренных губ помогали унять бьющую тело нервную дрожь.   Кайлани начала сбивчиво отвечать, чувствуя на языке то винные пары, то солоноватый пот, то металлический привкус крови, которой сама пачкала Бишопа. Истязаемое удовольствием тело словно погружалось в сладостное забытье, а растекающийся внутри жар выжигал последние сомнения – его глаза она отчаянно высматривала и не находила на людных трибунах; о нём мечтала этой длинной ночью на холодной храмовой скамье.   Она ждала Бишопа. Ждала этой близости. И упрямо верила, что он её не оставит.   И он был здесь. Сжимал её с иступлённым бешенством так, что свежие раны ныли, отзываясь разрядами боли. Почему причиняемая им боль приносила столько удовольствия? Ей хотелось упиваться, тонуть в этом жгучем чувстве.   Пальцы сильнее вцепились в мужские плечи, а зубы прихватили колючий подбородок, и ничего в жизни ещё не казалось Кайлани таким естественным, как их звериная страсть.   Он не снимал броню. Жёсткая и тёмная, она царапала руки Кайлани, отчаянно ищущие в ней прореху. Но даже сквозь слой дублённой кожи она ощущала клокотание пламени, бурлящее желание и силу, которой хотелось отдаться. Пусть возьмёт, пусть заполнит собой и даст ощутить, что больше она не одна.   Бишоп рывком стащил с неё штаны. В голове не мелькнуло и мысли о сопротивлении, пока он зло вытряхивал её из ботинка и в нетерпении кусал внутреннюю часть бедра. До синяков сжав оголившиеся ягодицы, Бишоп приподнял Кайлани и заставил обвить его ногами.   Он вбивался в неё свирепо, жёстко, исступлённо. И каждый толчок выжимал из её уставшего тела боль и страхи, что лились в темноту громкими стонами и дорожками влаги по щекам. Кайлани охватила дурманящая истома. Все мысли и воспоминания смешались и покинули её, унеслись далеко за пределы понимания, оставив лишь комок чересчур острых ощущений. Бишоп кусал её плечи сквозь ткань, сопел и рычал в такт каждого рывка. И сквозь хрипы Кайлани слышалось сдавленное "жива".   Она поскуливала, чувствуя томительную пульсацию между ног, и горячие губы милостиво принялись вылизывать и посасывать её шею. Глубоко втягивая далеко не благоухающий запах кожи, Бишоп оставлял на ней саднящие отметины.   Внутри всё плавилось, переполняя тело голодным жаром, когтями разрывающим грудь. Он заставлял Кайлани конвульсивно биться, не обращая внимания на шероховатость досок, царапающих спину. Жар ревел, бурлил и раздувался, пока не лопнул волною чистого удовольствия.   Кайлани в конец потеряла ощущение времени и своего тела, лишь чувствовала убыстряющийся темп толчков и капли пота, раздражающей щекоткой бегущие по вискам. И наконец Бишоп замер, крепко зажмурился и, разинув рот, издал протяжный звериный стон.   Кайлани завороженно наблюдала затухание дикой пульсации в темноте его зрачков, объятых пламенем жёлтых глаз, распахнутых ей навстречу. Бишоп делил с ней пополам это мгновение сладкой неги и бешеный ритм колотящегося сердца. Открытые друг другу, признававшие необходимость этой связи и доказавшие её совершенство.   Кайлани доверчиво потянулась к его губам, за еще одним успокаивающим поцелуем, но Бишоп вдруг отвернулся, вынуждая уткнуться в сгиб шеи. Лицо было не разглядеть, но натянувшиеся под смуглой кожей жилы подсказывали Кайлани, что оно вновь скрылось под холодной маской.   – Кайлани? – эхо высокого женского голоса заскакало по проходу, ошпарив испугом, – Глазам не верю! Как ты могла ему позволить? Этому… Этому животному!   Бишоп одним движением сбросил Кайлани на землю – ватные ноги едва её не подвели, а спину обожгло болью. Но следопыт, словно потеряв к ней всякий интерес, быстро оправил одежду и, подхватив с земли лук, зашагал прочь. Поравнявшись с Шандрой, которая шарахнулась от него, как от демона, он ядовито хмыкнул:   – Завидуй молча, деревенщина.   Кайлани смотрела вслед удаляющейся спине до дна опустошенным взглядом и ощущала, как затухают в груди угли её сожжённого сердца.