«Лети же сюда, С тобой поиграем вместе, Воробышек-сирота!»
[Track 1] Учебный денек толком не начался, а погода напрочь испортилась. Дождь забарабанил по кровле здания, взъерошенные вороны брюзгливо взмахнули промокшими крыльями и покинули гнездовья на изумрудных мезонинах, отправившись на поиски годного пристанища. Неистовыми слезами зарыдали неутешные небеса. От влаги поникли лианы на глициньевых деревьях. Учащиеся, персонал — сегодня каждый невольно обратился к безрадостному пейзажу по ту сторону заплаканного окна. Солнце погасло даже в стенах Академии Кимэцу. Многоуважаемый Рэнгоку-сан действительно задумался увольняться. Порой неосторожные слова разлетаются со скоростью шквалистого ветра. Кёдзюро проболтался о неотступном желании бывшей ученице: кохай, осознав, что Рэнгоку-сэмпай не пошутил, закрыла рот ладошкой и сбежала заедать стресс в придорожную закусочную у станции неподалеку от школы. В обществе бытует мнение, что полезное не бывает аппетитным. Напрасно: семье Кандзаки удалось побороть укоренившийся стереотип, разработав неповторимое сбалансированное меню. Их ресторанчик «Аодзора» заслуженно провозгласили обителью всяческих вкусняшек. В уютном местечке знакомые Мицури частенько коротали времечко. На нервах бедняжка опустошила запас вафельных рожков софуто-куриму с маття. Клиентов поведение розоволосой порядком изумило: аспирантка и прежде кушала на славу, нисколечко себя не ограничивая, однако сроду не скулила над горячо любимой едой. Ее неизменный сосед по столику, Игуро, забил внутреннюю тревогу: морально не выдержав жалостных девичьих слезок, Обанай отложил традиционное чаепитие и, преодолев волнение, разговорил художницу (пожалуй, единственную в Токио, рядом с кем его не мучила «женоаллергия», поэтому медицинскую маску при ней он носил по иным соображениям). Канродзи рассказала все без утайки. Цепочка сплетен нарастила новые звенья: педагог по химии украдкой обмолвился об инциденте коллеге, а тот от шока аж запнулся, перестав орать благим «математом» на мужскую половину класса, с позором завалившую еженедельную «проверку на дебильность». В иной раз бранные выражения с математическим уклоном — глоток весеннего воздуха, позволяющий сварливому Синадзугаве-сану выпустить излишки пара... Ничего не поделаешь: Санэми и медитации посещал, и йогу (его инструкторы все, как один, сетовали, что необъятной яростью Синадзугавы можно кипятить чайники и обогревать небоскребы — вот уж кто зимой не зябнет). Неприкосновенные девочки, по учительскому наказу заслонившие ушки, штудировали оглавление учебника, пока черствый Синадзугава-сэнсэй вертел бедолаг на... «вертел, как транспортир на карандаше», ведь по сравнению с этими офонаревшими бестолочами «углы в сто семьдесят девять градусов не такие уж и тупые». Черт бы тебя побрал, Обанай... Вот поэтому его нельзя прерывать на взреве. Он перенапряг голосовые связки, свои стальные связки... Впервые на психологических пытках Шизадзугавы зашуганные до мурашек парнишки познали истинную ценность сладостной тишины: то и дело роняя на пол стертый в порошок мелок, тему для изучения взбудораженный Санэми начертал на доске лишь к окончанию занятия, а затем минут пять оттирал ее в затяжном ступоре, втыкая в никуда. [Track 2] На перерыве всепонимающая Канаэ снабдила несчастного горячей чашечкой кофе, чтобы согрел себе горлышко (Санэми, верно, убого смотрелся, раз уж с ним так по-детски сюсюкали). Он выразил смятение перед учительницей биологии: Котё насторожил кофейный напиток, столь дрожащий у того в кружке, словно на втором этаже разбушевалось землетрясение (процентов восемьдесят остывшей жидкости расплескало по столешнице). Подруга поклялась парню не распространяться, ему же Игуро «по секрету» это поведал. Жаль, конечно, развесивший уши Тэнгэн вызнанные тайны хранить не особо умел... Короче, с подачи Удзуя к обеду оповестили всех. Девчушки, завидев в коридоре историка, от безнадеги всхлипывали, юноши — скорбно утыкали лица в рукава: они будто прощались с ним в разгар похорон. До ребят, собравшихся на часовую перемену в «Такэноко», вести доползли позже прочих. Новостного докладчика, Тандзиро, захлестнуло цунами негодования. — ТЫ, ЭТ, РЕЗИНУ-ТО НЕ ТЯНИ, ВЫКЛАДЫВАЙ ДАВАЙ, ТАНЖЕРИНО!! МНЕ ДРЫХНУТЬ И ХАВАТЬ, КРОМЕ РЭНГОКУРО, У СЕБЯ НА УРОКАХ БОЛЬШЕ НИКТО НЕ РАЗРЕШАЛ!! МУЖИК РЕАЛЬНО СВЯТОЙ!! — в истерике оплевал паренька слюнявыми хлебными крошками Хасибира, шибко тряхнув Камадо за грудки отутюженного бежевого пиджачка. Кёдзюро не абы чего сотворил, дабы в представлении Иноскэ вознестись до ранга пиршественного бога: когда беспамятный горюн изнывал от голодухи, мужчина любезно презентовал ему личный контейнер бэнто, доверху заполненный свежесостряпанным матушкой Рукой карри (на пластмассовую крышку аж соус налип). С тех пор над Рэнгоку-сэнсэем сияет бессмертный божественный ореол, а выразительные глазенки Хасибиры при малейшем упоминании о добрейшем из учителей бурно слезоточат, предательски приумножая миловидность и без того феминных черт подростка. Над уходом настоящего «человечища» реветь не зазорно, знаете ли, не осудят. — ЧУВАК ОСВОБОДИЛ МЕНЯ ОТ КОНТРОЛЬНОЙ, ПОТОМУ ЧТО В ТИРЕ РАЗМЕСТИЛИ ПРИЗЫ ИЗ ЛИМИТИРОВАННОЙ СЕРИИ!! ДА КО МНЕ РОДНОЙ БРАТАН ПОДОБНЫМ ОБРАЗОМ НЕ ОТНОСИЛСЯ!! — вскочив, признался Гэнъя во всеуслышание и шустро брякнулся на стульчик, не привыкнув находиться в центре внимания слишком долго. Пару лет назад Аники после его абсурдного заявления о стремлении после выпуска устроиться в Кимэцу преподавателем математики поперхнулся: куда этот запущенный дислексик лезет, ку-у-да-а-а?!. Да у него словарный запас короче, чем его ирокезик! Решил наплодить собратьев по разуму?!! Он с арифметикой не на «ты» и уж тем более не на «вы»... Доверь покупки в магазине — наберет наугад набитую продуктами корзину с мятенькой банкнотой в тысячу иен за душой (кассиры хватаются за голову, когда зачинщик «хвоста» километровой очереди достает калькулятор — если б Гэнъя еще по цифрам попадал, цены б ему не было)... Санэми разбирал братский почерк преимущественно по наитию («кривая каракуля на несуразной до безобразия каракуле», без вспомогательного зеркала цифры чтению не подлежат: подумывал расклеить листки с тестами Гэнъи по школьному периметру для отпугивания нечисти; главное — по неосторожности бесовщину какую похуже не призвать; ёкаев в округе навалом, территория стопудово проклята — математик воочию одного в биологическом кабинете узрел, теперь та лыбастая сволочь из вазы, Гёкко, нарочно смущает его на визитах к Канаэ, ибо девушка, в отличие от Санэми, потустороннего присутствия не замечает; надо бы на ночном дежурстве изгнать по-тихому — осточертел урод, в самый неподходящий момент сует к нему под ребра потные ручишки, до колик щекочет, а смех Синадзугавы, выражаясь деликатно... «не для ранимых»). В общем, разругались Синадзугава вдрызг... При родителях с натягом ладят, но здесь... Старший брат игнорирует мальчика, точно тот — невзрачный бесплотный призрак или несносный глюк. Повезло, на внеклассных с ним видятся... ну, то есть бро на него, «безграмотного лоботряса с ай кью устрицы», горло дерет, якобы тот же дурила Хасибира, в сравнении с Гэнъей, титан мысли (предками дуболома Иноскэ однозначно были непрошибаемые кабаны, но безмозглый потомок оказался тупиковой ветвью их непродолжительной эволюции... а ведь им «вот столечко» до очеловечивания не доставало...). Зато наедине общаются... — К-как это понимать?!. Учитель всегда в хорошем расположении духа пребывал! По предмету высший балл ставил!.. Нет, нельзя ситуацию на самотек пускать, создадим петицию! Наверняка она найдет массовый отклик! — загорелся Агацума, бойко хлопнув по парте. У Кёдзюро-сэнсэя врагов нету, затею обязательно поддержат! И митинг неплохо бы организовать, для резонанса! И плакаты для солидности нарисовать, продемонстрировать серьезность намерений (уж с помощью Гангсты-сэнсэя что-нибудь сваяют)!.. И..! И... Кайгаку иронично прикусил пластиковую соломинку, притушив благородный запал Дзэнъицу: из-за волокиты провозится с реализацией своих «наполеоновских планов» до старости. Пусть отчислится и бастует хоть до посинения... Разглагольствовать-то он мастак, ему бы в политику или комедиантом на телевидение... Инадама безразлично потягивал персиковый сок из картонной коробочки, параллельно фиксируя в блокноте неясные непосвященному записи: разведенная там и сям суматоха его абсолютно не колыхала. Не вовлеченный в обсуждение Синадзугава непроизвольно заглянул тому через плечо. Одарив местного отщепенца раздраженным зырком, мол, нафига палит, юнец назло закрыл «шпиону» обзор. «Зачем он среди такэноковских трется — податься некуда?.. Этого Крота тоже одноклассники ненавидят..?» — взбрело на ум Синадзугавы-младшего: в «Кабосу» Гэнъю причислили к изгоям из-за скандала на церемонии вступления в старшую школу: вспылив из-за пустяка, накинулся на дочку директора, за волосики невинную кроху вдоль сцены протаскал... Стыдобище. А ей хоть бы хны: ни слезинки не проронила, ни словечка колкого в ответку не пикнула — с достоинством вынесла!.. Отделался переломом со смещением (низкий поклон ревностному защитнику малолетних дев в беде, доброхоту Тандзиро, за то, что впрягся за мелкую Убуясики, — у задиры Канаты появился прекрасный повод развить амбидекстрию). Аники потом так братка за волосенки «подергал», что кожу головы дня три щипало, а башка адски кружилась: возмутитель спокойствия ходил враскачку, стенки да дверки цепляя! У Гэнъи из друзей — дед-уборщик и препод гражданского права. Цапается с Кайгаку по несусветной ерунде, если «посчастливится» сесть вместе. Инадама — сомнительный тип: навесил на Гэнъю ярлык «умственно отсталого панка» и дразнит Санъей за неопрятность. Проявление чувств у заносчивого старшака вовсе какое-то извращенное. Откровенно: он эгоцентричная козлина, на любителя друган... Ну, плюс за Синадзугавой в постоянку играет девчачье трио малявок (нашли, блин, «братика»). С девчонками постарше обстановка плачевнее... Например, за эталонной Синобу затесался «грешок»: чудом не спровадила Гэнъю в мир иной, непредумышленно (или сознательно...) подсыпав ему в удон отраву собственного производства (знатно тот президентке Клуба Фармакологии насолил: обозвал титулованную красавицу Кимэцу трясогузкой и плоскодонкой, однако, пережив потрясение, переименовал меньшую Котё в «Хати-тян» и произносит это имечко с опаской без всякого намека на ласку: «Порхает бабочкой, но жалит пчелой»...). Да уж... Вот такой он «популярный». Для большинства же Синадзугава — «сто шестьдесят сантиметров концентрированной токсичности, не считая ирокеза». Чуть не забыл о Гию... маньяке со сталкерскими замашками. Если за подавляющим большинством Томиока-сэнсэй гоняет с бамбуковым мечом, то за Синадзугавой — с электро-мать-ее-беспроводной-бритвой! Тому на серьезке втемяшилось обрить правонарушителя, выдрать с корнем его индивидуальность — поганский сорняк на лужайке Кимэцу! Да нельзя же так, нелюдь! Он кто — ученик или мученик?! У него, бедного, уже триггеры на любые звуки, отдаленно похожие на жужжание!.. Даже дома! Волосы Гэнъи и ветер — неделимые половинки сердца! Томиоке, че, гирей по башне вмазали?! Совсем рехнутый! Надо — кровь из носу — приналечь на физру: у мальчонки дыхалки все равно что нету — его отловить как нефиг делать. Лады, иногда Пчелка не так уж плоха (иногда): она Томиоке зубы заговаривает, помогая дурачку слинять на безопасное расстояние. Спасибо небу за Синобу! Гэнъя размышлял о переводе в группку Камадо, но кто знает... Может, его пацаны попросту терпят. Дзэнъицу ворчливо бубнит, что родственник Санэми стремный, а Иноскэ зовет его «косоглазым хорьком», «Синадзугэнъей» или на крайняк «Сэнъей» (типа, отирается около секции по стрельбе — полюбас «Сэнъя»), недалеко от Инадамы по оригинальности ушел... Вряд ли ровесники захотят с ним водиться... У парня не репутация, а бельмо на учебном заведении. Гэнъя подозревает, что ему завышают оценки из солидарности к брату, лишь бы тот хрупкое здоровье поберег... Ну вот... Опять загнался. [Track 3] — Точные подробности мне неизвестны... Судя по слухам, это произошло на дискуссии в «Эбоси»... Вроде бы третьегодка с татуировками словесно задел Рэнгоку-сана... — методика подачи Кёдзюро, бесспорно, являлась феноменальной. Рэнгоку отрицал скуку. Он был уверен, что обучающимся маловато прослушивания обычной лекции для усвоения материала. Историю нужно пропустить через себя, прочувствовать ее. Тщательно готовясь к темам, мужчина нередко подключал к процессу сотрудников Кимэцу для наиболее детальной реконструкции событий в рамках урока. К примеру, Тэнгэн-сэнсэй на поприще диджея собаку съел, вот и подбил товарища-энтузиаста разрядить повествование музыкой с фоновыми шумами. «Закройте глаза и распахните двери своего разума, размойте линию раздела между реальным миром и вашим воображением»... На этот раз прогулка по закоулкам прошлого привела подопечных историка на знаменитый Токийский вокзал. Тонкая стрелка на циферблате неспешно подступает к двадцать пятой минуте. Шипящий пар валит из черных труб рычащих железных «монстров». Отовсюду доносится гулкое трение колес о рельсы. Под двускатной крышей люди на противоположной стороне платформы ожидают приезда киотского поезда. Оснований для покупки билета у пассажиров множество: приглашение от родни погостить, неотложное деловое собрание, тяга к спонтанным путешествиям... Некоторым поездка внушает оптимизм. Велика вероятность наконец выскочить из лап суровой яви, ухватиться за возможности, ниспосланные свыше, и открыть для себя доселе невиданные горизонты. Когда ты измотан регулярной нервотрепкой, а твоя карьера на волоске, глядишь на обыденные мелочи совсем иначе, выискивая мимолетный шанс повлиять на положение вещей. Утром щедрая судьба лелеет тебя выгодными перспективами, вечером — беспощадно обрывает твою жизнь расчетливым уколом ножа. Ты навзничь падаешь в хладную пучину вечности, уязвимый, безголосый. Все былое теряет значимость. «Сдохни, бесхребетная паскуда!.. Разочарование народа и страны!..» — напоследок цедит тебе незнакомец, которому ты отдаешь последний трезвый взор: за бронзовой оправой круглых очков тобой с трудом распознается искаженная отвращением физиономия — он не достиг совершеннолетия, но умудрился заделаться наемным убийцей. Безжалостно пожертвовал свое будущее и чужое в угоду убеждениям: кто-то же должен был что-то сделать, изменить — вскоре о его деянии позабудут. Белоснежная материя рубашки неукротимо алеет. Распустившийся в районе сердца багровый цветок упрямо пробивается сквозь мокрый жилет. Лишившись равновесия, глухо ложишься на перрон, на закате существования поражаешься складностью нависшего над тобой деревянного свода — в потолок смотрят только на смертном одре... Участие в коротенькой постановке также требует от актера ответственного подхода, доли усердия, щепотку азарта. Гию на удивление правдоподобно изобразил медленную гибель от обильного «краскотечения», спровоцированного касанием бутафорского ножичка, что зрители, посовещавшись, выдвинули предложение вызвать физкультурнику скорую (справедливости ради отметив, как тому идет строгий костюм, — бархатный цилиндр, надежно завязанный под воротником-бабочкой шейный галстук, приталенное пальто, модные брюки прямого покроя... ах, ну джентльмен из викторианской Англии...). Удовлетворенный содеянным «преступник», понарошку зарезавший Томиоку, без намека на раскаяние удрал обратно восвояси разъяснить детишкам из «Момидзи» разницу между целыми и дробными числами. Санэми-сэнсэй охотно корректировал расписание по двум причинам: бодрящий кофе-брейк в компании Котё-старшей и выброс агрессии в адрес меланхоличного физрука, разумеется. [Track 4] «Реалистично отыграл муку предсмертных конвульсий, синеглазый юноша! Премного благодарен за содействие! Учись ты у меня, оценил бы тебя на «Отлично» за непревзойденное актерское мастерство! Итак, класс, мы приступаем к освоению японского исторического периода, построенного на резких контрастах! Должно быть, кто-то из Вас смекнул, к чему я клоню! Юный Госэй, смелее, выскажитесь!» — приземистый парниша мигом выпрямился и, вобрав в легкие кислороду, протараторил: «Это „Эпоха Тайсё“, сэнсэй!..» — по-совиному не моргающие янтарные зеницы Рэнгоку зажмурились в одобрении. Подобрав журнал учета и пролистав пару-тройку страниц, Кёдзюро приплюсовал Хацумэю баллов в графу успеваемости (в целях мотивации студентов он внедрил своеобразную систему ученического поощрения). «Верно подмечено! Хвалю! У кого есть догадки касательно трагедии, что разыграли юные Синадзугава и Томиока? Юная Сэнрицу, не робейте, озвучьте Вашу позицию!» — девочку огорошило, что Рэнгоку-сан мало того, расслышал ее застенчивое лепетание, он вдобавок предоставил ей слово!.. Соберись, Хинэ... На тебя же глазеют... Не бойся их... Не подведи учителя!.. Ты справишься! Стараясь сосредоточиться на расплывчатой персоне Кёдзюро, ученица смяла складочки плиссированной юбки: «Это-о... н-нападение на премьер-министра Такаси Хару! Он оказал значительное влияние на политику Японии!.. Такаси известен общественности как первейший выходец из простонародья, сумевший добиться данной должности! Хара с детства жил по завету матери: „Оставаться честным, трудолюбивым и не искать выгоды...“. Рицу заложила в сына правильный фундамент, во многом предопределив развитие его пути...», — для маленького чада родительские жизненные ориентиры формируют некий маяк, на сияние которого ребенок будет полагаться по мере взросления. Матушка Рука воспитывала Рэнгоку-младшего по схожему принципу. Женщина гордилась им: некогда сомневающийся в своем предназначении мальчонка вырос в мужчину непреклонной воли. «И все же... Несмотря на отстаивание им интересов населения, Такаси обвиняли в деспотичности и причастности к коррупции... Судебные показания путейского стрелочника, Накаоки Конити, сводятся к тому, что толчком к расправе над премьером для него послужил сформировавшийся негативный образ Хары...». «Превосходно! Исчерпывающе! Всецело с тобой согласен! Неоспорим факт, что Такаси Хара был выдающимся, но весьма противоречивым деятелем, мы с Вами затронем вклад премьер-министра на грядущих встречах! Прибавлю тебе тридцать баллов! Всем слушателям за добросовестность положены баллы!..» — пламенно изрек огненноволосый преподаватель, довольный аудиторией. Под соответствующим руководством интенсивная учеба становится сказочной утопией... которая, к прискорбию, рано или поздно заканчивается. [Track 5] «...и смысл?..» — разбавил ликование вопрос. «Хах, не забудьте кружок „ханамару“ у них на лбах намалевать... Я не выкупаю... Поясните, в чем прикол, если Вы всем подряд «максималку» лепите?? Чему можно научить без дисциплины?.. Ученики тупо сядут Вам на шею, пошлют Ваш недопредмет на все четыре, а Вы еще возомните себя величайшим сэнсэем!..» — на Кёдзюро испытующе уставился коротко стриженный пацан, облик которого буквально «кричал» дерзостью, — на его фоне другие блекли, сливаясь в неприметную кучку серых мышат. Тот не воспринимал Академический Устав: ежик непокорных кислотно-коралловых волос, синие полоски тату на молочной коже, нарочито обнаженный рельеф мышц тверже мрамора... и уникальные золотистые линзы с дайдзи „参“ на левой радужке — этот мазохист, преданный конъюнктивиту, надевал их для устрашения окружающих — поймав леденящий взгляд Акадзы, самые отчаянные храбрецы тотчас затыкались и, не осмеливаясь перечить отпетому хулигану, оробело ему внимали. От его тела веяло сверхчеловеческой силищей — единицы удостаивались «чести» опробовать ее на себе, желали они этого или нет... „Избранным“ в обувную ячейку подкладывали лаконичную записку с указанием времени и места заварушки. Ну, а далее все следовало стандартному сценарию: если претендуешь на вакантный «номерок» в банде мотогонщиков „Бесовские Луны“, схлестнись с Третьим членом по иерархии да врежь ему разок. Легкотня? Не-а. В сущности, все запутаннее, чем кажется. К этому выводу кандидаты приходили в пылу мордобоя...***
[Track 6] «Синдзюку, Парк Тояма, 22:00. Смахнись со мной, если кишка не тонка», — Инадама был наслышан о дурной славе парковой зоны: печально известная могила для останков «бревен» и, породившая немало домыслов, и по совместительству магнит для дегенератов, лишенных критического мышления. Здешний холод пронимает насквозь... Рекордное для смельчака количество раз школьник озирался на свою же тень, ошибочно принимая ту за коварного преследователя. Вон, вдалеке, парит зловещий зеленоватый сполох... Х-хитодама?.. Что-то хрустит под подошвами... К-кости?? И вой чей-то, тоскливый, стонущий... Вдруг городские легенды о привидениях не лгут?.. Не глупи, Кайгаку: на этот бред сумасшедшего поведется разве что наивняк из разряда Дзэнъицу (в неполные шестнадцать Агацума спит исключительно с ночником в виде угловатого цыпленка), а ты-то не ссыкливый трус... Фонарный столб, одряхлевшие сухие ветки, ветер — ничего паранормального, поумерь фантазию, не позорься. Не вздумай сдрейфить. Вот кто тебя надоумил гуглить да в веб-архивах копошиться..? Раскатистый хохот мгновенно пошатнул его решимость. Жилистая ручища поймала студента за кардиган: у застигнутого врасплох вырвался нечаянный вопль, эхом предупредив всех живых (и не очень) посетителей парковой зоны о прибытии новенького. Попробуй не закричи, когда в тебя вцепился мертвой хваткой трупоподобный чел... Он напомнил брюнету покойника, что воскрес из мертвых в кои-то веки проветриться: неотличимые от загрубелых ошметков грязищи до безобразия огроменные невусы на мерзкой роже ходячего мертвеца, укрепили «теорию» Инадамы. Ему там прогулы на кладбище еще не проставили?.. — Сестрица поручила меня сопроводить тебя, чтобы ты не заблудился... — одышливо прокряхтел «проводник», осклабив подпиленные зубы и сардонически ему ухмыльнувшись: то ли это проделки освещения, то ли у зомби взаправду глазные белки желтые (небось для обладателя букета болячек простецкая ходьба сравни героическому подвигу...). — Меня Сабаной Гютаро зовут... Я в группировке Шестой... — еле-еле волочась, босодзоку хрипло посвистывал на выдохе (если в «Дюжину» всякую немощь с распростертыми руками берут, Инадаме подавно волноваться не о чем). Надо же... представители байкерской субкультуры не вымерли (хотя сюда больше подойдет словосочетание «восстали из пепла»). По обе стороны окутанной сумраком аллеи их «приветствовали» ряды свободных скамеек. Примерно в полукилометре звенели женские смешки (Гютаро лихорадочно шкрябал темными ногтями по исцарапанной скуле, скрипуче бормоча себе под нос «сестренка Умэ...» — чтоб разобрать остаток фразы, Кайгаку пришлось бы прислониться к задохлику вплотную... нет уж: если припрет поприжиматься к скелетам, вполне сгодится и анатомическая модель в шкафу Канаэ — от нее мертвечиной не пахнет). Шестая Луна плелась спереди. «Он специально дырявые джинсы нацепил — косточки выпячивать?..» — недоумевал подросток, попутно читая кандзи на пурпурно-красной токкофуку: «Дзюуникидзуки» — вниз по позвоночнику; «Дзёгэн» — на правом рукаве. По подолу куртки струились лучистые ликорисы. «Качество нашивки образцовое... Униформу изготовили по заказу в ателье, а на траты не поскупились... Ткань-то прочная: без толстого зазубренного лезвия не проткнешь...». [Track 7] На скамье под фонарями расселась хохочущая парочка: елейно аплодируя, байкер с жемчужной копной рваных волос вкрадчиво восторгался рассказам платиновой блондинки про то, как та отшила двадцать поклонников в День святого Валентина (и взяла на прицел двадцать первого). У мотоциклиста аж зенки блестели: Даки-тян очаровашка с кукольным личиком — грех в нее не влюбиться!.. Гютаро его заискивания с претензией на флирт изводили — чесался как вне себя хлеще шелудивого пса, заросшего коркой коросты. Шарился в карманах, нащупывая выкидной ножик. М-да... Круче компашки для тусовки на безлюдном отшибе не сыскать (лидирует в топе «маньяков» дрищ Сабана: сутулый заводится с полуоборота — с ним Инадаме потребуется непрерывно сохранять бдительность, если он вообще планирует вернуться домой, — Кайгаку щемит небезосновательное предчувствие, что тот способен прирезать человека чисто из безумной прихоти...). Приспичит закопать кого поглубже — сырая землица в «Тояма» к вашим услугам... Здраво порассуждать над стратегией выхода из «неблагоприятных обстоятельств» ученику не позволили... На «свежее мясо» переключился дуэт блонди: усадив «жертву» меж собой, сплетники пристали к Кайгаку с расспросами. Сблизившись с ним, сестричка Гютаро допыталась: у Инадамы от природы глазки цвета бирюзы или он в контактных линзах пришел?? Затискала до неприличия (сложно представить кого-то иного, настолько гиперфиксированного на смазливой внешности). Ее бы воля — забрала б «милашку» без предварительного боя. «Называй меня Умэ! Я бы поделилась с тобой нашей Шестеркой, но братишка приревнует: вдвоем вам с ним будет тесно!..» — хихикнула сердцеедка ему на ухо. Тощий завистник угрожающе заскрежетал акульими зубьями. Они и впрямь брат с сестрой?.. Без обид: у них сходства — как у тухлых водорослей вакамэ со священным лотосом, взросшим в грязи, но не запятнанным, — ноль. Хм... а Умэ попала в мотобанду из-за привлекательной наружности, что ли?? Если «да», в таком случае к ее костлявому братцу есть пара «вопросов»... — Я Дома, Вторая Луна!.. Птичка нашептала, ты — Кайгаку!.. Не возражаешь, если я буду обращаться к тебе «Кай-кун»?? Прелесть!.. Ой, на твоих штанах случайно не «асаноха»?? — личные границы тому не писаны: потрогал-потер Кайгаку коленки, все ж так себя ведут при знакомстве... — У Даки на юбочке точь-в-точь орнамент..! Что же получается, ты тоже из Кимэцу?!. Вот это совпадение!.. И дружочек Аки оттуда! Эх, а я вот давненько школу закончил... Печалька... — грустил он недолго. Стиснул юношеские ладони до онемения, прямо закадычные подружки на пижамной вечеринке (осталось о симпатичных мальчишках посекретничать за ведерком клубничного мороженого и просмотром романтической дорамы)... Все выглядит радужнее, чем Домовы гляделки. Не к добру оно... Кстати о «недобром»... Акадза до сих пор не объявился. — Что-то Аки-кун запаздывает... Не похоже на него... Кокусибо-сама весь в заботах, ребятки сплошь заняты... Глава к нам на огонек тоже не то чтобы захаживает... Если у тебя все срастется, Кай-кун, как же станет хорошо, весело!.. Обещаю держать за тебя кулачки!.. — пушок на оголенном затылке старшеклассника встопорщился: у Инадамы внезапно подскочил уровень адреналина... Опасность... мчится сюда с раскатистым рычанием, сродни ретивому ягуару, загоняющему добычу в западню. — Божечки, если это сон, я не хочу просыпаться!.. «Сэппэн», мотоцикл Акадзы!.. Стуча запыленными грузными сапогами, фигура, сверкала неоновыми очами. Фрезовый плащ, присыпанный декоративными снежинками, с шелестом покачивался, вторя монотонному ритму шагов носителя. На исполосованной наколками щеке густела кровь. Атмосфера накалилась резче цоколя бракованной лампочки. Партнер Третьей Луны по спаррингу сглатывал, не успев и помыслить о жжении, пронзающем нервные окончания под нажимом иглы... При низком болевом пороге шея и лицо — области неописуемой агонии... Сколько сеансов Акадзу «пытали» в кресле татуировщика?.. Пятьдесят процентов кожного покрова парня — пигментные чернила... У Инадамы невыносимо сосало под ложечкой. — А-аки-ку-у-ун!.. Обнимашки?! — «Иппон-сэой-нагэ...», — угодив в «удавку» Домы, гопник борзо извернулся и, зажав неотвязному укэ преобладающую руку, рывком перевалил того через свою спину мучным мешком: пускай с асфальтом обнимается, кретин... — ...Ты по-прежнему не сторонник тактильных контактов... Но приемчик вышел обалденный!.. Осваиваешь дзюдо?!. Умничка! — восхищенно оттопырил большой палец потрепанный блондинчик. Что-то не вяжется... Если Акадза ас в боевке, с какой стати он не Второй..? Или же... Третий из Кидзуки хилее и себе льстит?? — Для тебя я — «Акадза», усекла, падаль?? — до рискованного предела выкрутив пораженцу ручонку, насел на него дзюдоист, явно не в настроении (покоренный Дома пропищался под ним в экстазе: «„Д-для меня“?!. Ой, право, не стоит!..»). Скрестив ноги в сукхасане, борец иронически воззрился на следующего по очереди противника. Кайгаку отождествил его глаза с желтками, проступившими на растресканных яичных скорлупках. — Че у нас урок по расписанию?.. Ты хотя бы верхушку сними, пай-мальчик, не сковывай движения, — Даки лукавой кошкой приластилась к застывшему Инадаме, угодливо высвободив Кайгаку из лишней одежды. Накрутив на пальчик длинную непокорную прядку, лукистка до мозга и костей провела по узкому подбородку: «Так бы тебя и съела!..». В классе девушки, собственно как и парни, его побаивались: отсюда и некоммуникабельность. Ну, зато он только что Дзэнъицу обскакал: к нему раньше прикоснулась девчонка, причем какая. Инадама неизбежно станет мужчиной, а этот пожизненный девственник будет до седин молитвы возносить, надеясь со своей «милой Нэдзуко» разочек за ручки подержаться... хотя относительно «своей» Кайгаку перегнул: пока Танджиро над ней бдит, Агацуме рассчитывать не на что. Едва притронувшись к бицепсам, Умэ погладила их «на удачу». Прытко увильнув от ее обольстительных ласк, юноша распрямил литые плечи. Его обдало студеным дыханием ночи. Акадзу интриговали мужчины в тонусе, и при всем том он чтил сугубо бойцов, владеющих своим телом в подлинном совершенстве. Ослабив ремни на обуви, красноволосый размялся: лютый кайф — ощутить ступнями шероховатости прохладного асфальтного покрытия. Поднявшись, Дзёгэн бесстрастно обронил на Дому токкофуку. Пройдясь до фонаря, Третья Луна приняла коронную стойку «Сико-Дати»: ведущую ладонь раскрыл и выставил вперед, левую — крепко сжал; колени Кидзуки согнул в полуприседе, будто бы оперся на стул, развернув стопы наружу. Он воплотил собой розу компаса, готовую выстрелить демонической энергией по всем направлениям. Каждый мускул попал в его тотальное подчинение. — Прятать кубики под сараси — кощунство, драгоценный Акадза!.. Это как занавесить безвкусной половой тряпкой произведение искусства!.. Ты же храм нательной живописи!.. Жестоко!.. — от двусмысленного комплимента зрачки у янки ушли под верхние веки: зря на недавней сходке пивную бутылку об черепушку Домы раскрошил... Видать, загасил ему зачатки извилин. Инадама встал в нескольких метрах от соперника. В груди затрепыхалось: нашел время усомниться в себе... Включи рассудок. — Даю три минуты, чтобы нанести мне урон. Слышь, Дома, засеки там, — укутанный в плащ вместо пледика Второй номер болтал ножками и негромко напевал, неторопливо клацая перламутровым коготком по экрану смартфона. Шестая настраивала фокус камеры. На укорительное хмыканье присоединившегося к ней Гютаро та непорочно потрепетала ресницами: фотосъемка замеса не запрещена. Ладно-ладно, подловил: просто неймется заполучить себе в портфолио красивого мальчика... Это же не преступление, а у Даки тут конкретно эффектные кадры: запечатлела пресс со всевозможных пикантных ракурсов. Залипла... [Track 8] — «Три»?.. — а если не уложится?? Что тогда? Никаких «если»: он не продует, не для этого дни напролет в спортзале себя изнурял. Кайгаку не наблюдал за Акадзой в действии, однако наводил на него справки. Данных насобирал негусто: тот помешан на экстремальных ощущениях. И не скажешь, что безбашенный (те же Сабана с Домой в придачу — гремучая смесь — перевес «отбитости», определенно, в их пользу). — Ты прав: такой тайминг — ущемление пацана с кликухой «Инадзума». У тебя тридцать секунд. Поехали!.. — не нуждаясь во внятном ответе, упористый резвоногий во всю прыть бросился на Инадаму. В два счета он сократил дистанцию до мизерной, оттеснив Кайгаку прочь: не сложи тот блок «крестом», отлетел бы в нокаут. Еще бы немного... По конечностям пронеслась вибрация отдачи. Тц, атакуй в лобовую, пока он к тебе впритирку, ну же!.. За ним бы уследить для начала... дольше миллисекунды шустряк в одной точке не застаивается: юлит без остановки. «Неплохо-неплохо... Заблокировал. Вау, группа „Могура“ не поголовно рохли, впадающие в месячную кому от щелбана ... Устоять недостаточно. Ты должен бить без раздумий, как если бы от исхода борьбы зависела твоя участь. Каждая стычка для меня — естественный отбор, где я выворачиваюсь наизнанку, чтобы одержать верх. Мои мышцы — единый всплеск, твои — разрозненный конфликтующий механизм, помеха. Без их сплоченности тебе не достичь „Кимэ“— умения нащупать точку идеального напряжения, будучи всецело расслабленным, и за сантисекунду провести заключительную контратаку, вложив в нее все свое естество... Ты пришибленная птица, что, ни разу не высунув клюва из гнезда, так и не сообразила, зачем ей дарованы крылья. Набрал впечатляющую мышечную массу, а технику не проработал: я прочел тебя на раз-два и без напряга могу противоборствовать тебе вслепую. Нутром чую, что в рукопашке скилла и закалки тебе не достает: замыкаешься в каком-то душном вакууме и не пользуешься преимуществами окружающей среды. Еще не одолел меня, но заранее нарек себя победителем... Недооценивать мой Стиль непростительно. Эта роковая ошибка сокрушит тебя». Неспроста Кидзуки разулся... При минимальном соприкосновении с почвой подвижность каратиста десятикратно увеличилась: грамотно пробалансировав на подушечках пальцев, ловкач проскользил по дороге, словно камушек, танцующий на кольцах озерной ряби. Именно ботинки пригвоздили Кайгаку к земле — уклонялся профан топорно (отбивался — посредственно). Акадза виртуозно лавировал меж соперническими кулаками, плавно обтекая Инадзуму. Грому и воде не дано стать друзьями: в пластичном замахе татуированная длань трансформировалась в нерастопимый лед: ожесточенные координированные удары разили точно в солнечное сплетение, пробуждая у оппонента нездоровые судороги — ровно того окатили и шокировали электротоком. Таково Каратэ Сорю, бескомпромиссно оборачивающее спарринговый поединок в яростную пляску на раскаленном сае смерти. В опале разрушительной стихии Инадама стал хлипкой соломенной лодочкой, уволакиваемой мятежным течением к водопадному краю. Утопая в потоке Инадзума силился скорее «удержаться на плаву», чем парировать звериные нападки. «Продвинутый, возвышенный... наравне с Луной и звездными мириадами на небесной тверди. Нет... Он и есть Луна. Мне с ним не сладить. Я... „спасовал“?..». Наткнувшись на кого-то, доминирующего по силе, Кайгаку покорился: ослепленный ядреной зеленью света он подставился под фатальный Гьяку-дзуки дзёдан. Его крах ознаменовал писк секундомера. Секунды иссякли, а тот... тот осел в тупой апатии с носовым кровотечением, машинально заслонив ладонью зону под ребрами: по мнимому ощущению, органы верхнего этажа брюшной полости опустились и перемешались с кишками в склизкую кашу. На ободранные костяшки накрапали багровые «дождинки». [Track 9] «Завидно... Завидно. Завидно!..» — как заведенный сипел Сабана-старший на змееныша, посмевшего обаять Умэ симпотной мордашкой. Да ни в жизнь та ему достанется! Только через его труп! Сестрица заслуживает лучшего, а у этой гадины ползучей все на лбу написано! Стоило Акадзе хорошенько отделать Инадаму, Гютаро как по щелчку пальца прекратил тому завидовать и нескрываемо позлорадствовал, когда зазнавшемуся мальчишке «подправили» личико: «Сестренке ни к чему бракованные игрушки». Даки же приуныла. Раздосадованно подперев щечки и фырком сдув спавшую на нос прядь, она, не разделив братской жёлчности, парировала: «Жалко... Он все равно красавчик... Кровавые извилины под ноздрями его не испортят...». В знак поддержки Шестая повесила на Кайгаку измятую рубашонку, не то замерзнет: тот не шелохнулся (от проволочной вешалки и того больше «реакции»...). — И ради «этого» я через пробки пробивался..? М-да уж... Таким махом выше Четверки тебе не забраться. При условии, что к нам протолкнешься: желающих у нас без тебя хоть отбавляй... Хотя... тут и по меркам «Кагэна» было «слабовато»: чтобы зацепить меня, понадобится, минимум, восемь таких как ты. Могуровские меня разочаровывают... У вас там толковых ребят от слова совсем нет?? Одни пародии... Я-то думал, мы с тобой на стадии разогрева, а не в финальной фазе... Кста, не мешало бы тем, кто тебя зарекомендовал, на досуге руки-ноги переломать за дезинфу, — присев на корточки, Третий в «Дзюуникидзуки» встрепал поверженному колючую голову, задержавшись на остекленевших глазах: от него повевало обреченностью. — Знаешь, не твое это: у тебя руки на музыкальных инструментах играть заточены, а не в драки соваться. Ну а мое тело и есть инструмент. На часах уже пол-одиннадцатого: все паиньки давненько нежатся в постельке. Я бы посоветовал тебе поднажать, да ты ж у нас «Молния»... Не огорчай предка. Закругляемся, демоны!.. — зазывающе забил Акадза в ладоши. Не прекословя, участники рассредоточенной группки воссоединились. И вновь Кайгаку тот самый аутсайдер за пределами «круга». Игрок на скамейке запасных, которому устроили бойкот. Собрав в кулаках песчинки растоптанной гордыни, он проглатывает свое бесславие и, распрямившись, спрятал ушибы под ткаными полами. Драный хищник косолапой походкой побрел в логово зализывать раны. «Ниси-Васэда» над парнишкой не сжалилась: билетик зажевало в турникетной прорези, а такой же «опоздун» за минуту спотыкающимся о слова языком нажелал Инадаме всего худшего и наилучшего (он же одним усилием мыслей вытянет этот гребаный билет с другого конца, стоит ему только захотеть), толчком по лопаткам придав раззяве «бустера» к ускорению. На «признательные» о-дзиги растрачиваться не пришлось: нервно преодолев турникет, копуша нервически сдавил ручки синего тоута и заспешил к первой платформе, лишь бы не прозевать последний рейс. В вагоне метро его едва не защемило дверьми. На него косились, словно на собаку забитую, хотя так оно и было... Заняв неприметный пятачок напротив окошка, Инадама предстал перед своим отражением: замученный неудачник с припухшей губой и набором лицевых ссадин до кучи. Еще и из носа подтекает. Ухватившись за охладелый поручень, парень небрежно размазал рукавом криво застегнутой рубахи «дорожки крови и наморщился: щиплется, чтоб его... По-вашему, это постыдное зрелище — «Инадзума»..? Он сам себя так прозвал, а продажные младшаки за скромную плату растиражировали по школе слушок про «Грозу гопоты»... но не только потому что «Инадзума» было безупречно созвучно с его фамилией — Кайгаку и вправду считал себя молниеносным... Полчаса назад парня ткнули разбитым носом в бесцветную реальность: на свете существует кто-то гораздо быстрее. Кайгаку иначе представлял себе сегодняшний вечерок... Стоя в поезде и провожая бессчетные силуэты за мутными стеклами, подросток перелопачивал варианты предстоящих «нравомучений» (как их шуточно именовал старик Кувадзима): примерные мальчики в драки не ввязываются, с кем попало не водятся. Перед Дзигоро теперь объясняться придется: за грядущую ночку опекун воспитанничка умом-разумом так напичкает, что у него стариковская мудрость из всех щелей попрет... Кувадзима и поныне видит в нем безродного воробушка, которого приютили и обласкали. Пересадка на экспресс Кайдзи по Линии Тюо до Станции Сакаори выжила из ученика остаточные соки. К окончанию поездки под школьной формой проявились злополучные синяки. Шелохнулся — тебя пробрало болью, а от ветряных вздохов ты измученно скривил губы. Завидев горящие оконца, меньше всего захочешь показаться дома (до него бы дохромать сначала). Если не скрипеть половицами, еще, глядишь, пронесет, а там... Навешаешь домочадцам лапши на уши, куда деваться. А может, ну их?.. Отоспится в саду. Одеяльце не прихватил, а за подушку и прямоугольная сумка сойдет. В гэнкан некстати дежурил Дзэнъицу, неустанно семеня по бетонному татаки (офицер Дисциплинарного комитета на стреме — только планшета с красным маркером не достает — эту проверочку Инадама не пройдет). Обернулся. Ну вот... щас расчирикается, не заткнешь... [Track 10] — Тебя долго не было, а уже стемнело. Мы с Одзии-тян сидели, как на иголках!.. — «Да Агацума по любой тупизне „на иголках”, тоже мне ― удивил...». — У тебя... у т-тебя к-кровь?!. — сколько бы шипящих «захлопнись, придурок» Инадама ни послал в невротика, своим паникерским вытьем тот призвал их деда: выбравшись из пленительных объятий утепленного котацу, глава семейства доволочился до коридорчика, залатав прорехи «обороны»: двое против одного. «Прижали к стенке» (нет, сёдзи-то за спиной, но не смыться ― поздняк метаться...). Ситуация патовая. — Где Вас носило, молодой человек?? — по головке за отметки его не погладят. Кувадзима завел речь властно: авторитет Дзигоро считался в стенах домика неоспоримым. При всей своей порывистости старший воспитанник не запротестовал, с нетерпением жаждая перелезть эти живые «баррикады». «Никогда бы не подумал, что однажды отчитывать случится не мне, а меня...». — На дополнительных. Синадзугава-сэнсэй был недоволен результатами моего тестирования, — если намереваешься убедить других в заведомой лжи, сперва начни с себя: даже пусть каждая клеточка утомленного организма бунтует и заклинает тебя отдохнуть, а ожерелье с магатама — мало-помалу удушает. Не запинайся: доверши начатое. Ну а что?? Санэми из-под недоучек не только стулья пинками выбивает (Инадама бонусом к интегралам постиг все прелести садизма)... — Наклонись-ка, внучок, староват я стал... Плоховато тебя слышу, — Кайгаку сел в «сэйдза» и ожидаемо получил воспитательный тумак тросточкой (дедовской альтернативой кулака) по лбу за очевидное вранье. — У тебя видок такой, будто тя по земле катали. Дзэнъицу сам воротился с математики, и ты на ней не присутствовал. Не финти, Кайгаку, — старичка не обдурить. Где он прокололся?.. Глазами забегал? Или голосом дрогнул — поставил сказанное под сомнение?? — Мне уже давно не восемь, а Вы третируете меня, точно малышню беспомощную!.. Я не обязан перед Вами отчитываться! Где был и чем занимался — мое дело!.. — взъелся-таки: все прилежания, направленные на сохранение домашней субординации, пошли прахом... — Пока ты несовершеннолетний, твои делишки меня еще как касаются, не дерзи старшим!.. — старичок владел самоконтролем, и все же уязвленное сердце не скроешь, сколько масок хладнокровия ни наложи. — Без разницы где, лишь бы подальше отсюда! Кто сказал, что я вообще хочу здесь находиться?! Полжизни провел в четырех стенах, спасибо, насиделся!.. Вы едва потянули наше обучение в Кимэцу, мы жмемся на этой изолированной ферме! СКОЛЬКО МОЖНО ОПЕКАТЬ?! ЕЩЕ СОПЛИ МНЕ ПОДОТРИТЕ — СМОТРЕТЬ ТОШНО!!! Я НЕ ПИЧУГА В КЛЕТКЕ, ЧТОБЫ МЕНЯ СДЕРЖИВАТЬ! НЕ СУТЬ ВАЖНО, КАК — Я РАЗДОБУДУ ДЕНЬГИ И СЪЕДУ ОТ ВАС ПРИ ПЕРВОЙ ЖЕ ВОЗМОЖНОСТИ!!! — Кайгаку прикусил себе язык слишком поздно: слова неблагодарности напитались ядом и, сорвавшись прочь, вонзились в дедушку отравленными стрелами. Говоря «Вы» или «Вас», он подразумевал не Кувадзиму в тандеме с Агацумой. Нет: конкретно Дзигоро... Они молча воззрились друг на друга. Самый младший член семьи, отлучившийся за аптечкой, выбежал на свару. Если б ему посильно было что-то исправить... В их «буре» мальчишка оказался слабейшим отзвуком грома. — Нии-сан, в-вот, возьми ватки и перекись: необходимо побои обрабо... — непримиримый Инадама вышиб из ручонок парнишки аптечный лоточек, проторив путь к себе в комнату — гнездо, огораживающее его от одиозных реалий. — Отвяжись!.. Сколько раз повторять?!. Не называй меня так!.. Мы с тобой не родные и никогда ими не станем!! – брезгливо огрызнулся Кайгаку сгоряча. В академии он накладывал на их «братское» общение категорический запрет. К нему в класс приемный брат наведывался по постороннему замыслу... Мелкой сошкой управляли из закулисья, подергивая за веревочки, сросшиеся с одеревенелыми конечностями. «Ненавижу эту школу, где шепчутся у меня за спиной... Ненавижу их всех», — максималист наплевательски зашвырнул скомканную форму в шкаф и залез в просторную футболку: сил на то, чтобы элементарно в душ сходить и остудить темперамент, не нашлось. «Курица-наседка» тут как тут: хозяйственный Дзэнъицу заявился с бельевой корзиночкой: видимо, после спонтанной постирушки ему крепче спится. Ничего-ничего — сам пятна отстирает, а братишке запасную одолжит, как-никак общий размер носят... Они... могут поговорить?.. Было бы о чем. Инадама поглощен музыкой плеера и непременно рассердится, если вклиниться в его нестабильный мирок. Он пропустил ужин: подрумяненные короккэ с пылу с жару, с дедой наготовили. Занесет Нии-сану, чтоб сил поднабрался. — Кайгаку, дедушка переживает за нашу судьбу... Не будь с ним так груб... — завел заезженную песенку подросток (не изобрели еще пятновыводителя, способного вывести из этой комнатенки «желтизну»). — Пускай за тебя переживает, а я сумею о себе позаботиться. Разговор окончен, — опять на него сорвался... Просил же: если не в духе, не путаться под ногами — плакать будет. Дзэнъицу сам виноват, что не слушает... Инадама, конечно же, испытывал груз вины (где-то там, «глубоко»). Большее, что он мог в силу характера, — с благодарностью принять заботливо приготовленную пищу, столь горячую, мягкую и соблазнительную... Совсем недавно сделали, специально для него. Оголодал — от того и не в своей тарелке. Когда кружево дремы усыпило жильцов, сны искристой пыльцой посыпались им на головы. Кому снилось бракосочетание с избранницей, кому — шалости с друзьями по молодости, а кто-то и вовсе не спал. Госпожа ночь заботливо накрыла жильцов кружевом грез, но на Инадаму ее всеобъемлющей милости не хватило... Когда плейлист прервался, воздвигнутые им барьеры обвалились. Старший внук, выправив покрывальце в треугольничках, загляделся на приемного братца: если бы Кайгаку родился с трепаным цветком заместо шевелюры, то предпочел бы скорее носить бумажный пакет до конца своих дней, чем ходить посмешищем... Агацума, что, в прошлой жизни был креписом? Дикость, да, но по ночам он ненавидел его значительно меньше (возможно, дело было в том, что Дзэнъицу не бесновался, как оголтелый, так, что у Инадамы от его «звуковых волн» наушники из ушей выпадали). Оставив золотистый одуванчик в покое, бессонная пташка навестила дедушку. Наигравшись в молчанку, воробей с неслышным шепотом наклонился к изголовью рапсового футона: — Мне здесь не место, — на пониженных тонах заявил мальчишка. «Место», о котором тот простодушно мечтал с приютских времен, он до сих пор не обрел... Дзэнъицу сюда вписывается, а вот Инадама... не может вообразить себя в кругу близких. Ему не единожды внушали, что его не заберут. Не полюбят. Кайгаку — кукла, которую за ненадобностью закинули в пыльный уголок, в который подросток некогда забивался поплакать. Теперь ненавистные фразы перевоплотились в его тленную мантру. Узы с ним — оковы, а его любовь — наказание. Надежды парня — подтаявшие льдинки, очерненные копотью гнева. Он либо козел отпущения, либо яблоко раздора — третьего не дано. Есть в этом мире люди, кому разжигание розни на руку. К представителю оных заблудшую душу привел случай. На обочине жизни ему повстречался Кибуцудзи Мудзан.