Цепи

      «Вернись ко мне»       Сан слышал шёпот у самого уха, будто кто-то стоял за его спиной, но не обернулся — он знал, что никого там не увидит. В месте, где он находился, темно так, что не видно даже собственных рук.       — Куда мне идти? — спросил Сан, и его голос отразился от стен гулким эхом.       Где-то капала вода. В этом месте холодно и сыро, воздух затхлый, тяжёлый.       «Где ты сейчас, Санни?»       Сан глубоко вздохнул и шумно выдохнул. Этот шёпот казался знакомым. Он звучал хрипловато, надрывисто. Совсем тихо. Сан знал, кому принадлежал этот голос. Вернее, ему казалось, что знал, потому что вспомнить, кто же это, он не мог. Только волнение где-то под рёбрами, вспыхивающее при звучании этого голоса, говорило о том, что они знакомы.       Были когда-то. Сан уверен, что сейчас в его жизни нет никого с таким голосом.       «Помоги мне, Сан…»       Сан сжал челюсти от напряжения. Куда идти? Как помочь? Почему вообще он должен это делать? Неясность происходящего начала выводить Сана из себя. Его раздражало то, что он снова и снова оказывался в этом месте, где вокруг только темнота и сырость, где этот проклятый голос, зовущий его к себе. Сан злился на то, что его вообще волновало то, кому он принадлежал. Сейчас в его жизни нет никого с таким голосом, значит, это не важный человек, так и почему Сан просто не мог уйти? Почему не мог оставить этого несчастного самого справляться со своими проблемами?       Сколько раз Сан оказывался в этом месте, сколько бродил по комнате, а ничего не менялось — только голос, просивший прийти к нему, и холодные стены, в которые он упирался снова и снова в попытках всё же добраться куда-то.       Почему его одолевало желание помочь? Почему он хотел вспомнить этого человека?       «Пожалуйста…»       — Да куда мне идти?! — Сан крикнул в пустоту и пошёл вперёд. Он знал, что его встретит только стена, но упорно шёл, чтобы показать, что идти ему некуда. Кому только показать, неясно.       «Помоги мне, ну же…»       Голос прошептал что-то ещё, но Сан не разобрал слов. Он удивлённо выдохнул и резко обернулся в сторону. Что-то новое. Раньше этого не было. Сан точно уверен, что так звенит железо.       Что это?       Сан сорвался с места и побежал в сторону лязга металла, но почти сразу же остановился, услышав истошный крик. Это всё тот же голос, знакомый шепчущий голос, который просит его прийти.       Вопль, полный боли, повторился. Сана охватил ледяной ужас.       Что должны делать с человеком, чтобы он так кричал?       Он осторожно пошёл вперёд. Лязганье металла повторилось, а за ним очередной душераздирающий вопль, оседающий спазмами в животе Сана.       Он уже не думал о том, что упрётся в стену, а просто шёл вперёд. Ему нужно добраться до источника звуков, ему нужно понять, что происходит, иначе — он чувствовал — что сойдёт с ума.       В какой момент стало светлее, Сан не понял. Он шёл по широкому коридору; на стенах, выложенных из кирпичей, которые все уже посыпались от старости, появились факелы. Они находились далеко друг от друга, и света от прыгающего огня не хватало, чтобы видеть всё хорошо. Но и этого было достаточно. Сан ускорился.       Путь по коридору Сан преодолевал в компании звуков собственных шагов, дыхания и капающих капель воды. На удивление, он чувствовал себя относительно спокойно в таком месте, хотя на любого другого человека подобный антураж произвёл бы достаточно яркое впечатление. Но не на Сана. Ему казалось, будто место это знакомо ему. Он шёл уверенно, будто знал, куда идёт.       А потом стало слишком тихо.       Ни шёпота, ни криков больше не повторялось, металл больше не звенел. Отсутствие этих неприятных звуков помогло Сану немного успокоиться и привести мысли в порядок.       Коридор, по которому он шёл, был весьма длинным и витиеватым. С каждым новым поворотом факелов на стенах появлялось больше, благодаря чему в помещении становилось светлее и как будто даже немного теплее. Но, скорее всего, Сан это придумал, чтобы занять свою голову хоть чем-то кроме того, что может ожидать его в конце.       Ему не давало покоя то, что все посторонние звуки исчезли. Почему голос замолк? Есть ли смысл продолжать идти туда, если ничего больше не происходит?       О, Сан определённо хотел повернуть назад. Он и так не отличался сердоболием, и уж тем более никогда не реагировал на чужие мольбы помочь. Крики людей никогда не трогали его, поэтому он действительно не мог понять, почему сейчас он реагировал, почему ему это было важно. Было ли дело в том, что голос был знакомым? Переживал ли Сан о том, что этот человек близок ему? Конечно, нет! Сан не имел привязанностей, в его жизни не было никого, кроме него самого. Любые близкие связи несли только вред, тянули на дно. Это обуза и это то, из-за чего любой может лишиться жизни — Сан был уверен в этом.       И это то, что не нравилось ему. Сан чувствовал, как раздражение только-только начинает зарождается. Это чувство, ещё маленькое, мешало. Сан ненавидел всё, что заставляет его злиться.       Тогда зачем он шёл? Чтобы узнать, что заставило его испытывать неприятные и незнакомые доселе чувства? И что он собирался делать с тем, что увидит? Или кого.       Сан решил остановиться на мысли, что им движет обычный интерес. Ничего более. Его совершенно не трогают чужие вопли. Да, именно так.       Завернув в очередной поворот, Сан аж дёрнулся, не ожидавший, что коридор закончится.       В конце коридора находилась клетка. Или камера. Сан не мог дать название тому, что видел — три стены были такие же кирпичные, будто продолжение коридора, а четвёртая — железная решётка от пола до потолка.       Сан вгляделся в силуэт за решёткой, пытаясь понять, что он видит — света от факелов не хватало.       Это похоже на человека, сидевшего коленями на полу. Он сутулился так, что почти лежал головой на своих коленях, а руки его были расставлены в стороны. Сан подошёл ближе, почти вплотную, и человек дёрнулся. По помещению снова раз далось лязганье железа, и Сан понял — увидел, — что руки его были в кандалах, цепями прикованные к противоположным стенам.       Человек поднял голову и посмотрел прямо на него. Лицо трудно рассмотреть — волосы, свисающие почти до носа, мешали, но улыбку его Сан увидел, и от этого зрелища сделалось не по себе.       — Ты здесь…       Хриплый голос, прозвучавший совсем тихо, прошёлся сквозь Сана, от чего он поёжился. Отвратительно. Сан будто потерял контроль над своими чувствами и телом, позволяя другим так просто видеть его реакцию.       Сан отошёл на два шага назад и потянулся рукой к стене. Он не понял, что сделал. И что хотел сделать. Движение неосознанное, будто по привычке. Он проследил за собственной рукой и увидел на стене одинокий ключ на большом кольце, который висел на неаккуратно вбитом гвозде.       Откуда Сан мог знать, что там висел ключ? Откуда Сан вообще знал, что ключ есть?       Он был тут раньше?       Сан замялся, пытаясь понять хоть что-то, и человек в клетке с интересом посмотрел на него, подняв голову ещё немного выше — периферийным зрением Сан увидел это мимолётное движение.       Взяв ключ, он уверенно направился к клетке и не раздумывая открыл её. Ключ оставил в замке.       Этот человек не пугал его и зайти внутрь не казалось опасным, Сану всё ещё было интересно. Но не успев переступить через порог, он остановился и развернулся обратно — ему нужен свет, потому что внутри ничего не видно. А хотелось именно видеть, а не угадывать, кто перед ним.       Факел Сан засунул между прутьями решётки. Сильно лучше от этого маленького огонька не стало, но хотя бы теперь он мог увидеть этого человека — он специально старался не смотреть на него до тех пор, пока не сделает хоть немного светлее.       Всё это время человек в кандалах молча наблюдал за ним. Сану было плевать, пусть смотрит, ему не привыкать быть на виду у людей — работа такая.       — Почему ты медлишь? — спросил парень за спиной у Сана, который почему-то не спешил взглянуть на него.       Сан так торопился сюда, чтобы что? Чтобы стоять как истукан и смотреть на криво установленный факел?       Что за дурость…       Сан чувствовал странную тревогу. Признать себе, что он чего-то боялся, было ударом по самолюбию. Он понимал, что больше тянуть время не мог, поэтому наконец обернулся к закованному.       — Молчал бы, — пренебрежительно ответил Сан.       И так и остался стоять как вкопанный, увидев лицо этого человека.       — Вот уж чего я ожидал меньше всего, так это видеть растерянность на твоём лице, — парень усмехнулся, а после болезненно сморщился. Сан глядел сверху вниз на него и пытался подобрать слова. Ни одно не приходило на ум.       Он не мог совладать с обрушившимися на него эмоциями — всё вымуштрованное самообладание испарилось, будто его и не было.       Перед Саном сидел тот, о ком он давно забыл. Вернее, тот, про кого Сан старался забыть всю свою жизнь, но сделать этого так и не смог.       Чонхо, призрак его детства, его некогда друг, почти брат, семья. Единственный человек в жизни Сана, кто был важен хоть сколько-нибудь. Чонхо сидел сейчас перед ним на коленях, на грязном холодном полу, весь израненный, исхудавший, весь… Сан не мог подобрать слов, чтобы описать, что видел сейчас перед собой.       Ещё недавно мог бы, но теперь будто все слова забылись.       Сан пялился на него, как на привидение.       Он был в ужасе от того, что видел перед собой именно его.       — Что ты здесь делаешь? — спросил Сан, стараясь звучать максимально безучастно. Он хотел не показать своё состояние, и так уже достаточно раскрыл себя этой глупой заминкой.       — Что? — голос Чонхо звучал почти весело и абсолютно неверяще. — Ты сейчас шутишь?!       Чонхо смотрел на него совершенно безумно, во все глаза пялился на Сана и улыбался.       Сану неприятно смотреть, неприятно видеть это израненное лицо с совершенно неуместной и от того будто неестественной улыбкой.       На лице Чонхо почти нет живого места: брови рассечены, засохшая кровь пачкала щёки, на которых Сан заметил синяки и мелкие порезы. На левой щеке один порез серьёзный и, видимо, совсем недавно нанесённый — Сану казалось, что он видел мясо, стянутое тонкой прозрачной корочкой.       Губы Чонхо распухшие и все в мелких коричневых от запёкшейся крови ранках — как Чонхо не больно улыбаться, неясно.       Тело его выглядело не лучше — всё те же ссадины, синяки, порезы и рваные раны дополняли ещё и ожоги.       Ни сантиметра здоровой кожи. Сан не удивился бы, если у Чонхо и кости были не все целы.       — Почему ты здесь? Почему ты в таком виде? — снова спросил Сан. И в этот раз эмоции сдержать хоть немного не получилось — его напряжённый голос звенел.       Он присел на корточки перед Чонхо и принялся осматривать его более тщательно. Чонхо на это только удивлённо поднял брови, но ничего не сказал.       Верно, Сан уверен, что люди, которые дороги ему, несли за собой погибель, являлись мишенью, делали его уязвимым. Так и есть. И это потому, что однажды в его жизни был человек, который был ему дороже собственной жизни. И что из этого вышло?       Сан подавил желание усмехнуться.       — Ты звал меня… Как у тебя это получилось? — растерянно спросил Сан. Обхватив ладонями щёки Чонхо, он поднял его голову и посмотрел прямо в глаза. Сан слышал собственный голос, слышал тревогу в нём, давил в себе порывы ненависти на себя самого за вновь проявленную слабость.       Как будто за прожитые годы так не понял, что открытое проявление эмоций является мишенью. Что, найдя это слабое место, ударят именно туда.       — О чём ты говоришь? — в ответ спросил Чонхо, и в его взгляде читалось недоумение. — Зачем мне тебя звать, если ты сам ко мне приходишь?       Приходит?       Как Сан мог приходить к нему, если не знал о том, что он тут?       Сан отодвинулся от Чонхо и начал бегло осматривать пространство вокруг. Клетка была пустая, будто всё то, чем его мучали, приносили, а после забирали с собой. Только одинокое корытце стояло в самом углу. И только по тому, как свет огня бликовал, Сан понял, что в корытце есть вода — меньше половины минуты потребовалось принести воду к Чонхо. Внутри Сан обнаружил тряпку.       Почему это было тут, вопросов не вызывало. Очевидно, этим смывали с Чонхо кровь, когда её было слишком много. Сан бы так и делал, если бы…       Он принялся вытирать следы засохшей крови с лица Чонхо, и тот отпрянул, посмотрев на него слишком уж недоверчиво.       — Какого чёрта ты творишь?       Разве не ясно? Сан даже на мгновение растерялся от того, насколько глупым показался вопрос. Поэтому, ничего не ответив, он вцепился пальцами в подбородок Чонхо, фиксируя его голову, и грозно зыркнул, давая понять, что он намерен закончить начатое без лишней болтовни.       Зачем он это делал, он не знал. Понятно же, что лучше бы найти ключ от креплений на запястьях Чонхо. Позвать кого-то на помощь? Чушь! Это место похоже на темницу, а значит Чонхо тут по чьему-то указу. Тогда стоило бы найти стражников и узнать причину нахождения Чонхо в подобном месте.       Сан задумался.       Пока он шёл по коридорам, он не встретил вообще никого. Разве стража не должна быть хотя бы на пересечении коридоров или на каждом этаже по патрульному? Да и… Если это темница, почему тут только одна клетка и та с Чонхо?       Что это за место?       — Так и будешь на меня смотреть?       Сан вздрогнул от неожиданности. За раздумьями он совсем перестал что-либо делать, только продолжал пальцами сжимать подбородок Чонхо.       И смотреть на него, верно.       На самом деле… Сан очень соскучился. Он совсем не хотел признавать этого, не хотел позволять себе испытывать тоску по старому другу, но это было. И Сан злился на себя за это. И злился на Чонхо — надо же было ему вновь появиться в жизни Сана! — поэтому он сильнее сдавил пальцы, делая намеренно больно, и отвернул его голову в сторону, принимаясь оттирать кровь с щеки. С нажимом. Что б не было даже мысли ещё раз уязвить его.       Сан не мог понять, где они находятся, но чувство, что это место ему знакомо, не отпускало. Он знал, где ключ от двери, знал, что стоит что-то поискать и оно обязательно найдётся. Он это сделал неосознанно, будто работала мышечная память.       — Почему ты сказал, что я сам к тебе прихожу? — тихо спросил Сан, в упор глядя на Чонхо.       — Потому что это так.       — Это не так!       Сан с силой бросил тряпку в воду. Он отпустил подбородок Чонхо и отвернулся. Его раздражало, что Чонхо не отвечает ему нормально. Его вообще раздражали односложные ответы, Сан просто ненавидел, когда был вынужден задавать лишние вопросы. Терпение было ни к чёрту.       Что это значит, что Сан постоянно приходит к Чонхо? Получается, Чонхо давно тут? Разве Сан не помнил бы об этом? Разве удивили бы его раны на теле Чонхо?       Он ничего этого не знал, так какого чёрта Чонхо не мог просто ему ответить?!       — Полагаю, это всё ты получил за дело, — ровно проговорил Сан, снова хватая Чонхо за подбородок и разворачивая его лицо к себе. Он провел большим пальцем по порезу на щеке, с силой надавив, и Чонхо зажмурился, болезненно зашипев.       Но снова ничего не сказал. Смиренно принимал всё, что Сан делал с ним.       Сан сжал челюсти, чувствуя, как закипает всё больше. Чонхо как будто специально выводил его из себя. Будто нарочно злил. Зачем? Проверить его выдержку? Спровоцировать на что-то?       Тонкая корочка на порезе лопнула от давления, и по щеке Чонхо потекла струйка крови. Сан вытер её и растёр между пальцами. Чонхо не смотрел на него, его глаза были опущены в пол, а весь его вид так и говорил о готовности.       Готовности к чему? Чего он ждал?       Сан хотел бы, чтобы Чонхо поговорил с ним, рассказал всё, что случилось с ним. Объяснил, почему он тут, кто с ним сделал всё это. Сан ждал, что Чонхо будет рад его видеть, он надеялся, что Чонхо скучал по нему всё то время, когда они были порознь.       Сан был так обижен, что после случившегося, их пути разошлись, он тосковал по другу. Ему было одиноко!       Сан так и не осмелился больше ни с кем сблизиться.       Он взял в руки тряпку и принялся вытирать свежую кровь, попутно рассматривая порезы на лице. То, как выглядели раны, говорило о том, что человек, который нанёс их, знал толк в этом. Порез был глубокий ровно настолько, чтобы долго не заживал, но не навредил сильно. Ни один порез не был сделан наотмашь, возможно, человек резал медленно, чтобы Чонхо точно прочувствовал всё.       Сан бы сделал именно так, ведь нет ничего лучше и результативнее в пытках, чем причиняемая боль. Сан прекрасно знал, что просто избить человека — глупо. От этого просто не было толка.       Какой толк от Чонхо?       — Кто это сделал? — спросил Сан. Ему действительно интересно узнать автора этой ювелирной работы. Возможно, позже даже найти этого человека, познакомиться, ведь Сан не знал никого, кто мог бы так качественно играть с людьми. Кроме себя.       Чонхо не ответил, но рассмеялся. Совсем беззвучно и хмурясь от боли.       Сан не раздумывая с размаху ударил его по щеке. Никто не смеет смеяться над его вопросами! Даже Чонхо. Сан, может, и скучал по нему, тепля в себе добрые воспоминания о друге, но не позволит ему вести себя так неуважительно.       — Вот теперь узнаю, — донеслось до Сана.       Голос Чонхо звучал весело, а вид его говорил о том, что он ни капли не расстроен тем, что сделал Сан.       Какого чёрта?!       — Поясни, — потребовал Сан.       — Что я должен тебе пояснить? — Чонхо впервые посмотрел на него сам. Он весь выпрямился и даже немного наклонился вперёд, будто не боялся, что Сан может снова ударить. Будто был готов к этому. — Что ты ведёшь себя странно с того самого момента, как зашёл сюда? Что задаёшь вопросы, будто вообще ни при чём?       — По-хорошему не хочешь, да? — Уже не разжимая челюсти, почти шипя, проговорил Сан. Только бог знал, сколько сил он прикладывал, чтобы не выплеснуть всё то раздражение, которое Чонхо вызывал в нём.       — По-хорошему не привык, — в тон ему ответил Чонхо.       Сан снова ударил его по лицу, а после потянулся за пояс.       …И в этот момент заторможенно остановился.       Он проследил путь своей руки и не нашёл ничего. За чем он потянулся? Что он хотел взять?       Он посмотрел на Чонхо, во взгляде которого так и читалось: «Вот об этом я и говорю».       Сан поднялся с колен и отошёл на несколько шагов от Чонхо, который продолжал сверлить его своим насмешливым взглядом.       Руки чесались убрать эту весёлость с его лица. Хотелось сделать так, чтобы Чонхо вообще не мог открыть свои глаза и посмотреть на него.       Но вместо этого Сан только выдохнул и сам закрыл глаза.       Нужно держать себя в руках. Времени прошло много, жизнь его потрепала, нет в нём больше того Сана, каким он был. Чонхо должен был помнить его именно тем, но то, что он говорит и как ведёт себя, говорило о том, что он знает куда больше. Сану нужно только понять, чего он не понимал. Правда крутилась прямо перед носом, но он упорно не мог её поймать, и от этого внутри всё кипело. С этим нужно что-то сделать.       Сан бросил на Чонхо мимолётный взгляд и отвернулся, отходя к решёткам.       Раньше он не заводился сполоборота. Раньше он не был таким раздражительным и озлобленным. Та его жизнь, когда он был ребёнком, когда они с Чонхо были вместе, когда они были только вдвоём и никого кроме…       Возможно, всё с самого начала пошло не так.       Перед закрытыми глазами Сана вдруг заплясали отрывки его прошлого. Их прошлого.       Сан не хотел вспоминать, он пытался сопротивляться, но события того времени упорно лезли, будто хотели, чтобы о них помнили.       Сан помнил тех людей. Помнил, как мучили их. Всех, кто там был, мучали. Помнил, как вся та боль вытравила из него человека, помнил, как вёл себя точно так же, как и они с более слабыми из них.       Сан помнил, как мечтал о смерти. Как молил бога, в которого совсем не верил, чтобы он избавил его от всего, что с ними там происходило. Вызывал к милосердию, молил о спасении.       Сан помнил, как единственным светлым во всём том ужасе был для него Чонхо. Чонхо, которому доставалось даже больше.       Возможно, Сан с того времени таким и остался? Жестоким. Безжалостным.       — Где ты был? — спросил Сан, не оборачиваясь.       Смотреть на Чонхо совсем не хотелось. Воспоминания слишком давили, и Сан чувствовал, что может не справиться с эмоциями, если посмотрит на него.       — В последние… Не знаю, сколько, я был тут, — и снова этот до безобразия отвратительный ответ, который вовсе не был ответом на заданный Саном вопрос.       — Всё это время. До того, как оказался в этом месте. Где ты был? — Сан старался звучать спокойно. Давал ему возможность. Чонхо понимал это.       Но молчал. Долго молчал. Он, видимо, вообще не собирался отвечать. Сан обернулся.       — Санни, скажи мне, где я был?       Сан ненавидел этот взгляд. Этот тон. Эту уверенность в себе. Привязанный, израненный до такой степени, что вряд ли встанет на ноги, расстегни сейчас хоть кто-то кандалы.       Абсолютно без страха.       Сан сорвался с места, тут же оказываясь возле Чонхо. В то же мгновение он снова ударил ладонью по его лицу, а после схватил за горло и принялся сжимать. Это не навредило бы ему, но точно дало понять настрой Сана.       — Не смей. Так. Со мной. Разговаривать. — процедил он сквозь зубы так низко, что почти не слышно. Всё в нём пышало угрозой.       Чонхо оставался спокойным. В этот раз он даже не скривился.       — Сегодня ты безоружен. — И снова провокация.       — У меня всегда есть руки, — Сан сильнее сдавил его горло.       — Ну да, — усмехнулся Чонхо немного сипло. — И ноги, на которых ты неплохо так убегаешь. Или лучше сказать сбегаешь? — похрипывая, выговорил он. В его глазах Сан видел огонь — укоряющий, уничтожающий в нём что-то важное, что-то ценное, что-то, чего Сан никак не мог понять, но чувствовал эту утрату.       «Сан, помоги мне!»       В голове прозвучал голос Чонхо, совсем юный.       Сан отшатнулся от него и поражённо посмотрел в эти глаза, полные отравляющего тепла. Этот огонь не должен был навредить, Чонхо всё ещё…       Сан хотел, чтобы Чонхо не смотрел на него вот так. Не хотел чувствовать это. Он сжал зубы почти до боли в челюсти. Расслабился. Выдохнул.       Сбежал…       Сан помнил. Слишком хорошо помнил.       Тех людей помнил. Чужих людей. Мужчин.       Помнил, как далеко они стояли, не имея возможности успокоить друг друга.       Сан помнил, как нуждался в поддержке он сам. Чонхо всегда был рядом.       В тот раз помощь была нужна Чонхо.       В тот раз Сан сбежал. Воспользовался моментом, рискнул не только собой, но и всеми, кто там был, и сбежал.       Чонхо звал его. Сан слышал.       Слышал и не обернулся. Не остановился.       Не спас.       И сейчас не пытался.       — Что с тобой? — спросил Чонхо, в голосе которого не было и капли заинтересованности. Но было утверждение, будто он уверен в том, что происходит в голове Сана.       И Сан, готовый снова нанести удар в наказание, вдруг только снова выдохнул. Совсем уставши. Будто бороться больше не было смысла.       С кем он пытался бороться? Почему Чонхо в этом месте? Почему вёл себя так? Почему не просил освободить его? Почему принимал каждый его удар?       Почему руки Сана так уверенно наносили их?       Сан посмотрел на свои руки. Бывшие ещё минуту назад чистыми, сейчас они были в крови. В первый момент Сан чуть не дёрнулся, испугавшись. Чья это кровь?       Чонхо смотрел на него испытующе, ждал чего-то. Улыбался.       Сан не понимал.       В клетке становилось жарко, душно, Сан вытер руки о свою одежду и поправил воротник, будто бы это хоть как-то сделало легче. Дышать было трудно. В груди давило.       Прямо под шеей на груди Чонхо появился свежий порез, из которого в несколько достаточно крупных струек потекла кровь.       Сан нахмурился, сощурил глаза. Отступил назад. Споткнулся обо что-то, что весело шкрябнуло по каменном полу. Чонхо чуть склонил голову набок и почти не моргал. Сан посмотрел себе под ноги. Нож. Совсем маленький.       Сану казалось, что воздуха в клетке стало ещё меньше. Ему казалось, что он вот-вот просто сорвётся. Голова страшно гудела, а от непонимания происходящего хотелось сделать хоть что-то, что помогло бы избавиться от этого чувства.       Взять бы хотя бы этот нож и убрать того, по чьей вине он вынужден это всё испытывать. Это всегда работало! Просто вспороть горло и дело с концом. За ним потом уберут.       За ним потом…       Сан смотрел на нож.       Он поднял его — лёг в ладонь как родной.       С ужасом посмотрел на Чонхо, — и тот совсем незаметно кивнул.       Не может же этого быть, верно?       Сан подошёл к Чонхо, опустился перед ним на колени, совсем рядом с порезом провёл лезвием.       Не смог поверить своим глазам.       — Зачем? — спросил он, смотря Чонхо в глаза. Будто он тот, кто сможет ответить.       — Ты так мне и не рассказал. — А взгляд понимающий. Сожалеющий.       В его взгляде не было обвинения.       Зачем? Как он мог? Почему именно Чонхо?       — А что я рассказал? — голос сорвался на сдавленный шёпот.       Сан отбросил нож в сторону, взял тряпку и принялся вытирать кровь, но она не останавливалась. Текла и текла, окрашивая всю грудь и живот Чонхо в красный. На штанах растекалось чёрное блестящее пятно. Сан как умалишённый продолжал тереть. И чем яростнее он это делал, тем больше перед глазами всплывало воспоминаний о том, что он делал с Чонхо. О том, как он это делал.       Ненависть льдом обжигала лёгкие, но направлена она теперь была на самого Сана.       Сан жмурился сильнее, до боли в глазах, чтобы не видеть деяния своих рук. Сбитое дыхание превратилось в пыхтение, пока Сан не зарычал от отчаяния. От отбросил в сторону тряпку, всю пропитанную кровью, и кинулся к Чонхо. Обнял его, сжимая в объятиях так сильно, что было больно. Ему больно — Чонхо не издал ни звука. Он положил голову Сану на плечо, дыхание его оставалось тихим и ровным. И это как будто помогло Сану. Совсем немного.       Сан не пускал никого к Чонхо. Всегда один. Всегда только он.       Сан не хотел этого помнить, не хотел знать, не хотел делать. Никогда не хотел…       — Зачем же ты сделал это со мной? — мягкий голос Чонхо ударил током, расходясь пульсирующей болью по всему телу Сана.       — Я любил тебя.       Сан почти не дышал. Это была правда. Потаённая, не взысканная даже самому себе. Спрятанная от всего мира.       — Разве это похоже на любовь?       Под руками Сана стало тепло и мокро. Не нужно было смотреть, чтобы понять, что это.       — Ненавидел… — так же сильно, как и любил.       Говорить было больно. Но разве так же больно, как было Чонхо от его рук?       — Неправда.       Неправда? По какой ещё причине можно совершить что-то подобное, если не от ненависти?       Сану хотелось сейчас, чтобы Чонхо не говорил этого. Ничего из того, что уже сказал. Ничего из того, что ещё может.       — Завидовал.       Сан перебирал всё, что помнил. Всё, что в нём точно было. Всё, что он держал в себе все эти годы. Всё, чего стыдился и не признавал.       Чонхо тихо рассмеялся. А потом закашлялся.       — Почему же? — хрипло спросил он.       — Ты был счастлив. — и это правда. Унизительная правда.       Чонхо не отвечал. Снова раскашлялся. Мокро.       — Ты был жив.       Чонхо снова рассмеялся, уже громче. Попытался отстранится, и Сан выпустил его из своих объятий.       — Ты не хотел этого? — во взгляде задор и веселье, будто Сан сказал что-то ну очень забавное.       — Ты не должен был.       Сан отвёл глаза в сторону, но тут же снова посмотрел на Чонхо. Виновато, с раскаянием. С просьбой о прощении.       Мог ли кто-то простить его? Должен ли был Чонхо прощать его?       Имел ли Сан право на его прощение?       Глаза щипало от слёз, Сан пытался не проронить ни одну. Он не имел права сейчас на это. Кто угодно, но только не он.       Сан ненавидел себя, внутри полыхал пожар, сжигая всё живое, оставшееся в нём.       Оно душило, изводило. Отравляло.       Руки Сана зудели от желания подобрать нож.       Сан хотел вернуть всё назад. В тот день, как дал распоряжение отыскать Чонхо и доставить в это место. Раньше, когда сам нашёл его.       Сан хотел вернуться в тот день, когда сбежал, не помог. Вернуться и спасти Чонхо, занять его место. Отдать себя на всё то зверство, потому что заслужил.       Он — да. Не Чонхо.       Если бы только это было возможно.       — Прости меня, — еле слышно выдавил Сан. Прикусил язык за то, как отвратительно звучали эти слова из его рта.       — Ничего, — улыбнулся Чонхо. Сказал мягко, почти нежно. — Всё уже кончилось, Сан, — его голос источал нежность и заботу, будто он пытался убедить Сана, что всё правда в порядке.       Сан кусал свои щёки. Вкус собственной крови не позволил ему окунуться в эту опьяняющую ложь, не позволил забыть, какое он чудовище.       Слёзы всё же покатились по его щекам. Сан не стёр их. Чонхо наклонился к нему и прижался своей израненной щекой к его мокрой. Сан почувствовал его улыбку. Почувствовал, как Чонхо закрыл глаза.       Сан чувствовал, как горела кожа от прикосновения. Сам закрыл глаза.       Чувствовал холод. Совершенно безобразный, сквозящий холод.       «Спасибо» — шёпотом пронеслось по комнате.       Сан не обернулся, потому что знал, что никого не увидит.       Немного хриплый, родной голос.       Сан вжался лицом в подушку, глуша всхлипы и давя слёзы.       — Прости.