Эффект Соколофского (теперь с Эпилогом)

*** Это начинало входить в привычку. Каждое утро Чонгук открывал глаза ровно без двух минут шесть. Дома в такое время он ещё спал, укрывшись с головой и, чтобы разбудить и поднять его в школу, старшему брату приходилось идти на всяческие уловки. А здесь, в общей комнате общежития для стажеров, каждый звук, даже самый тихий, был как удар гонга. Чонгук открывал глаза. Видел эти злосчастные стрелки будильника, которые снова стояли на том же самом месте, как и в прошлое утро, и в позапрошлое. Заостренными концами, упираясь в эти ненавистные «без двух минут шесть». И снова закрывал, но вместо того чтобы уснуть ещё на час, перебирал в голове все свои неудачи. Нет, он осваивался на новом месте. Учился, репетировал, тренировался в зале. И всё бы ничего, но его застенчивость была непреодолимой преградой. Она мешала и общаться с одноклассниками в новой школе, и репетировать в танцевальной студии, а самое главное, петь так, чтобы показать свои умения в вокале. Парни, с которыми он жил в одной комнате поддерживали его как могли, но пока всё было напрасно. И Чонгук замыкался, и мрачнел с каждым днём всё больше, и если бы не Тэхён… Славный, добрый и такой непоседливый Ким Тэхён. Вот и сегодня утром он начал с того, что вытащил сонного Чонгука из теплой постели, всучил зубную щётку и потащил умываться. При этом он болтал без умолку. У Тэхёна всегда была тема, которую вот прямо сейчас нужно было обсудить. — Знаешь, а наши парни обязательно станут звездами. — А ты? — удивился Чонгук. — Я? Иногда мне кажется, что я просто живу с ними в одной комнате. И не могу понять, почему меня не отправят обратно. Чонгук удивленно посмотрел на Тэхёна. Тэ не был похож ни на одного из его друзей, которые остались там, дома в Пусане. Да и вообще ни на кого. Этот худощавый паренек с черными, как смоль кудрями, точно в нем текла не корейская кровь его родителей, а страстная каких-нибудь далеких предков испанских конкистадоров, без всякого сомнения был особенным. Про таких говорят — «горячий парень». Тэхён и был тем самым горячим парнем, самым настоящим красавчиком. Странно было говорить об этом, но Чонгук не мог не замечать. Тэхён был идеальным. Узкие бедра и точеные лодыжки. Красивые руки, особенно ладони с длинными пальцами и идеальной, чуть вытянутой формой ногтей. Даже изгиб бровей, даже изгиб тонких губ, которые его совсем не портили, а подчеркивали утонченные черты лица, тоже были идеальными. А ещё маленькие родинки на щеке, на которых Чонгук всегда зависал. И этот взгляд — «не подходи — обожжёт!» А ещё энергия, бьющая через край. Её хватило бы на двух, а то и на трёх таких Тэхёнов. Даже если он просыпался позже всех, то уже через минуту от его непрерывного движения и бесконечного желания дурачиться в комнате воцарялась такая суматоха, что Намджуну приходилось его утихомиривать. Он хватал Тэ за полу школьной рубашки, которую тот торопился натянуть на плечи и требовал, хотя бы минуту тишины. Но при этом совершенно не сердился. Да и как можно было сердиться на Тэхёна. Мягкая и одновременно соблазнительная улыбка могла уложить на лопатки кого угодно. Хорошо, что они занимались с девушками-трейни в разных студиях, потому что они все, как одна, влюбились бы в Тэхёна по уши. В этом Чонгук не сомневался ни минуты и почти был уверен, что его обаяние действует и на парней тоже. Иначе, почему он не мог отвести от Тэхёна восторженных глаз. *** Чонгук разглядывал себя в зеркало. Все подростковые проблемы были, как на ладони. Детские лицо, наивный взгляд. И что хуже всего — этот крупный нос. А ещё узкие плечи, тощие руки и длинные ноги. И весь он был какой-то нескладный, совсем-совсем некрасивый и вовсе не артистичный. Чонгук обречённо вздохнул. Если даже красавчик Тэхён с его внешностью, природным артистизмом, который отмечали все продюсеры, озорным характером и божественной улыбкой думал, что никогда не сможет стать айдолом. Что уже говорить о нем. В тайне Чонгук мечтал, хотя бы чуть-чуть походить на Тэхёна. Хотя бы взглядом. Таким, от которого бежали мурашки по всему телу. Конечно, Тэ не смотрел так на всех и каждого, но как только оказывался на сцене, его взгляд загорался таинственным и жарким огнем. Казалось, что та самая, спрятанная в Тэхёне «испанская кровь» за секунды вскипала где-то там, глубоко внутри, и огненной лавой выплескивалась наружу, грозя поджечь всё, на что Тэ обращал свой взор. К слову сказать, менеджеры практически не позволяли ему появляться в кадре. До дебюта ему было запрещено участвовать в любых съемках вместе с остальными ребятами. Камера, которая сопровождала стажеров на всех репетициях, никогда не была направлена на Тэхёна. Поговаривали, что руководство боялось, что его переманит другая звукозаписывающая компания. И было из-за чего. Стоило Тэ взять в руки микрофон, в нем загоралось его адское пламя. И все взгляды были прикованы только к нему. Ну, восхищенный взгляд Чонгука — точно. К Тэхёну тянуло магнитом, но сам Тэхён будто не замечал, или не хотел понимать, как он выглядит в такие моменты. При этом он с каждым днем тренировался всё усерднее. Прислушивался ко всем советам, а требования исполнял неукоснительно. Он всегда замирал, с восторгом наблюдая за Хосоком, или Чимином, которые с легкостью достойной зависти разучивали новые движения в танце. Тэхён упорно повторял за ним снова и снова, оттачивая каждую линию и поворот головы. И только когда движение становилось его собственным, и он мог двигаться легко и непринужденно, тогда он включал свою божественную улыбку и дружески подмигивал Чонгуку. И Чонгуку хотелось взлететь до самого неба, или хлопать в ладоши от восторга и переполняющей его радости. Что он, собственно говоря, всегда и делал, но, заметив удивленные взгляды хёнов, тушевался и опускал глаза. Мало кто знал, что Тэхён был его самый близкий, самый необыкновенный и надежный друг, ради которого он мог бы и горы свернуть. Разница в два года стерлась между ними сразу. В один день. Просто однажды Тэхён сказал: «Давай будем, как братья! Близкими друзьями. Никаких хёнов и макнэ». Чонгук был так удивлен, что ответил не сразу. — Я так не могу. — Только и смог пролепетать он. Воспитание никак не позволяло ему называть старшего товарища без уважительного «хён». — Чонгук-а, ты что? — Тэ уставился на него будто видел впервые. — Прекрати! И это простое «Чонгук-а» прозвучало в устах Тэхёна так ласково, что Чонгук готов был расплакаться, но не успел. Тэхён обхватил его обеими руками и прижал к себе, а Чонгук только шмыгнул носом и уткнулся ему в шею. Если бы Тэхён знал, как Гуки был ему благодарен, за стирание этой границы, которая могла стать непреодолимой. За сокрушение извечных правил и традиций, которые засели в нем намертво благодаря хорошему воспитанию. Он никогда не посмел бы предложить этого сам. Слова Тэ были для него, как подарок, как награда за все те дни одиночества и переживаний, через которые Чонгук продирался с большим трудом. Замкнутый по натуре, стеснительный, всегда немного отстраненный, он расцветал рядом с Тэхёном. Все границы запретов размывались и таяли. И все вокруг становилось простым и понятным. Чонгук мог дышать, улыбаться, быть собой: тринадцатилетним учеником средней школы и ещё стажером, подающим большие надежды. В самой настоящей, пусть и малоизвестной звукозаписывающей компании. — Чон Чонгук! Ты еще не одет? — голос Джина-хёна выдернул его из мечтательного созерцания Тэ, который в спешке собирал разбросанные по столу учебники. — В школу опоздаешь! Джин оглядел Чонгука с головы до ног и, неодобрительно качнув головой, заторопился вниз, чтобы завести и прогреть машину. Каждое утро по велению своего доброго сердца (ничем другим Чонгук не мог этого объяснить) Джин отвозил его в школу. Точнее — Ким Сокджин. Самый старший из стажеров в группе. Он жил здесь, в Сеуле, и еще не переехал из дома родителей в общежитие, но именно с его появлением в комнате воцарился порядок, а на субботний обед все чаще появлялось что-то повкуснее заварной лапши. — «Мамочка» — фыркнул Тэхён. — Тише! — Чонгук зыркнул на дверь и приложил палец к губам. — Не надо так. Джин-хён обижается. — Откуда знаешь? Но Чонгук ничего не успел ответить Тэхёну, потому что Чимин — отличник, спортсмен. Идеальный, аккуратный, всегда собранный и сосредоточенный Пак Чимин — уже нетерпеливо топтался на пороге комнаты. — Тэхен-и! Давай быстрее! Я хочу ещё мороженое купить. Мороженое. Чонгук на минутку представил себе вафельный рожок и возвышающийся над ним шарик сливочного, чуть подтаявшего, ярко-желтого мороженого с шоколадной посыпкой, но тут же постарался выбросить эту картинку из головы. Соблазн был слишком велик. Злополучные углеводы и сладости всех видов были строго запрещены. Стажерам положено было соблюдать диету, чтобы поддерживать идеальный вес. Требование контракта, нарушение которого запросто могло стать причиной вылета из стажеров. Но Пак Чимину это не грозило. Все поглощенные им калории, сгорали на следующей тренировке или ночной репетиции в один миг. Чимин дневал и ночевал в танцевальной студии, потому что вопрос о его дальнейшем обучении в качестве стажера все ещё оставался открытым. Чонгук смотрел на него и недоумевал. Профессиональный танцор с выдающейся подготовкой и вокалист с необычным, редким тембром. И в дополнение к этому, с уровнем физической подготовки, не превзойдённой никем. Как этот парень с таким набором достоинств и разнообразных умений может вызывать вопросы? Невысокий рост? Самый маленький срок обучения среди стажеров? Но это же глупости. То, что Пак Чимин был почти готовым айдолом, не вызывало у Чонгука никаких сомнений. Но продюсерский состав, видимо, считал по-другому. И Чимин продолжал усердно тренироваться и репетировать, оставляя на сон и отдых всего несколько часов. Поэтому стоило ему присесть, как он начинал клевать носом. И не важно, где он находился в этот момент, в автобусе или на уроке естествознания. К тому же, при всех немыслимых нагрузках Чимин умудрялся быть лучшим учеником в классе. А еще близким другом Тэ с самого первого дня их знакомства. И всё только потому, что родился с ним в один год. Ох, уж этот год рождения, который сделал Чонгука самым младшим. Тем самым «макнэ», который должен быть слушаться — может не во всём, но во многом — старших ребят. И хотя отношения в группе были самыми дружелюбными, нужно было соблюдать дистанцию и уважительно относиться к своим хёнам. Вот и сейчас. Самый старший из них – Ким Сокджин — погрозил ему пальцем за медлительность и нерасторопность, как только Чонгук показался в дверях общежития. Он ещё раз проверил, как Чонгук одет, не забыл ли учебники и, в придачу, засунул в переполненный рюкзак пакет с бутербродами, которые приготовила его мать для «младшенького». — Чтобы всё съел на большой перемене! — строго приказал Сокджин. — Итак одни глаза остались. Но Чонгука не нужно было упрашивать. Ароматный запах рыбных лепёшек и острой кимчи пробивался через пакет, и Чонгук облизал губы в предвкушении сытного обеда. ***