Перед "и" не всегда ставится запятая

Вообще учителя достаточно дружелюбный народ (не зря же они с детьми работают), но и среди их коллектива бывает сложно. Что сразу же смог понять и ощутить на себе Сергей. По истечении времени стало немного легче. Большинство уже просто не обращали на него внимания, а те, кто обращал, практически перестали подшучивать. Кстати, о сложностях учительского коллектива. Директриса. По словам коллег, единственное, что вела эта женщина — был еë Нисанн, который, кстати, купила, как только стала директором. Придирчивая и высокомерная, она напоминала Кравцову Матвиенко, с которой у неё было немало «стычек» на рабочем месте. Да и не одному Кравцову она не нравилась. Этим утром лишь немногим учителям удалось лицезреть интересную сцену дерзости и высокомерия, участниками которой стали Наталья Александровна, учительница английского, и Марина Сергеевна, директриса. — Вы купили новые сапоги, Наталья? — вошедшая в учительскую Марина Сергеевна сразу замечает особый интерес «коллеги» к собственной обуви. — Да вот, ещё не решила, Марина Сергеевна… Вам нравятся? — отвлекается Наталья Александровна, дерзко посматривая на начальницу. — Очень вызывающие, я бы такие не взяла. А на вашем месте интересовалась бы сапогами не во время работы, а после неё! — отчитывает Волкóва учительницу и отворачивается, проходя дальше. — Значит, хорошие сапоги, надо брать. За этой сценой умудрились наблюдать Сергей и Павел, проверяющие тетради. Едким смешком на фразу Натальи отвечают пара коллег и Кравцов, осторожно поглядывая на директрису. Вам стоило видеть то лицо, с которым начальница отреагировала на это, казалось, возмущение переполнило еë, но, несмотря на это, она лишь гордо прошла мимо. Знает же, что потом ей несдобровать… И все коллеги знают, и сама Ходькó знает. Истеричная начальница точно не даст просто работать подчиненной дальше. Чего все вполне закономерно опасались, а потому резких фраз не произносили, да и слухов вроде как не распространяли… Хотя руководительница могла придраться к любой мелочи и, например, урезать зарплату, лишить стимулирующих. Не придиралась она лишь к одному учителю… Не мудрено, что Астапов и тут преуспел. Коллег этим он не раздражал, раздражал флирт директрисы в его сторону. Незамужние коллеги отдали бы всë, лишь бы лишнюю минуту поговорить с Павлом, а та могла вызвать его по любому поводу, провести рукой по его щеке, сказать что-нибудь не по работе, причем не один раз. Само собой, Астапов давал отпор, но сам факт подобного раздражал. И не только женщин в коллективе, но и Сергея. Почему-то дико начинало раздражать «Павел Викторович, можете остаться…», " Павел Викторович, можете зайти ко мне», «Павел Викторович, а… «. Не хотелось, чтобы он проводил больше времени с кем-то… Или просто соскучился по простым разговорам и шуткам Астапова, которые угасли после ëлки… — Также хотелось бы задеть недавнюю ëлку, — предвзято начинает женщина, — хотелось бы узнать, где был Камал во время ëлки? Не он ли должен был быть Дедом Морозом? — Мы с ним ещë не виделись после этого, — начинает Астапов, — не можем знать, где он был. Но ведь всë прошло хорошо! Все прекрасно сыграли, детям понравилось. — Хорошо прошло? — насмешливо повторяет она, — с Вами, Павел Викторович, спорить не стану… — по тону было понятно, что если бы это повторил не Астапов, а кто-то вроде Сергея, его бы загрызли. — Далее… Хотелось бы поговорить о наглости, — Наталья напрягается и ухмыляется, зная о ком пойдет речь. Замечая поведение коллеги, учителя начинают перешëптываться, задаваясь вопросом, а что произошло? — Оля, чего эта ухмыляется то? — тихо обращается к подруге Оксана Викторовна, которой поведают всю историю, а другие подслушают. — Тишина, коллеги, — резко прерывает разговор подруг женщина, — чисто интересно стало, как давно хамить начальнику на рабочем месте является нормой? — она хмурится, глаза коллег нервно поглядывают то на директрису, то на англичанку, — возможно, вы посчитали, что имеете какую-то власть надо мной… — Ну и цирк… — шепчет Сергей, наклонившись к Павлу, на что получает смешок и едва заметный кивок. — Цирк, — отвлекается услышавшая замечание бывшего министра женщина, — это ваши уроки, даже детей успокоить не можете, — огрызается она, задевая учителя за живое… Она права, и он это понимает. — Может, вы уже прекратите критиковать Сергея Сергеевича, — неожиданно на его защиту встает Квятковская, учительница обществознания и истории, — всем нам давно уже стало понятно, что, если мы будем только критиковать, его лучше не станет. Да и по сравнению с началом года его уроки стали немного лучше… — коллеги переглядываются, перешëптываются, но в целом, со словами исторички согласны. — Возможно, у вас со слухом плохо, — нервно начинает директриса, — вы не понимаете, это не уровень министра просвещения! — Да всем нам это понятно, — встревает в спор Ольга Владимировна, составляющая расписание, — но это не значит, что по сравнению с первыми уроками дела не стали лучше… Конечно, не без помощи Павла Викторовича, да и к тому же результаты региональной контрольной, проведенной сегодня, покажут, как Сергей Сергеевич всë-таки ведет уроки… — Кравцов удивленно оглядывается, сжимается… Так… Непривычно, когда встают на твою сторону… До этого так поступал только Павел Викторович, а сейчас тот покорно молчит, наблюдая за этим. А ведь Сергей так и не принëс извинения… «Буду надеяться, что вам нравятся цветы…» — отвлеченно думает Кравцов, несмело поглядывая на Павла. — С вами бесполезно спорить, — женщина разминает виски, решив сменить тему, — Наталья Александровна вместе с Сергеем Сергеевичем в этом месяце может даже не рассчитывать на стимулирующие выплаты, — с гадкой ухмылкой завершает она. — С чего бы это?! Я работаю наравне с остальными, мои дети также участвуют в олимпиадах, да и к тому же я недавно звание получила! — возмущается Ходькó, таких заявлений стены этой школы ещë не слышали. — Я вообще доцентом являюсь! — подключается Кравцов, раздраженно глядя на женщину. — Ну Сергею Сергеевичу наверняка есть, что поесть, вспоминая вашу прошлую зарплату, — намекает на «заначки» начальница, — а вам, Наталья Александровна, коль есть на что сапоги покупать, есть и еда дома! Планëрка окончена! — хлопает в ладоши дама и уходит, не оборачиваясь. — Я этого так просто не оставлю! — размахивает руками Наталья, глядя на коллег, в глаза ей бросается разочарованный Сергей, — Сергей Сергеевич! У вас же остались какие-нибудь связи? Может, вы бы решили эту… «Проблему»? — под проблемой она, само собой, подразумевает начальницу. Все сразу же оборачиваются к Кравцову, потому как директриса уже изрядно потрепала нервы всем, потому-то все и надеются на положительный ответ. — Я… — робко начинает математик, глазами ища поддержки Астапова, но тот не обращал на него внимания… Обидно… — Я подумаю над этим, но ничего не могу обещать, отправлю одному знакомому запрос, я буду вас оповещать, — не то, чтобы этот ответ всех удовлетворил, но он подарил надежду. Наконец-то. Наконец-то они смогут дать этой стерва отпор. — Очень надеюсь, что у вас все получится, — серьезно говорит Ходькó, направляясь к себе. Остальные также расходятся по кабинетам, также поступает и сам Кравцов. — Сегодня мы проводим контрольную, к которой я вас готовил последние полгода, — взгляд учителя скользит по уже уставшим от всех контрольных детям, и он понимает, пожалуй, он не помнит момента, когда уставал сильнее, чем на работе в школе, — надеюсь, вы не подведете меня и напишите еë достаточно хорошо, она достаточно простая, с учетом того, что мы полгода отрабатывали эти задания. Желаю удачи, — заканчивает он свою речь. Что-что, а лить воду он умел всегда, а на прошлом рабочем месте это вообще было его главной работой, чего уж удивляться. Следующие сорок минут можно будет рассудить о наилучшем способе извиниться. Что вообще нравится Паше? Хороший вопрос. Ну, как минимум ему точно не нравятся глупые министры просвещения. А еще ему не нравится лицемерие… А ещë… Ну хватит уже! Сосредоточься. Павлу нравится ответственность… Сергей боится просто взять и извиниться. Хорошая партия, не иначе… Кстати, стоит задуматься над поиском партнëра, негоже в его возрасте без любимой женщины ходить… Затраты много будет… Опять, цветы, конфеты… Цветы. Точно! Паша только недавно говорил во время рекламы, что ему нравится получать в подарок цветы! Боже, спасибо, за то, что Кравцов никогда не пролистывает рекламу. Полдела сделано. Нужно купить Паше цветы, а ещë… А как извиняться… Слишком давно он не перед кем не извинялся, на колени точно опускаться же не будет… Почему бы не написать записку… Да, точно. Оставить на его столе вместе с цветами, а потом… А потом Павел догадается, кто это сделал, назовет Сергея безалаберным и все вернется в привычное русло. Неплохой сценарий. — Пишем спокойно, не торопимся, думаем, — Астапов наконец садится на свое место. Он устало оглядывает класс, разминая виски. Опять заболела. Как же это раздражает. Боль в голове, директриса, Кравцов… Уже по горло. Хочется отдыха. Боль в голове за это время проходит, директриса отходит на второй план, хоть и бесит каждый день, а Кравцов… В какой-то момент, Паша, видимо, зашёл не в тот класс, проверил не ту работу, позвонил не тому ученику, выбрал ручку не того цвета… В общем просто пошёл не той дорогой и открыл в себе новые, никому в нём не приметные извращения, что заставляли его всё чаще поглядывать на министра просвещения не как на ребёнка, которого следовало бы прямо сейчас отправить за родителями, желательно очень строгими родителями, что смогут своему чаду за отсутствие какого либо ума-разума прописать неплохой втык, а как на… что-то более адекватное. Красивое даже… Боже! Нет! Павел, Вы чересчур перерабатываете. Куда вас занесло! Вы вообще видели эту стрижку, эти будто накуренные синяки под глазами? Видел. Но осторожные гибкие пальцы, мягкий и слегка туповатый взгляд он видел больше. А ещё у Серёжи голос красивый. Эти мысли появились нечасто, но из раза в раз, когда Астапову говорили чем-то заняться с Кравцовым, он думал именно об этом. Конечно, легко всë списывать на переработку, но этот человек всë чаще занимал его мысли. Возможно, стоит писать меньше сценариев про него, возможно стоит перестать разговаривать с ним не по делу, а возможно… Просто признать, что странности случаются. И это будет одна из них. И где взять цветы? Какие вообще Астапову нравятся? Ну, приплыли. Точно, можно ведь заказать. Будем надеяться, что с промокодом Астапова доставка выйдет дешевле билетов на Авиасейлс. Гортензии, розы… Гипсофилы. Красивые, да и под стать характеру филолога. Точно их. Что там по поводу записки? Ну… Стихи Кравцов писать не умеет, но вот загуглить он вполне может. Некрасиво, рифмы нет, безвкусно… О, это пойдет. Быстро отрезав кусочек бумаги, он пишет пару строчек, оставив листок не подписанным. Всë равно ведь догадается от кого… Даже страшно немного, не до дрожи в коленях, но страшно лишиться такого общения, такого человека рядом… Хватит об этом думать, сегодня его дети региональную контрольную пишут, а он переживает, что ему в извинениях откажут. Ну ладно… По времени что? Звонок звенит, отвечая на поставленный вопрос. Дальше второй урок с семиклассниками, они тоже что-то пишут, дальше девятиклассники… Кто там расписание составляет? А впрочем, это не так важно. У Астапова урок с одиннадцатиклассниками! Они наконец-то узнают, где пропадал Камал! — «Павел Викторович не забудьте спросить у Камала почему его не было на ëлке», — пишет тому Кравцов. — Запятые пропустил… — филолог закрывает лицо рукой, стыдясь, — может, ему уроки русского языка начинать проводить? — улыбается он. — «Естественно не забуду, но спасибо за напоминание!» — пишет в ответ Астапов. А ведь он правда чуть не забыл… Звонок звенит, как по желанию. Старшеклассники только подходят к кабинету, а филолог уже слышит ругань за дверью. — Ты мне только скажи, какого дьявола ты пропустил ëлку?! Ты совсем поехал уже! Мы с Лизой перепугались тридцать три раза, а ты так и не появился! Еще и на урок сегодня опоздал! — Диана громко отчитывает одноклассника, открывает дверь и прямо перед Астаповым даëт ему подзатыльник, тот что-то мямлит, но толком ответить ничего не может. — Ты только представь! Все уже десять раз повторили призыв, а ты даже не соизволил явиться! Даже поверить не могу, что это говорю, но Кравцов спас положение, — соглашается рядом идущая Лиза. — Успокойтесь, — начинает Астапов, хмуро поглядывая на Камала. — Павел Викторович, он даже не оправдывается! — прикрикивая, указывает на Камала рукой Диана. — Так ты мне даже слова вставить не даешь! — наконец-то отвечает старшеклассник, — Павел Викторович, я могу всë объяснить, но боюсь, вы мне не поверите! — Астапову кажется, что сейчас ему расскажут какую-нибудь басню, а он обязательно должен будет в это поверить, но выслушать его надо. — Говори уже, — торопила того Лиза. — Когда мы уже зашли за костюмами и шли к вам, меня позвала Марина Сергеевна помочь с чем-то, — услышав знакомое имя, Астапов напрягается и вслушивается, не перебивая, — я попросил девочек донести мой костюм, а сам пошëл с ней. Ну вот, мы заходим в еë кабинет, она начинает говорить что-то по поводу моих оценок, потом услышала что-то из коридора, вышла и… — Камал в нерешительности замолкает, понимая, что дальше ему уже точно не поверят. — Камал, что было дальше? — настойчиво спрашивает филолог, это всë звучит странно, да и какая мотивация может быть у этой женщины, разве что… — Она это была или ещë кто-то, но я оказался заперт. Я уже слышал начало, но выйти у меня никак не получалось, телефона рядом не оказалось, я отдал его Диане, чтобы она отнесла все куда надо, — старшеклассник ещë несколько мнëтся, желая услышать мнение Павла Викторовича, от он всë равно уверен, что ему не поверили, но на удивление… — Я тебя понял, Камал, — Павел кивает и начинает урок с сомнениями и раздумьями, девочки лишь задались парой вопросов, на которые сам Камал не мог знать точно ответа и успокоились. «Интересно, остальным расскажу, поверят?» — задается вполне логичным вопросом Астапов, но почему-то он верил старшекласснику и знал, кто поверит также. Дальнейшие уроки проходят более-менее спокойно, все классы писали регион, кроме девятиклассников и одиннадцатиклассников. Оставалось только надеяться на приличные результаты, которые придут через неделю-две. Сейчас стоит поведать математику, почему же старшеклассник не явился и рассудить, как могло бы быть. В случае, если это правда, директриса заставила учителей неплохо так потрепать нервы и только больше заставила себя ненавидеть. А если нет, вопросы к Камалу. Но удобного случая для рассказа никак не вырисовывалось, из столовой Сергей быстро ушëл, в учительской у них были были другие проблемы, в общем оставалось только прийти к нему на урок, чего Астапов бы не сделал, разве что успокоить детей. Полгода прошло, ничего не поменялось. А Кравцову быстро пришли цветы, он положил их на подоконник, ожидая конца уроков, ибо более удобного случая не предвиделось. На вопросы школьников о том, кому цветы (которых, к слову, оказалось даже больше, чем Сергей мог ожидать), пришлось отвечать что-то вроде «одному очень хорошему человеку». Конечно, детали, кто этот человек и зачем ему цветы, он не раскрывал. Это было бы слишком странно. Страх постепенно отступал, им же в любом случае придется контактировать… Правда же? Конечно… А ведь он обещал коллегам обратиться к своим связям… Да, этим он определено займется, но не прямо сейчас. Интересно, и к кому придется обращаться? К администрации, для которой он уже не представляет ничего существенного. Он теперь лишь учитель, к сожалению… Тяжел мир без связей, особенно если ты бывший политик. Можно попробовать надавить на администрацию президента… Ну, ему ведь обещали, что он сможет вернуться! Он ведь профессиональный лгун! Только в этой ситуации врать не придется, к счастью… Так, да, администрация президента — неплохой вариант, там через Генпрокуратуру получится обратиться, чтобы дела шли быстрее. Лишних денег сейчас нет, взятки он точно не потянет. Надо квартиры сдавать или продать… Тяжкий вздох, звонок прямо сейчас. Сергей подрывается, спеша в кабинет филолога, там был урок у другого учителя. Только на руку. Он быстро кладëт цветы под нее послание и уходит в учительскую, удачно не столкнувшись с Павлом, который спешил в свой кабинет. — Опять не закрыли, — раздраженно говорит он про себя, проходят к своему законному месту. На своëм учительском столе он видит, помимо бесконечного числа тетрадей и бумаг, цветы. Букет голубых гипсофил, а рядом лежит неприметная бумажка. Астапов рукой водит по букету, осматривая, и, кажется, догадываясь, кто же мог его принести… Цветы в вазу, нечего им дома делать (и так много), записку в руки. — «Я признаю свою вину и совесть мучает ужасно. Прошу, пожалуйста не злись. И не смотри так беспрестрастно. Не мучь обидою своей, прости, молю, меня скорей!» — вслух зачитывает Павел, несмело улыбаясь. — Запятую пропустил… — усмехается филолог, обращая своë внимание совсем не на то… Но приятно. До глубину души приятно вновь получить цветы и в этот раз не от детей, а в качестве извинения. Ну нельзя после такого не простить. Сердце разрывается на части, снова глядя на гипсофилы. Может, пару веточек всë-таки стоит взять домой? Будут о приятном напоминать… И записка. Приятно очень, несмотря на ошибки, конечно. Заглядевшись на цветы, Павел совсем не заметил пришествия извинившегося. Он неуверенно положил свою руку на чужое плечо, Астапов вздрогнул, удивившись пришедшему. — Я… — начинает филолог, — честно не ожидал… Спасибо, за цветы и за внимание, конечно. Я думаю, я тоже должен извиниться за тот случай в учительской, — он резко смолкает, а Сергей и не думает прерывать чужую речь, — мне стыдно за свои действия. Я прощаю, а вы? — Конечно, — улыбается Сергей, — ну конечно, я прощаю. — Кхм. Это, конечно, всë замечательно, но у нас с вами есть дела поважнее, — он скидывает чужую руку со своего плеча, садясь на учительское место, Кравцов оказывается за первой партой. — Я узнал, почему Камал пропустил ëлку и… Доверяю ему, несмотря на абсурдность этой истории, — математик внимательно выслушивает вступление, кивая, — так вот, он утверждает, что, — и Павел пересказывает чужую историю, Сергей не перебивает, задумываясь, — что думаете? Может, нам стоит и с остальными педагогами этим поделиться? — Я только не понимаю, зачем ей это? Проблемы какие-то создавать, — сомневается Сергей, всë же склоняясь к тому, что история правдива. — Будем честны, в нашем, как и в любом другом педагогическом коллективе вас не любят, — эти слова заставляют окончательно снять улыбку с лица математика, — а эта женщина в особенности… Слышали бы её речи про вас годик назад, вы бы упали. Сейчас еë высказывания — цветочки, а еë действия — ягодки. Где вы, там проблемы. Полагаю, если это, конечно, правда, что она хотела лишний раз показать коллегам, как же плохо вы справляетесь со своими обязанностями, — предполагает филолог, на что коллега лишь тяжело вздыхает. — Спасать положение надо, — решает Кравцов. — Каким образом? — В первую очередь, расскажем об этом остальным учителям…