«Он не вернётся, шепнул мне разум, он должен, всхлипнуло сердце.» Рупи Каур
Макс по совету Дастина на следующий день после школы отпросилась у матери на ночевку к Оди после уроков. Девочка наконец за долгий период времени расслабилась, но улыбаться с Одиннадцатой, что пыталась накормить Уилла спагетти, не получалось. Хотелось наоборот плакать навзрыд и убежать. Но Мейфилд каждый раз абстрагировалась, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Относительно спокойно прошла вся ночевка, не учитывая бесящихся ребят, что кидались подушками. Кошмары настигли скейтершу ближе к трем часам ночи. Девушка тяжело дышит и хватается за ноющее сердце. На глазах застывают прозрачные капли боли. Макс уже не видела смысла засыпать, проспать три-четыре часа, а потом вести образ полудохлой совы? Тогда уж вовсе можно не спать.***
Следующим утром ребята собрались в школу, и Джонатан подвез их до учебного заведения, пожелав удачи. Старший Байерс был противоположностью Билли, тот не стал проигрывать на Уилле свою ситуацию с отцом, нежели брат Мейфилд. Тот всегда старался отгородить младшего от агрессивной среды дома и поддерживал Уилла во всем чем только мог. «Мечта, а не брат» Макс начала сдавать позиции по всем фронтам. От недосыпа начались слуховые галлюцинации, девочка вечно оборачивалась, будто её кто-то зовет, временами слышала скрип шин по асфальту над ухом, хотя она в помещении. История канула в небытие с огромным количеством отрицательных оценок, уже и другие предметы начинали повторять судьбу первого. Жажда и холод заставляли Макс одеваться в осенне-зимние вещи и носить с собой литровую бутылку воды. Скейтерша носила, как луковица, по несколько слоев одежды: футболка, бадлон, толстовка и джинсовая куртка брата. Нос до сих пор не зажил, но гематома начинала потихоньку рассасываться и становиться менее заметной. И постоянно раскалывалась голова, будто в нее медленно вбивали ржавые могильные гвозди, режущая резкая боль отдавала в затылок так сильно, что в глазах невольно темнело. Уроки, как белый шум, прошли мимо ушей Макс, и она опять ничего не усвоила. Успеваемость скоро помашет ей ручкой и укатит в яркий закат. Все учителя уже в вакханальный унисон орали девочке о её неполноценном и бедном будущем без образования. Макс знала. Понимала. Не получит среднего образования — никогда не съедет от родителей. Отчисление: означало работать физически на каких-нибудь продовольственных складах за копейки. Мейфилд не тупая, она все понимает, но без брата все слилось в серую массу с белым шумом. Куда идет? Зачем? Почему? Девочка просто существовала, прекрасно осознавая, что ей не для кого даже дышать. После уроков новый знакомый, Эдди, предложил ей поиграть на барабанах, как утверждал юноша, это дает волю потаенным и сдерживаемым долгое время эмоциям. Макс без раздумий согласилась. Она с парнем зашла в музыкальную студию и обомлела от тихого восторга. Стены были отделаны чёрным акустическим поролоном, по центру стояли музыкальные инструменты, будто на импровизированной сцене. Бас-гитара, электрогитара, ударная установка, клавишные и микрофонная стойка, на которой был поп-фильтр. В углу расположился стол с компьютером, микшерами и компрессорами. На полу валялись разные бумаги, как в лаборатории безумных ученых. — Тут слегка не прибрано, — Эдди смущенно начал собирать бумаги по полу. — Прости за беспорядок. — Все нормально. У меня в комнате все гораздо хуже, — Макс села за стул напротив барабанов и посмотрела на улыбающегося парня. — Начнём? Эдди, присев на корточки перед девушкой, потрепал себя по волосам, наконец осознав, как это сложно — учить новичка, не будучи учителем. Парень вручил ученице две белые деревянные палочки. — Это басс-бочка, самое легкое что можно запомнить, — музыкант показал на огромный барабан, что находился между ног девушки, — внизу к нему у тебя есть педаль. Макс, ничего не сказав, нажала на нее и слегка испугала парня, что сидел прям лицом к барабану. — Ой, — Макс виновато улыбнулась, увидев сощуренные глаза парня, и захихикала. — Она прям такая «Бум»! — Проехали… Дальше, хай-хет тарелка, — парень показал девушке стойку, где была комбинация двух тарелок. — Внизу у тебя есть ещё одна педаль. Зажимаешь её. Бьешь по тарелке. Звук один. Не зажимаешь — бьешь по тарелке, звук другой. Пробуй. Эдди на всякий случай отходит назад. Макс, закусив нижнюю губу, зажимает педаль и бьет по тарелке. Потом отпускает и так же бьет по хай-хету. Девушка тут же в изумлении смотрит вверх на своего учителя, и парень невольно посмеивается в кулак. — Круто! Она сначала такая «Туц» потом такая «Пыщь»! — Это только начало. Дальше у нас малый барабан, — Эдди показывает на плоский маленький барабан. — Ударь по нему. Макс делает так как ей велено и звучит звонкий: «Дыщь!». — Это басс-том, — Мансон показывает на более вытянутый и большой барабан. Макс без раздумий фигачит по нему палкой и по всей комнате слышен: «Бах!». — Это альт-том и тенор-том, — юноша показывает на два мелких барабана, что висят у девушки перед лицом. Девушка умело бьет по двум барабанам палочками. Улыбка юной особы наконец освещает её блеклое лицо. — «Пум», «Пам», — озвучивает Макс и Эдди искренне смеется, его забавляет то, что рыжеволосая запоминает ударную установку звуками. — И последнее, крэш и райд, — Мансон показывает на тарелки, что находятся сверху по обе стороны от своей ученицы. Мейфилд бьет по ним и сама чуть не глохнет от того, как сильно по ним ударила. Эдди щурится брезгливо, а Макс, жмурясь, шипит: — «Хуяк» и «Хыдыщь»… Эдди, закатив глаза, берет в руки вторую пару деревянных палочек и объясняет: — Сейчас сыграем легкую мелодию. Для нее тебе надо запомнить: малый барабан, басс-бочку и хай-хет. Макс без лишних слов показывает на каждую часть ударной установки и называет ей названия, заставляя своего учителя слегка гордиться. — Быстро схватываешь, может возьму тебя к нам барабанщицей. Короче, я буду давать тебе ритм. Тебе главное не сбиться. По хай-хету бей по своему внутреннему метроному. На каждый раз — два удара. На счет РАЗ ты бьешь по басс-бочке, про хай-хет тарелку не забывай. На ДВА — по маленькому барабану. На ТРИ — опять по бочке. ЧЕТЫРЕ — маленький барабан. И все это время ты бьешь по тарелке. — Э… — Пробуем, — устало вздохнул Эдди, уже сожалея о своем предложении. — Раз, — Эдди бьет по своим палочкам и Макс в панике бьет два раза по хай-хету и один раз нажимает на педаль басс-бочки. — два, — ученица бьет по маленькому барабану и два раза по хай-хету, — неплохо, три, — рыжеволосая снова нажимает на педаль и два раза бьет по тарелкам, — четыре, — девушка бьет по маленькому барабану и два раза по тарелке. Так они прошли три круга, пока Макс не начала сбиваться от усталости и её концентрация не дала заднюю. Но Эдди был приятно удивлен настолько способной девчонке в плане барабанной установки. — Красотка, ты неплохо справилась для новичка. Как ощущения? — Это было потрясно. Мы можем потом ещё сыграть? — Макс впервые вся светится и не может нарадоваться своим успехам в игре на барабанах. Руки дрожат. Трясутся в неконтролируемом мандраже, а живот сводит так, будто в нем завязался целый ураган. Но лазурные глаза сияют счастьем и добротой, от чего хочется в них окунуться с головой и уйти на их дно. Губы истерзанны неизменно в кровь, но в нежных изгибах читается ласковая улыбка. Девушка и представить не могла, что вновь почувствует, какого это — быть живой, радоваться жизни и быть гордой за себя и свои заслуги. — Конечно, приходи сюда в пятницу, мы с ребятами тут до восьми вечера обычно тусуемся, — парень, улыбаясь Макс, поднял свой портфель с пола и, звеня ключами, пошёл на выход. — А теперь по домам, а то мы тут зависли на час почти. Макс хватает рюкзак и торопится выйди за Эдди, который любезно решил закрыть перед ней дверь.***
Макс держится за живот, куда её ударил отчим. Он просто выплескивал на сводную дочь весь свой гнев. Чувство неполноценности, видимо, вытравило у мужчины очевидную истину: «Не бить женщин, детей и стариков!», и тот бил всех, кто не мог дать ему сдачи. Мейфилд не понимала одного, почему Билли никогда не давал сдачи этому усатому тирану? Парень был спортивного крупного телосложения и мог легко самообороняться, но тот просто позволял отцу так с собой поступать. Устал и смирился? Не видел смысла? — Где ты была? — Я играла на барабанах, — Макс сидит на полу в гостиной и смотрит отчиму за спину, где стоит её мать, Сьюзен… Женщина смотрит в пол, а если и сталкивается взглядом с дочерью, то виновато отводит глаза в сторону, разминая пальцы до хруста. И это все, что она сделает? Будет стоять и смотреть? «Почему?», — немой вопрос криком отчаянья отдавался в юной голове и беспощадно дробил надежду на нормальное будущее. — Ох, на барабанах, значит… — Нил хватает девчонку за волосы и тянет вверх, и девочка, шипя и скалясь, встает на ватные ноги. — Разрешение? — Нил, хватит! — наконец кричит жена, и в глазах читается лишь боль и испуг. — Сьюзен, не лезь, я занимаюсь воспитанием твоей несносной девчонки! — отчим второй рукой хватает Макс за челюсть, больно нажимая на края. — Ну так что, Максин?! Я давал разрешение играть на чертовых барабанах после школы?! — Я Макс, ты чёртов кусок дерьма! — Мейфилд хватает пепельницу, что стояла на комоде и бьет ей мужчину по лицу. Макс в ужасе смотрит сначала на мужчину, что валяется на полу, который не подает признаков жизни, а вскоре на свою руку, в которой крепко держит тяжелую окровавленную пепельницу. — О, боже, Макс, — слышит скейтерша голос перепуганной матери, как из-под толщи воды, и тут же несется прочь из дома, хватая брошенный у двери скейт и портфель. Мейфилд несется прочь от отчего дома, не зная дороги. Глаза заволокли смешанные чувства. Из горла вырывались непонятные звуки, сравнимые с душераздирающим воем вперемешку с протяжным мычанием. Ноги болели от быстрой и долгой беготни. Но Макс бежала, неслась, как смерч по шоссе, от эмоций, от ситуации, от ответственности, от самой себя в конце концов. Хотелось, чтоб это был просто очередной кошмар, чтоб на самом деле у нее все было хорошо в реальной жизни. Где и брат жив, и её не избивает отчим, и не терроризируют учителя с уроками, и где она не убивает своего сводного отца… В скором времени Макс рычит от безысходности и сворачивает в густой лес, который так манил своей таинственной глубиной и насыщенностью звуков. Может, она станет отшельником? Будет жить в лесу. Курить самокрутки из чая и радоваться одиночеству. Щеки приобрели пунцово-алый оттенок, а с висков ручейками обильно тек пот. Рыжеволосая кашляет надрывно, задыхаясь, вскоре запинается об корень дерева и падает, пропахав землю лицом. Не заживший до сих пор нос протестом отзывается острой болью во всем лице. Скейт валяется под её правой рукой, от доски откололся нехилый кусок дерева, придется найти недостающую часть и вновь прибегать к помощи скотча. Портфель запутался на руке. Девушка хочет встать, но замирает, как олень в свете фар, когда слышит над собой утробное рычание. Мысли в голове закрутились с бешеной скоростью, давая своей обладательнице варианты ответа, что это могло быть и что ей делать. Макс жмурится, придумав самое худшее, что могло произойти, и в диком ужасе распахивает глаза, когда на её лицо капает что-то горячее и вязкое. Боковым зрением девушка видит существо, похожее на мужчину, что склонился над ней. В мгновение ока голова мужчины расходится по швам, напоминая лепестки какого-то цветка, и Макс видит шипастую пасть. Скейтерша в ужасе вскрикивает и, вскочив, бьет монстра своей доской. Скейтборд ломается надвое, а девушка выуживает время, чтоб унести ноги прочь, волоча по земле портфель. «Что это? Истязатель разума? Чушь! Мы же победили… Как это возможно!», — Макс мчится прочь из леса куда-нибудь в людное место и слышит до ужаса мерзкие звуки за спиной. — Макс?! Вот же дура мелкая! — Мейфилд в шоке слышит человеческий голос, но не может понять откуда, в ушах слышна лишь кровь, стремящаяся по артериям и венам под действиями адреналина. Вдруг звуки за спиной стихают, и рыжеволосая под гнетом умственно отсталого любопытства оборачивается и замирает второй раз за день. Билли. Живой. Тот сидит на существе, от которого Макс неслась, как савраска без узды. В руке у того что-то наподобие топора. У дерева валяется отрубленная голова. Макс трясет. От страха, надежды, счастья и злости. Мейфилд пытается подойти к брату, но, сделав шаг, валится на незажившие после падения со скейта колени, не чувствуя ног и рук от ужаса. Харгроув поворачивает голову на звук и видит свою младшую сестру, что смотрит на него, захлебываясь солеными слезами. Макс… Его глупая и своевольная мелкая сестра… Испачканные в земле джинсы, джинсовка, принадлежащая Билли, перебинтованные ладони, зареванное шокированное лицо, на котором нехилая ссадина на щеку и пластырь на носу. Парень поднимается на ноги, подходит к Макс и, садясь на корточки, вытирает её слезы свободной рукой и, усмехаясь, спрашивает: — Соскучилась, мерзавка? Парень ожидал чего угодно, что Макс начнет его материть, бить и кричать о том, чтоб он сдох. Но голубоглазая открывает рот и слова не идут, и та, глотая слезы, кусает губу до крови и, жмурясь, активно кивает.***
Синее Шевроле́ Кама́ро несется по дороге, пока за окнами пролетают ночные пейзажи. В машине орет излюбленная парню «Metallica». Никто ничего не говорит. Оба знают, что должны обсудить появление Билли из пустоты, но ни один не начинает. Позже. Сейчас это неважно.Жизнь и смерть, смех и слёзы, Однажды познав это, ты никогда не станешь прежним, Скоростная жизнь именно такова: Трудная и тяжёлая, подлая и злая. Так я и живу — Под рёв мотора, И никак иначе мне не прожить. Рёв мотора — Признак прожигателя жизни, От которой захватывает дух. Без остановки, либо на полной скорости, либо никак, Я уничтожаю всё, что вижу на своём пути, Ловя кайф, когда показываешь класс, Вызывающий мурашки по всей спине.
Из раздумий Макс вырывает водитель, который беспардонно срывает с её носа пластырь, и девушка скулит, закрывая лицо руками, чувствуя острую боль. Падение только усугубило положение, и нос вновь опух, и синяк стал вновь ярким, как и в первый день появления. — Кто это сделал? — Билли спокоен, но Макс уже знает брата вдоль и поперек, поэтому чувствует в его голосе металлический отзвук ярости и видит, как тот барабанит пальцами по рулю. На парне только тёмно-синие джинсы и чёрные ботинки «Dr. Martens», которые, судя по всему, повидали многое, ибо потертости были уже как часть дизайна. Белая майка, что была на парне в последний день, видимо, пропала на одной из тропинок леса. На голом спортивном торсе теперь были четыре грубых шрама от «незабываемых ощущений» с истязателем разума. Сам парень был весь в грязи и какой-то непонятной вонючей жиже. — Нил, — тихо, еле слышно бурчит Макс, растирая ладони и вспоминая то, что сделала недавно. — Он. Бил. Тебя? Макс ежится, осознавая, что брат начинает терять контроль над эмоциями. Девушка кивает и тут же добавляет: — Мне кажется… Я его убила. Ярость, что захлестнула парня, как волна, после кивка сестры тут же спала, и тот, сощурив глаза, переспросил: — Убила? Макс кивает, кусая губы в кровь, а по щекам невольно текут жгучие слезы. Она убийца. — Блядь. Ладно. Допустим, — парень нервно зачесывает волосы назад и достает пачку сигарет из бардачка. Рыжеволосую трясет, она сжимает ноющие колени руками и утирает слезы рукавом джинсовки, тихо всхлипывая. Перед её лицом мелькает чужая рука, в которой зажата сигарета. — Держи, — Билли не смотрит на нее, взгляд устремлен на дорогу, и Макс, шмыгая носом, забирает сигарету из чужих рук. Водитель кидает ей на колени зажигалку, по стеклам машины начал барабанить дождь, и парень, застонав, включил дворники. Макс наконец прикурила, судорожно выдохнула дымное кольцо и без разрешения тянется к брату, и дает тому прикурить. Парень хмурится, но затягивается и слегка расслабляется, а пассажирка садится обратно. — Давай теперь с подробностями. — Я пришла домой на два часа позже. И он ударил меня в живот. Я ударила его пепельницей, что стоит у нас в гостиной. Пепельница в крови. Отчим не подает признаков жизни. Мать в истерике. Я убежала в лес. — Понятно… И встретила эту тварь. Насыщенный денек, — Билли без зазрения совести поднимает футболку, бадлон и толстовку Макс вверх и смотрит на огромную фиолетовую гематому, и кривится, отпуская ткани одежды вниз. — Он до этого ещё поднимал на тебя руку? — Да, это было позавчера… Я пришла домой в полвосьмого. За это он взял меня за хвост и швырнул в стену. Я сказала ему пару ласковых и последнее, что вижу — это его кулак. Мейфилд сжимает челюсть до скрипа так, что жевалки видны, дабы не заплакать, и мнет пальцы, чуть ли не ломая их. Билли сейчас точная копия Макс — так же сжимает челюсть и руль, но от глухой ярости, что душит его невидимой удавкой. — Этого больше не произойдет, — Билли слегка ерошит волосы Макс, но и руку потом не убирает, и сестра больше не сдерживается: закрывает лицо руками и плачет навзрыд, сжимая сигарету до скрипа зубов. — Я вернулся. «И это главное и остальное неважно!», — думает девочка в истерике, пока по подбородку скатываются слезы.