The Ocean in Your Eyes

— Ого, правда? А нахер сходить не хочешь? Акито откидывается на спинку стула под аккомпанемент его жалобного скрипа и складывает слабо подрагивающие руки на животе. Лицо необычайно бледное, меж бровей пролегла напряженная морщинка, а рыжие волосы хаотично разбросаны по плечам. Самый уставший человек в мире выглядел бы именно так. Из маленького ромба, нанизанного на веревочку на худой шее с отчетливо видными ключицами, льется свет, создающий голограмму молодой девушки. Та сидит напротив Акито, сюрпая кофе из фарфоровой чашки, которая выглядит чертовски дорогой. Никогда он не видел ее такой счастливой. — Я понять не могу, у тебя пубертат затянулся или что? - девушка склоняет голову к плечу и отставляет чашку кофе. - Акито, это несмешно уже — обижаться 6 лет из-за такой мелочи. — Мелочи? Эна, мелочи?! - Акито кидает смертоносный взгляд на голограмму. - Если ты все еще считаешь это мелочью, то нам не о чем говорить. Эна складывает руки на коленях и чуть наклоняется вперед, выглядя теперь очень серьезно и даже устрашающе. — От тебя мне нужна только конфиденциальность, Акито. Ты — единственный, кто сможет ее обеспечить. Ближе брата и сестры никого нет, правда? - девушка сухо улыбается. Так, что по спине бегут мурашки. — У меня нет ни сестры, ни родителей, о чем ты? - Акито хмурится, ничем не уступая в серьезности Эне. — Хватит ныть, тебе не семь лет. Через полчаса придут парни, заберут тебя. Не дождусь встречи, братишка! Свет, исходящий из ромба, потух. Акито остался в звенящем одиночестве в полутьме. Он вперил взгляд в стену, прокручивая в голове тысячу и одну мысль. Знает ли Эна уже его адрес или ей нужно полчаса, чтобы узнать его? Какие парни? К чему приведет «помощь с коллекцией»? Что было сегодня на обед? Акито вскакивает с кресла. Он быстро хватает скомканную темную толстовку и натягивает поверх черной водолазки. В небольшой сумке за пару минут оказываются сменная одежда, халат, средства гигиены, наушники и зарядное устройство. Обувшись, Акито вылетает на лестничную площадку. Он садится на перила и ловко съезжает, придерживая сумку на плече. В нос бьет запах цветущих хризантем, которые растут в массивных белых вазах на древнегреческий лад. Внизу, в холле, за столом сидит Руи. Перед ним витают в воздухе множество голограммных вкладок. Сам он что-то бормочет себе под нос, держась за голову. Акито подходит ближе к сожителю и облокачивается плечом на стену в проходе. — В комнате не так хорошо страдается? - усмехается он. Руи поворачивает голову, и Акито пугается его синяков под глазами. — Ага. Там твои идиотские фигурки дельфинов смешат, - нехотя отзывается сожитель, потягиваясь и разминая спину, кажется, впервые за последние сутки. - Черные. — Иди ты, - Акито подходит ближе и вглядывается в голограммы. - Это эксперимент твой? — Научное сообщество считает это абсурдом. Выписали мне отказ в финансировании, - Руи впутывается пальцами в фиолетовые волосы и мученически мычит. - Я послал тридцать... — Я понял. У меня мало времени, через минут двадцать наведаются мужчины. Ты открой, скажи, что я ушел в... - Акито смотрит в потолок и нервно покусывает губы. - Скажем... К другу на Двадцать восьмую Авеню, третий переулок, седьмой дом. Больше ни слова, ясно? Все отрицай. Руи с усмешкой смотрит на Акито. Тот слишком серьезный и оттого забавный. Принять с ответственностью эту просьбу было невозможно — до того нереальна и смешна. — Послушай, у меня в голове весь ход эксперимента, все свойства используемых двадцати четырех веществ и не менее сорока реакций. А еще гневные тирады других ученых, обещания заплатить за квартиру, полить гортензии... — И к чему все это? - Акито готов вот-вот сорваться с места. Времени все меньше и меньше. — Какая мне выгода хранить в памяти еще одни числа? Рыжие брови вскидываются вверх, а Акито выглядит сбитым с толку. Через несколько секунд он улыбается и пожимает плечами. — Пытать тебя не будут. Акито беззаботно отходит к двери и поворачивает замок. Он ничего не забыл, все нужное при нем, затеряться в такой невзрачной одежде в сером городе вполне просто. Открыв дверь, Акито шагает на асфальт и... Тут же врезается в кого-то. Он непонимающе трясет головой и поднимает взгляд на высоких, широкоплечих мужчин в ярких жилетках и красных солнцезащитных очках. Рука в белой перчатке ложится на плечо бледного до смерти Акито и подталкивает к звездолету. Никто на Земле не использует звездолеты. — Отвалите, - тут же рычит Акито и встряхивает плечом. - Я сам сяду. Зеленые глаза цепляются за выглядывающее из-под жилетки оружие. Сглотнув, Акито забирается в звездолет на переднее сиденье, кидает в ноги сумку и перетягивает крепкие тросы через тело. Это что-то вроде ремней безопасности в машинах на Земле, только гораздо прочнее. Один из мужчин кашляет, привлекая к себе внимание. Акито даже не поднимает глаз. Тогда он повторяет кашель, показывая взглядом, что нужно пересесть назад. Акито кивает и разувается, а после закидывает ноги на подлокотник, развернувшись всем телом в 45°. — Здесь сижу я, - вполне просто и беззаботно произносит ученый, совсем не переживая о мнении о нем. У этих людей одна задача — довезти его до соседней планеты. Показывать Акито его место и воспитывать уже не входит в их планы, а потому можно даже не переживать, что ему что-то сделают. Могли только в том случае, если бы он не захотел садиться в звездолет. А так, к чему придраться? Мужчина тяжело вздыхает и садится сзади. Акито так и не поменял позу, оставшись полусидя-полулежа с закинутыми на подлокотник ногами. Загудел мотор, закрылась крыша. Звездолет тронулся с места. Выход за пределы земной атмосферы прошел довольно тяжко, но дальше началась самое прекрасное, что есть в космосе. То, что сотворили живые существа. Философия абсолютно всего мира была такова: природа дала все необходимое разуму для дальнейшего созидания чудес. Мерцали огни круглых городов с планеты Нарцисс, оплетала туманность «Тарантул» одноименную планету где-то вдалеке. Лучи Солнца отражались в выставленных мируарами зеркалах и создавали массу иллюзий, что безумно понравилось бы илюсó, не будь они отстранены от всего мира собственной тиранией. Акито привык. И ко всему этому яркому спектру, и к различным планетам, не похожим на Землю от слова совсем. На то две причины. Первая — работа, которая вынуждает постоянно перемещаться на собственном звездолете меж планетами и, бывает, галактиками. Вторая — Акито сам родом не с Земли. Он оттуда, куда они сейчас держат путь. Небольшая, но безбожно яркая, переливающаяся на солнечном свете и пребывающая в вечном плавном движении планета со множеством спутников, которые дополняли ее шикарный вид. Павлин. Она является колонией Земли, здесь живут люди и несколько сотен тысяч мигрантов других рас. Здесь Акито родился и вырос. Здесь его дом. Приземление прошло легко и быстро. Акито первый открывает крышу и выпрыгивает из звездолета. — Стоять, - тут же раздается низкий голос одного из мужчин. Он спешно вылезает из водительского кресла с кучей рычагов и кнопок вокруг него. — Давайте, еще наручники мне нацепите, - язвит Акито, закатывая глаза. Его забавлял факт того, что это они его заложники, а не наоборот. Это лишь приспешники, пешки и не более. Они не имеют права как-то ответить, пригрозить или даже сделать что-либо. Едва почувствовав руку на своем плече, Акито снова раздраженно встряхивает им и делает шаг вперед. — Я в этом доме жил 16 лет. Как думаете, вдруг я знаю дорогу? - ученый складывает руки на груди и поворачивается лицом к двум мужчинам. Признаться, сейчас Акито чувствовал себя белой вороной. Если на Земле можно одеться в темную одежду и быть спокойным за то, что в толпе тебя никто не различит, то на Павлине все по-другому. Здесь все ходят буквально как павлины — разодетые в яркие, пышные одежды. Единственным допустимым темным атрибутом является обувь. А потому все взгляды прохожих были устремлены на одетого в черное Акито. Путь до уходящего в облака небоскреба прошел в тишине, без колких фраз Акито. Небо здесь голубое, как на Земле, а трава зеленая. Но Акито все равно некомфортно. Города в стиле киберпанка в постиндустриальном обществе сейчас строят везде, они не отличаются. Но здесь они какие-то другие. Корнями уходящие глубоко в воспоминания и детство. Не то, чтобы Акито ненавидел свое детство на Павлине, совсем нет. Было много счастливых моментов с семьей, друзьями и одноклассниками. Акито ненавидел конкретно один день в шестнадцать лет. Тогда, когда теплые отношения с сестрой и родителями рухнули. Это было настолько масштабно для неокрепшей психики подростка, что абсолютно все, связанное с Павлином, окрасилось в черные, несчастные тона. Акито всю дорогу смотрел только вниз, на нежно-розовый асфальт, похожий на сладкую вату, раскатанную вдоль всей планеты, и не смел поднять глаз. Голова стала болеть от разрывающих ее мыслей. Подъем на небоскреб происходил в стеклянном лифте. С каждым этажом было все лучше и лучше видно масштабный город. Акито всегда считал его красивым и очень гордился тем, что живет именно здесь. С переездом на Землю пришлось привыкать к серым, невзрачным городкам. Потому Акито часто засматривался на неоновые вывески. Шаги отражались оглушающим стуком по начищенному до блеска белому полу. На Павлине не приветствовались черные цвета в интерьерах, только если какие-то мелкие, невзрачные вставки для разбавки. Спустя несколько поворотов один из мужчин вышел вперед и, достав ключ, повернул в замочной скважине. Дверь отворилась. Акито чувствует каждый стук собственного сердца, который, как кажется, отдает по ребрам. Все на тех же местах, как было раньше. Акито быстро скидывает обувь и ставит в черную обувницу слева по стене. Рядом же висят вешалки с несколькими кофтами на них. Напротив обувницы, у противоположной стены, шкаф с вещами, куда Акито закинул свою сумку. И только теперь становятся заметны изменения. Во-первых, это ванная комната справа. Ее раньше не было, у каждого в комнате была своя. И то, что Акито видит вдалеке, полностью все объясняет. Эта комната предназначена для гостей, которые приходят поглядеть на коллекцию. Почему им не дают воспользоваться двумя другими? Потому что они закрыты. В прямом смысле. Мужчины чуть подталкивают Акито, чтобы тот шел вперед — в длинный проход с поворотом. И это «во-вторых». Раньше поворота не было, был просто коридор, две комнаты, а потом второй проход в кухню и гостинную. Сейчас двух комнат будто и не было никогда. Акито с усмешкой вспоминает свои детские страхи, когда приходил в темную квартиру поздно вечером и пытался пройти через этот коридор, в котором мерещились ужасающие рожи. Когда они доходят до поворота, мужчины останавливаются. Один из них осматривает картину, висящую на стене. На ней изображена Эна. Не та, которая осталась в памяти Акито. Новая, добившаяся и признания, и всеобщей любви, и уважения, и какой-никакой власти... Не милая, скромная, вспыльчивая и эмоциональная сестра. Пальцы в ткани белой перчатки ловко нажимают на какие-то фрагменты картины, а после раздается грохот. Стена отодвигается. И теперь все точно так, как было раньше. Две комнаты. Их с Эной и их родителей. Мужчины подталкивают к комнате, в которой Акито раньше жил. Один из них сначала стучится, а потом открывает дверь. — Энанан, Акито прибыл, - мужчина подталкивает ученого в спину. Рыжие брови подлетают, кажется, до самых небес, а глаза округляются. Акито не в их уютной комнатке. Он на чертовом пляже. — Сколько лет, сколько зим... - Эна встает с лежака. По ее полуобнаженному телу скатываются редкие капли воды. - Так давно не виделись вживую. Не соскучился? Акито не смотрит на Эну. Его взгляд устремлен на спокойное море, на его бьющие о берег волны и на дельфинов на горизонте. — Какого черта ты сделала с нашей комнатой?! — Установила ультрафиолетовые лампы, мощные проекторы, бассейн... В общем, я сделала пляж, - Эна поднимает руки вверх и гордо задирает подбородок. Акито тяжело вздыхает, закрывая рукой лицо. — Мы с тобой толком не пообщались, а я уже хочу тебя убить. Значит, я сейчас угоняю звездолет, лечу на Землю и забываю обо всем этом, а ты меня не трогаешь, идет? Эна в миг становится серьезной, скрещивает руки на груди и пронзает строгим взглядом Акито. — Значит, ты сейчас напяливаешь свой халат, — мои люди передали, что видели, как ты клал его в сумку, — начинаешь выглядеть хоть каплю умно и идешь за мной. Идет? - Эна выходит из комнаты, толкая Акито плечом. Она уходит в бывшую родительскую комнату, которая, видимо принадлежала уже ей. Только сейчас Акито замечает, что мужчины ушли. Что-то подсказывало, что они неподалеку, и реально угнать звездолет у него не получится. Да и любопытство внутри цвело и трепетало, крича, чтобы Акито хоть глазком взглянул на этот «экспонат». Покопавшись в сумке и накинув халат на плечи, он наконец стал похож на ученого. Выходит, пока Эна плела бредни про полчаса, эти люди уже были около его дома. — Вот мразь... - сквозь зубы рычит Акито, заплетая небольшой хвостик резинкой, что все время покоилась на руке, как браслет. Он спешит обратно к комнате родителей Эны. Она уже стояла около двери, собранная и искусно одетая. «Искусно» — мятная рубашка с рюшами, светло-вишневый пиджак, нежно-розовые клеш штаны и лимонная юбка поверх них, короткая у бедер и длинная у колен. На шее красовался кораллово-красный шарф, а на неуложенных волосах цилиндр такого же цвета, как и рубашка, с черной полосой посередине. От аксессуара на шее до правого глаза тянулась цепочка, на которой держался монокль. — Знаешь, я приоделась и сразу стала той, кем меня прозвали — Павлином, - это действительно так. Акито нередко слышал, как Эну, известную официально публике как «Энанан» называли «Павлином». Вероятно, произошла путаница всемирно известного коллекционера и планеты. Но Эне, видимо, это только играло на руку и веселило. - Красива и изящна, как настоящий павлин. А ты, хоть и в халате, но умнее не кажешься. Акито хмыкает и скрещивает руки на груди. 6 лет жизни на Земле отдают покалыванием дискомфорта от таких ярких цветов. — Лучше не казаться тем, кем являешься, чем казаться тем, кем не являешься, - Акито гордо вскидывает подбородок. Эна молча вскинула брови. Взглядом карих глаз она четко сверлила Акито. —...долбоеб? - в итоге выдает Эна с усмешкой. - Цитаты тоже не твой конек. Эна щелкает пальцами в белой обтягивающей перчатке, и ее люди тут же направляются к коллекции. Она идет уверенно, каждый ее громогласный стук черных каблуков о начищенный до блеска пол отдает пульсацией в висках. Акито громко цокает языком и закатывает глаза от раздражения, запустив руки глубоко в карманы белого халата, а после неохотно идет следом. Первая коллекция не представляла ничего криминального. Здесь было даже интересно, если так может выразиться Акито. «Неживая». В этом огромном помещении, которое раньше было гостиной, хранились старинные технологии: компьютеры, телефоны и многое другое; найденные при раскопках вазы, книги, мебель, флешки с файлами... Акито думается, что, не будь Эна так одержима коллекционерством, он бы смог ходить сюда, слушать ее рассказы и задавать вопросы. Совсем как обычные люди, которые приходят сюда, как в музей. Ужасы находились в бывшей кухне, второй секции коллекции. «Живая». Там в стеклянном заточении навсегда застыли мертвые тела существ разных рас. Но все до сих пор думают, что это слишком детализированные и проработанные манекены. И только Акито и их отец в курсе яда в чашке кофе гостей Эны. Первая комната была пройдена с полным безразличием. Но во вторую Акито не мог заставить себя войти. Слишком, слишком тяжело. Воспоминания переплетаются, затягиваются в тугой узел в голове, затрагивают нейроны и уничтожают их, причиняя невыносимую боль. Вот так чувствовался первый экспонат живой коллекции. Шаг. Затем второй. Третий. Каждый из них ощущался ужасной болью. Эна прокручивается вокруг себя несколько раз, а после счастливо раскидывает руки и улыбается. — Моя гордость, твоя слабость... Живая коллекция! - торжественно произносит она. Слабость. Да, верно. Акито боится поднимать взгляд со своих ботинок. Чуть повернув голову и приподняв ее, ему становится видна надпись. «Первая раса, отличная от людей. Марсиане. В 2100 году люди высадились на Марсе и образовали колонии. Под воздействием измененной гравитации и условий жизни их организм стал меняться, пока не появились новые существа, которых назвать людьми было тяжело. Было решено выделить отдельную расу». Акито знает как выглядят марсиане наизусть. Метра два с половиной ростом, глаза всегда закрыты плотными, полупрозрачными веками, уши совсем маленькие, а пальцы ног и ногти совершенно отсутствуют. И это связано даже не с его работой. Посмотреть на экспонат Акито так и не смог. Он молча шел за Эной, потупив взгляд в пол. Та что-то радостно щебетала, но это не имело смысла. Все перестало иметь смысл без него. Они шли вперед, пока не уперлись в стену. Эна поклацала разноцветными ноготками по ней в разных местах, пару раз подпрыгнула, чтобы достать, а после массивная дверь, замаскированная под обои, открылась совершенно без звука. Акито на мгновение показалось, что это была телепортация на Землю, к океану. Иначе безгранично простирающиеся водные просторы не назвать, никакое это не море. Посреди комнаты стояла пластиковая коробка метра три в высоту и около пяти в длину. Половина ее была заполнена водой почти доверху, а другая — песком, который также находился на дне. Однако там было пусто. Ничего, кроме водорослей. И даже гордый «та-дам» от Эны не объяснил ситуации. — Вот мой будущий лучший экспонат! - заявила девушка, поставив руки по бокам. Акито непонимающе скривился и подошел ближе. Он провел пальцем по прозрачному пластику и всмотрелся вглубь кристально чистой воды. — Планктон? - усмехается Акито и поворачивается лицом к сестре. - Бред какой-то. — Он ранен и напуган, а потому прячется. Я специально этот камень на дно положила. Только теперь в глаза бросается огромный камень на дне. Вероятно, под него спряталось это что-то. — Ранен? - хмурит брови Акито. — Изначально я открыла охоту на редкий вид акул. Их совсем мало осталось, мне едва удалось получить законное разрешение для вылавливания. — То есть, ты уже даже не скрываешь, что в твоей коллекции живые... — Нет, конечно! Скрываю, и еще как! Я обещала отпустить, только как сниму мерки для создания экспоната, - Эна хихикает, но тут же становится серьезнее. - Но сейчас не об этом. Спустя много миллионов пекней я получила долгожданную акулу. Только растерзанную, будто кто-то напал на нее. Акито косится на коробку, подмечая, что может шутливо называть ее «аквариумом». Во всей комнате интерактивные обои с беспроводным подключением к ромбу на шее, официально зовущимся Эмбас. В нем были заключены все чуда техники с самого 2000 года. Огромным спросом пользовался Эмбас по всему миру из-за легкого ношения на шее на веревочке, простого обслуживания и пользования. — Она была бесполезна. Зато в ее рту был замечен он! Он — это новый вид, новая раса, новая среда обитания... - Эна сама вглядывается в чистую воду. Через несколько секунд молчания она отстраняется от аквариума и хмыкает. - Однако, мне нужны конфиденциальность и профессионализм. Я хочу, чтобы его излечили и изучили. Вот и все. Акито неверяще косится на сестру. Это звучит безобидно, но, зная Эну, зная, что она сотворила, он не может поверить ей просто так. — Ну, и? Раздраженный вздох. — Что «ну, и»?! Я тебе все разжевала, даже самые мелкие детали, чтобы не было твоих идиотских подозрений! - Эна топает ногой. — Как посмотреть, - лениво тянет Акито, зевая. - Где доказательства, что там кто-то есть? Откуда мне знать, что это не выдумка, лишь бы... Да черт тебя знает! Лишь бы удержать меня поближе, лишь бы сотворить что-то... — Ты настолько мне не веришь? - Эна усмиряет свой пыл. Ее голос меланхоличен и тих. — Да! Настолько! — Как скажешь, - она пожимает плечами. - Постарайся выйти с этим существом на контакт. Не появится на третий день — я тебя обманула, все это подстроено, уноси ноги. Хорошо? Акито скептически щурит глаза и складывает руки на груди. В пальцах он сжимает халат, стискивает зубы и задает простой вопрос. «За что мне все это?». — Хорошо. Я останусь, но с условием, что ты отпустишь это существо в его естественную среду обитания, как только его изучение и лечение будет закончено. Эна без раздумий кивает и с улыбкой протягивает руку. Акито брезгливо пожимает ее, думая, что все это выглядит смешно. Как представление в цирке. Кровные брат и сестра, росшие под одной крышей свыше 15 лет, сейчас используют такие формальности при общении. С тяжестью на душе и неприятным осадком Акито выходит из той потайной комнаты и обеих коллекций.

***

Стемнело довольно быстро. Сутки на Павлине отличаются на час от суток на Земле. 23 часа. Из-за этого Акито было тяжело на Земле, но сейчас уже наоборот. Теперь непривычно здесь, когда время течет на час быстрее. Как только Эна вернулась из душа, Акито демонстративно поставил картонку меж их кроватями. Ну, как... Эна спала на полноценной кровати, а Акито на матрасе. — И что это? - усмехается она, указывая кивком головы на картонное разделение меж ними. - Ты в детство впал? — Это граница двух государств. Пересечешь — расстреляют. Я, лично, - Акито поправляет подушку. Это вызывает звонкий смех. Эна в легкой пижаме садится на кровать. — Я помню, как ты так сделал. Нам было... Лет по восемь, кажется? Ты младше был, - девушка тупит взгляд в пол. - Мы тогда поссорились из-за пластилина. — Ага. Ночью я прилепил тебе в волосы кусочек пластилина, так как ты убрала эту картонку. Как ты тогда орала утром... - Акито слабо улыбается. — Мне их состригали, вообще-то! - Эна в шутку возмущается. Она замолкает, кажется, что-то прокручивая в голове. - Мы всегда так часто ссорились... И все время по пустякам. Все шутили, мол, не найти дружнее детей, но... Так ведь и было. Никогда не забуду, как ты, дохляк 9-летний, полез на пацана года на 3 старше тебя. И из-за меня ведь. Акито усмехается, выглядывая из-за картонки. Он временно опускает ее, чтобы видеть Эну. — Он тебя тогда шлюхой назвал из-за прически. Помню, - кивает Акито. - А как ты за меня впрягалась... — Было дело, - хохочет Эна. - Однокласснику твоему показала, кто сестра «урода». Акито тепло улыбается, смотря в пол. Воспоминания проносятся одно за одним и исчезают, врезаясь в стену. Вскоре в нее врезается и сам Акито. Этой стеной было воспоминание первого живого экспоната. Взгляд мгновенно холодеет. Он становится колючим и враждебным. — Если ты снова уберешь картонку, я не буду лепить тебе пластилин. Я молча уйду навсегда, и ты больше никогда не увидишь меня. Услышала? - Акито ставит картонную стену вновь, а после ложится на матрас, укрывается и отворачивается, закрыв глаза. — Повторяешься, Акито... - Эна с сожалением глядит на брата еще с минуту, думая о чем-то далеком. И речь совсем не про расстояние. Про нечто сильнее и могущественнее. Время. Свет выключается. Эна отворачивается лицом к стене и закрывает глаза. — Спокойной ночи, братишка.