Малик
Я никогда не был параноиком, Аллах мне свидетель. Я всегда старался опираться на здравый смысл, логику, факты и, конечно, же кредо, коим, по правде говоря, можно укрыться, словно щитом от града стрел. Пока я скрывался от реальности, как страус прячет голову в песок, Аль-Муалим едва не погубил целое братство, и мне пришлось вынести этот урок. Но, все же, пока Альтаир вверял себя интуиции и чутью, балансируя на лезвии скрытого клинка между жизнью и смертью, моим спутником все равно оставался трезвый рассудок. Так было раньше, но вспоминая разговор с Марией в саду, мне все сильнее казалось, что я схожу с ума: противное чувство неизбежности преследовало меня, и теперь мы все имели огромное "счастье" в лице пришибленного рыцаришку и малахольную матушку жены повелителя ассасинов, а еще, в добавок, - армию обозленных крестоносцев с зудящими задницами. Я быстро спускался по ступенькам замка. Альтаир дал мне задание охмурить магистра тевтонского ордена Томаса Мортимера своей неземной красотой и обаянием, дабы убедить его отложить разгром братства ассасинов, гнусных предателей, нарушивших мирный договор, к слову, ими же предложенный. Но моих прекрасных глаз и обаяния чертовски мало, а единственная по-настоящему стоящая валюта в мире политики - информация, и во всей крепости только один человек мне мог рассказать обо всех перипетиях без утайки - Мария ибн Ла-Ахад. Только подозреваю, что предмет беседы ей не шибко понравится, но что уж поделать. В покоях Марии не оказалось, что меня нисколько не удивило: она была не из тех людей, которые будут заламывать руки и сетовать на несправедливую судьбу, которая периодически любит отвешивать оплеухи. И уж как бы я не относился к тамплиерам, но Мария прошла у них хорошую школу, много знала о жизни в Акрском замке и его обитателях. Пусть прошло десять лет, но ведь старые знакомства, как и любовь, не стареют. Более того, лишь она могла рассказать о причине всех наших проблем - неком лорде Эдмунде, жаль только, что для этого придется разворошить болезненное и давно забытое прошлое. У выхода в сад я столкнулся с Зюхрой, которая стояла у стены со скорбным выражением лица. Спрашивать причину глупо, поэтому я просто осведомился, где сейчас находится госпожа, и верная служанка указала в сторону любимого Марией вишневого дерева. Меня передернуло при воспоминании о разговоре под этой проклятой вишней, но все же виду не подал: еще чего не хватало, чтоб мы вдвоем с Зюхрой начали плакать в обнимку, не до этого сейчас. Марию я застал сидящей на покрывале вместе с детьми. Она читала мальчишкам книгу, а они сидели, как два совенка, прижавшись к друг другу; даже забияка Сеф приуныл, и молча слушал рассказ мамы. Я обратил внимание, что госпожа ибн Ла-Ахад сменила привычное платье на одеяние ассасина: белая туника, штаны, длинные сапоги и кинжал на поясе, подарок, сделанный мужем на Кипре; чуть поодаль на траве лежали лук и колчан со стрелами. Все мы уже успели забыли, что когда-то Мария была "девой из Акры", опаснейшей женщиной на всей Святой земле. Мария подняла на меня глаза и без слов поняла, о чем пойдет наша малоприятная беседа. — Дарим, возьми Сефа, и пойдите поиграйтесь с Зюхрой, хорошо? — женщина поцеловала сыновей и проводила их взглядом, прежде, чем снова обратить на меня внимание. — Теперь тот разговор про бурю не кажется таким уж глупым. — Это так, — когда мальчики ушли, я начал издалека. — Мне жаль, что у вы поссорились с Альтаиром из-за этого... кхм... Родерика. Я вижу, как ты расстроена... — Пустое, Малик, я ни капельки не расстроена, просто очень злюсь на всех, а на себя - больше всего. Да и вообще с чего ты взял, что у нас с мужем была ссора? Так, просто мелкие разногласия... — Мария нагло усмехнулась, и в ее синих глазах я увидел знакомые озорные искры. — Но будь уверен, как только решится проблема с крестоносцами, я вырву все волосы на голове у Альтаира! — Vae victis, — лезть в личную жизнь друга у меня не было ни малейшего желания, а потому я решил перейти к непосредственному предмету разговора. — К слову о крестоносцах. Расскажи все, что знаешь о Мортимере и Халлатане. Улыбка на лице Марии тот же час испарилась, стоило мне упомянуть имя ее родича. Неизвестно, сколько уже раз мы все успели перевернуть песочные часы времени, ведь десять лет в определенном смысле - целая вечность. Но все же, сколько бы миль не было пройдено, сколько бы дней не пролетело, есть раны, которые никогда не заживают до конца. Швы становятся рубцами, шрамы постепенно белеют и, возможно, сливаются с цветом кожи, но стоит тебе провести по ним рукой - сразу же вспоминаешь пережитое, и резкая фантомная боль, которую уже успел позабыть, пронзает все тело. Я, как никто в этом мире, понимал Марию и искренне сочувствовал ей, но все же сейчас время работает против нас, и если нужно, то придется совершить над собой усилие и переступить через саму себя ради всеобщего блага. Я был уверен, госпожа ибн Ла-Ахад справится. Во всяком случае, у нее нет выбора. — С сером Томасом я не имела чести быть знакомой, да и вообще знаю крайне мало о нем, — начала говорить Мария; она смотрела на горизонт, немного склонив голову. — Могу лишь с уверенностью сказать, что он был в ближайшем кругу его предшественника Сибранда, который, при всех своих недостатках, был далеко не глупым человеком и не стал бы приближать кого-попало. — Если верить рыцаришке, то Мортимер был категорически против похода на Масиаф. — Как бы я не относилась к Родерику, я не думаю, что он врет, у него просто нет мотива. Сбежав из Акры с моей матерью, он обрубил все концы с крестоносцами, так что вредить братству путем предоставления неправдивой информации - крайне глупая затея, — Мария снова перевела на меня взгляд и слабо улыбнулась. — В общем, попытка не пытка, может, у тебя получится переубедить тевтонцев не нарушать мирный договор. — Сделаю, все возможное, mea femina, — я усмехнулся в ответ. — Более того, я уверен, что у Стаффорда есть более весомая причина не вредить братству... — Что касается Эдмунда... — Мария демонстративно проигнорировала мой недвусмысленный намек, показав, что не собирается вести разговор о чувствах Родерика, во всяком случае, со мной. — Он был младшим братом моего первого мужа, лорда Питера Халатана. Мерзкий, трусливый человечишка, прячущий свои низменные порывы за флером религии. Его можно было бы даже назвать фанатиком, если бы Эдмунд на самом деле верил в Бога. Полагаю, что после смерти брата, он стал наследником своего папули графа Глостерского и всех богатств, что идут в добавок к титулу; но, возможно, финансовые дела шли из ряда вон плохо, раз Халатан решил вспомнить про меня и начать мстить за своего братика. Надо же, в конце концов, переложить ответственность на другого, ибо для одного ноша слишком велика. И да, не думаю, что с ним удастся договориться; все, чего, скорее всего, жаждет лорд Эдмунд Халатан, - лицезреть мою отрубленную голову на пике. — Мошонка у подонка иссохнет, — я процедил сквозь зубы. — Может, конечно, и иссохнет, — тихо отозвалась Мария, а затем неспешно встала и отряхнула свою одежду. — Только бед он нам доставит немало. У меня есть пять дней, чтоб собрать всех мирных жителей в крепости, обеспечить кровом, едой и водой, а еще, как бы я не откладывала этот момент, мне придется столкнуться с матушкой и Родериком, которому должна за спасение мальчиков. Так что, скучать никому не придется. Мы замолчали и снова взглянули на линию горизонта. Не знаю, думала ли госпожа ибн Ла-Ахад о том вечере под вишней, жалела ли она, что связала свою жизнь с Альтаиром, с братством; думала ли о том, как бы сложилась ее жизнь, останься она в Англии с ненавистным мужем. Что бы было, если в Иерусалиме был настоящий Робер? Как вообще бы сложились наши судьбы, если бы жизненный путь Марии не пересекся с Альтаиром. Встретились они бы когда-нибудь и где? В Акре? На Кипре? В Масиафе? Впрочем, этого никто и никогда не узнает, и упущенные возможности и потери, которые так и останутся на прялке судьбы. Послышались торопливые шаги, и вскоре перед нами встал запыхавшийся ассасин. Он, тяжело дыша, поклонился мне, а затем обратился к Марии. — Госпожа, все готово, мы можем отправляться прямо сейчас. — Да, я сейчас буду, — Мария положила руку на мое плечо и тихо сказала: — Да поможет тебе Господь, Малик. — Аминь, Мария, — ответил я и проследил взглядом за женщиной. Нет, все таки, каждый в этой жизни находится на своем месте, там где и должен быть. И в следующей жизни, надеюсь будет так же.Томас
Я вертел в руке небольшое письмо, скорее даже записку, которую принес голубь сегодня утром. Ничем не примечательный кусок бумаги, а какое увлекательное у него содержание, просто оторваться невозможно! Сам повелитель ассасинов клятвенно уверял меня в своей невиновности, и что подготовка к походу на Масиаф - страшная ошибка. Еще он просил встретиться со своим доверенным лицом за городскими стенами Акры после заката, чтоб лично объяснить происходящее. Занимательно, ничего не скажешь! Сперва я хотел отказаться, потому что уж слишком подозрительно это выглядело. Сколько удавшихся и не очень покушений было совершено таким способом? Клео бы всех и упомнить не смогла. Но, с другой стороны, у ассасинов не было ни одной разумной причины убивать магистра ордена, чьи рыцари формировали добрые две трети войска Его Светлости регента Иерусалимского королевства. В общем, я решил согласиться по двум причинам: во-первых, мне стало до жути любопытно, что поведает хашишин, а, во-вторых, откровенно не хотелось проливать кровь своих людей на очередной бессмысленной войне. Именно поэтому я сейчас стоял за западной стеной Акры вместе с горсткой доверенных людей и смотрел прямо в лицо своему собеседнику. Высокий черноволосый сарацин стоял, положив руку на рукоять меча; за его спиной с абсолютно непроницаемым выражением переминался с ноги на ногу его эскорт: пара-тройка ассасинов положили руки на сабли и внимательно наблюдали за своим командиром. Передо мной предстал точно не повелитель ассасинов, ведь, насколько я помню с мирных переговоров, у него чуть более светлая кожа, и он немного ниже. Впрочем, то, что сейчас на негласные переговоры прибыл ассасин самого высокого ранга, не подлежало никакому сомнению, пусть он и был одет, как простой купец; это можно было понять по красивой резкой рукояти меча. Хоть и переговорщик был лишен левой руки по локоть, у меня не возникало сомнений, что он весьма хороший мечник. — Мира и покоя, Томас-ханым, — араб почтительно склонил голову. — Благодарю, что согласился встретиться со мной. — И тебе, — я ответил на приветствие; не похоже, что ассасины собирались меня убить, уж точно не сегодня. — Я получил твое письмо и хотел бы выслушать объяснения твоего повелителя, а до этого - узнать твое имя. — Прошу простить мои скудные манеры, я забыл представиться, — араб улыбнулся, и я не смог понять, то ли он искренне извинился, то ли просто-напросто насмехался надо мной. — Меня зовут Малик, я посланник Альтаира ибн Ла-Ахада, повелителя ассасинов. Мне жаль, что мы встречаемся при таких печальных обстоятельствах. — Мы бы могли вообще бы не увидится, если бы ассасины не похитили леди Милдред Торпе при помощи своего прихвостня Стаффорда, черти бы его побрали! — мне сейчас меньше всего хотелось обмениваться церемониальными любезностями; я желал получить простые и понятные ответы. Малик с прищуром внимательно смотрел на меня, будто хотел вывернуть все мое нутро и изучить, что же я прячу глубоко внутри. Ассасины так и стояли чуть поодаль, делая вид, что они любуются полуразрушенной крепостной стеной и считают птиц высоко в небе. Вся эта ситуация с хашишинами, регентом, любовницами и наложницами была до жути странной и бредовой, и все бы ничего, если бы не было слышно отдаленный лязг мечей и легкий металлический привкус во рту. — Могу ли я говорить откровенно? — Малик чуть склонил голову на бок и немного поджал губы. — Разумеется! Иначе зачем мы собрались? — мне ставало все интереснее. — Томас-ханым, ни повелитель, ни его дражайшая супруга понятия не имели о том, что упомянутая вами леди Милдред находилась в Акре ровно до того момента, пока она не появилась на пороге крепости в Масиафе в сопровождении иди... кхм... Родерика, сына Роберта. Более того, леди Милдред связана самыми тесными родственными узами с госпожой ибн Ла-Ахад... — А если проще? — А если проще, то леди Милдред - родная мать Марии-ханум! — на выдохе быстро проговорил мой, не побоюсь этого слова, собеседник. Я замер, пытаясь переварить услышанное. Итак, леди Торпе, насколько я хорошо помнил родословную английских дворян, была замужем за лордом Дегмундом Торпе и имела единственную дочь, которая обладала весьма захватывающей биографией, начиная от убийства мужа и заканчивая службой в ордене тамплиеров. Законную жену повелителя ассасинов тоже зовут Мария, а это означало одно: Мария ибн Ла-Ахад - никто иная, как "Дева из Акры", правая рука покойного Робера де Сабле. Складывался потрясающий пазл, только оставался последний кусочек - Родерик Стаффорд. — В общем-то, Родерик услышал, что некий лорд Эдмунд собирается шантажировать Марию, с которой служил когда-то в ордене, и поэтому решил помочь своему сослуживцу таким, ну, экстравагантным способом. Стаффорд обязан Марии-ханум жизнью, вот он и возвращал долг, освободив из-под надзора лорда Халлата Милдред-ханум. Да и вообще, леди Милдред, узнав, что ее дочь жива, сама собрала свои вещи и очень даже добровольно отправилась к своей семье. Это все в совокупности дает то, что... — ...ассасины не нарушали мирный договор, и у крестоносцев нет мотива нападать на Масиаф, — я закончил за Малика. — Только, кто даст гарантию, что твои слова не ложь? — А какой смысл мне лгать? — ассасин легко усмехнулся. — Эти десять лет мы прекрасно сосуществовали друг с другом в относительном мире и спокойствии. А теперь армия регента Иерусалимского королевства огнем и мечом пройдет по землям ни в чем неповинных мирных жителей, более того, как только раскроются все детали конфликта, агрессором окажутся именно крестоносцы. Посему мой повелитель приказал рассказать истинную историю событий, ибо зачем всем проливать кровь за амбиции человека, неспособного отпустить прошлое? — Ты имеешь в виду месть за убийство брата? — я заметил, как на мгновение ассасин дрогнул, но быстро взял себя в руки. — Первый муж Марии-ханум был дрянным человеком, не упокой Аллах его душу, но тебе, магистр, какое до этого дело? — Малик сделал небольшой шаг вперед. — Почему тевтонцы должны быть марионеткой в руках лорда Халатана? Разве мир не важнее? Я задумался. Мне и до этого разговора не шибко-то хотелось идти бряцать мечами под твердыней ассасинов, учитывая, что многие более талантливые полководцы, чем Конрад Монферрат, поломали об нее зубы. А теперь, когда выяснились детали, многое стало на свои места: нихера сучий Эдмунд не хотел отстаивать права христиан, он хотел свести счеты со своей бывшей снохой, причем чужими руками! Ну уж нет, если регенту и нравится слушать бредни жалкого валлийца, пусть вместе с ним и отправляется умирать от скрытых клинков ассасинов. Рыцари тевтонского ордена останутся в Акре и будут выполнять свои прямые обязанности. — Сука, проклятый Халатан! — я плюнул на землю, краем глаза заметив, что ассасин заметно расслабился. — Мутит воду, а нам всем отдуваться! — Возможно, регент пересмотрит планы по захвату Масиафа, если тевтонцы останутся в Акре... — в голосе Малика звучала надежда. — Кто же его знает, регента нашего, — я пожал плечами. — Во всяком случае, черные кресты на белых знаменах вы точно не увидите! Малик широко улыбнулся и облегченно опустил руку с рукояти своего меча. Он повернулся и что-то сказал своим людям на арабском, после чего те чего те тут же повеселели и расслабились. Можно себе представить, как они будут рады вернутся домой с хорошими новостями, а что касается меня, сэра Томаса Мортимера, магистра тевтонского ордена, то мне абсолютно наплевать на семейные дрязги повелителя ассасинов, и я безмерно рад, что у меня появился законный предлог не участвовать в этом безумии. — Благодарю тебя, Томас-ханым! — Малик протянул мне руку. — Ты всегда будешь желанным гостем в Масиафе, ну, только если ты придешь с опущенным мечом. — Я запомню твои слова, ассасин, — я улыбнулся и пожал протянутую руку. — И дай Господь нам всем сил и мудрости пережить грядущее! — Аминь! — ответил Малик.