Перелетные птицы держат путь на восток

Я могу поклясться, что сегодня настал конец света. Армагеддон. Судный день. Других слов у меня не находилось. Регент Иерусалимского королевства Конрад Монферрат, нарушив подписанное им же мирное соглашение, созывает знамена, чтоб напасть на Масиаф. До этого приперлось отродье шайтана по имени Родерик Стаффорд с явно недвусмысленными намерениями к моей жене, а еще в качестве добивающего удара он привез с собой леди Милдред Торпе, мать Марии и, по совместительству, мою тещу. И я буду последним лжецом, если скажу, что встреча всех со всеми прошла спокойно. Все было ужасно. До невозможного ужасно. Когда я стал повелителем ассасинов, то отдавал себе отчет, что мой путь не будет устлан цветами, вместо будет только пот, кровь и слезы. Я был готов к этому, вся моя жизнь была своеобразным ритуальным танцем со смертью, ибо я всегда чувствовал ее дыхание на виске. Жизнь для меня значила ровно столько же, как и простой глиняный горшок, который при любом неловком движении может разбиться на десятки осколков. Но с появлением Марии все изменилось - у меня появилась настоящая цель, мотив изменить мир, ради нее, ради детей. Но сейчас я кожей чувствовал ее отсутствие, а в памяти то и дело всплывали ее печальные синие глаза, полные слез. Мария ушла с гордо поднятой головой, как истинная королева, забрав с собой сыновей. Она ушла, чтоб никому не показывать своих слез, никому, даже мне, своему мужу, с которым клялась разделять и горе, и радость. Я сорвался на Марию и ненавидел себя за это, но пойти просить прощение я не мог по двум причинам: первая - это стыдно и неудобно, а вторая причина сидела прямо напротив меня и тоскливо рассматривала резные колонны зала. — Значит, лорд Эдмунд собирался шантажировать Марию-ханум ее матерью, — Малик допытывался у Родерика подробности первопричины похода Конрада на Масиаф. — Зачем? — Понятия не имею, я с этим валлийцем беседы светские не вел, — Стаффорд пожал плечами, а в его голосе я уловил нотки раздражения; ему явно не нравился лорд Халлатон. — Мария в целях самообороны убила его старшего брата, — отозвался я, и на меня тот час удивленно уставились Родерик и Малик. — Думаю, что похищением леди Торпе ты спровоцировал Конрада, который думает, что это все было нашей задумкой. — Я просто хотел защитить Марию, — Стаффорд с вызовом глянул на меня; неужели он до сих пор верит, что она испытывает к нему хоть какие-то чувства? — Может и так, — я откинулся на спинку стула. — А теперь Марии и всем остальным придется бодаться с последствиями твоего решения. Доволен? — Так, отношения вы потом выясните, ладно? — Малик был раздражен до предела; сейчас я понял, что пока он единственный задавался проблемой взъерепенившихся крестоносцев, пока меня занимала драма в собственной семье. — Родерик, раз уж ты решил помочь нам, хотя кто тебя об этом просил, может ты все-таки расскажешь нам о слабостях своих друзей? Родерик с печальным вздохом опустил глаза: он точно не думал о последствиях своего визита в Масиаф. Когда-то давно, еще юнцом я читал книгу, в которой шла речь о том, что самое незначительное событие может вызвать поток предсказуемых и не очень последствий в будущем, что-то вроде в Дамаске чихнул купец, а в Константинополе свергли императора. Впрочем, в моей ситуации причинно-следственные связи куда более очевидны: побег леди Милдред рассматривается, как похищение по приказу повелителя ассасинов, то бишь меня, а это значит, что я нарушил мирное соглашение, которое сам же и предложил. А тех, кто предает данное ими слово, следует наказать. Интересно, сожалеет ли Родерик о своем решении, ведь теперь в глазах рыцарей-христиан он навсегда останется предателем, оставив своих братьев по оружию ради неверных хашишинов. Дорога в Акру Стаффорду навсегда закрылась, едва он преступил порог обители ассасинов. Некоторое время Родерик молчал, а потом посмотрел внимательно на меня, будто пытаясь заглянуть мне в душу. Неожиданно я поймал себя на мысли, что не испытываю ненависти к нему, более того, я должен Стаффорду за спасение Дарима и Сефа. Я стиснул кулаки от бессильной злобы, ведь, пожалуй, впервые за долгие годы я не был хозяином ситуации. Впрочем, делать нечего, и если для спасение жителей Масиафа потребуется якшаться с ишаком Стаффордом, я согласен. — Лорд Томас Мортимер, магистр тевтонского ордена, был рьяным противником шантажа, думаю, он не в восторге и от похода, — Родерик перевел взгляд на Малика. — Тевтонцы составляют почти две трети армии крестоносцев, а ведь они не являются знаменосцами лорда Конрада. Если убедить лорда Мортимера, что леди Торпе добровольно покинула Акру... — ... то крестоносцы передумают переться сюда, а если же они придут под стены крепости, нам будет проще их одолеть, — закончил Малик и, получив в знак согласия кивок от Родерика, обратился ко мне: — Я отправлю весточку магистру и попробую встретиться с ним лично. А еще, повелитель, нужно решить вопрос с эвакуацией жителей и размещением их в замке. Ну да, разумеется, все мы знали, какой человек обладает прекрасными организаторскими способностями и деловой хваткой, моя единственная любимая жена Мария ибн Ла-Ахад. При воспоминании о ней сердце снова заныло, но я отогнал меланхоличные мысли - на это просто нет времени. В конце концов, моя супруга - умная женщина, думаю, она понимает, что если Масиаф падет, плохо будет всем, прежде всего - нашим детям, отродьям убийцы и шлюхи. Но это не отменяет того факта, что я скотина. — Позовите мою жену, — я приказал часовому, и он тут же скрылся за дверью; Малик внимательно смотрел на меня, ожидая дальнейших распоряжений. — Малик, отправляйся в Акру и сделай все возможное и невозможное, чтоб Мортимер остался сидеть на заднице на том же месте. — А что будет со мной? — былая уверенность Стаффорда улетучилась, будто ее и не было никогда; не знаю, о чем он говорил на своем языке с Марией, но вряд ли о погоде, а моя супруга никогда за словом в карман не лезла. — Погостишь в замке под охраной, а когда все закончится, посмотрим, что с тобой, abrutinа, делать, — я сцепил пальцы в замок и подпер голову, а после снова обратился к Малику: — Передай его страже, пусть поместят под охрану. — Как прикажешь, — Малик пожал плечами и, взяв Стаффорда под руку, повел в сторону выхода. Я остался совсем один. Как же мне хотелось, чтоб время остановилось, и я смог осмыслить все происходящие события. Вот бы не существовало ничего и никого, кроме меня, Марии и наших детей, вот я был простым человеком с простым ремеслом в руках, который честным трудом добывает хлеб для своей семьи. Нет, нужно остановиться здесь! Это разрушающие плоть и душу мысли, они не приведут ни к чему хорошему. Я тряхнул головой, пытаясь взять себя в руки. Раздался стук в двери, а через мгновение в комнате показалась Мария. Она медленно прошла на середину комнаты, сделала реверанс и теперь выжидающе смотрела на меня. Я почувствовал, как сердце пропустило удар. — Вы хотели меня видеть, повелитель? — холодный, немного надменный тон и непроницаемое лицо, словно маска; я будто снова повстречал Марию Торпе с иерусалимского кладбища. — Хотел, — я указал жестом на стул. — Присядь. — Благодарю, я постою, — Мария гордо запрокинула голову. — Или это приказ? — Разумеется, нет, — я заглянул в глаза жены, будто пытаясь найти в них хоть какой-то отклик. — Но дела удобнее обсуждать сидя. — Как скажете. Мария неспешно приблизилась к стулу и села, поправив складки чудного бирюзового платья. Она была необыкновенно прекрасной: шелковые черные волосы, глубокие синие глаза, как два высокогорных озера, мягкие округлости фигуры. Только красота Марии была обжигающе холодной, будто лед, хотя еще с утра она была мягкой и чувственной. — Что от меня требуется? — вопрос жены вырвал меня из потока мыслей. — Нужно быстро забрать жителей из близлежащих деревень и разместить их в замке. Полагаю, людей будет много, поэтому потребуется всех разместить в ограниченном пространстве, обеспечить едой и водой. Ты сможешь заняться этим? — Сколько у меня времени? — Хороший вопрос, — я откинулся на спинку стула; я пытался не думать о том, мы с Марией говорили так, будто незнакомцы, а не любящие друг друга люди. — Если рассматривать худший вариант, то не больше пяти дней. — Я могу распоряжаться помещениями крепости по своему усмотрению? — Да, можешь. А если возникнут вопросы, скажешь, что ты выполняешь мое распоряжение. Мария молчала, смотря в большое витражное окно за моей спиной. Я внимательнее всмотрелся в лицо жены и заметил, что оно немного припухло, будто бы она... плакала! И причиной ее слез стал я, человек, который клялся сделать ее счастливой. Тонкая натянутая струнка внутри оборвалась, и я встал со стола, медленно подошел к Марии и стал перед ней на колени, положив голову ей на руки. — Альтаир, почему ты не сказал о том, что произошло в Иерусалиме? — тихо спросила жена, не отводя взора от окна. — Не хотел тебя беспокоить... — Не ври, — в голове Марии проскочило раздражение. — Ты не удосужился рассказать мне, потому что не посчитал нужным посвятить в дела наших общих детей. — Мария... — Глупо было думать, что спустя десять лет мы останемся теми же, Альтаир, — жена печально вздохнула и обратила на меня свой взор. — И глупо было полагать, что ты останешься тем же молодым человеком с Ночи огней. Я напоролась на свою же наивность. — Я все так же люблю тебя, ты же знаешь. — Может и любишь, но точно не так, как раньше, — Мария горько усмехнулась. — Знаешь, дело ведь не в придурке Родерике, моей матери, крестоносцах; вся проблема в нас самих. Мы были с тобой едины только до тех пор, пока не разразилась буря, и вместо того, чтоб сплотиться против нее, ты меня отталкиваешь. — Нет! Нет, Мария, все не так! — я прижал холодные руки жены к своим губам. — Правда в том, что ты знаешь, что я никуда не денусь, — Мария заглянула мне в глаза. — Ты знаешь, что я буду с тобой, потому что не могу бросить детей, не могу бросить тебя. Моя беда в том, Альтаир, что я люблю тебя так же, как и у гобелена в повстанском убежище, и поэтому я бессильна перед тобой. Вот и все... — Зачем ты мне это говоришь? — прошептал я, прижимая руку жены к своей щеке; глаза Марии стали влажными, и она закусила губу, чтоб сдержать слезы. — Я и сама не знаю, — отозвалась Мария. — Возможно, я все еще надеюсь, что ты меня поймешь... Она надеялась, что я ее пойму... Сейчас я осознавал, что сложилась ситуация, когда все правы и не правы одновременно. Изменились ли мы? Безусловно, годы наложили свой отпечаток. Любим ли мы друг друга? Да, только любовь перестала быть всепоглощающим огнем, который сжигает все на своем пути; она стала похожа на водную гладь моря, глубокую, всеобъемлющую. Представлял ли я жизнь без Марии? Нет, это все равно что отрубить мне кисти рук. Знал ли я что делать дальше? Нет... Я отпустил руки жены, неспешно встал и подошел к окну, встав к ней спиной. Сейчас нет ничего важнее спасения братства и жителей Масиафа, и мне нужно запереть мужа и отца глубоко в душе и стать повелителем ассасинов, холоднокровным и безразличным, пусть это и разобьет мне сердце. — Я тебя услышал, Мария, — отозвался я спустя время; я чувствовал, как она не сводила с меня своих прекрасных глаз. — Я больше не нарушу твой покой. Не смею тебя задерживать. Она медлила, не зная, следует ли ей что-то сказать. Может, Мария хотела подойти, обнять со спины, прижаться ко мне и сказать что-то сладкое, что-то такое, от чего кружится голова. Я бы отдал все на свете за одно мгновение ее объятий! Но вместо жена встала и молча ушла. Возможно, оно и к лучшему... Я не знаю, сколько времени я стоял у окна и смотрел, как снаружи суетятся ассасины и прислуга; я даже проводил взглядом Малика, который, надев на ходу дорожный плащ, направлялся в сторону конюшен. Мария тоже наверняка раздавала указания, выполняя мое распоряжение. Только я один стоял и неприкаянно смотрел в это дурацкое окно. Сказать, что я чувствовал себя идиотом, не сказать ничего. Неожиданно в двери раздался стук. Я неспешно повернулся и крикнул: — Войдите! Я бы меньше удивился, если бы ко мне пожаловал Аббас с бутылкой арака, но, нет, на пороге стояла леди Милдред Торпе. Женщина неуверенно переминалась с ноги на ногу, не решаясь пройти дальше. Чем дальше, тем день становился все интереснее, не удивлюсь, что к вечеру ко мне пожалует призрак Робера де Сабле с заунывными речами про колесо Фортуны. Вот уж ему на том свете весело! Не сказать, что я ждал от своей, по сути, тещи приятной беседы, начиная с того, что я не знаю английского, и заканчивая тем, что ей вряд ли нравится зять-мусульманин с весьма сомнительным родом деятельности и еще более сомнительным прошлым. Но в независимости от того, как леди Милдред ко мне относится, я буду проявлять к ней должное уважение. Во всяком случае, я попробую. — J'aimerais lui dire "bon après-midi", mais il n'est pas gentil du tout, [Хотела бы я сказать "добрый день", но что-то он совсем не добрый,] — сказала наконец леди Милдред и закусила щеку, точно так же, как делает Мария, когда нервничает. — Je sais que tu ne parles pas anglais, donc tout mon espoir est en français, même si je n’aime pas ces gens rusés. [Я знаю, что вы не говорите по-английски, поэтому вся моя надежда на французский язык, хоть я и не люблю этот ушлый народец.] — Pourquoi les Français ne vous ont-ils pas plu, madame? J'ai connu autrefois un Français intelligent qui a été ruiné par ses propres ambitions, même si, dans un sens, il m'a sauvé, [Чем же вам, мадам, французы не угодили? Когда-то я знал одного умного француза, которого сгубила его же собственные амбиции, хотя, в каком-то смысле он спас меня,] — сказал я; она не проклинает меня, а это уже какое достижение. — Asseyez-vous, madame. [Присаживайтесь, госпожа.] — Merci, [Благодарю,] — леди Милдред сдержано улыбнулась и села на указанный мною стул. — C'est dommage que nous nous rencontrions dans des circonstances aussi tristes. [Жаль, что мы знакомимся при таких печальных обстоятельствах.] Я с интересом смотрел на свою тещу и пытаясь разгадать ее истинные намерения мотивы. Не похоже, что она была плохо настроена на меня, даже проявляла любезность. Мне стало любопытно, куда может завести наш разговор. — Ma femme aime dire qu'il y a des gens qui attendent l'opportunité, et il y a ceux qui la créent, [Моя супруга любит говорить, что есть люди, которые ждут возможность, а есть те, которые ее создают,] — я облокотился руками о стол. — Mais je suis toujours heureux de vous rencontrer. [Но я все равно рад с вами познакомиться.] — C'est tout à fait dans l'esprit de Marie, [Это вполне в духе Марии,] — тихо рассмеялась женщина; она немного поерзала на стуле, устраиваясь поудобнее. — J'avoue, je me suis calmé quand j'ai découvert que ma fille était ma seule épouse, et non ma dixième, comme c'est l'habitude chez vous. [Признаюсь, я успокоилась, когда узнала, что моя дочка единственная жена, а не десятая, как у вас принято.] — Selon la loi, un homme est autorisé à avoir jusqu'à quatre épouses, et seulement à la condition qu'il puisse subvenir à leurs besoins de manière adéquate et y consacrer autant de temps et d'attention. [По закону мужчине позволено иметь до четырех жен, и то только при условии, что он может достойно их обеспечить и уделить равное количества времени и внимания,] — я улыбнулся краешком губ. — J'aime Mary de tout mon cœur, même si nous avons des différences maintenant. Je ne la trahirais jamais, elle et nos beaux enfants, pour rien au monde! [Я люблю Марию всем сердцем, пусть у нас сейчас есть разногласия. Я никогда бы и ни за что не предал бы ее и наших прекрасных детей!] — C'est en fait pour ça que je suis venu, [Я, собственно, по этому и пришла,] — леди Милдред замялась, поправляя платье. — Dites-moi, je... J'aimerais, si possible... Si vous me le permettez, j'aimerais rencontrer mes petits-enfants ! Ce sont des garçons tellement gentils! [Скажите, я... Я бы хотела, если можно... Если позволите, я бы хотела познакомится с внуками! Они такие славные мальчики!] — Bien sûr! Le nom de l'aîné est Darim et celui du plus jeune est Sef, [Разумеется! Старшенького зовут Дарим, а младшенького - Сеф,] — я сам не заметил, как расплылся в улыбке, вспоминая детей. — Si vous le souhaitez, je donnerai des ordres et vous serez emmené chez les garçons. [Если вы желаете, я распоряжусь, и вас отведут к мальчикам.] — Je serais heureux, mais si vous me le permettez, j'aimerais parler à ma fille... [Я была бы счастлива, но, если позволите, я бы хотела пообщаться с дочерью...] — женщина опустила глаза и грустно вздохнула; о Аллах милосердный, как же Мария похожа на свою мать! — Vous n'êtes pas prisonnier ici et vous n'avez donc pas besoin de ma permission pour voir votre fille, vos petits-enfants ou toute autre personne, [Вы не пленница здесь и поэтому вам не требуется мое позволение на то, чтоб видеться с дочерью, внуками и кем бы то ни было,] — я придал себе серьезного вида, хотя в душе был рад, что нашел общий язык со свой тещей. — J'espère qu'un jour, Madame, vous appellerez Masyaf votre maison. Et aussi, s'il vous plaît, appelez-moi par mon nom. [Надеюсь, что однажды вы, мадам, назовете Масиаф своим домом. И еще, прошу вас, называйте меня по имени.] — C'est un peu gênant, mais je vais essayer, [Это как-то неудобно, но я попробую,] — леди Милдред подняла на меня взгляд и с улыбкой продолжила. — J'espère que la nuit noire cédera bientôt la place à l'aube, Altaïr. [Надеюсь, что темная ночь вскоре сменится рассветом, Альтаир.] — Et j'espère, madame, [И я надеюсь, мадам,] — сказал я и снова выглянул в окно. — J'espère et je prie. [Надеюсь и молюсь.]