🌕
Открыв глаза, первое, что он видит — это серое облачное небо и кроны деревьев, с которых опала жёлтая листва. Лежит на сухих, сырых, грязных листьях, пытаясь вспомнить, каким образом оказался в лесу. Принимая сидячее положение, он замечает, что не ощущает никакой боли. Дорогие и когда-то белоснежные брюки не дают даже намёка на белизну. Костюм где-то порван, где-то заляпан грязью, а где-то засохшей непонятной красной субстанцией. Более-менее нормальной осталась полупрозрачная блузка, однако сейчас не до одежды. Голова кажется настолько пустой, что он не осознаёт себя. Не помнит, кто такой и что из себя представляет. Это вводит его в заблуждение. Но он старается, как может, изо всех сил жмурится, пытаясь вспомнить хоть что-то о себе. И начинает с самого основного. Так, его зовут Чон Чонгук. Двадцать пять лет. Важные данные о собственной личности вспомнить удалось. А теперь надо понять, что он из себя представляет, как здесь оказался и что делать дальше. Воспоминания постепенно и медленно, мутным слоем начинают застилать глаза. Каждая новая картинка наполняет ужасом, остывшее сердце всё сильнее и сильнее бьётся. Пока тело потряхивает от неверия всего. Это шутка! Это какая-то ужасная шутка! Его свадьба… Его долгожданная свадьба… О Боги! Он должен быть на свадьбе! На своей свадьбе! Вместе с кронпринцем… Какого чёрта он валяется в лесу?! Когда его место должно быть рядом с любимым… Как долго он тут находится? Какой сегодня день? Столько вопросов, а надежда только на свою память, которая пробита кучей незаполненных дыр. И тут происходит микровзрыв внутри Чонгука. Воспоминание, что резко застыло перед взором до невозможности ужасает. Ощущение, что его внутренности обливают самой едкой кислотой, что расщепляет всё на своём пути, оставляя пустоту и противный запах. Стоп… Подождите минутку… Что? Его… что? Быть такого не может!.. Чонгук в растерянности хватается за голову. А дышать совсем забывает от абсурдности ситуации. Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! В его душе лишь одно неверие. Его……Убили?
Его убили! Это шутка? Скажите, что шутка, пожалуйста! Скажите, что это не его убили в день его свадьбы… О, Господи! Чонгук раскрывает и закрывает судорожно рот, словно рыба, оказавшаяся на суше. Этого не может быть! Хочется плакать. Безумно хочется. Но слёзы не идут, а глаза не щиплет от подступающей солёной влаги. Не может плакать. Он ладонью касается груди там, где должно биться сердце… Его разбитый стеклянный взгляд застывает на одной неприметной точке. …не бьётся. — Умер? — дрожащий голос едва вырывается со рта. Вопрос, ответ на который прост и очевиден: Он умер. Этого не должно было быть! Почему именно он? Почему таким образом? Почему в такой момент? В его вопросах так много обиды и горечи. Его счастливая жизнь с любимым ведь только начиналась… точнее, должна была начаться… вместе с любимым. С любимым. И как ему теперь быть? Чонгук безвольно падает на землю, невероятно сильно прикладываясь головой о внезапно оказавшийся под ним камень. В ушах звенит хруст своего же черепа. Своя сохранность и собственное тело должны были напугать его. А факт того, что он не кричит от боли от повреждения головы, должен удивить его. Но сейчас не до боли, которой нет, не до головы, которая протекает затемнённой бордовой кровью, пачкая землю, покрытую золотистой листвой. Не чувствует ни капли физической боли, а от душевной, — кричит. Кричит так, что птицы поблизости разлетаются от страха. Кричит от неверия и несправедливости. Кричит от того, что не может выплакать всю эту боль. Кричит что есть силы от наполняющей его злости. Он хочет мести. Хочет крови. Чужой крови… Ситуация кажется настолько абсурдной, что он ломано усмехается. С силой сжимает в кулаке свои волосы, вырывая их с корнями. Так хочется, чтобы это оказалось шуткой. Лишь бы это был розыгрыш, он бы и сам посмеялся с ситуации, но, пожалуйста, скажите, что это шутка! Скажите! Пожалуйста… скажите… Неизвестно, сколько он так лежит. Однако можно сказать с уверенностью, что очень долго. Настолько долго, что вся холодная липкая кровь вытекает из его раны. Серое облачное небо сменяется ночным, чёрным. Чёрным, как пустая дыра в его всё ещё живой душе. Но в отличие от него, небо освещала блеклая луна, пока он постепенно маленькими каплями наполнялся ядом. Он решается впервые взглянуть на свои кисти. Поднимает руки вверх, осторожно переводит взгляд на свои ладони. Взгляд становится испуганным и затравленным. Его руки ещё никогда не были настолько бледными и… мертвыми. Он теперь не человек. Он зомби.🌕
Несостоявшийся жених безжизненно, не моргая, смотрел на луну. Неожиданно кусты поблизости начали шуршать. Вороны, каркая, взлетали с голых крон деревьев, а тихий шёпот доносился отовсюду. Внешне Чонгук никаких признаков страха не выдавал: его волосы не вставали дыбом, сердце не билось сильней, лицо не морщилось от страха. Лишь душа давала о себе знать лёгким беспокойным уколом волнения, и то была подавлена разумом. Ему больше нечего бояться. Ни боли… ни смерти. Возникает ощущение, что за ним наблюдают, взглядом облизывают с ног до головы. Что-то шепчут ему так, что не разобрать ни слова. После же голос начинает доноситься со всех сторон. Неизвестность так пугает, что умерший жмурится и тихо, неслышимо, рвано выдыхает через разомкнутые бледные губы. В ту же секунду по всему лесу распространяется жуткий, безумный смех. Когда неподалёку от него появляется тёмный силуэт, таившийся за стволами деревьев, Чонгук изо всех сил старается не проронить ни звука. Был бы он человеком, покрылся бы холодным потом. — Грустненько, — приличное время спустя силуэт подаёт голос, шагая в его сторону. Чонгук лишь взглатывает, но в сторону источника звука не смотрит, предпочитая белый шар на небе незнакомцу. — Какая сладкая крошка, — с огромным удовольствием и не человечьим рычанием проговаривает незнакомец. — Какой красивый. — Мужчина ходит вокруг него, наслаждаясь видом былого жениха со всех сторон. Чон не может произнести ни слова. На его удивление, его охватывает парализующий страх вперемешку с неким предвкушением. — Такой невинный, — мужчина подходит ближе к его телу, и он весь сжимается. — Вкусс-с-сный! — шипит, а после тенью нависает над его лицом, прикрывая собой луну. Первое, на что сразу обращает внимание — это необычный, пугающий окрас глаз: правый глаз — словно горящий огонь, полный самых ярких эмоций, пока левый — полная противоположность — морозная льдина, пугающая пустота и холод. — Сс-сожрать бы тебя… — низко рычит, прищуривая свои необычные глаза, до мурашек на мёртвом теле. Чонгуку кажется, что его сердце начинает биться от того, что он видит, как чужой длинный язык проходится по нижней губе, а после показательно по длинным, с размером в половину указательного пальца, острым клыкам. Вампир. Сияющие холодным голубым и горячим янтарным огнём глаза мужчины с вертикальными зрачками считывают каждое изменение на лице, наслаждаясь красотой распахнутых оленьих глаз и пухлых посиневших губ. Лицо вампира завораживает мертвеца. Чужая красота, опасная, холодная и обжигающая. Одновременно взгляд словно заглядывает через слои одежды на тело, в добавок и в душу. А жуткая ухмылка со звериным оскалом не даёт расслабиться. — Сладость, как тебя зовут? — шепчет таким хриплым голосом, что появляется ощущение, словно в воздухе витает некое возбуждение. — Чонгук, — сипло, задушено выдаёт как есть. — Чон… — останавливается, прищуривает глаза, заканчивает, — Гук. — Пробует на вкус. А глаза полны непонятного обожания. — Тэхён. Очень приятно познакомиться, мой милый Зомби. Названный зомби не успевает придумать, что сказать, как вампир берёт его руку и начинает оставлять поцелуи. Целует каждый почерневший палец, затем медленно вылизывает фаланги. — Что вы творите? — задушено спрашивает, его вопрос полон смущения и страха. Не страха и смущения, а именно смущения и страха. Только в таком порядке. Пелена, застилавшая глаза, туманит разум. Он пытается вырвать руку, но вампир держит в хватке крепко, не давая мертвецу спасти свою конечность от его действий. — Всеми силами сдерживаю себя, — ухмыляется мужчина, потираясь носом об некротирующие пальцы В Чонгуке включаются инстинкты самосохранения, пелена в глазах исчезает, показывая всю ситуацию с более трезвой, более опасной, более пугающей стороны. Он начинает кричать и всеми силами вырываться из чужого захвата. Зомби настолько сильно тянет свою руку в попытке вырваться, что его кости ломаются и выходят из суставов. Боли он всё равно не чувствует, благодаря чему и продолжает ломать свою конечность. От громких хрустов костей вампир отпускает запястье, безумно смеясь во весь голос. Чонгук с охватывающим его ужасом приподнимает туловище и начинает ползти назад. — Ну что за зайка! — усмехаясь, неподдельно умиляется этой безуспешной попытке спастись. Он медленно надвигается на мертвеца, и чем ближе он приближается, тем больше вселяет ужас в и так пугливую душу. Его удлинённая луной тень быстрее него достигает парнишки. Чонгук ощущает, как волосы на коже встают дыбом, слышит, как мёртвое сердце начинает биться и звенит в ушах. Чувствует, как его парализует страх, а от горящих глаз вампира он не может оторвать взгляда. Страх так сильно действует на мертвеца, что из его глаз начинают течь слёзы, и неожиданный импульс тела током бьёт его. Чонгук быстро вскакивает и начинает бежать. Однако едва он успевает сделать три шага, как на его талии смыкаются руки, а шею протыкают клыки. Его сейчас сожрут. От осознания того, что он теперь точно покинет этот мир, так больно давит на внутренности, и он отчаянно начинает вырываться, горько плакать и всхлипывать. Мужчина зализывает укус и зарывается носом в грязные, слипшиеся от крови волосы. — Ну-ну, созвездие моё, — хрипло и ласково шепчет куда-то в висок. Чонгук лишь разбито прекращает биться и напуганной куклой повисает на чужих руках. — П-по-жалуйс-та, — запинаясь и всхлипывая, тихо, очень тихо шепчет. А дальше ещё более тихо и умоляюще просит. — Не ешьте меня. От слабости Чонгука у мужчины зрачки до невозможности сужаются, едва не исчезая. Во рту слюна накапливается, а клыки начинают зудеть. Охх… Как же ему этот маленький нравится. От его вида внутри рождается что-то чудовищно голодное, которое так и жаждет сожрать, испить, вкусить это маленькое очарование. Он медленно отпускает сжавшегося парнишку на землю, обходит, вставая лицом к лицу. Вампира смешит то, как реагирует его тело на этого зомби. Абсолютно все его действия кажутся красной тряпкой, мельтешащей перед лицом. Даже эти зажмуренные глаза, трепещущие ресницы на невозможно красивом лице вырывают из его внутренностей довольный громкий рык. От которого парнишка крупно вздрагивает и медленно раскрывает заплаканные глаза, натыкаясь на огненно-холодные. — Теперь ты выглядишь куда лучше, — вампир обводит взглядом крошечное тело. — Но подлатать все же надо. Чонгук совсем не понимает, о чём идет речь, но, вопреки всему, от страха и звука не произносит. Боясь лишний раз двинуться не так. — Созвездие, посмотри на свои руки. Чонгук медленно хлопает огромными глазами со взмокшими от слёз ресницами. И это так красиво, что у вампира вновь что-то скребёт внутри, а голод стремительно увеличивается. Это ощущение схоже на то желание, которое возникает при виде милого игривого котёнка с огромными, словно два блюдца, глазами. Которые едва ли не полностью заполняют чёрные, как бездна, зрачки. При виде такого очарования у многих возникнет желание затискать, зацеловать и проглотить. Или всегда держать у себя под боком, слушая умиротворённое мурчание. И это чувство настолько сильное, что руки неприятно тянет от желания коснуться. Но это дело с котом, а тут что-то большее. Неутолимое. И бесконечно голодное. А возможностей сделать что-то интересное куда больше и лучше. Вампир этого маленького совсем не знает, но это не мешает ему ощущать животное влечение. И он полностью уверен, что когда он узнает, живого места не оставит. Даже несмотря на то, что тот совсем уже не живой. Тэхён усмехается своим мыслям, где успел разнежиться до истомы с этим очарованием. Что в данное время, расширив и без того невинно-огромные глаза, смотрит на свои руки. С которых, в свою очередь, исчезла та самая мёртвая чернота. А кисть руки, что несколько мгновений назад висела, сейчас даже намёка не дает на поломанные кости. — Ч-что? — шёпотом, ломающимся голосом задает вопрос. — К-как? — Чонгук поднимает голову, вновь натыкаясь на пожирающий взгляд, от которого у него мурашки идут по телу. Он так и застывает. Медленно переводит взгляд на предплечье и видит, как волосы встали дыбом. Он также осторожно притрагивается кончиками порозовевших пальцев к щекам. Ощущений до сих пор нет, но когда он разглядывает под светом луны подушечки пальцев, замечает блестящую влажность, что сразу впитывается в кожу. До него только доходит реакция своего тела. Он……Будто живой.
Он точно помнит, как его пальцы чернели и умирали. Помнит, как не мог ощутить пробирающий под кожу страх. И так ведь должно быть. Однако сейчас он будто бы ожил. — Как? — повторяет разбито, не веря. — Пойдешь ко мне домой? Чонгук крупно вздрагивает от чужого хриплого голоса возле уха. Только сейчас замечает, как вампир сел на корточки возле него, сжал плечо, коснувшись губами его уха, прошептал вопрос. Жизнь сегодня какая-то насыщенная. Не замечаете? Слишком. Много чего произошло за одну жалкую ночь. И слишком много потрясений на одного нежного Чонгука. Слишком.