🌕
В тёмной ночи большой широкий дом с конусовидной крышей перекрывал жалкий свет луны, бросая гигантскую тень. Сквозь неохватные окна длиною в несколько метров горел яркий для свечей свет. — Созвездие, не отставай! — зовёт уставшего малютку, что, распахнув губы и глазки, заворожённо всё разглядывал. Как бы вампиру не хотелось нести парнишку на руках, тот со смущением попросил самому пройтись, несмотря на дрожащие ноги. Шаги выходят ватными, словно он годовалый ребёнок, только научившийся ходить. Ощущения совершенно изменились, а если быть точнее, они отсутствуют. Ноги практически не чувствуют ни собственного веса, ни земли под ступнями. К таким изменениям в теле привыкнуть сразу невозможно. Мертвец ходить быстро не старается, опасаясь упасть. Хотя, даже если с ним это и случится, бояться нечего. Мужчина глаз своих пугающих от него не отводит, наблюдает за каждым незначительным движением, вздрогом, вздохом… Он уж точно упасть не даст. Дорожка среди прекрасного ухоженного сада с диковинными растениями прерывается. И вместо безобидной тропы перед ними возникает то, отчего полумёртвое тело застывает на месте. Мертвец боязливо смотрит на три мраморные ступеньки, которые он должен преодолеть. Препятствие вводит его в смятение, Чонгук, едва ковыляясь, прошёл этот тернистый путь в виде самой обычной тропы, на которой, на минуточку, ни единой выпуклости, вогнутости или ещё какого-нибудь неровного рельефа. А что с ним будет, стоит ему попытаться взобраться по ступеням вверх?.. Чонгук незаметно сглатывает, что совсем не остаётся незамеченным, и, еле собрав силу в нужных мышцах, он с трудом сгибает ногу в колене. Когда он был человеком, всё давалось легко, тело давно на автомате выполняло такие простые движения, как сгибание и разгибание конечностей. Но сейчас это было трудно. Ощущение, словно его тело многое забыло. Приходиться сильнее сконцентрироваться на левой ноге и нужных мышцах, которые смогли бы ему помочь в таком простом процессе, как согнуть ногу в колене, вдобавок приподняв саму ногу. Но, как оказалось, это лишь часть дела, куда сложнее опереться о шатающуюся левую нижнюю конечность, приподнять тело, продержаться в этом положении до того момента, пока он сориентируется в мышцах правой ноги и сможет приподнять её до следующей ступени. При этом не потеряв равновесие. Кто ж думал, что взбираться по ступеням настолько сложно? Чонгук провалился ещё на первом этапе. Поставить-то ногу на жалкую ступень он поставил, хотя жалкий тут только он. Смог, а вот балансировать — не смог. Перед глазами дворец начал смещаться в бок вместе с этими блеклыми мраморными ступенями. Всё пошатнулось, однако из-за плохо работающего организма чувство падения не возникло, но мысли, словно ракета, вырывались и бились внутри сознания Чонгука. Если он упадёт, голова едва ли выдержит такой быстрой и неожиданной встречи с холодным мрамором. Череп точно хрустнет в разы сильнее, в отличие от недавнего раза в лесу. Но успокаивает то, что в независимости от силы падения, он боли всё равно не почувствует. Однако на удивление мертвеца, дворец откатывается назад, и всё встаёт на свои места. — Старайся быть осторожнее, — низкий голос вампира раздаётся возле холодного уха. Голос звучит настолько неожиданно, что зомби крупно вздрагивает и рефлекторно пытается сбежать. Вопреки своей попытке Чонгук только сейчас начинает ощущать длинные пальцы у себя на плече, крепкий захват которых не даёт ему упасть или отстраниться. Мертвец не может не удивиться тому, что его тело вновь приобретает ощущения, свойственные живым, вместо того, чтобы гнить. Точно также он не может не заметить, как по его шее проходится что-то тёплое, а слух улавливает чужой глубокий вздох. Его обнюхивают. — Безумно сладкий, — голос приобретает рычащие нотки, от которых у зомби накапливается вязкая слюна, которую он гулко сглатывает. Разум подкидывает картинки, где в него вновь вгрызаются, а затем зверски растерзывают его тело. Мурашки распространяются по бледной коже, что не ускользает от чужого цепкого взора. На шее так красиво и аппетитно выглядит гусиная кожа, что вампир, поддаваясь зверскому желанию, мучительно медленно проводит языком по тонкой коже шеи, ощущая бугорки позвоночника. Солоноватый вкус кожи перемешивается с манящим феромоном, исходящим от привлекательного тела. — Облизать бы всего тебя, — рычит. Потирается носом об ухо, закрывая глаза, наслаждается запахом, идущим от былого жениха. — Везде. Прижимает как можно ближе и крепче к своему телу Чонгука. — Во всех позах. Мертвец ощущает жар в лице, и как подозрительно странно, приятно тянет внизу. Вампир творит с его телом невообразимое! Чонгук не узнаёт себя… все действия этого мужчины должны были отталкивать, пробуждать чувство страха и отвращения. Но… он в смятении. Столько противоречивых чувств. Вампир сильнее прижимает и удерживает тело, что пытается сбежать. Чонгук такой хрупкий, такой слабый в его руках по сравнению с ним. Пока в нём самом есть столько сил, с которыми он бы без труда мог напасть на замок и чудовищно расправиться с каждым… до колющих кончиков пальцев хочется… Ещё не время. — Ещё не время, — повторяя, шепчет себе под нос, с огромным трудом заставляя себя отстраниться от паренька. Как же трудно держать себя в узде, особенно когда от тела возле него так и продолжают распространяться призывные, манящие феромоны. Тело его узнало. Всё идёт как нельзя лучше.🌕
— Что ты тут делаешь? — задорный голос неожиданно раздаётся рядом. Юноша, едва не подпрыгивая, прячет руки за спиной. Распахнутыми глазами обращает внимание на младшего, что хитро прищурил глаза, золотая радужка которых игриво сверкает, он медленной походкой приближается к нему. Невероятно красивый. До дрожи на кончиках пальцев желанный. Разжигает внутри огонь. — Как ты меня нашёл? — старший пытается отвлечь чужое внимание от своих скрытых за спиной рук, задавая вопрос. — Учуял, — пожимая плечами, с улыбкой и закушенной губой отвечает, продолжая сверлить старшего перед ним. Пытается разглядеть вещь, которую стремятся от него скрыть за спиной. Юноша хочет обойти старшего, чуть ли не взрываясь от переполняющего его любопытства. — Перестань! — Что? — невинно хлопает глазами, а закушенная в милой ухмылке губа во всю сдаёт коварный помысел. — Ты ведёшь себя неприлично! — возмущается и уворачивается, как может, а глаза так и сияют от изворотливого красивого тела напротив. — Но ты ведь меня простишь, да? Старший со свистом выдыхает воздух, на секунду зажмуривая глаза до белых бликов. Искуситель. Никак не иначе. Эта мелюзга вертит им, как хочет. А он и не может «не». Старший чувствует сильный толчок и удар в ноги, и в следующую секунду младший прижимает его запястья к земле, усевшись на его бёдра, нависает над ним. Бесстрашно смотрит в его глаза, их золотистая радужка завораживающе светится в ночи, а слабая, однобокая ухмылка младшего вызывает гневное, грозное рычание старшего. Эта нависающая фигура, растрёпанные красные волосы с завитками; пухлые, растянутые в усмешке губы; крепкие бёдра, наконец-то нашедшие своё место; чего уж стоит эта полупрозрачная, с широким вырезом белая рубашка, под тонкой тканью которой так маняще притягивают глаза тёмные ареолы со взбухшими торчащими сосками. Грех. Грех. Грех. Он чувствует, как его радужка начинает насыщаться, а зрачки импульсивно то сужаются до вертикальных щелочек, то стремительно расширяются, практически перекрывая всё золото. Младший взгляда не может отвести от чужих глаз, он немного взволнованно облизывает губы; пронзительным взглядом с лёгкостью можно заметить, как у него нежная на вид кожа покрывается крупными мурашками. И это точно не от холода. Однако этот паршивец не спешит сдаваться. Несмотря на грозное рычание, он задорно и насмешливо подаёт голос: — Букет? Это ты так пытался спрятать от меня? — Вс-с-стань! — грозный резкий рык заставляет юное тело над ним вздрогнуть. Очаровательно! И как же это вкусно! Вкусно! — Да чего ты такой взвинченный! Что такого в обычном букете, что ты так отважно пытался его от меня скрыть? — строит малец из себя храбреца. — Постой! — его взгляд застывает на чужих руках с цветами, которые он до сих пор прижимает к земле. Юноша застывает, приоткрыв губы, как всегда это делает, когда глубоко задумывается. Старший не может не признать красоту парня на нём. Несмотря на свою откровенную одежду, которую он одевает исключительно для него, он продолжает быть мужественно красивым. — Или ты скрываешь что-то тайное внутри этого страшного гербария? — Повторяю! Встань. С меня! — Что же ты скрываешь от меня такого, раз уж так рьяно отбиваешься? — Предупреждаю… — Ты не в том состоянии, чтобы меня предупреждать, — рычит в ответ, вся игривость пропадает. — Пока ты подо мной, и я удерживаю тебя, ты не можешь мне угрожать. Это бесполезно! — Самоуверенный зайка, — плотоядно улыбается. — Не смей! — басом рычит. — Не смей называть меня так! — И что ты мне сделаешь, малыш? — провоцирует как может и наслаждается результатом. А тот ведется. Младший в отместку острые клыки смыкает на чужом подбородке в болезненном укусе. — Трусливый зайка, — шепчет старший, терпя неприятное жжение. Они смотрят друг другу в глаза. Стоит хватке младшего на его запястьях ослабиться, как он в ту же секунду меняет их местами под неожиданный вскрик. Он крепко, но бережно удерживает чужие руки, всем весом усаживаясь на младшего, и второй рукой обхватывает крепкую шею, чтобы уж точно не брыкался. — Надо было метить выше, — он не даёт возможности даже слово вставить, как тут же его зубы в отместку смыкаются на чужих губах. Они оба слышат бешеное сердцебиение друг друга.🌕
Чонгук нервно, по давней привычке, жуёт губу. Затуманенный разум постепенно начинает яснеть вместе с нарастающей тревожностью. Не находя себе объяснения за то, что непонятным себе образом он согласился прийти в непонятно какой особняк, который находится непонятно где, и пришел непонятно с кем. Ради чего? Объяснения… У него голова кружится, столько всего одновременно, всё так запутано. Чон стоит в углу возле входа гостевой комнаты, наблюдая за тем, как вампир спокойно передаёт свою накидку, расслабленно усаживается в мягкое кресло напротив ярко тлеющего камина и что-то указывает покорно выполняющим свои дела слугам. Бессильно опирается плечом о стену, боясь её испачкать. Мертвец зажмуривает глаза, стоит ему вновь увидеть своё страшное отражение в зеркале напротив. Он выглядит отвратительно! Местами разорванная, заляпанная засохшей кровью и грязью одежда, наверное, выглядит в стократ лучше его самого. Его синевато-бледное лицо с некоторыми покраснениями заметно даже при приглушенном жёлтом свете огня, исходящего от камина и факелов. Под глазами зелёно-голубые синяки и отёки, на коже видны засохшие от слёз солёные дорожки. Волосы, слипшиеся от крови и грязи, выглядят крайне отвратительно. И пахнет он, наверное, уж точно не цветами. Он ведь всё-таки гнил. И при таком его виде его называли… сладостью? Стыд. Господи! Неожиданно тело с мгновенной скоростью начинает тяжелеть и ослабевать, что он уже опирается о стену всей спиной на едва держащих его ногах. Но даже в таком состоянии он успевает заметить безумно богатый интерьер. Почему безумно? Да потому что всё едва ли не из золота! Ладно, возможно, он немного преувеличивает… но все вещи, что тут имеются, сделаны из редких материалов, которые находятся в Драконьем Королевстве. На каждой вещи есть эмблема Королевства, что подтверждает его вывод. Важно заметить, что под всем имеется ввиду реально всё! Столы, стулья, двери, обои, шторы — абсолютно всё! Золотая гравировка на всём! Несмотря на то, что Чон родом из простого люда, много проведённого времени с наследным принцем даёт о себе знать. За этот немалый срок он успел узнать о роскоши многое. А о Драконьем производстве знал не понаслышке. Только в главном зале трон, один стол и двенадцать стульев имели такую гравировку. И лишь на королевском троне эта гравировка была скрыта от глаз. Ибо на королевском троне эмблема чужого королевства — смехотворное зрелище. И, тем не менее, на столе и стульях её скрывать не стали. Скорее наоборот, с надменным выражением лица члены королевского рода перечисляли, скольких бешеных денег у них на всё это ушло. Под конец рассказа указывали на королевский трон осторожным кивком головы и тем самым раскрывали всю правду о его происхождении. Во всём их королевстве только Король смог позволить себе дорогую даже для него покупку. — Созвездие моё, почему ты стоишь там? Голос вампира вырывает из раздумий, его заплывший, полный усталости взгляд отрывается от гравировки и сразу пересекается с чужим, от которого у него страх распространяется по всему телу. — Я… я… — шепелявит едва заплетающимся языком. Мысли будто бы превратились в вязкую жижу, словно болото, и он едва ли может подобрать нужные буквы, не то что слова. Стоит мертвецу закрыть веки на какие-то жалкие доли секунд, как тело мужчины уже нависает над ним, а тёплая по сравнению с его телом ладонь касается его лица. Тэхён обеспокоенным взглядом смотрит на Чонгука и кончиком большого пальца нежно, словно боясь навредить, поглаживает тонкую нежную кожу под глазом. — Б-боялся испачкать в-вещи в…ваши. Дрожащие ноги мертвеца отказывают держать тело. Между чужих бровей появляется складка, когда Чонгук медленно начинает скатываться по стене вниз, не отрывая своего затуманенного взгляда от чужих нахмуренных глаз. Тэхён успевает окольцевать тонкую талию и прижать к своему телу Чонгука, прежде чем тот успевает окончательно упасть. — Ты еле стоишь, сладкий, — голос мужчины полон недовольства. И даже суженные зрачки подтверждают это. Тэхён другой рукой сразу обхватывает подбородок, заставив смотреть ему прямо в глаза, когда тот, не выдержав такого пронзительного взгляда, отвернул голову в сторону. — Думаешь, меня какая-то грязь на этой рухляди волнует больше, чем ты? Вампир раздражён и недоволен. А от пронизывающего хищного взгляда у Чонгука голова начинает кружиться. Он смыкает веки и издаёт скулёж. К глазам начинают подступать слёзы, которые он упорно пытается сдержать, но те всё равно вырываются и катятся по щекам. Ему страшно. Он устал. На лице мужчины выступают желваки, гулко выдыхает, пытаясь успокоиться. Он наклоняется к красивому нежному лицу, кончиком длинного языка подхватывает солёную каплю, слизывает всю мокрую дорожку на мягкой щеке и точно также проделывает с другой стороной. Из его груди доносится урчание. Вампир сдерживает сильное желание прокусить эту нежную лакомую кожу. — Люблю, — шепчет в порыве. Но до мертвеца это вряд ли доходит. Он, окончательно потеряв силы, виснет куклой в крепких и жилистых руках вампира. Мужчина подхватывает лёгкое тело, как можно ближе прижимает к своей груди, затем осторожными шагами идёт по лестнице наверх, направляясь прямо в ванную комнату. По его просьбе всё было готово: наполненная тёплая ванна с целебными маслами; мягкая мочалка; нужные крема; много мягких полотенец; также по его просьбе сюда принесли мягкий диван, на который он бережно и уложил Чонгука. Безмятежное лицо, такое прекрасное. Он не может не очертить своими пальцами чужие родные линии. Он не может не провести по мягким побледневшим губам. Он не может не прикоснуться к ним своими. Он не может не… — Мой любимый, — шепчет от переполняющих чувств. — Мой маленький, — он позволяет чувствам овладеть его разумом. — Мой сладкий, — мужчина, словно беспомощный котёнок, утыкается носом в шею. — Мой вкусный, — горькие слёзы падают на бледную кожу шеи. — Мой… Он сидит так на коленях, прислонившись к не дышащему прохладному телу. В котором совсем не бьётся сердце. Успокоившись, он отстраняется, вновь оставляет поцелуй, на этот раз в уголке губ, и медленно начинает раздевать. Расстегнув все пуговицы в костюме и рубашке, вампир приподнимает корпус и бережно стаскивает вещи с плеч и рук. Затем медленно вновь укладывает на мягкий диван. С той же осторожностью он снимает брюки с бельём. — До чего же ты невинный и волшебный! — не может сдержать своё обожание. Тэхён бережно берёт в руки Чонгука, подходит к тёплой ванне и опускает его в неё. Не даёт ногам удариться о бортик. Усадив тело в ванну, он с большей осторожностью прислоняет спину к бортику, голову придерживает ладонью, и только когда уверяется в том, что всё тело в безопасности, голову прислоняет к бортику ванны. Он невероятно сильно боится навредить, ведь в руках его сокровище. Мужчина мягкой мыльной мочалкой нежно очищает кожу от грязи. Проходит по шее, по красивым рукам, по мускулистой груди, рельефному торсу. Приподнимает торс, прижимает к своему телу и такими же движениями проходится по всей спине, а затем вновь осторожно прислоняет к бортику. Прополаскивает мочалку, намыливает и начинает с крепких бёдер и заканчивает тщательным натиранием пяточек. Под конец снова прополаскивает и намыливает мочалку. Переходит к промежности. Уход за телом Чонгука для мужчины совсем не морока, скорее наоборот. Ему нравится заботиться о Чонгуке. Нравится ополаскивать тело от мыла и повторять процедуру вновь. Нравится проводить по нему мягким сухим полотенцем, когда он переносит своё сокровище в свою комнату на кровать. Он тщательно сушит кожу, чтобы на той совсем не осталось влаги. Затем, накрыв тело тонким одеялом, он подготавливает всё нужное для мытья волос. Тазик с водой, кувшин, пустой тазик, моющее средство, мягкое полотенце. Тэхён одной рукой приподнимает плечи и голову. Кувшином льёт воду на голову, заботясь о том, чтобы она не попало на лицо. Вся вода стекает в пустой тазик. Массажными нежными движениями намыливает голову, точно также всё смывает, повторяет всё ещё раз и осторожно сушит мокрые волосы. Под голову подкладывает подушку. И не может не улыбнуться проделанной работе. Осталось совсем немного. Жалко. Ему бы хотелось дольше ухаживать. Тэхён смачивает чистое полотенце и осторожно проходится по лицу, не забывает про уши, это тоже повторяет несколько раз. И уж точно совсем не забывает высушить нежную кожу лица. Находит нужное масло и втирает в кожу лица массажными движениями. Разминает плечи, проходится по всей руке, вплоть до красивых пальцев, по мягкой груди, не может не пройтись по соскам, что сразу оживают, растирает вкуснопахнущее масло по животу, бёдрам, голеням, ступням и пяточкам. Удостоверившись в том, что кожа полностью впитало масло, он переворачивает тело и вновь втирает масло. Не оставляет и миллиметра кожи. Промежность — тем более. Перевернув снова, он одевает Чонгука только в штаны. — Вот и всё, моё созвездие. Целует в лоб. И… Возобновляет укус. Сердце Чонгука начинает биться.