Инсинуация

…всё рушится. placebo — passive, aggressive

      Астарион доволен собой и незаметно ухмыляется, идя перед беглянкой. Какое же неразумное существо, какая же доверчивая и пустоголовая женщина, ступающая к смеющейся смерти. Ему льстит, чрезмерно льстит, что именно он властвует над ней и её незначимой жизнью. Плевать на то, что тифлинг не подаёт голос, что у неё странная походка, как у охотящегося хищника, готового напасть в любой момент, что выглядит так, будто с иного мира. Нужно обязательно сжечь его любимую рубашку после грязной и чужой особы, чьё тело лишено изящества.       Направляются к поместью первое время молча, однако вскоре эльф внезапно проявляет прохладный интерес, звуча слегка насмешливо. — Чем ты питаешься, зверёк?       Под ногами ломаются сухие ветки, тёплый ветер мягкими объятиями окутывает шелестящие листья, далее плечи путника и путницы. — Что ты и вправду не умеешь говорить или же играешься со мной?       Мужчина резко останавливается, из-за чего женщина врезается в него, а следом отпрыгивает и шипит, раскрывая рот и выставляя зубы. Она не привыкла к физическому контакту, недоверчива, пускай и следует за ним из-за впервые проявленного доброго жеста со стороны незнакомца. Вампиру же лучше избегать подобных ситуаций, чтобы не спугнуть её. — О, нет-нет, что ты? — с фальшивой заботой заверяет мужчина. — Я не собирался тебя обидеть.       Выражение женского лица смягчается, тифлинг принимает менее враждебную позу и тщательно рассматривает внешность Астариона. — Когда мы придём, я… — прокашливается, — покормлю тебя.       В мгновение ока она оказывается к нему впритык, но не дотрагивается; нюхает шею, вставая на носочки, и далее щекочет кончиком носа подбородок и скулу вампира. — Тише, зверёк, — посмеивается и далее возвращает себе некоторую надменность. — Это так невежливо.       Он поражается поведению спутницы, которая, по всей видимости, не притворяется и на самом деле является необразованной, бездомной и невежественной. — Неужели у тебя нет имени? — наклоняется чуть вперёд.       Мужчина удивлённо вскидывает брови в момент слабого мотания головой со стороны женщины. — О, всё же до крошечного мозга и не крошечных ушек доходит суть сказанного? — забавится, на короткую секунду теряясь в звериных глазах с изучающим прищуром.       Она опять нюхает кожу и реагирует необычно. — Это дорогие масла, зверёк. Прошу не строить подобные гримасы, — вампир напрягается, когда тифлинг опускается ниже, прислоняет ухо к мужской обнажённой груди, а свои ладони кладёт на бока Астариона. — Очень неприличная.       Его запах схож с запахом мокрых деревьев и мха, выпивающих людей в лесах, которых часто видела тифлинг, только более приятный, а не резкий, как у них. Перемолотые лепестки пионов или кожура апельсинов: такое обычно исходит от торговцев заморскими товарами и утончённо одетых женщин. Она вопросительно сгущает брови к переносице, перемещает руки на свою грудь и проверяет, бьётся ли у неё сердце. — Ох, зверёк, в этом мире столько существ, верно? У меня тоже есть пульс, — ей нежелательно знать, что он нежить. — Иногда.       Глупа ли до такой степени, что понятия не имеет о существовании вампиров? Глупа ли до такой степени, что не догадывается о последствиях встречи с ними? — Тебе лучше отойти, — тихо говорит, не отходя первым.       Когда женщина так близко, нетрудно возникнуть опасному соблазну вонзить клыки в шею.       Ближе, ближе… Сахар с приправами, конфеты перчёные. Таков аромат её крови, так сладко текущей внутри мягкого тела. Так вкусно обволакивает органы, обмывает кости; эльф представляет, как аппетитно лопаются сосуды и рвутся связки. Прямо сейчас, прямо перед ним — пряное мясо, и голод усиливается, несмотря на то, что Астарион допивал остатки за хозяином перед охотой.       Она делает шаг назад сама, когда вампир тянется к её горлу. Глядит всё так же неотрывно и пронзительно, ожидая следующих действий или указаний. Бесконечные скитания в одиночку в итоге приводят к кому-то отличающемуся, помогающему и разговорчивому. В её голове нет безрассудной мысли остаться с ним навсегда, тифлингу хочется исследовать места, поесть и попить, чтобы набраться сил и позже сбежать. У обоих своя выгода.       Если отрицаешь это, тогда это твой промах.       Поместье, погруженное в чернильный мрак, возвышается на вершине холма, словно стражник ночи, готовый принять наивных гостей смерти. Стены замка, обросшие паутиной и облетевшими плющами, — нутро безжалостного владельца, чья вечная жажда и жестокая природа заполняют каждый его уголок. Входные ворота, изуродованные временем и покрытые ржавчиной, скрипят при каждом шорохе ветра, словно предупреждая о грядущих мучениях. Астарион ведёт за собой женщину, временами оглядываясь на неё то ли из-за растущего желания иссушить, то ли из-за жадного любопытства.       Внутри поместья зыбкий полумрак — только слабые лучи лунного света проникают сквозь пыльные окна, создавая мрачные игры теней на стенах. Длинные коридоры, усыпанные сломанными канделябрами и разбитой мебелью, скрывают бездонные пропасти надрывных криков прошлых присутствующих. В зале, где временами звучит музыка, сейчас царит мёртвый покой. Старинные картины, изображающие чванливого хозяина и некоторых неизвестных личностей, кажутся живыми и пугающе улыбаются, словно смеются над несчастьем, которое охватывает это место. На полу лежат разбросанные кости и обломки, свидетельствующие о кровавых битвах, которые разгорались в этих стенах. Наконец они останавливаются, когда доходят до главного зала, где на украшенном драгоценностями троне восседает Казадор. — Мой маленький мальчик привёл… — его горящие глаза исследуют новую жертву, — тифлинга? — Да, хозяин, — монотонно, немного отлично от прежней манеры говорить, соглашается вампир.       Казадор встаёт с места и идёт к женщине, вульгарно цокая. — Так-так, что это у нас…       Неожиданно их прерывает звук приближающихся шагов. — Казадор.       Строгий голос вошедшей в зал женщины принуждает даже самого бессердечного садиста вздрогнуть. Астарион знает, что у хозяина сильная ненависть к одной вампирше, которая ставит его на колени перед ней. Готов поспорить, что тот так и норовит дотронуться хотя бы ног Адрастеи, и именно из-за этой невозможности Казадор вымещает ревностную злость на своём отродье и сексуально извращается над ним.       Адрастея Белламира — древняя истинная, когда-то взявшая Казадора под своё холодное крыло. Её красные глаза, как два пылающих угля, пронзают тьму, отражая власть над каждой душой здесь. Присутствие Адрастеи наполняет поместье элегантностью и непостижимой привлекательностью. Она — воплощение идеала жуткой красоты, притягивающая аристократической внешностью и одновременно отталкиваяющая своей безэмоциональностью.       Женщина подходит к тифлингу, давая приказ Астариону. — Раздеть.       Отродье слушается и снимает с неё его рубашку. — Повернуть, — Белламира интересуют татуировки на её теле, а точнее их значение. — Заберу. — Нет, она приведена мне, — озлобленно цедит сквозь зубы Казадор. — У тебя полно пленников.       Адрастея не слушает; с некоторой загадочностью осматривает прибывшую. — Имя, — спрашивает у женщины, поражая рядом стоящих вампиров, ведь, как правило, у еды нет имён. — Дело в том, что… — произносит отродье, — она не умеет говорить, имени тоже нет, госпожа. Как зверь, — отчитывается Астарион, сцепляя руки за спиной в замок. — Значит нужно научить.       Заключение Адрастеи повергает мужчин в шок, позже Казадор начинает истерически смеяться. — Мясо? Научить говорить? — И читать. Отмыть и покормить. Как всё будет выполнено, я заберу себе в услужение, — её рубиновые украшения на шее привлекают внимание тифлинга, поэтому она не сразу соображает сориентироваться и подумать, как сбежать из этого места. — Хочешь сделать из неё отродье? — Казадор скрещивает руки на груди, смотря пренебрежительно, будто жертва этого недостойна. — Тебя это не касается. Я разрешила находиться в моём бывшем поместье, и я по-прежнему хозяйка, — вздёргивает прямой нос и поджимает аккуратно накрашенные бордовые губы в раздражении. — Мой мальчик займётся этим, — вампир всей своей тухлой душой презирает Адрастею, однако уже какой век продолжает подчиняться.       Астариона возмущает подобное стечение обстоятельств и мужчина думает высказать своё несогласие, но вмиг решает воспользоваться хитростью: если будет занят обучением и кормёжкой юродивой, то у него всегда будет аргумент избежать указов своего тирана, так как можно напомнить о Белламира, о более властной фигуре. — Я позабочусь о… — хочет сказать «зверьке» и не успевает из-за решительного: — Летиция, — Адрастея даёт имя своей будущей слуге. — У меня нет времени с ней возиться, но я готова ждать. Так что о прогрессе прошу оповещать.       Теперь она — Летиция, радостная и внушающая счастье, что определённо ей не подходит. Астарион же давится смешком, находясь в заметном замешательстве: зачем столь элегантной женщине неотёсанная дева, которую она не собирается умертвлять? — Не кусать. Увижу следы чьих-то зубов… — обращается к Казадору. — Тебе известно. — Не нужно… управлять мной, Адрастея, — терять авторитет перед своим рабом унизительно.       Белламира сверяет мужчин безжизненным взглядом, поглаживает себя тонкими пальцами по бокам облегающего белого платья и оставляет их одних, уходя в своё поместье неподалёку. — Ты слышал её, мой мальчик, — последнее звучит издевательски. — Это существо нужно вымыть. — Но воды… — вода наносит вампирам небольшой, но всё же вред. — Рядом озеро. Набери, — ядовитая злоба жжёт его неработающие органы. — Я сам найду еду.       Астарион догадывается, что получит наказание от Казадора следующей ночью.       Летиция не до конца понимает происходящее по причине незнания многих слов, особенно, когда из них строятся сложные предложения. Эльфу приходится идти за водой с двумя бадьями, далее за другой рубашкой для неё, и в скором времени возвращается. Астарион ведет женщину за собой и приглашает пройти в ванную комнату, явно не готовый тратить силы.       Тифлинг проходит внутрь тёмного помещения. Вампир зажигает свечи, хотя это не помогает осветить комнату целиком, и от этого место становится более приватным. Стены и полы сделаны из давно потресканных эбонитовых листов, которые создают ощущение лютого мороза и страшных безмолвных наблюдающих в углах. Подсвеченные свечами ниши с древними резными фигурами добавляют комнате дополнительную роскошь, что вновь заинтересовывает Летицию: ей всегда нравились статуэтки у странствующих торговцев на прилавках. В центре находится огромная старинная ванна из чёрного мрамора, напоминающая ковчеговидное судно. Её форма и узоры на поверхности дарят впечатление произведения искусства, которого женщина ещё не познала. Астарион выливает отнюдь не тёплую воду в ванну, приговаривая. — Тебе нужно сесть сюда, зверёк.       Она отрицательно мотает головой. — Купаться, — разговаривает как с щенком или ребёнком. — Сейчас же.       Бесцеремонно хватает её за запястье и тянет на себя, после чего Летиция со всей силы кусает вампира за плечо, оставляя восемь глубоких дыр от верхних и нижних клыков. — Как ты смеешь, маленький глупый зверёк? — теряет терпение, как вдруг меняет тон на более спокойный, замечая, как её зелёные глаза ищут возможный вариант выхода. — Так… — Летиция шипит и делает шаг назад. — Я просто тебя помою, видишь? Это вода, — касается поверхности, обжигая пальцы, Летиция же недоумённо наблюдает за эльфом.       Женщина погружается в воду, не чувствуя дискомфорт от её низкой температуры. Астарион же садится на одно колено и берёт в руки заплесневелое мыло и жёсткую мочалку, которыми уже не мылись несколько лет: вместо этого Астарион использует эфирные масла, чтобы кожа пахла изысканно. — Не верю, что делаю это… — вполголоса ворчит он, отмывая грязное тело Летиции.       Её хвост виляет из стороны в сторону, иногда задевает то щёки, то подбородок Астариона. — Прекращай играться, — серьёзно молвит он, не желая сорваться и поставить на место столь низшее существо.       Его ладони болят из-за контакта с водой, однако мужчина продолжает мыть её рога, ноги, живот и спину. Он отвлекается на татуировки Летиции, которые больше похожи на врождённые пятна-рисунки, а не на работу чернилами. И когда тифлинг становится чище, как и волосы, которые Астарион также промыл, ему начинает надоедать быть с ней. — Вылезай.       Вместо этого тифлинг подплывает к вампиру, встаёт на ноги, ставя руки на бортик ванны и чуть подаваясь вперёд. Мокрые большие груди соприкасаются с его торсом, и с них капает вода, оставляя на эльфе влажные полосы, вскоре окрасившиеся в алый. Она моргает, змеиные глаза обследуют его тело с недавно полученными увечьями и её укусом, а также повреждениями от воды. Летиция высовывает язык, который чуть длиннее, чем у других рас, и зауженным кончиком проводит по ранению, которое нанесла сама. Астарион ощущает её слюну и брезгливо морщит нос, однако позже, когда чувствует стягивание кожи, широко раскрывает глаза от удивления. — Ты залечила меня, зверёк?       Её язык опускается ниже, обводя шрамы, полученные плетью от Казадора. В мгновение ока они становятся невидимыми; отчего-то мужчина не толкает Летицию, не выражает протест, а лишь выжидает. Женщина издаёт звуки, похожие на слабое мурчание, когда зализывает его травмы, но вдруг эльф мягко обхватывает её шею, шёпотом приговаривая: — Ниже есть ещё шрамы, зверёк. Только лезть туда не нужно, ты много себе позволяешь.       Она убирает язык с начала пояса штанов Астариона, не понимая, что переходит черту с малознакомой личностью; с тем, кто в любой момент может воспользоваться ею во всех самых аморальных смыслах. Летиции кажется, что вампир в какой-то степени трепетный к ней, поэтому осмеливается исцелить своими способностями.       Это в пределах твоей досягаемости, сосредоточься.       Женщина садится обратно и отплывает назад, полностью расслабляясь. Не отводит испытующего взгляда от мужчины, не выполняя его приказ вылезать из ванны. Летиция берёт оставленный Астарионом кусок мыла и нюхает его, следом пытается положить в рот. — Перестань, зверёк, — он бы посмотрел, как та давится отвратительной на вкус вещью, только меньше всего хочет быть униженным либо Адрастеей, либо Казадором, если с этим существом что-то случится. Тем не менее у него на дне пустого органа бултыхается остаточное желание ощутить её своеобразные методы лечения на себе, что подпитывает некое отвращение к нежеланной гостье. — Дорогуша, мы могли бы, конечно, целые ночи мариноваться в этой вонючей воде, однако же, к моему сожалению, мне тебя ещё кормить, — показывает себя остранённым и малость сердитым. — Не желаю нянечкой быть в белом фартучке, так что прошу слушаться меня с первого раза.       Она шипит, огрызаясь, но всё же поднимается с места, далее становясь на пол. Астарион смотрит глазами заклинателя змей, вырисовывая ломанными линиями следы его неприязненно-пылающего взора по её покатой спине и пышным ягодицам. И горделивое презрение к такой, как она, вынуждает незамедлительно взять с табурета новую рубашку и небрежно кинуть ей. — Соображай, зверёк. Надеюсь, твоих умственных способностей на этот раз хватит надеть без замедления.       Летиция натягивает на себя неправильно, задом наперёд — Астариону приходится исправлять это с последующими утомлёнными вздохами.       Каждый раз, когда я поднимаюсь, я вижу, как ты падаешь… Можешь ли ты найти мне место в своём кровоточащем сердце?