Похищенные цветы

У Лилии всегда было всё, чего только можно желать. Так говорили, во всяком случае. Лилию считали избалованной, и это было верно. Но сама она знала, есть много такого, что ей никогда не получить. И, что ещё грустнее, сильнее всего Лилия хотела именно это. Она хотела летать и жить вечно, хотела другую жизнь, не ту, которая ей предлагалась среди людей. Она не хотела быть знаменитой, нужной или значительной в человеческом обществе. Она прекрасно знала, как ей повезло, как всё сложилось для неё благоприятно в мире, как её любят. Знала, что не все могут позволить себе даже чтение любимой книги после обеда, а у неё было времени для книг хоть отбавляй. Знала, что не у всех есть гардероб размером с комнату. Что не всех детей любят так, как любят её, и не у всех есть ласковые отношения с сёстрами, как у неё. И Лилия ценила это. Только всё равно хотела иную жизнь. Она не понимала себя, и порой ругала за неблагодарность и глупость. В новом мире под водой Лилия не чувствовала себя чужой или одинокой. Может быть, её почти все тут невзлюбили, но Лилия была не из тех, кого этим остановишь. Хотя она ощущала здесь боль и страх, но так же поняла, что Озёрный край лучше человеческого мира, и счастье, которое она могла бы тут обрести, лучше человеческого счастья. Наверняка, живут где-то люди, которым нравится то, что предлагается в человеческом обществе, но Лилию такие предложения лишь расстраивали. А в Озёрном краю её влекло то неосязаемое и очевидное, о чём всегда бывали её грёзы. Феи называют её смертной, а значит, сами бессмертны. И Возерай сказала про свои путешествия в другие миры. Лилии было достаточно таких упоминаний, чтобы фантазия заработала в полную силу и расстелила перед ней неведомые розовые дали. Но и жуткий подводный холод теперь не ощущался, и на Лилию свалились те чувства, которые прежде как бы отодвигались прочь, за невозможностью переживать слишком много плохого одновременно. Мама и сёстры остались наверху. И Лилия знала, они не уснут спокойно, пока снова не увидят её, целой и невредимой. Нужно было хоть как-нибудь отвлечься. Поскольку пообщаться было не с кем, Лилия, гуляя в саду, говорила сама с собой, — не вслух, конечно. Обычно ей было не трудно отстраниться от настоящего в бессознательный поток воображения, и найти в этом утешение и забвение, но в последнее время всё так запуталось, что оставалось только спорить с самой собой, доказывая, что Возерай — прелесть. Настроение наступило какое-то противное, Лилия чуть находила силы для спора, а часть разума ворчливо доказывала, что Возерай — злобное человекоядное существо, явно безумное. Кысь ничуть не помогала, изредка выдавая мысли примерно следующего содержания: «Не думаете же вы, что наш народ — всё равно, что ваш?» Хорошо, что она хотя бы не стала смеяться над Лилией из-за того, что ей хватило ума «прогуляться». — А не будет ли с вашей стороны замечательно как-нибудь отблагодарить Хозяйку? — спросила Кысь только, самым учтивым тоном, без осуждения. — Не думаю, что это разумно, — ответила Лилия пресно. Такое развитие разговора она не собиралась поощрять. Было бы даже вполне справедливо, если бы её этим донимала сама Возерай, а не Кысь. — Скажите ей что-нибудь, — посоветовала Кысь. — Доброе. Звучало не так плохо. Лилия согласилась бы, что это дельный совет, не опасайся она, что может выразиться как-то некрасиво или неуместно. Она даже не знала, какие слова здесь полагается говорить в благодарность, а ошибаться ещё и в этом было ну уже просто неприлично. В остальном Кысь вела себя сдержано и даже успокоила Лилию, сообщив, что Лихо в самом деле та ещё «гадость», мерзавка, и общаться с ней бывает до крайности неприятно всем окружающим, не только смертным. — Постарайтесь выбросить из головы её дрянные штучки. — Лилия сжала губы. Кысь в точностях описала, что Возерай уже «взвесила всё и поосудила всех» (она так и выразилась, «поосудила») и что теперь Лихо «довертелась» и в доме не живёт. Возерай изгнала её, окончательным образом, вместе с ещё пятью самыми виновными, на её Хозяйский взгляд. Остальных же она отправила исправляться вместе с Тенью и Тишь. — Можно выгнать из дома? — Лилия даже перестала пить чай. — Само собой. — просто ответила Кысь. — Хотя за шутку над смертной ещё никого никогда не выгоняли. Это знаменательный случай... разговоры все только об этом. Но Возерай вывернула так, будто выгоняет за всё, что те мерзавки вытворяли последние лет двести. Так что, в основном, судьи Хозяйку поддержали. — Лилия слушала с любопытством. А Кысь, договорив, посоветовала: — Лучше бы вам беспокоиться, как вас воспримут те, с кем вы ещё, собственно, не имели удовольствия пообщаться... С советницами Возерай, например. Раз уж идёте на завтрак. Возерай, безусловно, Хозяйка, только каждая советница сама себе начальница, и с улыбкой кушать странную дрянь, когда рядом свежее человеческое мясо, не будет. Вот увидите, они вам выскажут, что думают, и хорошо, если этим обойдутся. Дня три назад подобные заявления привели бы Лилию в ужас. — Это меня как раз не беспокоит. Итак всё ясно, — спокойно вздохнула Лилия. Кысь пожала плечами. Она вообще относилась к Лилии с редким сопереживанием, и как-то сделалась обходительнее, хотя и причин вроде бы не было. Она даже предложила Лилии прогуляться в своё любимое место, в древнюю подводную рощу, где как раз во всей красе многовековые деревья. Кысь долго описывала чудесность рощи, рассказывая про рыбок, про алые цветы, цветущие так глубоко, что никому из смертных никогда не увидеть, про дорожки, залитые волшебным незабудково-голубым светом, но Лилия всё равно отказалась. Она очень вымоталась. К тому же, она мысленно готовилась сесть за один стол с целой толпой чудищ. Кысь предложила Лилии тогда другое развлечение: идти послушать, как играют музыкантки, они как раз готовились к предстоящему празднику. — Что за праздник? — спросила Лилия, которая устало полулежала на мягких как пух одеялах и всё пила горьковатый чай с нежным ореховым запахом, из крохотной чашечки в виде кувшинки. — Первое летнее полнолуние, — объяснила Кысь. — Люди его разве не празднуют? — Нет, — Лилия улыбнулась. Она никогда о таком не слышала. Кысь видимо удивилась. — Тогда вам тем более стоит идти. Не бойтесь, с вами ничего не случится больше. — Я всё же откажусь, — Лилия вздохнула. Ей хотелось послушать, как играют здешние музыкантки, но она боялась, как бы слова Кысь не оказались так же дешёвы, как и слова Красунь. Лилия решила, что выйдет из спальни и сада только в одном случае: если за ней явится Возерай лично. Кысь предложила ещё пойти полюбоваться, как украшают дом к торжеству, но Лилия покачала головой, сказав, что ей что-то не хочется. Кысь попыталась было убедить её, но ничего не добилась и оставила в покое. А когда она ушла, Лилия, в одиночестве, от нечего делать погуляла по своей купальне — там и впрямь было где прогуляться. Вернувшись, она задремала и сама не заметила, как настал вечер. Время суток стало крайне размытым понятием. Проснувшись, Лилия поняла, что ничего не остаётся, кроме как заскучать. Но у неё ещё был волшебный цветок. Она всё прятала его, хотя уже и не сомневалась, что, в случае если его стащат, можно пожаловаться Хозяйке, и та мигом всё наладит. Лилия сидела на кровати и наблюдала за разноцветным пламенем. Отстветы его двигались по стенам равными кругами. Иногда казалось, что откуда-то, словно из другого мира, доносится слабый голос. Он звал Лилию. Лилия прислушивалась, но долгое время не могла осознать, что слышит голос на самом деле. — Мама? — спросила Лилия, вглядываясь в пламя. Немного неуверенно. Несомненно, голос этот принадлежал её матери. — Лилия? Лилия вздрогнула и вцепилась в цветок до побеления пальцев. — Мама! — она чуть не вскочила с одеяла от переполнявших её чувств. — Неужели ты слышишь меня? Не снилось ли ей это? Лилия так всполошилась, что даже покраснела. — Где ты, Лилия? — Я в безопасности, не бойся, — Лилия чуть не плакала; она неловко вертелась на одеяле, будто забыла, как сидеть. Непривычное чувство опустошения коснулось её, будто они говорили долго-долго, много часов, — Всё замечательно. — Там есть кто-то с тобой? — Да, есть, моя новая подруга. Она не даст навредить мне. Не переживай. Я в полном порядке! — Кто она, как её зовут? Откуда ты её знаешь? Лилия ощущала страшное давление на своих плечах, как будто каждое слово давалось через усилие. — Она моя старая знакомая, — соврала она без запинки, волнуясь, как бы признание в продолжительности знакомства не испугало мать ещё сильнее. — Она очень мила со мной. Скоро я вернусь. Обещаю тебе. Через три или четыре недели. Обещаю! — Лилия, я боюсь за тебя... Тут голова у Лилии закружилась от страшного переутомления, и руки сами собой разжались; цветок упал на одеяло и голос потух. — Мама, мама, — зашептала Лилия, растерзанная наступившей тишиной, задыхаясь и вытирая слезы боковой стороной ладони, по одной штуке с каждой щеки за раз. — Мама, ты меня не слышишь? Голос не возвращался, и Лилия сообразила, что больше разговаривать с матерью она не может. Тогда она предположила, что цветок волшебным образом умеет связывать с близкими. А сейчас она устала, и сил не хватает для колдовства. Так вот для чего Возерай подарила его. Но почему же сразу не сказала? Верно, забыла, или решила, что Лилия догадается сама. Слегка успокоившись и убрав цветок, Лилия постаралась отвлечься, чтобы отдохнуть, набраться сил и снова попытаться. Должно быть, стоило отложить это дело до следующей ночи. И тут вдруг по двери постучали. — Войдите! — обрадовалась Лилия. Этот стук она узнала. Кто ещё, кроме Возерай, смогла бы так постучать? Но в спальне появилась незнакомая статная мечница в чёрном. На руках она носила жёсткие перчатки, а на поясе тонкий длинный клинок в украшенных озёрным жемчугом ножнах, и вся она была белым-бела, как лён. — Здравствуй, Лилия, — сказала она чётко и одновременно плавно, и Лилия прямо опешила. По имени её называли тут нечасто. — Я сестра Возерай, Ива. Это всё объяснило. Ива утончённо поклонилась и немного помолчала, давая поражённой Лилии передышку, что явно было необходимо. А потом даже более чётко и плавно добавила: — Возерай упоминала, что вы хотели бы иметь телохранительницу. Я почту за честь побыть вашей телохранительницей, пока вы живёте здесь. — Очень приятно познакомиться, — сказала наконец Лилия, когда слегка оправилась от первоначального впечатления. — А вам не будет неудобно? Вы же сестра Хозяйки. Я думала, это значит, вы очень важная женщина... Она всё никак не могла это уложить в голове. — Я очень важная женщина. — Ива улыбнулась Лилии, и та готова была поклясться, что улыбается она в точности как Возерай. — Но мне не сложно взять на себя эти обязанности. Понимаю, вас, должно быть, расстраивает, что я не имею того же положения, что и сестра, а значит, не смогу отдавать приказы и распоряжения, случись что-нибудь. Но зато я всегда могу быть рядом, и владею оружием не хуже Возерай. Вы согласны? — Я хотела сказать, разве вы тоже не управляете домом? И мне неловко, что вы потратите своё время, чтобы защищать меня. — Не волнуйтесь об этом, у меня впереди вечность, — ответила Ива. — Возерай лишь изредка спрашивает моего совета в делах власти. У меня совсем другие занятия и обязанности. И мне не трудно их слегка потеснить. Так каким будет ваш ответ? Лилия задумалась. Её поразило, что Иве стало важно её мнение — обычно оно тут никем не признавалось, кроме Язуруть, которая словно была не от мира сего, и Возерай. И тех, кому Возерай отдала распоряжение испрашивать у гостьи мнение. Остальные Лилию обзывали, хватали, таскали, щипали, щекотали, пихали, пинали и издевались как угодно, словно она тряпочная старая кукла, которую уже не жалко. — Пожалуйста, будьте, — сказала Лилия, всё взвесив. Захотелось проверить, сестра у Возерай такая же особенная, как и сама Возерай? — Тогда я буду стоять с той стороны двери. И никому, кроме тех, кто вам понравится, не позволю войти. Вы согласны? Лилии предложение пришлось по вкусу, хотя возникла некоторая заминка. — Но дверь ведь зачарована, её могут найти лишь те, кому разрешила Возерай. — Даже, если им позволила Возерай, прежде чем они войдут — я спрошу, пустить ли их. Если мы пожмём руки, я почувстую, когда к вам будут открывать дверь, и мигом явлюсь. Это Лилии очень понравилось. — Да, я согласна. — И во всё остальное время я буду сопровождать вас и охранять. Согласны? — Да, согласна. — Чудесно. — Ива улыбнулась, пожимая Лилии руку, и Лилия опять поразилась её сходству с сестрой. Хотя даже говорили они очень по-разному. — Тогда буду ждать снаружи. Если кто-нибудь захочет зайти, я постучу и спрошу, пустить ли её. — Ива стукнула несколько раз по двери, показывая, как именно. Лилия задумчиво закивала, а телохранительница вышла из комнаты и закрыла дверь. Возерай тем временем уже отдала последние распоряжения по поводу завтрака. Она стояла посреди громадной и мрачной Гранитной столовой, — где в качестве исключения зажгли множество голубых огоньков, которые теперь блистали в граните и зеркалах, — и распоряжалась. — Хозяйка, Весзор ответила, что обязательно будет здесь. — перед Возерай появилась фея и глубоко поклонилась. — Она очень хочет увидеть и поприветствовать смертную гостью. — Благодарю, — кивнула Возерай. Фея тут же ещё раз поклонилась и растаяла, как утренний туман. Тут появилась ещё одна фея. — Уважаемая Хозяйка, вы ещё не ответили, какое вино подавать на стол. Одуванчиковое, грибное или яблочное? — Одуванчиковое, — ответила Возерай, расхаживая вдоль стола. Она никак не могла сделать этот выбор. Она вспомнила, что люди называют яблочное вино «уксус» и не пьют, а зачем-то добавляют в выпечку или моют им то, что по другому не отмывается. По поводу грибного она ничего не могла припомнить. На самом деле, она понятия не имела, как люди сочетают вина и блюда, и волновалась об этом; Лилия была довольно искушённой, и Возерай беспокоилась, что не угодит. Было бы проще спросить саму Лилию, но Возерай находила это невежливым. «Если я сделаю что-нибудь неправильно, самое худшее, что произойдёт — она разочаруется в моей проницательности и знаниях человеческой природы и бытности. Что довольно ужасно. Но не смертельно» — так она повторяла самой себе третий раз. — Здесь всё готово, Хозяйка, — три бледнокожие феи, накрывавшие на стол, поклонились, слегка качнув головами. На скатерти из густого тёмного мха голубела огоньками заколдованная серебряная посуда. Чашки, похожие на крабов, тихо ожидали своего часа. Графины то поднимали, то опускали обратно на место свои крышки, будто пытались посмотреть или попробовать, что у них внутри. Маленькие белые цветы колыхались среди усевшихся тарелок. Ложки рыбьей стайкой сновали между посуды покрупнее, но не слишком далёко от определённого им места. — Благодарю. — ответила Возерай, продолжая расхаживать, и стряхнув потрясающе уложенные волосы со лба, — Передайте, пусть принесут ещё виноградное вино. И камышовое. — Зачем виноградное вино? — удивилась Ряска, которая тоже помогала посильно, зажигая вручную разноцветные свечи для многоярусных подсвечников. — Люди его пьют, — сказала Возерай довольно уверенно. — Как-то это странно, — задумалась одна из стоявших перед Возерай фей. Ряска хихикнула: — Да, странно, не то слово! Виноградное вино только чтобы травить гадов годится. — Ты всё сделала, что должна? — спросила Возерай, слегка рассердившись. Ряска неопределенно пожала плечами и убежала. Как будто вспомнила что-то. Вместе с ней удалились ещё некоторые феи, видимо, посчитав, что незачем лишнего попадаться на глаза. Зато в столовой появилась Лёд. Она поставила на столе две вазы со свежими жёлтыми, красными и розовыми розами, которые по просьбе нарезала в «надземном» цветнике Хозяйки. — Как-то много, — сказала она, кивнув на отдельный столик, на котором уже стояли бутылки с винами. — Это же просто завтрак. Полнолуние не сегодня. — Хочу быть уверенной, что найдётся подходящее, — бесстрастно пояснила Возерай, и, осмотрев стол, — а он был крайне велик, — удовлетворённо выдохнула. — Тут выпивки не на четырнадцать, а на тридцать женщин. Я волнуюсь о тебе, Возерай. Тебе хочется из-за неё напиться? — Не понимаю, к чему ты? — Возерай махнула рукой, отпуская прочих помощниц. Те, как птицы, унеслись прочь. — Если сказать нечего, то хоть не сбивай нелепыми высказываниями. Мне пора. — Не забудь её предупредить, что не знаешь точно, что людям есть можно, а что нельзя. — Можешь чересчур не волноваться, я разобралась. Лёд вздохнула. — Ты так стараешься ради смертной, чтобы ей было, на что жаловаться? — Прекращай эти нелепые предположения. Разве мы не договорились с тобой о перемирии? — велела Возерай, и Лёд ничего не оставалось, кроме как кивнуть. — Неужели... Смертная согласилась к нам зайти? — в Гранитную столовую заглянула Уклейжег, и обежала её взглядом. Убранство имелось не самое торжественное, и она сообразила, к чему это. Смертную слишком изысканные украшения могли перепугать. — Вот досадно, я проспорила подруге четыре черепушки и почти новую трость. — Не надо было делать глупых ставок, — язвительно ответила Возерай. — Да я совсем не то хотела сказать... впрочем... Хозяйка, прошу вас не сердиться, я ничуть не возражаю против того, что вы её здесь держите, это ваше дело; по-моему, так хоть женитесь на ней. Но я и не думала, что она согласится. Садиться со смертной за стол — это чересчур. Я так считаю. Вы можете, само собой, поступать, как вам угодно... Надеюсь, вы не сочтёте за оскорбление. — Можешь идти, — слегка разочарованно ответила Возерай. Уклейжег с почти невидимым поклоном удалилась. — Возерай... — начала было Лёд, но Возерай махнула рукой, как будто сказала: «Ничего не желаю слышать», и вышла из столовой. Лёд нахохлилась и села на своё место. Красунь, поставившая на стол пузатый бутыль с каким-то напитком, покачала головой. Она тоже была весьма суеверна, хотя и меньше, чем Сколеск, Уклейжег или Серебужна. — Я волнуюсь, — сказала она. — Да, есть из-за чего, — согласилась Лёд. — А мне нравится, человеческая еда смешно выглядит, — хихикнула Ряска, возвратившись. — Не терпится уже попробовать! Всю жизнь бы такие странные штуки ела. Белые личинки птиц мне нравятся. Но на её высказывания особо внимание не обратили. Красунь взялась верховодить вместо Возерай, и велела попавшимся под руку феям убрать место Уклейжег, а Лёд рассматривала что-то в своём пустом кубке и огорчалась. — А вы слышали? Весзор сказала, что собирается с нами завтракать. — пробубнила она себе под нос. — Наверное, даже её уже довели до любопытства все эти события. — Как чудно́, что мы завтракаем с человеком, — Золотьсиг принесла большую тарелку с нарезанными плодами, поставила на стол и тоже уселась, прямо на пол. Рост у неё был такой, что иначе не получалось. Хотя стол низким назвать никак бы не вышло. — Да ещё с подобным размахом. Я привыкла видеть людей на столе, а не за столом. — А стол-то стоит не ровно, — Красунь осматривала стол с расстояния, чтобы убедиться, что всё как надо. — Иди сюда, — она пощёлкала ему пальцами. Стол сделал несколько шагов и замер. Серебужна, как раз заявившаяся в это время, поставила на чёрную, и вьющуюся, как дым, скатерть, длинное блюдо с копчёностями, придирчиво поправила салфетки, осмотрела приборы, посчитала кубки, и тревожно отошла в уголочек, будто не могла найти себе места. Сколеск, торчавшая у стены, точно неживая, и отстранённо наблюдавшая, чуть задела её плечом, и, отделившись от угла, гордо удалилась из Гранитной столовой, напоследок заявив во всеуслышание: — Уклейжег всё верно говорит, жаль, Возерай не понимает. Не бывало такого никогда, чтобы смертная с нами за одним столом сидела. Я отказываюсь принимать участие в этом представлении. И вам не советую. Её проводили удручёнными взглядами. Лилия в это время смотрела в окно. Ничего там не было видно, тьма кромешная. Но напротив окна лучше думалось. Думала она о том, что её дальше ждёт. Волшебный цветок излучал нежное тепло, и она так его стиснула, что руки заболели. Она ничего не слышала. Было тихо, изредка только какая-нибудь кроха-рыбка проплывала мимо, в пустоте. Тут по двери постучали два раза а потом один условленным образом, и появилась Ива. — Возерай пришла за вами. Её пустить? — Конечно, — Лилия встала, отряхиваясь от песка. — Можете впредь о ней не спрашивать, я всегда ей рада. Возерай на этот раз одета была в лавандовый, только без плаща, с брошью в виде шипастой ракушки на шее, и Лилия про себя отметила, что, должно быть, разные светло-фиолетовые — её любимые цвета. Первым делом Возерай осведомилась, как Лилия себя чувствует. Узнав, что «Благодарю вас, чудесно», она и сама как-то лучше себя почувствовала. — Вы готовы? — спросила Возерай так, будто заодно сказала: «Если откажетесь, я ничуть не огорчусь и не рассержусь». — Может быть, я не пойду? — убитым голосом спросила Лилия. — Знаю, что я уже согласилась... — Можете не идти. Но вынуждена признаться, сказать, что вы не явились, мне будет куда более неловко, чем в прошлый раз. Теперь это уже сойдёт за неуважение к моим советницам. Но я как-нибудь улажу всё. И, если вы всё же решитесь... Никто ничего дурного вам не сделает и не скажет. Я клянусь, — твёрдо обещала Возерай, и Лилия слегка расслабила пальцы, — Я ведь буду сидеть в шаге от вас. Ива, стоявшая у входа, всем своим видом как бы говорила: «Я тоже на вашей стороне». Возерай качнула головой, и Ива, улыбаясь, вышла из комнаты, прикрыв дверь. — Я понимаю, почему они вам так неприятны... — начала Возерай, но Лилия поторопилась пояснить: — Нет, я не хочу идти не из-за этого. — Из-за чего же? Как тяжело было сказать, что ей неловко за свою слабость и непохожесть, за то, что она будет особенной среди них. Особенной не в хорошем смысле. Конечно, Возерай ради неё шла на уступки и даже пренебрегала удобством, в том числе, изменила предпочтения в еде, соглашаясь есть то, что Кысь назвала странной дрянью. Возерай смотрела на Лилию взглядом «Из ваших рук я выпью яд». Но Кысь подчеркнула верно, остальные явно не станут себя в жертву приносить. И Лилия точно знала, что не хочет видеть, как они едят сырое мясо, и не хочет знать, чьё оно. — Я ведь... Не ем ничего такого, что едите вы. — скромно сказала Лилия, очень тихо. — Знаю. Я уже позаботилась об этом. Мы не будем есть ничего... привычного. — ответила Возерай. Лилия задумалась. Возерай неплохо её понимала. И при Хозяйке разве кто-то решится Лилию обидеть или жевать человечину? — Ладно, — сказала Лилия и встала, неловко переступая, потому что отсидела ноги, и принялась затягивать на сапогах завязки. Она сумела этому научиться благодаря стараниям Кысь, и была страшно горда. — Как вам моя сестра? — спросила Возерай между делом, пока Лилия изо всех сил обувалась. — Надеюсь, она тоже будет сидеть рядом. Возерай просияла. Лилия вышла в коридор стеснённо, но Возерай шла слева, а Ива справа, и она наконец взяла себя в руки. — Не стоит волноваться, они в силах вести себя достойно. И я не оставлю вас ни на миг. — пообещала Возерай ещё раз. Вид у Лилии был такой, что чем больше, тем лучше. — А Тень и Тишь? Они будут? — Да, я их временно помиловала. Я бы не стала так поступать, если бы могла отказать им, но по закону я не могу собирать советниц вместе для каких-либо дел, при этом нескольких не приглашая. — «Хороши же у неё советницы», — подумала Лилия. — Но вы ни в коем случае не бойтесь, при мне они ничего не сделают, у них кишка тонка. Разве что, наговорят чепухи. Лилия вздохнула. Она хотела улыбнуться, но не сумела. — Я не знаю, как вести себя за столом, — в очередной раз сказала она, а Возерай как и прежде махнула рукой. — Не волнуйтесь. Всё хорошо. К тому же, это нам надо производить впечатление, а не наоборот. — после этих слов Лилия приободрилась. — Ах, да, чуть не забыла. Посуда зачарована. Чтобы взять что-нибудь в руки, просто подумайте, что оно уже у вас, и ни в коем случае не ловите. Убежит. Лилия с недоумением кивнула. Лестница, по которой они шли, выглядела торжественно. Всюду мерцали светлые сферы. Даже рыбы плавали как-то особенно резво. Лилия коснулась пальцами пальцев Возерай, и затем сжала её руку. И почувствовала нечто труднопонимаемое, как в те дни, когда старшие сёстры учили её ездить верхом, и Любовь всё крутилась рядом с Лилией и держала руку совсем рядом с её спиной, чтобы подхватить, если что. Хоть тогда это не слишком помогало — видно такая её доля, всему учиться на собственной неосторожности. И однако надёжность и решительность Возерай перешли к ней от прикосновения, и побежали по крови к сердцу. «Что со мной творится такое... — Подумала Лилия с удовольствием. — Не хочу отпускать её руку. Пусть ведёт меня куда угодно». Она размечталась. За окнами, как молнии, промчались извивающиеся длинные худые рыбы, мелькнули и пропали. Тихо горели праздничные сферы, а песок на полу сверкал, как огонь, и отражал радугу, как снег. Они вышли на широченную лестницу, и Лилия задрала голову, — потолок, висевший где-то в миле над ней, украшался цветными плитами, которые изображали цветок. Должно быть, плиты были размером с её сад. Она так впечатлилась потолком, что, когда Возерай слегка надавила на её ладонь, указывая, что нужно повернуть налево, в высокий коридор тоже с лестницей, даже огорчилась. Вдруг ступени прервались. Впереди Лилия заметила в полу чёрную пропасть. На обломанных ступенях виднелись следы когтей. — Это какая-нибудь рыба прорыла тоннель. Или другое существо. — пояснила Ива, заметив, как Лилия вцепилась в руку сестры. — Существо? — опасливо переспросила Лилия. Последние перемены в жизни научили её настороженности. — Озёрный зверь, — предположила Ива. — Но к нам они не приближаются. Фей звери опасаются. В любом случае, нет нужды переживать об этом. Лилия поверила на слово, хотя даже представить, как выглядит такое гигантское и наверняка жутко хищное животное, ей не хотелось. — Как же нам перейти? — меньше всего Лилии бы понравился ответ «переплыть». — Я перенесу нас. Закройте глаза, пожалуйста, — сказала Возерай. Лилия закрыла глаза. Когда она открыла их, прямо перед ней уже высилась дверь, украшенная несколькими каменными головами львиц или медведиц (она никак не могла провести между ними черту), скалившимися на всех приближающихся. В зале, которая являлась Гранитной столовой, стоял шум. Судя по всему, шло горячее обсуждение прибытия человеческой гостьи. Это Лилия услышала даже за несколько шагов до двери. — Уверена, это Серебужна, — задумчиво проговорила Ива, которая тоже возникла из пустоты мгновением позже. Возерай только сердито сжала зубы. — Кто идёт? — спросила львицына голова, и в каждом её глазу загорелось по огоньку. Лилия чуть не подскочила. — Кто третья? — Уважаемая гостья Хозяйки Озёрного края, — ответила Ива. Возерай сурово смотрела на дверь. Лилия стояла, приоткрыв рот. Говорящие камни несколько превышали её границы допустимой странности, хотя она и без того их уже сильно подвинула. Когда глаза каменной львицы погасли, Ива повернула обросшую мхом дверную ручку и они зашли. Стало тихо, как ночью на кладбище. Вместо стола был длинный каменный зверь, обросший мхом. От неожиданности Лилия не могла разобраться, живой ли он. Это слегка её вывело из равновесия, поскольку выражение на морде зверя не значило ничего хорошего. В остальном столовая была, как обычная, для здешней. Гранитные звери невероятного роста, вырезанные из стен, подпирали потолки, а где-то около тысячи свечей создавали сизые, серые и голубые блики всюду, где только можно. Но, пожалуй, интереснее всего были собравшиеся. Лилия с позволенным любопытством рассматривала сидящих за столом. Она знала почти всех. Некоторые присутвующие походили на заросшие мхом и водорослями затонувшие бледные статуи, а некоторые на хищных нахохлившихся птиц, но тоже совсем бледных, и как бы мёртвых. Когда вот так они находились все в одном месте, они создавали странное, таинственное впечатление, как призванные страшным колдовством покойные. На удивление, страх совсем пропал, даже наоборот — увидев Тишь и Тень, Лилия вовсе не испугалась, а, напротив, почувствовала острое желание много что высказать. Хотя она не была уверена в своих силах, но при Возерай она становилась прямо бесстрашной. За столом собрались уже знакомые Лилии Красунь, Ряска, Золотьсиг, Серебужна и прочие, те, с кем Лилия пока не успела сознаться. Судя по внешности, предстояло ещё много весёлых знакомств. Стоило Возерай появиться, и все повскакивали с мест, приветствуя Хозяйку. Советницы молчали и изо всех сил лупились на Лилию. Первой была Тень, походившая на швабру в чёрном балахоне. Когда она сидела за столом, это выходило особенно заметно. Она была вся длинная, а сверху у неё торчало что-то серое, наверное, волосы. Та, что представлялась Серебужной, увешалась жемчугом и украшениями, сделанными из трудно понимаемого вещества, отдалённо проходившего на кривые куски металлической облицовки какого-нибудь сундука, в одном ухе у неё болталась рыбья кость вместо серьги. Когтями она проскребла в каменном столе глубокие борозды и Лилия испугалась, что это от ярости. (На самом деле, Серебужна просто очень волновалась по поводу примет про смертных за столом). Красунь же, наряженная как и до этого, в яркие клочки непонятного происхождения, сердечно улыбалась во всю пасть, будто желая приободрить. Хотя её улыбка явно для этого слабо подходила, Лилия всё равно оценила. Красунь как раз находилась возле трёх пустых мест, и кивнула Лилии для приветствия, и Лилия обрадовано кивнула в ответ. — Можете садиться, — сказала Возерай. Она отодвинула для почётной гостьи стул и Лилия смущённо поблагодарила, — он был из цельного камня, чистая каменная гиря, и даже задвинуть его обратно за стол она не могла. Возерай, впрочем, смекнула, и галантно задвинула стул, когда Лилия села. Серебужна зажмурилась, потому что думала, что вот сейчас потолок и рухнет. Она открыла глаза лишь убедившись, со смешанным чувством страха и изумления, что всё спокойно. — Здравствуй, человек. — шёпотом сказала одна из странноватых женщин, стоило Возерай убрать руку со спинки стула, а Лилии чуть осмотреться. Поздоровавшаяся хотела что-то добавить, но Возерай жестом показала всем замолчать. — Очень рада, что все вы собрались здесь этой ночью. Я хочу представить нашу гостью, Лилию из надводного мира, края Смертных. Больше всего мне бы хотелось, чтобы ей было здесь хорошо, как наверху. Надеюсь, несмотря на уже произошедшие по вине некоторых крайне досадные недоразумения (тут она метнула взгляд в Тень и Тишь), она найдёт общение с нами приятным и занимательным. Лилия очень дорога мне, и я верю, что и вам она будет дорога тоже. Что вы сможете понять её так, как понимаю я, или лучше, и увидите, что разницы между нами нет такой значительной, чтобы о ней стоило упоминать, и что она смотрит на мир почти так же своеобразно и свободно, как лучшие и мудрейшие из нас, как сама Лугблескёна. Все захлопали. Лилия слегка смутилась, но привстала и поклонилась для приличия. — Благодарю, очень приятно, — сказала она при этом. Слова Возерай ей польстили, таким они были выданы милым и гордым голосом. — Ух ты, она умеет разговаривать. — обрадовалась одна из сидевших близко к Лилии незнакомок, которая до этого с ней поздоровалась. (Её звали Улитказмей), — А я думала, те, кто сверху, умеют только кричать. Ива строго с намёком кашлянула, а Возерай, одарив советницу холодным, как вечные льды, взглядом, улыбнулась Лилии. Лилия подняла брови, но ничего не сказала, она даже не стала думать, шутка ли это. Улитказмей, впрочем, и не собиралась продолжать. Дальше Возерай представила Лилии советниц. Одну, похожую на зимнюю тучу, звали Весзор; вид у неё был недружелюбный. Она была жутковата, и сидела сгрудившись, одетая в какие-то бесформенные железки. Ещё была эта неприятная Улитказмей и Лёд. «Так вот она какая, — вздохнула Лилия, окатив Лёд взглядом. — Это из-за неё я тут прозябаю. Ну, теперь я хоть знаю её в лицо...» За столом сиделось с трудом. Хотя советницы завели между собой разговор лёгкий и непринуждённый, и даже иногда кивали Лилии, спрашивая её точку зрения. Конечно, в основном старались Ива и Красунь. Но Лилии всё равно было неудобно. В основном потому, она не привыкла к стульям из камней. Это оказалось больно для всей её задней части. Но, к счастью, еда была съедобная; на первое были поросята, набитые жареными грибами, алые помидоры покрывали их, как кольчуга; варёные раки, осетрина вся в золоте подливы, лепешки с яблоками и абрикосами, пироги с хеком и щукой, невероятно жирные, и Лилия недоумевала, как жир может не расплываться в воде. Она бы как-нибудь это проверила, но за столом было некрасиво. Хотя скоро с едой стали происходить трудности. Всё, кроме еды, что находилось на столе, в самом деле было зачарованно. Ложки думали, что они рыбы. Ножи извивались, как змеи. Стеклянный гусь, в котором лежали фрукты, вертел прозрачной головой. Вытянутое блюдечко с маринованными сливами бегало за чашкой с икрой, как какие-нибудь озёрные зверьки. «Это, наверное, как подводные кошка и мышь», — догадалась Лилия. Она прекрасно помнила наказ не ловить посуду. Но как же можно не ловить её, если она уплывает? Лилия держала ложку так крепко, как могла. Но та вырывалась. Лилия старалась не привлекать внимание. Когда же дело дошло до пирога, который ей заботливо положила на тарелку Ива (она явно сочла себя обязанной немного Лилии поприслуживать), Лилия была уже на грани. «Ну, если мои вилки перестанут драться, я, наверное, смогу поесть» — подумала она в отчаянии, почти готовая отпустить их. Возерай едва заметно шевельнула пальцем и вилки замерли, как заледенели. Лилия подарила колдунье полный благодарности взгляд. Возерай улыбнулась самыми кончиками губ в ответ. — Что вы думаете о местной природе? — поинтересовалась у Лилии Тишь, изобразив почтение голосом. — Мне очень нравится, что растения растут здесь прямо из пола, — ответила Лилия довольно скромно. В остальном она могла только жаловаться. Тишь её ответ рассмешил, а Ива принялась расспрашивать Лилию про то, какие растения есть наверху, не забывая показывать живой интерес к этой теме. Чужие глаза продолжали цепляться за Лилию. Быть может, советницам просто было любопытно. Она выпила немного вина, для придания себе безразличия, — у вина был слабый травяной и медовый привкус, крайне заманчивый, — потом ещё немного, и, вероятно, слегка переборщила. На этом она решила углубиться в содержимое тарелки, пусть уж рассматривают. Может, пойдёт на пользу, хоть узнают, как выглядят живые люди. — Вам очень к лицу красный, — скромно проговорила Красунь, кивнув на накидку Лилии. — Приятно слышать, — умилилась Лилия, ожидавшая ласкового слова в последнюю очередь. — И я счастлива, что вы к нам пришли. — призналась Красунь. Вот у неё страх как ловко получалось держать вилки, Лилия невольно позавидовала. — У вас тоже весьма необычное и впечатляющее одеяние, — осмелилась Лилия, не слукавив ни словом. — Я тоже рада, что мне хватило решительности. Она начинала жалеть, что выпила разом так много; слова у неё выходили как-то странно. — А могло не хватить? — спросила Улитказмей, и отпила из большого бокала. — Я слегка нервничала, — со всей вежливостью заявила Лилия. — К тому же, я не могу есть почти всё из того, что можете есть вы. Это ведь довольно неловко. — А, вот оно что, — сухо отозвалась Улитказмей. — Но я очень ошиблась, всё чудесно, — проговорила Лилия, часто заморгав, потому что свет тысяч свечей стал резать ей глаза. Незначительно слева от Лилии сидела Золотьсиг. — Жаль, что сегодня не подают на завтрак мяса. — промычала она. Лилия сморщила нос и повернулась к Золотьсиг первее, чем Возерай успела метнуть ещё один суровый взгляд. — Мяса? И чьё же мясо вы обычно едите? — явно вопрос предшествовал какой-то буре. — Чьё-нибудь, — скромно ответила Золотьсиг и захихикала. — Например? — Самое разное мясо. Возерай явно хотела прервать это, но Лилия была быстрее. — Разрешите поинтересоваться, с какой целью вы об этом сейчас рассуждаете? — Поделиться своими мыслями захотелось, — ответила Золотьсиг. — А вы что подумали, любовница Луны? Что я вас съесть хочу? — Зачем вы едите людей? — Лилии страшно захотелось этот вопрос прокричать, но она ещё довольно сдержанно его задала. Озёрные женщины изумились. — Довольно, — тяжёлым голосом сказала Возерай, а Лилия нахмурилась ещё сильнее. — Не нужно, Возерай, пожалуйста, пусть ответит. Зачем вы едите людей? — Зачем? Чтобы вкусно и сытно пообедать, или позавтракать. — пояснила Золотьсиг. — Или поужинать! — хохотнула Ряска. Ива ещё раз кашлянула. Ряска громко уронила ложку на тарелку под её тяжёлым взглядом. Лилия стала белая от злости. — О, не переживайте, любовница Луны, люди сюда попадают редко. Так что мы лакомимся ими не каждый день. К тому же, вы ведь тоже едите животных. — Золотьсиг, — сказала Ива. — Но люди не животные, — Лилия жестом показала, что в помощи всё ещё не нуждается. Чувства, её переполнявшие, она даже не могла бы описать. Она ощущала такую неприязнь и отвращение, какие редко кому удаётся ощутить. — Животные, как ни на есть. — упорствовала Золотьсиг. — Люди умеют разговаривать, — уверенно заявила Лилия. Возерай настороженно наблюдала. — Почти все животные могут как-то общаться между собой, — сказала Серебужна таким тоном, будто вела урок, а Лилия забыла сделать домашнее задание. Красунь расстроено отвернулась. Она вообще не хотела бы это обсуждать, она любила вкусно поесть. Даже еда сверху её почти устраивала, главное, что вкусно и съедобно. «Ели бы и ели, зачем устраивать за столом разборки» — подумала она. — Но люди так же разумны, как вы. — Лилия держала себя в руках из последних сил. Что за чушь постоянно творилась вокруг неё. — Чепуха, здесь почти каждая рыба вдвое умнее тебя. Не хочешь ли ты запретить мне и рыбу есть? Лилия сделала вид, что не слышала, к тому же не было понятно, оскорбление ли это. — Но вы такие же, как люди, вы похожи на людей! — Мы похожи, да. И? Люди тоже много чем похожи на животных, которых едят. Два глаза, два уха, четыре лапки, всё такое. Люди едят других животных, потому что умнее этих животных, и у тебя дома всех это устраивает. Люди думают, самое главное — это ум. Но это потому, что ничего получше у людей нету. Ну а мы едим людей и остальных животных, потому что владеем колдовскими силами, и могущественнее всех. Самое главное — колдовство. — Это же совершенно чудовищно! — вышла из себя Лилия, почти подскакивая на месте, но Возерай попросила её взглядом успокоиться. — Явное сумасшествие. Я не хочу жить рядом с теми, кто питается человечиной. — Тогда можете прямо сейчас уходить, Язуруть вас проводит. — Золотьсиг, — мягко позвала её Возерай и Золотьсиг присмирела. У неё не было особого настроения ругаться, но человеческое мясо она любила, и готова была ради него и поспорить. — Но Золотьсиг верно говорит, — возмутилась Серебужна, поставив громко бокал на стол. — А вот Лилия просто высказывает свои чувства. Вместо того, чтобы обозначить серьёзные причины, почему нельзя есть людей. Да, ей не нравится, что людей едят, — потому, что она сама человек. Это только её мнение, что людей есть нельзя, а мы придерживаемся иного. Возерай посмотрела на Серебужну, как бы говоря: «Неужели так трудно проявить тепло и дружелюбие один раз?» — Я не «высказываю свои чувства», как вы изволили выразиться. Я считаю, всё, что я сказала, вполне можно считать значительными причинами. Но если вас не устраивают они, или то, как я их подала, то дайте мне немного времени, и я придумаю, как внятно донести до вас эти очевидные вещи. — ехидно-любезно сообщила Лилия, слегка перегнувшись через стол. Золотьсиг слушала её вполуха. — Да можете хоть всю свою оставшуюся жизнь этим заниматься, ничего у вас не выйдет. Люди — животные, а животных мы едим... Лилия злобно её перебила. — А сами вы не животные? И, в любом случае, может быть, вам пора пересмотреть свои предпочтения? Как-то меняться, совершенствоваться, в том числе и начать считать людей за людей? — Да что вы от нас хотите? Вас никто не трогает. А если вдруг решится, то ей Возерай сразу голову открутит, мы её настроения уже поняли по этому поводу... — Золотьсиг подняла глаза и заметила косой взгляд Хозяйки. — Так что успокойтесь, и кушайте. — Повежливее, Золотьсиг? — спросила Возерай. — Извините, Лилия. Лилия угрюмо помолчала. Она не собиралась никого извинять. — Люди разумны. Вы это знаете. — сказала она хрипловато. — Это не причина их не есть. — спокойно отговорилась Золотьсиг, и положила в рот целого рака во всех доспехах. — Нельзя есть разумных существ! — Лилии казалось, она говорит сама с собой. «Я сижу за столом с кучей людоедок, и они ещё меня не съели только потому, что слева от меня сидит Возерай. Что я им рассказываю и зачем?» — А чем докажете, что люди разумны? — захихикала Ряска. Она с любопытством наблюдала перебранку. — Да разве тут нужны доказательства? — изумилась Лилия. — Вы и так понимаете! — Доказательства нужны всегда, — заверила Красунь. Она решила сытно позавтракать во что бы то ни стало, и сейчас с наслаждением жевала рыбьи кости. — Люди думают о своей смерти. Они знают, что умрут. Неразумные существа не думают о смерти. Золотьсиг просто рассмеялась. — Не хотите ли вы сказать, что и мы неразумны? Мы ведь так же не думаем о своей смерти — мы бессмертны. «Как же! — подумала Лилия. — Тебя просто нужно резать особенным ножиком. Гордячки». — Это не одно и тоже, — заспорила она. — Я живу уже семь тысяч лет, и я видела, как люди уничтожают и мучают друг друга, как губят самих себя. Разрушают, всё что другие построили, и сами строят на развалинах и из развалин, лишь затем, чтобы это другими однажды было разрушено. Как люди готовы на всё, — слышите? — на всё, что угодно, чтобы выжить. Хотя казалось бы, зачем им такая жизнь? Я видела всю человеческую природу, как она есть. И она заключается в смерти, в уничтожении. Может, людям даже лучше, если мы съедим некоторую их часть. Да им места будет больше. Для них умирать это естественно. — А вам известно, что лучше достойная смерть, чем недостойная жизнь? Пусть и вечная. Все за столом наблюдали это крайне напряжённо. Ива сжала ложку до такой степени, что погнула, и та трепыхалась, как рыбка в сети. — Любопытно, безусловно, у меня тоже есть, что рассказать по этому поводу! — вдруг воскликнула Ряска, — Я знаю одну сказку. Вы послушайте внимательно, пожалуйста. И любовница Луны тоже. Жили-были на далёкой звезде волшебницы и встретили сиротку-щенка, который умел играть на барабане. Они взяли его домой. Всё. Тень была в восторге. Золотьсиг улыбнулась. Возерай устало откинулась на спинку стула. Лилия уставилась на Ряску. — Если кого-то не устраивает завтрак, встаньте пожалуйста. — попросила Возерай. Встали только Серебужна и Золотьсиг. — Славно. Можете выйти, и закрыть дверь с той стороны? Серебужна и Золотьсиг, проговорив что-то на прощание, громко отодвинули стулья и зашагали к двери. Ряска скорчила им рожу. — Ну вот, как хорошо, — обрадовалась Красунь. — Давайте поговорим о чём-нибудь отвлечённом. — Я всего лишь хотела донести мысль, что люди вообще-то живые, осознают свою жизнь, и умирать не хотят, — заметила Лилия. — Кто же хочет? — невесело спросила Красунь. — Однако людям в этом вопросе действительно не позавидуешь, они ведь живут-то лет по семьдесят. Какая уж им разница?.. — Довольно невежливо делать подобные замечания, — обиделась Лилия. Она была бы и не против жить подольше, но её будто не спрашивали. — Ну, никто не виновата, что люди такие хлипкие, — пожала плечами Красунь. Впрочем, на лице её было искреннее недопонимание и сострадание. — У них, к тому же, и умений никаких нет. Как они живут вообще? — наверное, задеть Лилию она не пыталась. — А какие у вас есть умения? — терпеливо и вежливо поинтересовалась Лилия, чтобы не начинать пререкаться заново. — Я могу влиять на мысли и чувства других женщин, — охотно принялась объяснять Красунь. Смена темы ей понравилась. — Скажем, будет кому-нибудь одиноко или грустно, а я могу сказать ей несколько тёплых слов, и ей сразу лучше. Колдовство такое. Но я не часто пользуюсь им; оно забирает силы. Или, скажем, у Серебужны есть умение превращать лунный свет в нитки. Она замечательно украшает одежду. А у Возерай есть умение зачаровывать вещи так, чтобы они имели волшебные свойства, например, чтобы согревать вас в воде. Но последнее-то вы уже знаете. — Это действительно чудесно, — восхитилась Лилия. — А я умею ходить на руках, — сказала Ряска. — Могу ходить хоть очень долго. Такой вот необычайный талант! — Жаль, конечно, что у людей такого нет, но куда им, — улыбнулась Красунь. Лилия огорчилась и решила от темы с людьми опять уйти. Ряска как раз в это время присвистнула как какая-нибудь смешная лесная крошка-птичка и пронзительно защёлкала. От этого Лилия чуть не подпрыгнула. — Твой настоящий талант в том, что ты умеешь подражать голосам разных существ, не так ли? — спросила она, догадавшись. — Не-е, — протянула Ряска и захихикала, — Хотя ты верно подметила, я могу говорить как кто угодно. Могу изобразить жабу, сову, лисий смех, посуду, разочарование, пурпурный или время. Лилия уставилась на неё. — Что? Я поняла про сову и лисий смех, но как можно изобразить пурпурный? Или, как изобразить время? — Ты глупенькая, да? — Ряска, можно попросить тебя проявить чуть больше уважения к гостье? — спросила Возерай нежным голоском. Она опять начала закипать. — Хорошо, — мирно согласилась Ряска. — Прошу прощения! Я не очень понимаю, как выражать людям уважение. Я лучше ей просто покажу пурпурный. Она встала с места, подошла к Лилии и замолкла, как бы собираясь с силами. Лилия выжидающе на неё уставилась. — А-а-а-аа, — ей в лицо рявкнула Ряска, и Лилия дёрнулась в сторону и не свалилась вместе со стулом только потому, что он был из камня. Ряска облизала губы. — Нет, подожди, это был голубой. Сейчас. — Нет-нет, довольно, я примерно представляю. — проговорила Лилия. — Ряска, — сказала Возерай. — Ряска, не утруждайся, прошу тебя, — проговорила чётко и громко Ива. — По-хорошему. — Да не старайся, Ряска, куда уж ей хоть что-то понять в твоём таланте, — фыркнула Тень. Она с самым лентяйским видом отпивала из кубка время от времени и наблюдала все события очень оживлённо, хотя не вмешивалась. Ряска засмущалась. — Ой, а мне кажется, она оценила, даже подпрыгнула на месте от радости. — Тень, тебя я тоже очень прошу. — добавила Возерай, сладко улыбаясь. Тень сделала непроницаемо-приличное выражение лица и умолкла. Зато Ряска блестела от удовольствия, как начищенное серебро. — Я ещё умею играть на хрустальных бокалах, хотите, покажу? Лилии не очень хотелось, и она поспешила заявить об этом, но на её робкое: — Не стоит утруждаться, прошу вас... — Ряска, не дожидаясь согласия, принялась швырять бокалы об пол. — Вот так! Вот так! — повторяла она при этом. Красунь зажмурилась, потому что ей не повезло сидеть слишком близко к погрому. — Хватит, — попросила Возерай и Ряска мигом села. Лилия вздохнула и решила не придавать значения дальнейшим поддеваниям от кого бы то ни было, и просто есть. Хотя вообще, — и в этом она себе призналась — она и сама, что называется, хороша. — Жаль, конечно, что Золотьсиг ушла... — пробормотала Ряска. — Она знает множество забавных шуточек... — И ещё жаль, что тут нет мяса, — добавила Тень. До сих пор она чудом про это молчала. Красунь удержалась, чтобы не закатить глаза. — Как это, нет? — спросила Лилия злобно. — Хотелось бы другое, — ответила Тень. — И чем же вас эта еда не устраивает? — спросила Лилия, а Возерай, явно намеревавшаяся раздавить новый спор в самом начале, только нахмурилась. — Устраивает, интересненькая еда. Но было бы ещё лучше, если бы вы тоже были, так сказать, частью... — Можете заесть своё горе раками, — посоветовала Лилия. — Уверена, что вам без разницы, чем набить желудок, или что там у вас вместо него. — Чтоб ты человеческой едой своей подавилась. — сердито буркнула Тень. Но Лилия ничуть не оскорбилась — она настолько смирилась с Тенью, что её мнение стала оценивать примерно так же, как мнение о себе какой-нибудь табуретки. — Может, вам стоит есть что-то кроме мяса? — спросила она. — Мне казалось, у вас тут много разного, найдётся, чем поживиться. — Поживиться! Чем же, вашей дрянью, той гадостью, которую вы изволите жрать? А песочку не хочешь скушать? — Тихо, — велела Возерай железным голосом, — Разговаривайте вежливо. Уважение, Тень. — Да как можно говорить с ней с уважением, если я не чувствую никакого уважения? Уважение сначала надо заслужить! А она что? Свалилась, как снег на голову и сидит тут, указывает, что нам есть, что не есть, надоела. Вот хорошо Сколеск сделала, что ушла сразу, таких противных гадин терпеть — это надо совсем сбрендить. Всё это Возерай выслушала холодно. — Вставай и умри любой смертью на свой выбор. — велела она. Дальше было то, чего Лилия ни капельки не ожидала. Тень вскочила, схватила нож и вонзила себе в грудь. Лилия вскрикнула, а Ива вовремя закрыла её полой плаща, чтобы хлынувшая на стол кровь не стекла на рукава Лилииной рубашки. Тень упала на пол. Лилия сидела с открытым ртом, дрожа и выронив из руки вилку. — Не переживайте, с ней ничего не будет, — принялась объяснять Ива. — Вы не знаете, должно быть. Нас просто так убить нельзя, даже если проткнуть сердце ножом, оно само исцеляется. Всё потому, что Возерай хранит нашу суть как слияние в обруче. Так что вы не бойтесь! Сейчас эта недоумная опять вскочит... Не успела испуганная Лилия перевести дыхание, как Тень и впрямь села. Рана её сама собой пропала. — Что я не так сказала? — её голос походил на наждачную бумагу. — Вот вы Хозяйка скажите, в чём я не права? — Сделай милость, составь общество Золотьсиг и Серебужне, — попросила Возерай. Тень поднялась и неохотно поплелась вон. — Прошу прощения, — сказала Возерай, обращаясь ко всем в общем. Потом она перевела взгляд на Лилию. — Всё хорошо? Должно быть, действительно ничего особенного. Все как сидели, так и продолжили сидеть, будто с Тенью ничего не случилось. Никто даже не охнула. Кровь сама собой исчезала со стола, будто испарялась. — Да, конечно... — ответила Лилия судорожно вспоминая, как разговаривать. Она не забыла, что Возерай говорила про оружие, но одно дело — просто что-то знать, а другое — когда прямо перед тобой убиваются ножом. — Но у меня, пожалуй, больше не получится ничего съесть. — Извините, — раскаиваясь, произнесла Возерай. Ей стало стыдно. — Думаю, больше ничего подобного не произойдёт. — успокоила Лилию Весзор. Лилия задержала вдох при звуке её низкого и глухого голоса. — Тень не всегда такая, если хотите знать. Она бывает очень доброй и отзывчивой. — Лилия попробовала это представить. — Жаль, что вам она показывает только худшую сторону. Впрочем, как и некоторые другие. Она даже ни на кого не посмотрела, но Лилия почувствовала, что она как будто указывает ей на Тишь, Ряску и Красунь. — Я... Всё равно постараюсь разглядеть её лучшие качества, — уверила Весзор Лилия, и удивилась сама себе: она как бы и не хотела это раньше говорить, но после слов этой странной грубоватой на вид женщины мысли сами собой возникли в голове, естественным образом. — Вы ведь не уйдёте даже после их отвратительного и неуважительного поведения, не так ли? — спросила Весзор. — Не уйду, — подтвердила Лилия. — Отлично; я в вас не сомневалась. Она оскалилась, показывая множество небольших острых зубов, но вместо отвращения Лилия улыбнулась в ответ. — Зачем же мне уходить, если все, кто причиняли мне неудобства, ушли? Будет гораздо разумнее остаться. — сказала она. — Попробуйте яблоки, — посоветовала Лилии Ива. — Они из нашего сада.