Mon amour

Филеаса пробрала юношеская дрожь, когда он увидел эбеновые пальцы на своей бледной, неистово вздымающейся груди. Он чувствовал сейчас свое сердце под его ладонью так же хорошо, как руки или ноги. - Месье… Паспарту стиснул узкие плечи, его полные губы прошлись по ржаным веснушкам на обветренном лице. Каждое пятнышко на его заматеревшей, соленой коже восхищало Жана, разжигало в нем желание. Наглаживая длинные белые ноги, перекинутые через его талию, Паспарту мурлыкал: - Вы такой высоченный. Ночи не хватит, чтобы покрыть вас всего поцелуями. Разве что зимней. Филеас застонал, откидываясь на кровать, мокрые каштановые волосы разметались по белоснежной простыни. Какая же красивая длинная жилистая шея. Словно высечена в камне придирчивым скульптором. Острый кадык. Глубокая ямочка между отчетливо проступающими ключицами. Жан осыпал все это мраморное богатство нежными поцелуями. Такая прекрасная уязвимая спина с тонкими изящными позвонками и этими торчащими, точно крылья, лопатками. Рассеченная на две половины багровой полосой, оставшейся от бича - по вине Паспарту. Он осторожно целует затягивающуюся рану, и Фогг почему-то задыхается от этого. Его худая белая задница в черных сильных руках, они раздвигают его бедра, словно тростинки, и губы прижимаются с внутренней стороны, целуя все ниже и ниже, подбираясь к расставленным коленям. - Ах, Жан, - проводя широкими ладонями по икрам, он видит, как пальцы на ногах Фогга поджимаются. Целует свод стопы и сразу переходит к отчаянно сжимающейся дырочке, заставляя Филеаса всхлипнуть и выгнуться еще сильнее. - Месье, у вас такая нежная кожа, - прошептал Паспарту, снова целуя его, - И вы дрожите, месье… Жан гладил его бедра, чувствуя, как колотит Фогга, и принялся лизать его маленькое узкое колечко, щекотать его языком. Оно так приятно вздрагивало и сокращалось от его ласк; Паспарту облизал палец и погладил его. - Прошу, впустите меня, месье, - ворковал он с французским акцентом, катая самые обыкновенные слова так, что они становились битым стеклом под кожей Фогга.  - Вы такой там славный, такой узкий… Прежде Фогг никому не позволял вторгаться в себя, и это было ощущением странным, незнакомым, головокружительным. Несмотря на то, что это был всего один палец, его Филеасу оказалось предостаточно. Жан поиграл с ним, добиваясь самых откровенных влажных звуков, и Фогг горел от стыда, одновременно желая, чтобы он не останавливался. У Филеаса неимоверно стояло, у него не было такого стояка с тех самых пор, как Эстелла покинула его. Паспарту навис над ним, его влажное после мытья тело отливало бронзой в теплом свете масляных ламп, идеальное сильное тело. Длинные бледные пальцы на обсидиановой коже, теперь Фогг касается его губами - такой молодой, сильный, красивый мужчина, и он хочет его, это читалось в его пожирающем взгляде и мелких каплях пота на висках. Фогга сводили с ума его мускулы, его крепкий, шоколадного цвета член с багровой головкой, касающийся сейчас его живота. - Вы уверены, месье? - снова этот французский акцент, от которого поджилки трясутся, это гулкое рокочущее "р", входящее своими прохладными пальцами прямо в плоть подреберья. - Да, - тихо отвечает Фогг и тихо стонет от боли, когда в него входит второй палец. - Шшш, mon cher, - Паспарту тянется смочить пальцы своей слюной, но Филеас перехватывает их, вбирая в рот, и дыхание француза пресекается, - Merde! - Не ругайся, Жан, - догадался Фогг, вставляя теплые влажные пальцы в себя, снова не в силах сдержать стона, уже более довольного, - Жду не дождусь ощутить тебя в себе. Паспарту улыбнулся, уверенно лаская простату Филеаса и наслаждаясь его удивленными, сбивчивыми, задыхающимися стонами, его темными глазами, бегающими под полуприкрытыми веками, другой рукой сжимая худые запястья над его головой и в ответ получая стон громче прежнего и спину, отрывающуюся от простыни. Уже не спрашивая разрешения, снова действуя чересчур нагло для простого камердинера, толкает горячие пальцы в рот Фоггу, и того от этого ведет, лихорадочный румянец горит на его щеках, глаза блестят, грудь выгнута колесом. Он так возбужден и не скрывает этого, больше не скрывает. То, что произошло между ними на острове, когда Фогг растирал его закоченевшие мышцы и грел своим телом, а затем едва не поцеловал его - если бы не приплывший слегка не вовремя паром - сломало все различия между ними - возраст, статус, раса, какие-то абсолютно неважные сейчас обиды.  Жана по-настоящему потрясло то, как Фогг умеет любить, и все его путешествие теперь не казалось какой-то глупой попыткой щегольнуть перед членами Реформ-клуба, стать самым джентльменским джентльменом и выиграть кучу денег. Теперь он горел и его путешествием и им самим, целуя и лаская мужчину все глубже и быстрее. - Третий палец, mon cher, - задыхался он Фоггу в губы и разразился длинной фразой на французском, полной отчаянного желания трахнуть англичанина как можно скорее. Филеас ответственно терпел, только негромко мычал и хватал ртом воздух, скребя ногтями то простыни, то спину мужчины. Первый раз он всегда неловкий, к тому же для Фогга это был самый-самый первый раз с мужчиной, и он тяжело дышал, плакал, но терпел, ну что за прекрасный ангел угодил в руки Паспарту. Француз, в свою очередь, не двигался и даже не дышал, он не имеет права сейчас все испортить и причинить боли больше, чем необходимо, не простит себе кровь на простынях; Фогг даже не давал ему погладить себя, болезненно морщась. Для того, чтобы позволить Жану двигаться и вообще управлять процессом, нужен был громадный уровень доверия и взаимопонимания, к которым они только недавно начали приближаться, и он молился сейчас, только бы Фогг позволил ему довести дело до конца самостоятельно, показать, что он готов открыться, что он любит его. - Жан, - прошептал Фогг, не открывая глаз. - Да, Филеас, - так же тихо ответил Паспарту. - Я люблю тебя. Жан поднял брови - о, это было сказано так запальчиво, в агонии и страсти от его крупного члена внутри, и не верилось, что это происходит на самом деле. Это сырое, подслеповатое ощущение пока что не было каким-то глубоким чувством, но оно кололо грудь и отзывалось, и пело, прекрасное в своей обескураженности, несовершенстве и искренности. - Рад слышать это, mon amour. - Что это значит? - через силу выдавил Фогг. - "Любовь моя," - по буквам произнес Паспарту. Филеас улыбнулся и кивнул, и чем-то, наверное, задним умом Жан понял, что уже можно. Тяжелый рваный вздох, полурыдание-полувсхлип, крупная дрожь по телу, рука на члене Фогга. - Прошу тебя, помедленнее, - лицо Филеаса еще больше побледнело от боли, он дышал сквозь зубы. - Хорошо, mon amour. Я буду нежен, - Паспарту поцеловал мужчину, осторожно наглаживая его все еще крепко стоящий член. Добавив слюны, Жан облегчил введение, и Филеас наконец начал получать удовольствие. Тупое и неохотное поначалу, но постепенно становящееся все резче и ярче, как натираемая до блеска линза. Паспарту не спешил, и Филеас сквозь слезы любовался им, его движениями, сродни движениям большой кошки, пересекающей саванну в поисках добычи. Все глубже и глубже, не идеально, но хорошо, это чувство скольжения, вторжения, но такого щемяще-сладкого потрясло Филеаса, до чего удивительно оказалось чувствовать себя изнутри и соединяться с другим человеком подобным уязвимым образом - отдавая себя, открываясь, оказывая высшую степень доверия. Паспарту - не Беллами и не станет его сейчас унижать, он действительно был нежен и довольно трепетно целовал приоткрытые губы Фогга, не переставая ритмично ласкать его член. И Филеас вдруг почувствовал, что он на грани, что он способен кончить от самой синергии всех этих ощущений - запаха Жана, голоса Жана, тепла его кожи, трения тел, ощущения, как он неторопливо наполняет его. И он просто сделал это, кончил с долгим стоном, подбрасывая придавленные к кровати бедра. Оргазм был тихим, мягким, неожиданным и удивительным, от новых толчков повторяющимся и глубоким-сладким. Фогг принял его и пропустил через себя с чувством первооткрывателя, и это было потрясающим подарком от Паспарту, еще одно незабываемое переживание в копилку впечатлений, которое он будет бережно хранить. И ни за что не позволит этому появиться в газетах, Боже упаси. Жан мягко вышел из него, вылизывая мокрый от спермы живот Фогга и лаская себя. Филеас не ожидал от себя подобного, но его опавший член снова налился силой и от пары бережных движений кулака Паспарту вновь излился еще более глубоким, нежным наслаждением. Филеас еще никогда не чувствовал себя настолько вымотанным после секса и настолько же удовлетворенным. Жан кончил в платок, лег рядом и косил взглядом, словно спрашивал, хочет ли Филеас пообниматься после секса или поговорить и все такое. Фогг молча положил подбородок ему на плечо и закрыл глаза. Море и усталость укачивали его, сквозь пелену сна он ощутил легкие поцелуи в обе щеки и услышал тихое: - Доброй ночи, mon amour.